Текст книги "Пылающие сердца"

Глава 3

Я собираюсь на работу и нервничаю: Милаша дуется. Она сидит на кровати в одних колготках.

– Вытащи палец! – приказываю я, пробегая мимо.

Я уже полностью готова, остаётся только одеть дочь, но она, как назло, проснулась сегодня в плохом настроении и все утро капризничает: перебирает наряды, отказывается чистить зубы и умываться.

– Не хочу, – отвечает дочь и засовывает палец ещё глубже.

Я подлетаю к ней, вытаскиваю палец и вытираю нос.

– Сморкайся.

– Не хочу.

– Я тебя накажу сейчас! Одевайся.

– А я на тебя обижусь! Вот!

Дочка сплетает на груди руки и отворачивается. Что за несносный ребёнок! Я останавливаюсь перед ней и хмурю брови: «Господи! Дай мне терпения!» Сегодня Милаша бесит меня невероятно. Хочется схватить ее, перегнуть через колено и отшлепать по пухлой попе, чтобы в следующий раз не повадно было. Но я держусь изо всех сил: физические наказания в нашей маленькой семье под строгим запретом. Моя мама, (а живем мы вместе) любит повторять:

– Не можешь убедить ребёнка словами, значит плохо стараешься.

Я стараюсь. Ещё как! Но не всегда хватает терпения. Психологи советуют сесть так, чтобы глаза находились на уровне глаз ребёнка, и предложить ему выбор.

– Милаша, я опаздываю на работу, – ласково заливаюсь соловьем я. – Если ты сейчас быстро оденешься, после садика я куплю тебе мороженое. Хочешь?

Кивок согласия. У меня невольно вырывается вздох облегчения: наконец-то.

– Выбирай тогда: капризы или мороженое.

Но из-за нервозности мои слова звучат резко и грозно, как ультиматум.

Дочка поднимает на меня ясные серые глазёнки, которые тут же наполняются слезами. Вот беда! Достигнутое перемирие нарушается.

– Не хочу тебя слушать! – Милаша закрывает уши ладошками. – Как можно кричать на своего ребёнка!

– Но я не…

Я застываю на месте. Моя умненькая девочка заговорила в полтора года и к четырём приобрела не по-детски взрослую речь. Она как губка впитывает все сказанное вокруг, потом трансформирует ее в своей маленькой головке и выдаёт реплики типа этой.

– Дина, не кричи на ребёнка! – как фурия прилетает из кухни мама.

Так, подоспела тяжелая артиллерия в виде бабули. Милаша довольно улыбается. Этот бесёнок добился своего и теперь счастлив.

– Я опаздываю. Мама, ты же знаешь! Мое начальство не любит недисциплинированных сотрудников. Что обо мне подумают? – не выдержала наконец я.

– Ты сама нервничаешь, вот и внучка тоже.

– Да, я нервничаю, – как ни в чем ни бывало подтверждает дочь.

Я вздохнула несколько раз, посчитала про себя до трёх, больше не хватило терпения, и спокойно сказала:

– Дамы, вы хотите, чтобы я осталась без работы? А на что жить тогда будем?

– Дина, не заводись, – отмахивается от меня мама. – Милаша, иди к бабушке. Я тебе помогу одеться. Какое платье сегодня выбрала?

Она протягивает руки к надувшийся, как мышь на крупу, девочке, но та утыкается в мои колени.

– Я к маме хочу.

Так, кажется, кризис миновал. Милана очень тонко чувствует атмосферу в доме, и, когда добивается своего, тут же меняет поведение. И так всегда! Дочка ловко управляет двумя взрослыми людьми, и мы поддаемся, потому что любим ее безумно.

Мы быстро оделись и вышли вместе из дома. Пришлось оставить дочь бабушке: она отведет Милашу в садик, который находился в соседнем дворе. Я быстро поцеловала моих любимых, помахала им рукой и побежала к остановке.

Салон «Нефертити», в котором я работала медсестрой-косметологом, располагался в центре Москвы. Массированная реклама, связи и предприимчивость директрисы сделали из маленькой некогда парикмахерской настоящую клинику, где принимали спа-процедуры, оздоравливались и просто наслаждались жизнью знаменитости.

