Текст книги "Пылающие сердца"

– Там… там…

Я смотрю в том направлении. Палец Светы показывает на каталку, на которой лежит девушка-блондинка. Ее одежда перепачкана кровью, руки бессильно болтаются, как у сломанной куклы.

– Раз, два, три…

Медики поднимают ее, чтобы переложить на кровать, голова девушки запрокидывается, длинные локоны падают и открывают юное лицо.

– Лялька! Нет! – я мгновенно забываю о больной и срываюсь с места.

Глава 7

От такого поведения врача я на мгновение замираю. Что происходит? Почему? Моей маме плохо, а этот придурок убегает к какой-то Ляльке! Растерянность меняется негодованием и злостью.

И тут меня прорывает.

– А-а-а! – кричу я, вне себя от злости.

Все неудачи сегодняшнего дня выливаются в этот безумный крик. Вижу краем глаза, как поднимают головы медики, как испуганно оглядывается доктор Вихров, но танк, по имени Дина, уже не остановить.

Словно безумная бросаюсь следом за этим грубияном. Обгоняю его и врезаюсь с размаху, расставив руки, как курица крылья:

– Не пущу! Только через мой труп! Сначала моя мама.

– Больная на голову, что ли? – Вихров отталкивает меня в сторону и бежит к пациентке на каталке.

Отчаяние лишает меня страха. Мне надо его остановить. Иначе… я больше его никогда не увижу. Я бросаюсь на него со спины, хватаюсь за шею, подпрыгиваю и облепляю ногами талию.

– Гад! Сволочь! Я тебя урою! Только посмей уйти!

– Отстань от меня, липучка!

Он легко скидывает меня со спины. Я больно падаю на пол. Отчаяние переполняет меня. Сквозь пелену слез я вижу, как он наклоняется к каталке и шепчет:

– Лялька! Как же так? Лялька.

Но и я не сдаюсь. Снова поднимаюсь на ноги, не чувствуя боли, и несусь за ним. Хватаю его за талию и тяну на себя. Ко мне бегут его коллеги. Они уже пришли в себя от неожиданности и уцепились за меня, но я держусь так крепко, как могу, и шиплю прямо ему в ухо:

– Сначала моя мама, потом все остальное.

– Вызовите охрану! Уберите от меня эту сумасшедшую!

Сзади ему под ноги кидается Милаша.

– Не трогай мою маму!

Кто-то подхватывает дочку на руки, но она визжит так, что закладывает уши.

– Там… моя жена, – хрипит Вихров, слегка придушенный моими руками.

– А мне плевать! Ей уже помогают, а мою маму можешь спасти только ты.

– Пусти меня, или я сдам тебя в полицию!

– Попробуй только! Я скажу, что ты отказываешься выполнять врачебный долг, – кричу я ему в спину.

– Ладно. Ты меня достала! Отвезите пациентку на КТ! – приказывает он медсестре.

– Хорошо, Евгений Михайлович.

Доктор цепляется за мои пальцы и пытается оторвать их от своего халата, но я держусь крепко. Тогда он расстегивает халат, и тот остается у меня в руках. Оттого, что тяжесть внезапно исчезла, я снова чуть не падаю на пол.

– Я сейчас приду, – чеканит он слова, глядя на меня в упор. – Только посмотрю, в каком состоянии моя жена. Довольна, стерва?

Я от злости скриплю зубами и яростно кидаю халат на пол. С трудом сдерживаюсь, чтобы его не растоптать. Не отрываясь смотрю врачу в глаза. Суровый взгляд серых глаз из-под насупленных бровей сверлит меня. Я тоже не сдаюсь.

– Попробуй только не приди, придурок!

– Ах, ты!

– Что я?

Иду на него грудью, а в голове мелькают вип-персоны, к которым я могу обратиться за помощью, чтобы наказать этого докторишку.

– Сказал же приду! – пасует перед моей яростью доктор. – Сразу, как сделают КТ.

«Ну и грубиян!» – не к месту мелькает мысль. Точно. Хам! Резкие слова кардиолога задевают. В душе закипает злость. С языка уже готова сорваться колкость, но я держусь: одной вспышки на сегодняшний вечер достаточно.

Неизвестно, сколько секунд длилась бы эта война взглядами и словами, если бы не Милаша.

– Мамочка, я есть хочу, – слышу я хныкающий голос дочки и наконец прихожу в себя.