Сегодня на работе аврал. Все словно сошли с ума: бегают, суетятся, стерилизуют инструменты, проверяют наличие идеально чистых простыней, халатов и полотенец. Администратор смены с ног сбилась, отвечая на звонки репортеров и предупреждая других клиентов, что их обязательно примут в следующий раз с бонусной скидкой по оплате. Наша «Орхидея» работает в поте лица, чтобы удовлетворить запросы элитных гостей, но попасть к нам даже они могут только по особым приглашениям или записаться заранее.

Директриса, Марфа Владимировна Киселева, которую мы, как президента, видели только в особо торжественных случаях, а чаще слышали ее указания по телефону, заявилась ни свет ни заря, чтобы лично навести порядок.

Наш салон красоты готовится к приезду элитных гостей. Сегодня вечером торжественное вручение музыкальной премии «Поп-Олимп», и приглашённые артисты начнут приводить в порядок свои ногти, волосы и кожу, стилисты будут подбирать наряды, визажисты делать мейкап, парикмахеры – прически. Многие знаменитости – постоянные клиенты нашего салона.

Всем найдётся работа, в том числе и мне. Обязательно каждый из гостей захочет сделать процедуры для улучшения цвета лица и массаж.

В форс-мажорные дни, как сегодня, у нас всегда запарка: салон посещают не только медийные лица. У дверей вьются толпы поклонников в надежде получить фотографию для Инстаграм или автограф. Не уступают фанатам и репортёры, жаждущие заснять знаменитость и первыми опубликовать горячую новость для глянцевых журналов.

В моём кабинете чисто и уютно. Сюда приходят расслабиться и получить удовольствие, и я даю его посетителям по полной программе. Процедуры по улучшению и омоложению кожи лица очень популярны у толстосумов.

Я специалист широкого профиля, за что меня ценит директриса. Работаю не только руками, но и всеми аппаратами, которые есть в салоне. Электротоки, пилинги, фотоомоложение, криотерапия, лазерные процедуры для лица, инъекции ботокса, мезотерапии, контурной пластики – кажется, нет такого способа омолаживания, которым я не владею.

С гордостью я окидываю взглядом стену, на которой висят мои сертификаты в рамках за стеклом.

Детская мечта – стать врачом-косметологом, не осуществилась. Увы, жизнь сложилась по-иному. Неожиданная беременность и рождение Милаши вынудили меня уйти в академический отпуск с четвёртого курса мединститута.

Вернуться не удалось: нужно было работать и содержать семью. Зарплаты моей мамы – школьного психолога, едва хватало на жизнь. Пришлось закончить курсы косметичек и искать работу по специальности. В «Нефертити» пришла два гола назад, и с тех пор у меня появилась возможность дополнительного заработка, а в нашей маленькой семье – достаток.

– Друзья! Все в холл. Немедленно! – раздался по интеркому голос директора.

Я встала, оглядела кабинет и себя, кажется, придраться не к чему. Приборы сияют чистотой, на полотенцах и салфетках ни пятнышка, мой накрахмаленный халатик хрустит, как первый снег, и отдает голубизной.

В холле собрались все сотрудники и выстроились в ряд.

– Смотри, Дина, что за окном творится, – шепнула мне соседка по кабинету Наташа.

Действительно, еще не приехали гости, а к крыльцу салона уже было не протолкнуться.

– Зачем нас собрали?

– А, Марфуша хочет лично инспектировать каждого, – пожала плечами подруга.

– Кого ждем первым?

– Елену Белкину.

– Это Белль которая?

– Ага. Вылезут из деревни, побегают по ток-шоу зрителями, а потом вдруг становятся певичками, – сердито бормочет Наташа.

– Связи заводят и пользуются ими. А мы не умеем так.

Я кошусь на нее и улыбаюсь. Она, видимо, забыла совсем, что сама несколько лет назад приехала из глухой провинции покорять Москву. Но кто-то становится певицей и получает престижные премии, а кому-то на роду написано делать маникюр и педикюр. Под разной звездой родились, что уж тут поделаешь.

Но в одном Наташа права: Белль всегда ведет себя безобразно. Светская дива заранее предупреждает, что не потерпит рядом с собой других посетителей, поэтому на время ее визита администратор очищает расписание максимально.

– Покажите все свои руки! – слышу приказ директора.

– Ну, началось…

Марфа Владимировна идет вдоль ряда сотрудников и проверяет внешний вид. Сначала оглядывает руки: за длинные ногти и неухоженные кисти можно лишиться месячной премии. Затем проводит краем указки по коже до локтя: проверяет нет ли отросших волос – ничто не должно раздражать элитных клиентов: ни процедуры, ни внешность сотрудников.

Следом приходит черед униформе. Она должна быть просто идеальной. На это представление смотрят люди с улицы. Инспекция директрисы тоже своеобразная реклама. Она словно говорит всем: «Смотрите, здесь желание клиента – закон. В «Нефертити» вас не только хорошо примут, но и дадут новую жизнь».

Мы выдерживаем проверку спокойно: привыкли. Аккуратность и чистота стали второй натурой. Мечтаем только о том, чтобы день прошел без проблем и скандалов.

Увы! Не вышло.

Началось все с малого.

Откуда ни возьмись, появились две девицы. Одна черноволосая, брутальная неформалка, вся в татуировках, а вторая – светленькая и хорошенькая, как куколка, девушка. Они прошли мимо охраны, показав льготные талоны, и прямиком направились к администратору.

Белль как раз сидела на диване в комнате отдыха, расположенной рядом с ресепшн. Она пила кофе и лениво листала глянцевый журнал с собой любимой на обложке, как вдруг увидела незнакомок. Певица швырнула чашку на блюдце так, что кофе выплеснулось на ее розовый халат и вскочила, закрываясь журналом.

– Уберите их! Немедленно! – взвизгнула она.

К ней кинулись сотрудники салона, но недовольная певица послала всех подальше и очень громко. Ее яркая внешность без накладных ресниц и тщательного макияжа сразу пропадала, и на свет появлялась деревенская простушка с лицом, покрытым веснушками и изрытым ямками от перенесенной в детстве ветряной оспы.

Белль потому и требовала соблюдения всех пунктов ее райдера (перечень условий, предъявляемый артистом и музыкантом к принимающей организации), что боялась показаться фанатам такой простолюдинкой.

Кожу певицы помощница визажиста очистила, наложила базу и подготовила к макияжу. Сейчас она глянцево блестела, а глаза, окруженные набрякшими веками, казались маленькими и невыразительными.

Естественно, Белль не хотела, чтобы поклонники разглядели ее деревенское лицо. В ожидании визажиста она отдыхала на диване и совершенно не желала, чтобы какие-то незнакомки ворвались в зал и увидели ее натуральную внешность.

Менеджер тут же помчалась разбираться, как эти неотесанные аборигены попали на одно время с Белль.

Выяснилось, что администратор в запарке забыла позвонить хозяину талонов и перенести этот визит на другое время. Бедная Светлана Сергеевна побледнела и даже стала заикаться от испуга, представив, какой сейчас разразится скандал. Она метнулась к девушкам, потому что ситуация неловкая, но разрешимая.

– Уважаемая Карина Ивановна, – начала она, заглянув в журнал. – У нас сегодня форс-мажорная ситуация. Вы не могли бы…

– Не могла бы! – резко ответила девица и нагло ухмыльнулась. – У меня тоже планы.

– Но…, – растерялась администратор.

– А в чем проблема? Эдуард Ростовцев дал нам с подругой льготные талоны.

Девушка с вызовом посмотрела на администратора. Вторая в это время скромно стояла в стороне и во все глаза разглядывала Белль. Певице на голову накинули полотенце, чтобы спрятать непрезентабельный вид, и повели переодеваться. Вдруг блондинка сорвалась с места и кинулась к поп-диве.

– Простите, пожалуйста, вы могли бы со мной сделать селфи?

Девушка вытащила телефон. Рядом с Белль она выглядела настоящей красавицей. Дива пронзительно закричала:

– Какое селфи? Ты головой дружишь? Хочешь меня на всю страну в таком виде выставить?

Но девушка не обратила внимания на крики. Она мило улыбнулась, включила камеру и несколько раз нажала на кнопку.

Эту историю сейчас рассказывает мне Наташа, которая прибежала в мой кабинет, возбужденно сверкая глазами и захлебываясь от удовольствия.

– Динка, пошли, посмотришь.

– Зачем? Там и без меня зевак хватает.