Что это было? Неужели я способна на такие безумные поступки? Или именно этот человек будит во мне низменные страсти? Я отворачиваюсь и тороплюсь к кровати мамы.

– Пойдем к бабушке. У меня в сумке есть печенье. Хочешь?

– Да.

Мама тяжело дышит, но в сознании. Одна рука ее лежит на груди.

– Мамочка, как ты?

– Ди-на! Что ты устроила?

– Мамочка, не время сейчас разводить сантименты. Тебе помощь нужна. Еще болит?

Мама устало закрывает глаза, но руку с груди не убирает. Ее лицо перекашивает гримаса боли. Я где-то читала, что сердце не болит, а давит, жмет, отдает в лопатку и в плечо. Может, проблема в другом?

– Мама, смотри на меня, – прошу ее. – Разговаривай со мной. Тебя сейчас повезут на КТ (компьютерная томография). Где у тебя болит?

– Везде, – едва слышно выдавливает мама.

Я вижу, как из-под опущенных ресниц выкатывается слеза и стекает по щеке. Мои глаза тоже наполняются влагой. Мне плохо. Так плохо, что я бы с удовольствием взяла мамину боль на себя. Путь лучше мне будет худо, чем моим родным.

Подбегает медсестра Светлана, отсоединяет провода и берется за спинку кровати.

– Штатив капельницы несите, – приказывает она мне и смотрит так злобно, что у меня мурашки бегут по спине.

– А маме прямо с капельницей КТ делать будут? Может, нужно вытащить из вены иглу?

– Вас не спросили! – грубо ответила девушка. – Устроили тут балаган! У хирурга жену в тяжелом состоянии привезли, а вы даже взглянуть на нее не даете. Вы бы разве не побежали сразу к родному человеку?

– Я слышала, как эта блондинка медиков материла, – парирую я, но чувствую, как краснеют щеки: мне стыдно.

Приступ ярости прошел, мама дышит часто, но в сознании. Помощь ей оказали, и угрозы для жизни в данный момент нет. Вдруг я и правда зря сорвалась?

Я не лучше этого доктора Вихрова. Сегодня днем сделала то же самое: когда позвонили из садика, сорвалась и бросила в кабинете клиентку. Память тут же услужливо подсказала, что я оттолкнула блондинку, а та, кажется, упала. Черт, одни блондинки на пути попадаются!

«Но она же не находилась при смерти», – оправдываю свой поступок. Весь день крутилась, даже на работу не позвонила. О боже! Надо же как-то теперь оправдываться!

Мы идем в сторону отделение рентгенологии. Милаша спрыгивает со стула и цепляется за мою руку. Что со мной сегодня творится? Я постоянно забываю о дочери. Уже десятый час, поздно. Ребенок еще не ужинал, устал и хочет спать. Слезы текут не останавливаясь. Я подхватываю дочку на руки и прижимаю к себе.

– Мамочка не плачь, – всхлипывает Милаша. – Я больше так не буд-у-у-у…

– Прости меня, доченька, прости! Потерпи еще немного.

Перед процедурой прибегает кардиолог. У него нервно подергивается глаз. Маска висит на подбородке, открывая застывшее, словно мраморное лицо. Глубокие носогубные складки подсказывают мне, что доктору около тридцати лет.

Вихров начинает задавать маме вопросы, но частит скороговоркой. Я вижу, что он торопится, и дышу часто, считая про себя: «Раз, два, три…» Лишь бы опять не сорваться!

– Мама говорит, что ей очень больно, – вмешиваюсь я. – Нельзя дать ей обезболивающие?

– Пока не могу. Лекарство исказит картину болезни.

– Но это жестоко! Сколько ей еще терпеть! – все же завожусь я.

– Выведите кто-нибудь опекуна! Немедленно! – рявкает Вихров.

Меня выталкивают в коридор.

– Скажите, сколько времени идет процедура?

– Полчаса. Идите, погуляйте. Займитесь дочкой, – Светлана закрывается перед моим носом дверь.

Я нахожу в холле автоматы. Беру себе кофе, а Милаше горячий шоколад, чипсы и пачку печенья. Придется сегодня перебиться такой едой. Невольно вспоминаю вкусную кашу, оставшуюся на подогреве в мультиварке, и сердце опять щемит от горя и ненависти к себе и несдержанному языку.