– Нет, ну, прикольно же. Директриса не знает, кому угодить. С одной стороны, Белль, которая ославит салон на весь бомонд, а с другой – девицы с льготными талонами, выданными влиятельному лицу.

– Откуда они у девушек?

– Талоны? Не знаю?

– Может, сами сделали?

– Кажется, настоящие. Вдруг, какая-нибудь из девушек – дочка того депутата, которому выдали талоны. Сейчас не разберешь: все кричат и ругаются. Дин, пошли, посмотрим.

Я поддаюсь на уговоры. Хотя мне и все равно, что делают в центральном зале, но все же любопытно. Однако стоило мне сделать пару шагов, как в кабинет ворвалась Светлана Сергеевна.

– Дин, возьмешь клиентку?

– Белль у меня уже была.

– Не ее. По талону. Не знаю, как скандал погасить.

– Давай.

Яркая блондинка вошла, огляделась и поставила на стул сумочку. Я показала ей рукой на кресло. Она села. Ее челюсти ходили ходуном, перемалывая жвачку.

– Можете выплюнуть сюда, – показываю рукой на лоток возле ее лица.

– Не хочу, – отвечает она, но, подумав, выкидывает белый комок.

Я довольна. Включаю вежливое хамство: губы растягиваю в улыбке до ушей, а сама ставлю эмоциональную стену между нами.

– Что будем делать? Массаж лица?

– Нет, радиоволновой лифтинг.

– Что? – я растерялась. Передо мной сидела юная девушка с идеальной кожей. Зачем ей понадобилась такая процедура? – Но…

– Никаких «но»! – резко возражает клиентка, и я закрываю рот.

Желание клиента – закон. Видимо, она хочет воспользоваться льготным талоном, чтобы сделать процедуру подороже.

– Снимите украшения, – прошу я девушку.

Я очищаю ее лицо от косметики, наложенной неумелой рукой, и беру в руки контактный гель, необходимый для проникновения радиоволн в кожу. Кроме того, он защитит кожу клиентки от ожога. И хотя радиоволновой лифтинг – процедура безболезненная, но температура поднимается до пятидесяти градусов, может появиться легкое покраснение, и тогда не избежать грандиозного скандала.

– Это не больно? – спрашивает блондинка. Ее глаза испуганно сияют.

– Нет. Вы просто почувствуете тепло. Какую методику хотите использовать: монополярную, биполярную?

– Вы мне терминами голову не забивайте, – резко отвечает она. Я смотрю на девушку и понимаю, она ещё совсем молоденькая и глупая. Назвала крутую процедуру и трясётся теперь, не зная, что ее ждёт.

– Монополярный аппарат даёт мгновенный и видимый эффект. Достаточно одного сеанса, если вас сегодня ждёт незабываемая встреча, подойдёт отлично. Произведёте впечатление на кавалера.

– Мне монополярную.

Девушка смущается и теребит палец. Опускаю глаза: обручальное колечко с бриллиантом сияет на фаланге.

«Надо же! Такая молоденькая, а уже замужем», – думаю я, включаю аппарат, беру в руку прибор и подношу его к коже клиентки. Она сжимается, словно ожидая удара.

– Расслабьтесь.

Головка аппарата касается кожи. Девушка вздрагивает и бьет меня по руке. От неожиданности я роняю прибор.

– Что ты делаешь, идиотка! – возмущённо кричит она. – Хочешь меня обжечь?

– Я же предупредила вас, что будет горячо. Немного нужно потерпеть.

Наклоняюсь за прибором и молюсь про себя, чтобы с ним было все в порядке. В эту секунду раздаётся звонок. Мой телефон лежит на рабочем столе. Скашиваю глаза: интересно, кто звонит, и вижу номер детского садика Милаши.

Сердце екнуло и забилось в бешеном ритме. Мгновенно проблемы клиентки вылетают из головы. Я хватаю трубку:

– Что случилось?

– Н-ничего, – заикаясь говорит дочкина воспитательница. – Милана заболела?

– Заболела? Ой, утром все было хорошо.

– Это я у вас спрашиваю. Девочка сегодня не пришла в садик.

Сердце ухнуло в пятки, рука с телефоном затряслась, и мобильник упал на пол.