Милашу, кажется, такой ужин вполне устраивает. Она сидит возле стола медсестры, болтает ногами, ест чипсы и прихлебывает шоколад. Она уже забыла дневное приключение и с любопытством оглядывается вокруг.

Суету в коридоре я вижу издалека. Сначала бежит Светлана. Она бросается к телефону.

– У нас срочный пациент. Кто сегодня анестезиолог? – пауза. Я внутренне сжимаюсь от страха, но боюсь даже спросить, что случилось. – Позови ее, – пауза. – Елена Сергеевна, у нас срочный пациент, откройте операционную, пожалуйста!

Лялька в неотложке! Моя Лялька! А эта истеричная коза загораживает мне дорогу. Так и хочется треснуть ее хорошенько, чтобы пришла в себя. Да, ее мать в тяжелом состоянии, но две минуты не играют никакой роли.

Я смотрю поверх головы опекуна и пытаюсь понять, как там жена. Вижу только, что она лежит неподвижно, хотя минуту назад кричала на медсестру. Что случилось? Как Лялька оказалась здесь? Сердце от волнения сходит с ума. А тут еще эта лезет!

– Евгений Михайлович, мы справимся! – кричит мне Федор, врач неотложки.

«Да, конечно! Справитесь вы!» – лезет непрошенная мысль. Парень – интерн, еще не стал полноценным врачом, доверия нет.

Я хватаю дочь пациентки за плечи и хорошенько встряхиваю.

– Ладно. Ты меня достала!

Ее голова трясется, как груша. Светлые волосы то падают на лицо, то откидываются назад. В глазах безумный блеск. Она отчаялась, а человек в таком состоянии готов на все.

– Света, везите больную на КТ. Я сейчас приду.

Девушка, кажется, меня не понимает. Я встряхиваю ее еще раз.

– Только попробуй не приди! – шипит она мне в лицо.

Не женщина, а фурия, мегера и Медуза-Горгона в одном лице. Приехала в больницу с ребенком, значит, оставить дома не с кем. Точно! Никакой мужик такую стерву не выдержит!

– Сказал же, приду!

Я наконец избавляюсь от опекуна и бегу к каталке. Лялька лежит, запрокинув голову, и что-то бессвязно бормочет.

– Что с ней? Авария? – мой голос дрожит от страха.

В голове сразу всплывают воспоминания о прошлой ситуации, которая закончилась тампонадой сердца. Я хватаю стетоскоп и прикладываю его к груди жены. Облегченно выдыхаю: тоны сердца ровные, дыхание ритмичное, частота вдоха и выдоха одинаковые.

В этот момент Лялька хватает меня за руку. Ее глаза открыты, но остановившийся взгляд голубых глаз ничего не выражает. Она выглядит, как сломанная фарфоровая кукла.

– Ляля, дорогая, как ты?

Ее рука приподнимается и снова падает, ударяясь о край кровати. Я вскрикиваю, хватаю ее ладонь и дую на нее, делаю так, как в детстве успокаивала мою боль мама. Но жена, кажется, даже не заметила, что ударилась. Она опять безучастна.

Я наклоняюсь и обоняю запах алкоголя, напрягаюсь, но тут же вспоминаю, что сам, идиот, разрешил сходить Ляльке в клуб.

– Евгений Михайлович, это не авария, – отвечает мне Федор и замолкает, словно не решается продолжить.

– Говори уже!

– Медики скорой сказали, что забрали этих девиц, – он показывает рукой на соседнюю кровать, где лежит Карина, подруга Ляльки, – они забрали в клубе. Скорую помощь вызвал официант, обнаружив девушек в таком состоянии, когда принес напитки.

Я приглядываюсь: одежда жены, светлые брюки и блузка, в красных пятнах.

– Но почему они в крови? Какие повреждения?

– Понимаете…

– Слушай, я тебя сейчас стукну! – не выдерживаю я.

– Евгений Михайлович, может, вы займетесь сердечницей? – вдруг предлагает Федор, ловко уходя от ответа. – Ваша жена под контролем. Почему она в таком состоянии, мы разберемся, не волнуйтесь. Светлана уже взяла кровь на анализ.

– Может, ее отравили?

– Евгений Михайлович, вы только не ругайтесь! – Федор нервно поправляет очки. – Можно вас спросить? Семейный анамнез, так сказать.

– Что?

– Ваша жена, – интерн делает на всякий случай шаг назад, словно боится, что я его ударю, – не принимает наркотики?

Его вопрос ударил по мозгам, как электрический импульс из дефибриллятора. Я вздрагиваю всем телом и кричу:

– Спятил?

– Все-все! Тихо-тихо! – Федор поднимает обе руки и заговорил со мной, как с умственно отсталым ребенком. – Просто сейчас приедет полиция.

– Чт-о-о-о? Какая полиция? Черт возьми! Ты мне скажешь толком, что произошло?

– Я и сам не знаю. Сейчас мы как раз собирались вашей жене делать промывание желудка. Вы мешаете. Потом поговорим.

Федор отталкивает меня от кровати Ляльки, а медсестра придвигается ближе со столиком на колесах, на котором лежат инструменты для промывания желудка. Она резко дергает шторку, и я вижу, как скрывается из глаз бессмысленное лицо Ляльки.

– Но… объясни мне, откуда такие мысли?

– Идите к своей больной. Ее уже увезли на КТ.

Я вынужден уйти, хотя так не хочется покидать Ляльку. Опрашиваю пациентку, а мыслями все время далеко. «Как там Лялька? – думаю беспрестанно. – Почему Федор решил, что она приняла наркотики? И вообще, что случилось? Взять бы эту Карину и встряхнуть хорошенько!»

– Евгений Михайлович, смотрите! – рентгенолог привлекает мое внимание к снимкам больной.

Я приглядываюсь и матерюсь про себя! Что за невезение! У пациентки расслоение аневризмы грудной аорты, потому она и испытывает сильные боли. Если не сделать срочную операция, сосуд лопнет, и тогда уже женщину не спасти.

– Черт! Черт! Черт! Света, кто сегодня дежурит из анестезиологов?

– Кислова.

– Звони ей!

Света убегает. Через минуту в кармане вибрирует телефон, отвечаю на вызов и слышу в трубке сонный голос.

– Да.

– Елена Сергеевна, открывайте операционную.

– О, святой зажим! Что опять? – в голосе анестезиолога скрипит недовольство. Она тоже не хочет выполнять срочную ночную операцию.

– Аневризма грудной аорты. Опасность разрыва.

– Вихров! Ну, почему ты такой невезучий, а? Иду.

Мне и правда не очень везет. Как ни заступаю на дежурство вместо Степанова, приходится оперировать. В данной ситуации работа предстоит долгая, сложная, а главное, опасная. Одно неловкое движение, и пациентка умрет прямо на столе – худший вариант развития событий для торакального хирурга.

Я прикидываю, кого можно пригласить в качестве ассистента и звоню Максиму.

– Друг, выручай. Нужна твоя помощь.

Так, все срочные вопросы решены. Пациентку увезли для подготовки к операции. Нужно рассказать о ситуации бешеной опекунше и узнать, как там Лялька. Первое требует максимальной концентрации и выдержки, и второе – душевных сил.

Я нахожу девушку-скандалистку в холле приемного покоя. Она сидит с чашкой кофе в руках и смотрит в одну точку. Рядом крутится ребенок. Девочка уже забыла о причине появления в больнице и с любопытством осматривается по сторонам. Она что-то спрашивает у матери, но та лишь отрешенно гладит дочь по волосам.

Подхожу ближе и вижу, как по лицу девушки катятся слезы. Невольно становится жалко ее. Несмотря ни на что, никому не пожелаю пережить такое испытание.

Вот она видит меня и вскакивает. Невыпитый кофе выплескивается на одежду, но она даже не замечает этого.

– Простите, как вас зовут? – спрашиваю я.

– Д-дина.

– Так вот, Дина. У вашей мамы аневризма грудной аорты. Идет процесс расслоения, поэтому пациентка испытывает сильные боли.

– А что это такое?

– Ну, скажем так, это артериальная грыжа. Понимаете, что такое грыжа?

– Д-да, отверстие в каком-нибудь органе.

– Вот и отлично. Такая грыжа сейчас намечается у вашей мамы. Если ее срочно не прооперировать, аорта разорвется, и мы не сумеем спасти больную. Вам нужно подписать согласие на операцию.

– Ох! Как же это! О боже! Это я виновата!

Девушка падает на стул, как подкошенная, и зажимает рот руками. Я понимаю: не хочет пугать ребенка. В ее потемневших глазах плещется паника. Кладу руку на худенькое плечо. Оно трясется от сдерживаемых рыданий.