– Девушка! Вы собираетесь выполнять процедуру? – я поднимаю глаза: на меня зло смотрит клиентка. Почти не вижу ее лицо: оно расплывается радужными бликами.

Я хватаю телефон.

– Алло! Галина Фёдоровна, бабушка отводила Милану в садик.

Перед глазами картина: из окна маршрутки я вижу, как мама и Милаша, держась за руки, идут в соседний двор, где находится детский сад. Вот они поворачиваются и машут мне. Я отвечаю.

– Но девочка не приходила.

– Погодите, я сейчас.

Вопящую клиентку я уже не замечаю. Палец от волнения попадает не на те кнопки. Нужно позвонить маме. Я чувствую, как истерика рвётся из груди, но ещё держу ее волевым усилием.

– Да, Дина. Что случилось?

– Мама, где Милана?

– В садике.

– Но там ее нет.

– Как нет?

– Куда ты дела моего ребёнка? – я уже кричу, на ходу расстёгивая халат.

Не получается. Я рву пуговицы. В мой рукав вцепляются пальцы с накрашенными коготками. Кто это? Зачем задерживать? Я срываю эти пальцы, толкаю помеху и бегу к дверям. Слышу, сзади грохот, но не оборачиваюсь: страх и ужас гонят меня вперёд.

– Дина, ты куда? – кричит вслед мне Наташа.

– Потом. Все потом!

Я выскакиваю на улицу и бегу, бегу, что есть силы. И тут останавливаюсь, словно спотыкаюсь.

Такси. Можно вызвать такси. Открыть приложение Яндекс, набрать адрес – не могу. Я кидаюсь к репортерской машине, стоявшей у крыльца.

– Пожалуйста, умоляю, помогите! У меня пропал ребёнок!

Глава 4

На работу я прихожу в приподнятом настроении. Осмотры, обходы, консультации, операции – обычные дела торакального хирурга.

Сегодня у меня две плановые процедуры, и я очень надеюсь, что не привезут срочного кардиологического пациента. А с рядовым аппендицитом прекрасно справится и общий хирург.

– Ну, как молодая жена? – спрашивает меня анестезиолог, а по совместительству мой приятель Максим Новоселов, когда мы моем руки перед операцией.

Мы одеты в хирургические костюмы бирюзового цвета и в такие же шапочки. Лица закрыты масками. На глазах специальные очки с лупами.

– Отлично просто! – усмехаюсь я. – И тебе советую. Держит в тонусе и бодрит.

– Не, мне Янки за глаза хватит. Я на сторону ни ногой. Свят-свят! Как представлю ее грозное лицо, так вздрогну.

– Что, сковородкой огреет? – я вытаскиваю из стерильного пакета щетку и начинаю тщательно тереть ею ладони. Макс делает то же самое.

– Моя может, – смеется Макс.

– Ух, страшно! Я бы от такой грозной бабы держался подальше.

Я шучу. Прекрасно знаю, насколько теплые и доверительные отношения в семье друга. Они поженились по залету, на свадьбе у Яны отчетливо виднелся животик, но это скоротечное событие не помешало влюбленным стать дружной парой и хорошими родителями.

Тут же в голове мелькает воспоминание. Темный закуток. Девушка. Страстное дыхание. Выпитое спиртное, заводная музыка, веселая тамада со своими конкурсами – все сыграло роль в моем состоянии. Голова просто отключилась в тесном пространстве. Я и сейчас чувствую все выпуклости девчонки, прижимавшейся ко мне. Сперма мощным потоком ударила по мозгам, отключила разум и вылилась в безумный секс.

Стыдно. Вроде бы уже и не мальчишка был, у которого гормоны играют, а сорвался. Но девушка не возражала. Она отдавалась с такой пылкой страстью, что заводила и меня. Я сбежал первым и даже не сказал никому о неожиданном приключении.

Встряхиваюсь, как пес, отгоняя голос совести, который нет-нет, да и звучит в моей голове, и прислушиваюсь к Максу.

– Да, не. Я ее люблю просто. А она меня. Вот как познакомились, когда она студенткой была на практике в нашей больнице, так и не расстаемся до сих пор. Петька сорванцом растет.

– Сколько ему?

– Пять скоро будет. Такой мальчишка классный. Проси свою Лялю подарить тебе сына.