– Никто в этом не виноват. Аневризма не появляется спонтанно, а растет постепенно. Возможно, если бы не стрессовая ситуация, вы бы вовремя и не узнали о проблеме. Вашей маме необходима операция. Срочная. Нужно ваше согласие. Это простая формальность. Медсестра подготовит документы, а вы подпишите.

– А если я не соглашусь? – девушка теперь трясется всем телом, словно замерзла. Взмахом руки подзываю дежурную медсестру. Она понимающе кивает и бежит к нам с мензуркой и пузырьком успокаивающих. – Ваша мама умрет.

– Нет! Пожалуйста! Только не это! – крик разносится по ночному холлу.

Медики, пациенты и их родственники испуганно оглядываются.

– Мамочка! Не плачь! – к девушке бросается ее дочь. И вдруг она разворачивается и бьет меня маленьким кулачком по ноге. – Ты плохой дядя. Я тебя не люблю!

Глава 8

Да, я плохой. Приношу родственникам больных нехорошие вести. А еще думаю не о предстоящей операции, а о Ляльке, которая лежит сейчас в приемном покое в невменяемом состоянии, и боюсь даже представить, чем оно вызвано.

– Милаша, или ко мне! – девушка цепляется за дочь, как за спасательную соломинку. – Я все подпишу. Только спасите мою маму!

– Это наша работа.

– Простите меня, пожалуйста, за несдержанность, – говорит девушка и поднимает на меня глаза. В ее взгляде читается искренность и сожаление. – День сегодня такой безумный. Сначала Милаша, потом мама.

– Знаю, – я делаю записи в файле и отвечаю машинально.

– Знаете? – теперь глаза расширяются от удивления, и я вижу, какие они большие.

– Что знаю? – я смотрю на девушку. – А, да. Новости по телевизору видел. Шустрая у вас малышка.

– Да, такая.

Разговор ни о чем двух совершенно незнакомых людей. Мы встретились случайно и вскоре разойдемся. Сколько таких девушек проходит передо мной за смену! У всех в глазах страдание. Болеют сами, переживают за родственников, ругаются, плачут, смеются, когда понимают, что беда миновала.

«Интересно, а где отец девочки?» – непонятно откуда вылезает странная мысль, хотя, казалось бы, мне должно быть безразлична ее жизнь.

Смотрю в файл женщины с аневризмой: опекуном числится только дочь Дина.

– Операция будет длиться несколько часов, – говорю я ей. – Идите домой, пожалейте ребенка.

– Но…, я не могу…

– Идите-идите. После операции ваша мама будет лежать в реанимационном блоке. Туда посещения запрещены.

– А позвонить и узнать о состоянии мамы можно?

– Да, конечно. Спросите у медсестры номер телефона отделения.

Я ухожу, чтобы еще больше не погрязнуть в ненужном разговоре. Все мои мысли сейчас не о здоровье чужого человека, а о Ляльке. Может, потому я и не назвал скандалистке номер телефона ординаторской, хотя визитки лежали у меня в кармане.

Уже у лифта я оглядываюсь, и мне кажется, что шторка, за которой спрятана моя Лялька, шевелится. Тороплюсь в ту сторону. Пять минут не решат судьбу женщины с аневризмой, но помогут мне успокоиться.

Жене уже сделали промывание желудка, и теперь она спит. Бледное лицо с разводами тонального крема, смешанного с полосками туши, выглядит больным и несчастным.

Я поправляю покрывало, потом наклоняюсь и целую жену в бледные губы. Чувствую слабый запах алкоголя. Хочется встряхнуть ее хорошенько и расспросить о случившемся, но я держусь: потом будем разбираться, а сейчас она больна, и мое сердце переполнено жалостью и любовью.

Боковым зрением замечаю, как отодвигается соседняя штора и резко поворачиваюсь: на меня пристально смотрят черные глаза Лялиной подруги.

– Ты кто? Извращенец? Зачем лезешь к Ольге?

– Я ее муж.

– Женька, что ли? – Карина прищуривается, словно не может меня разглядеть – тревожный симптом.

– Да, это я. Что с вами случилось?

– А, ничего. Хорошо провели время, – Карина хохочет и сбрасывает одеяло. – А что? Нельзя молодым девкам гульнуть на свободе?

Ее слова задевают за живое: не для того я отпускал Ляльку в клуб. От безумного смеха все внутри сжимается, и я понимаю, что спрашивать о чем-то сейчас бесполезно.