– Нет, я дочку хочу.

– Сын же род продолжает.

– И что? Девочка зато на маму будет похожа.

Я вздыхаю. Лялька не хочет иметь детей, придется несколько лет подождать. Представляю себя седым дедушкой, гуляющим по парку с коляской, и сердито ударяю локтем по крану, чтобы закрыть воду. Руки подняты вверх: вода стекает по коже и падает на пол. Иду в операционную, нажимаю ногой на кнопку, открывающую дверь. Руки не должны ни к чему прикасаться.

Здесь царит рабочая суета. Медсестры раскладывают на столе инструменты, второй хирург готовит пациентку, женщину пятидесяти лет, которой мы будем делать стентирование. В сосуд, суженный патологическим процессом, вставлю конструкцию, похожую на пружинку. Она приживется и поможет сосуду правильно функционировать, а больному прожить еще много лет.

Операция бескровная, потому что я не буду вскрывать грудную клетку, но требующая большой концентрации от хирурга.

Строгая Тамара подает мне полотенце, которым следует убрать лишнюю воду с рук, потом стерильный халат. Я просовываю руки, она завязывает тесемки сзади. Теперь очередь перчаток. Пальцы легко скользят внутрь. Тамара поправляет перчатки так, чтобы их края закрывали собой рукава халата.

Я улыбаюсь пациентке.

– Готовы? Первые минуты придется потерпеть, пока я буду делать пункцию, потом можете расслабиться. Представьте, что вам будут брать кровь, только очень толстой иглой.

Пациентка кивает, но в ее глазах страх. Она не понимает, почему операция на сердце будет проходить при полном ее сознании. Но стентирование не требует общей анестезии. Единственное неудобство, которое будет испытывать пациентка, это боль от прокола бедренной вены катетером – толстой иглой.

– Не хотите послушать музыку? – Максим показывает рукой на наушники, которые держит в руках.

– Д-да, – заикается женщина.

– Не бойтесь, все будет хорошо.

Операция проходит без заминок и занимает два часа. Женщину увозят в реанимацию, где она пролежит под присмотром опытных медсестёр до конца дня, а потом ее переведут в обычную палату. В течение дежурства я несколько раз навещу ее. Обычная практика.

Я возвращаюсь в ординаторскую. На сегодня это последняя процедура. Как здорово расслабиться и вытянуть затекшие от долгого стояния ноги. Делаю себе чашку кофе и сажусь к компьютеру, чтобы записать ход операции. Но кофе не помогает, глаза начинают слипаться, и я ухожу в комнату отдыха врачей, мечтая немного полежать. Все срочные дела выполнены, плановые процедуры закончены. Можно отдохнуть с чистой совестью.

Я закрываю глаза и тут только понимаю, что не проверил телефон: вдруг Лялька звонила. Хватаю трубку: действительно, моя жена в своем репертуаре, с интервалом в полчаса красуются десять пропущенных вызовов. Сердце бьется тревожно: наверняка что-то случилось.

Набираю номер жены и с замиранием жду ответа. Один гудок, другой, третий… Она не отвечает. Обиделась? Или не слышит? Начинаю нервничать. Щелчок раздается на восьмой гудок.

– Да, я слушаю, – голос Ляльки веселый и бодрый.

Где-то в отдалении слышится громкая музыка. «Точно! Она же хотела пойти в клуб», – облегченно вспоминаю я.

– Ляля, у тебя все хорошо?

– Теперь – да, но днем был настоящий ужас, – тон голоса меняется на плаксивый. Значит, предчувствие меня не обмануло. Что-то все же случилось.

– Какой ужас? – сон словно рукой сняло. Голова от волнения стала ясная.

– Представляешь…, – Лялька делает паузу и кричит в сторону. – Каро, закрой дверь! Ничего не слышу.

– Хватит болтать! – доносится мужской голос. – Иди к нам!

Странно! В клубе разве есть двери? Обычно там в центре – танцпол, а вдоль стен стоят столики. «Может, подруги решили взять вип-кабинку?» – мне опять стало тревожно. Денег на кредитке не так много, а подобное развлечение стоит дорого. И потом, зачем девушкам кабинка? Им же хочется танцевать. И мужской голос откуда?

Эти мысли промелькнули за несколько секунд паузы, но не успокоили меня, а еще больше встревожили.

– Ляля, ты еще меня слушаешь? Что случилось? Я начинаю волноваться.

– Да-да, я здесь. Мы с Кариной встретили друзей, вместе отдыхаем. Но до клуба мы ходили в салон «Нефертити». Жень, не переживай, я ни копейки не потратила, у Каро были бесплатные талоны. Так вот, там косметичка, коза, бросила меня в кабинете и сбежала. А когда я ее попыталась остановить, она толкнула меня так, что теперь у меня на лбу синяк. Представляешь? – голос опять стал как у капризной маленькой девочки. – Женя, я хочу, чтобы ты наказал эту злобную идиотку.

Я не мог представить, чтобы сотрудница элитного салона на пустом месте повела себя совершенно неадекватно.

– Успокойся, любимая. Не переживай. Когда закончится дежурство, я съезжу в салон и разберусь.

– Спасибо, Котик. Я побежала. Каро зовет.

Лялька отключается. Я смотрю на погасший экран телефона, а сердце сжимается от нехорошего предчувствия.

Но в отделении все тихо, пациенты рано ложатся спать. Неотложка тоже не беспокоит, хотя уже наступило время моего дежурства. Казалось бы, волноваться не надо, но разговор с женой выбил из колеи и заставил беспокоиться.

«Зачем ты дал Ляльке кредитку?» – пытает голову надоедливая мысль и буквально сводит с ума.

Мне не нравится эта подруга Карина, но и запретить с ней общаться не могу. Может, предложить Ляльке вернуться в университет, все же ей не будет так скучно?

Я кручусь на узкой койке и не могу заснуть. Впереди ночь дежурства, иногда ни на минуту не удается присесть. Завтра – полноценный рабочий день, убеждаю себя, что нужно отдохнуть, но в голову лезут воспоминания.

* * *

Я впервые увидел Ольгу Задворскую в неотложке нашей больницы. Скорая помощь привезла ее после аварии. Девушка была без сознания и в тяжелом состоянии. Она не справилась с управлением автомобиля на скользкой дороге и врезалась в столб. Уже позже я узнал, что новую машину ей подарили родители на день рождения.

Удар грудной клеткой о руль привёл к острой тампонаде сердца (состояние, при котором миокард подвергается риску в результате чрезмерного попадания жидкости (обычно крови) в сердечную сумку.)

Я был тем хирургом, которые делал ей пункцию перикарда. Жидкость из сердечной сумки откачал, Оля поправилась, но, пока я занимался ее лечением, не заметил, как влюбился в огромные васильковые глаза без памяти.

Это чувство возникло, как вспышка сверхновой звезды. Оно мгновенно поглотило меня. Я не мог ни есть, ни спать и каждый день мчался на работу с утра пораньше, чтобы зайти в палату и услышать возглас:

– Мой доктор пришёл!

Столько детской радости и восторга было в этом крике, что мое сердце плавилось от счастья. Она, не отрываясь, смотрела в мои глаза и медленно расстегивала пуговицы пижамы, чтобы я мог послушать ее сердце. А я умирал от смущения, невольно косился на упругую грудь с сосками-горошинами, и представлял, как она уютно будет лежать в ладони.

В последние дни перед выпиской я прикидывал, этично ли будет попросить телефончик у пациентки, но Оля спровоцировала меня сама. Во время моего дежурства она пришла ночью в ординаторскую.

Девушка остановилась в проеме дверей. Свет из коридора образовал сияющий ореол по контуру ее тоненькой фигурки. Стройная, изящная, она даже в больничной пижаме казалась сказочной принцессой, заглянувшей ко мне на огонек.

– Оля, марш в постель! – строго приказал я, буквально тая от восхищения и нежности. Очень боялся, что мой дрожащий голос выдаст меня с головой.

– Жень, да ладно тебе! – Ольга выглянула в коридор, довольно улыбнулась и прошмыгнула в ординаторскую, закрыв дверь. – Все нормально! Медсестры молодые, поймут.

От этих слов я чуть не задохнулся. Казалось, сердце сейчас пойдет плясать джигу-джигу, так оно колотилось в груди.

– Тебе нужно спать, чтобы сердечко полностью восстановилось, – сдавленным голосом от пересохшего внезапно горла сказал я.