– Лежи спокойно, выдернешь иглу из вены, – предупреждаю ее и задергиваю штору.

– Федор, что с женой? – спрашиваю врача неотложки.

Он сидит за столом и заносит в компьютер лечение, назначенное больным.

– Трудно сказать. Придется на ночь оставить в больнице. Понаблюдать надо.

– А кровь почему? Откуда? – из горла просится страшный вопрос, но не могу произнести эти слова вслух.

– Если вы думаете об изнасиловании, – догадывается Федор, – то нет, причина не в этом. Кровь не девушек, чужая. Евгений Михайлович, идите на операцию. К тому времени будут готовы анализы, все и узнаем точнее.

Да, пора заняться делом. Но как не хочется уходить от Ляльки!

Операция идет по плану. Мы с Максом работаем автоматически и почти не разговариваем, перебрасываемся только обычными фразами:

– Скальпель.

– Зажим.

– Ретрактор.

– Еще марли.

– Отсос.

– Режь. Нет, не здесь, чуть ниже.

– Как больная?

– Хорошо. Давление в норме, насыщение крови кислородом хорошее.

– Ты сегодня молчаливый, – говорит Макс, когда мы выходим из операционной и идем в ординаторскую. Что-то случилось?

– Лялька в больнице.

– Как? Почему?

– Не знаю. Сам в шоке.

– Так выясни!

Я спускаюсь в неотложку. Интересно, приезжала ли полиция?

Там как всегда суета. Дорожная авария. И кто по ночам шарахается? Медсестры и Федор челноками снуют от одного больного к другому, им явно не до меня.

Подхожу к компьютеру: нужно узнать, куда отправили Ляльку и Карину. Открываю файл. Предварительный диагноз звучит ужасно: алкогольное и наркотическое отравление. Как? Откуда? Лялька даже не курит. Да и к спиртному равнодушна. Всегда говорила, что алкоголь ухудшает цвет лица.

Я просто не верю своим глазам. Такое невозможно!

– Федор, ты мне можешь объяснить, что случилось? – ловлю за рукав интерна.

– Не могу. Завтра. Все завтра. Девушки невменяемые. Вот проспятся, потом и узнаем, – отвечает он и убегает.

Я иду в палату к жене. Раннее летнее утро. За окном поют птицы, а у меня в душе словно свиньи дерьма наложили. Так паршиво давно уже не было. Трогаю лоб жены, жара нет. Она спит уже спокойно, подложив под щеку ладошку.

– Оставь девку в покое, недавно только угомонилась, – раздается сонный голос с соседней кровати. Оборачиваюсь: с соседней кровати на меня смотрит сердито толстая женщина. – Всю ночь шастают туда-сюда, спать не дают.

Тихонько выхожу из палаты. Надо бы отдохнуть, впереди еще длинный рабочий день. Так недолго на операции и ошибку совершить, но не могу заставить себя лечь. Пытаюсь сконцентрироваться и описать ход операции. В соседней комнате похрапывает Макс, и я невольно завидую ему: все в жизни друга тихо и спокойно.

В коридоре начинается утренняя суматоха. Я иду в реанимацию, но пациентка с аневризмой еще спит. Показатели приборов в норме. Черт! Сегодня слоняюсь, как маятник, туда и обратно, надоел уже всем. В ординаторской переодеваюсь.

– Ты куда? – сонно спрашивает Макс.

– Проветрюсь. Кофе выпью в соседнем кафе. Голова чумная.

Выхожу на улицу. Накрапывает теплый дождь. Как хорошо!

У стойки долго смотрю на меню. Надо принести стаканчик с кофе для Ляльки. Зал наполняется людьми. Человеческий поток огибает меня, как препятствие, и движется по своим делам.

– Ваш ванильный капучино, – объявляет бариста.

Точно, этот кофе любит Лялька! Я хватаю стакан и иду к выходу. Вдруг меня обгоняет кто-то и становится перед лицом.

– Верните мой кофе! – сердито чеканит ночная скандалистка.

– Это мой.

– Вы его не заказывали.

– Нет, заказывал.

Я пытаюсь обойти мой ночной кошмар по кривой, но она цепляется за мой рукав и кричит кассиру:

– Девушка, подтвердите, что он ничего не заказывал. Стоял, как истукан, у кассы и мычал.

– Я мычал?

– Верните мой кофе! Вы за него не платили.

Скандалистка хватается за стаканчик, я дергаю его на себя: моя добыча, не отдам! Крышка отлетает, и горячий кофе выплескивается на пол.

Мы яростно смотрим друг на друга, а из глаз сыплются искры ненависти и злобы. Все напряжение выплескивается в наши взгляды.

Скандалистка не выдерживает первая. Она разворачивается и бежит к выходу, я – за ней.

– А ну, стой!

Дверь, распахнутая сердитой рукой, вдруг летит мне навстречу и со страшной силой бьет в лоб.

Что ж, достойное завершение безумной ночи.

Я не прислушиваюсь к словам хирурга: решая, что он хочет выпроводить меня из больницы, чтобы не мешалась под ногами. Как же! Куда я пойду? А вдруг он забудет об операции.

И вообще, он выглядит очень подозрительно.

– Мамочка, я спать хочу, – ноет на руках Милаша.

Но я не свожу с Вихрова подозрительных глаз и опять медленно закипаю. Он собирается оперировать или нет? Вон, только и крутится у кровати своей знакомой и пристает к медикам неотложки. Неужели не видит, что они заняты?

Не могу доверить операцию мамы такому ненадежному человеку, потому нервничаю.

Стоп! Он назвал ее женой. Естественно, что своя рубашка ближе к телу!

Хирург словно чувствует спиной мое негодование, поэтому еще раз заглядывает за шторку, вздыхает тяжело и идет к лифту.

– Не переживайте вы так сильно, – успокаивает меня Света, – Вихров – хороший хирург, несмотря на молодость. К нему приезжают даже вип-клиенты.

– А если он во время операции допустит ошибку? Наверняка о своей жене думает.

– Не должен, – пожимает плечами медсестра. – Работа требует концентрации.

– А что случилось с его женой? – на секунду любопытство становится сильнее тревоги за маму.

– Странная ситуация, – шепчет мне Светлана, – сами не понимаем. Ольгу и ее подругу привезли из клуба в невменяемом состоянии. То ли наркотиков накачались, то ли напились в стельку.

– А кровь откуда?

– Тоже пока не ясно. Но не их точно!

– Может, прикончили кого по пьяне?

– Вы лучше такого вслух не говорите.

Света убегает, испугавшись, что сболтнула лишнего. «Странный человек, этот Вихров, – думаю я, измеряя шагами холл: десять шагов в длину, десять – в ширину. – Сам на работе, а жена в клубе зависает!»

Ни в одной знакомой семье не было такой лояльности в отношениях. Или мужик – слабак совсем, и женушка крутит им, как хочет, или… любит сильно.

От этих мыслей становится горько. Какой смысл думать о чужом счастье, когда своего не сумела найти? Я брожу по холлу неотложки, стараясь никому не мешать. Милаша устала и заснула прямо на стульях. В минуту затишья ко мне подходит Светлана:

– Дина, я думаю, вам нужно отвезти девочку домой.

– Не могу. Мне ее не с кем оставить.

– И все равно, ребенок должен выспаться. Утром отведите ее в садик и приезжайте. Уже будете знать результат операции.

Медсестра была права, я нехотя вызываю такси. Дома укладываю сонную дочь в постель, а сама не могу закрыть глаза. Только опускаю веки, как вижу маму. Она тянет ко мне слабую руку и шепчет: «Больно, Дина».

Чувство вины за несдержанность просто сжигает меня изнутри, и ничем не погасить этот огонь. Я с трудом дожидаюсь утра. С интервалом в полчаса звоню то в отделение, то в неотложку. Ответ всегда один: еще идет операция. Уже почти в семь часов Светлана сказала:

– Все хорошо, не переживайте, ваша мама в реанимации.

– Я сейчас приеду.

– Не спешите, она еще спит.

– Но разве можно остановить меня этими словами? Буже Милашу, умываю и одеваю ее, и мы бежим в садик. Здесь тоже предстоит тяжелый разговор. Но все обходится благополучно воспитательница понимающе улыбается.

– Ну, лягушка-путешественница, иди в группу.

– Я не лягушка, – отвечает Милаша, – Я девочка.

– Это сказка такая есть.

– Мамочка, ты мне почитаешь сказку про лягушку.

– Обязательно.

Я целую дочку и вызываю такси. Уже в машине звоню директору моего салона. Нужно извиниться за вчерашний скандал и предупредить, что возьму несколько дней за свой счет. Начальница, конечно, недовольна.