– О! Оно бьется просто отлично. Хочешь послушать?

Ольга сделала несколько шагов к моему столу.

– Иди спать, – еще сопротивлялся я. – Сейчас кто-нибудь войдет и поймет ситуацию неправильно.

– А мы закроем дверь на ключ, – игриво хихикнула она.

– Ординаторская на дежурстве должна быть открытой. Вдруг что-нибудь случится?

– Фу, Женька, – от имени, сказанного с придыханием, у меня мурашки побежали по телу. Сердце заколотилось где-то в горле, в брюках стало тесно. – Для срочных вызовов есть телефон.

– Евгений Михайлович, – выдохнул я.

– Ох, Евгений Михайлович, – засмеялась Ольга и плавно, как кошечка, скользнула ко мне на колени. – Не будь букой!

Ночное дежурство было тихое. Пациенты спали, медсестры занимались своими делами. Настольная лампа ярко освещала мой рабочий стол, но вокруг царил полумрак. В воздухе повисло напряжение. Мне, с одной стороны, хотелось, чтобы она ушла, а с другой, я мечтал впиться в этот соблазнительный рот губами и растерзать их так, чтобы они опухли.

Кровожадное желание сбылось через мгновение. Не я, а моя ночная гостья сделала первый шаг и первый поцелуй.

Мы целовались, как безумные, словно кроме нас никого в этом мире не существовало. Ольга скинула пижаму. Только крохотная наклейка на месте входа иглы напоминала о болезни девушки.

Она подняла грудь, и я не выдержал. Доводы рассудка провалились в ад, а вместе с ними туда отправилась и моя душа. Я припал с наслаждением к восхитительным полушариям. Мой член напряженно пульсировал от едва сдерживаемой страсти.

Но и здесь мне не пришлось проявлять инициативу: Оля взялась руками за фонендоскоп, висевший на шее, вскочила и потащила меня в комнату отдыха врачей, находившуюся за боковой дверью.

Она не была девственницей и даже предусмотрительно захватила с собой презерватив, подумав о контрацепции. Я окончательно сдался.

Поженились мы быстро. Сразу после выписки из стационара Ольга Задворская переехала в мою холостяцкую берлогу. Моя пациентка превратилась в Ляльку, милую и бесшабашную женушку, которая сводила меня с ума своей детской непосредственностью, наивной трогательностью в постели и незрелыми взглядами на жизнь.

Мы не могли ни секунды прожить друг без друга, через три месяца сыграли свадьбу, вопреки желанию ее родителей, да и моих тоже. Пошли наперекор всему свету, а пролетел всего лишь год, и что-то сломалось.

Не то чтобы былые чувства угасли. Нет, мы по-прежнему страстно хотели друг друга и наедине были счастливы. Затосковала Лялька. Из-за болезни, которая случилась в разгар сессии, моя жена бросила университет. А через год и желание пропало получать профессию филолога.

– Я еще молода, хочу немного пожить для себя, – говорила она, убеждая меня, что находится в поиске. – Ты не против, дорогой?

Но счастье, что называется, длилось недолго. Вечное сидение дома в ожидании занятого мужа, в то время, как ее подруги наслаждались жизнью, превратило мою жену в раздражительную и нервную особу.

Я намекал на ребенка, но она обиженно надувала губы.

– Сейчас девушки в двадцать лет не рожают, – убеждала она меня. – Я жить хочу. Путешествовать, развлекаться, наслаждаться свободой. Я сама ещё ребёнок. Пожалуйста, милый, не загоняй меня в депрессию.

А потом следовало представление, которое Лялька подглядела у своей мамы. Она туго повязывала лоб свернутой в полоску косынкой или полотенцем, ложилась на диван и умирала от головной боли.

Или хваталась за сердце, обиженно поворачивалась ко мне спиной и сопела, а я чувствовал такую вину, что готов был простить ей все капризы.

С горечью я осознавал, что поторопился с женитьбой. Наши отношения перешли в какую-то жвачку, которую мы мусолим изо дня в день, но никак не поднимемся на новую ступень. Инфантильность Ляльки, постоянные обиды и слезы, вечные упреки ее матери, моя занятость не способствовали развитию семьи, но и выхода из ситуации я не видел.