– Дина, ты очень меня подвела, – говорит она.

– Марфа Владимировна, я все отработаю, клянусь!

– Ладно, ладно, – ворчит она. – Наслышана о твоих трудностях. Как сможешь, приезжай напиши заявление.

Так, две проблемы решены.

А что делать вечером? Остается только Марина. С той злополучной свадьбы мы стали неразлучными подругами. Она помогала мне разыскивать парня, так рано сделавшего меня матерью, а потом поддерживала во время беременности и родов.

* * *

Но в тот день, когда я узнала о беременности, казалось, весь мир провалился в тартарары. Свадьба в студенческом общежитии мединститута зачеркнула мои планы и обрушила небо на голову.

Я прибежала к Марине и набросилась на неё.

– Это ты, ты виновата в случившемся!

– Динь-Динь, перестань! – растерялась подруга. – Я же не заставляла тебя заниматься сексом с незнакомцем. Это у тебя крыша поехала по наклонной.

– Я даже не знаю, кто это был, – рыдала я взахлеб, размазывая косметику.

– Тихо, не паникуй! Попробуем вычислить.

Допрос с пристрастием мы устроили молодоженам: Янке и ее мужу Максиму, но и они ничем не помогли. На студенческую свадьбу заглянуло много случайных людей. Общежитие медиков в разгар сессии было переполнено. Музыка из актового зала гремела на все здание и привлекала людей. В результате пришли и приглашенные однокурсники, и друзья Максима, который был старше Яны на пять лет и уже практиковал в больнице. А те привели с собой своих друзей.

Яна выслала нам фотографии со свадьбы, и мы с Мариной попытались вычислить моего страстного партнера.

– Он был высокий, – говорила я.

– Этот?

– Не знаю.

– Так, ладно. Нужна помощь.

Мы встретились с Яной и ее мужем в кафе. Они выглядели совершенно счастливыми: держались за руки, трогательно заботились друг о друге. У меня язык не повернулся сказать, что я залетела от гостя на их свадьбе и теперь пытаюсь найти его. Придумала нелепую историю.

Максим, муж Яны, рассказал обо всех гостях, но ни один из них не подходил под мое описание. Я помнила, что парень был высоким. Он нависал надо мной, как гора Джомолунгма и источал аромат дорогого парфюма.

Следующим этапом расследования был запах. Мы пошли в магазин, и я до тошноты нюхала флаконы духов, пока не нашла тот, который обоняла в бытовке.

Максим позвонил своим друзьям и вычислил тех, кто пользовался этими духами. Но все они пришли на свадьбу с девушками. Вероятность того, что кто-то окажется настолько наглым, что при своей возлюбленной будет трахать в подсобке чужую девицу, была ничтожно мала.

Наше импровизированное расследование зашло в тупик. Я решила сделать аборт и, как ни настаивала мама на сохранении ребёнка, как ни плакала она, я стояла на своём. Визит к врачу сбросил меня ещё больше вниз по лестнице.

– Дорогая моя, у тебя детская матка. Слышала о таком явлении?

Я кивнула. Студентка четвёртого курса медицинского вуза уже имеет представление о гинекологии.

– И что?

– И то. Не думаешь, что это твой единственный шанс стать мамой? Ещё неизвестно, сможешь ли выносить даже этого ребёнка.

Я пришла домой полностью разбитая. Мама обняла меня за плечи, и мы разревелись. Меня мама воспитывала одна. Я не знала своего отца. Вот и получилось, что свою судьбу она передала мне по наследству. От этого ещё больше хотелось выть и крушить все вокруг.

Но мы справились. Сумели выбраться из ямы отчаяния. Рождение Милаши стало счастьем в нашем доме, которое отвело в сторону беду.

А моего мачо-любовника мы так и не вычислили, как ни пытались, зато печальный опыт научил меня никогда не ввязываться в сомнительные авантюры.

* * *

– Да, ты чего так рано звонишь? – сонно спрашивает Марина.

У нее грудной ребенок. Он ночами спит плохо, вот подруга и находится в постоянной дремоте.

– Для кого рано, а для меня вовсю идет рабочий день, – ворчу я. – Мариш, выручай.

– Что случилось?

– Забери сегодня Милашу из садика к себе. У меня мама в больницу попала. Ночью прооперировали.