Текст книги "Байки про балет"

Брак

Как сам Кабриолев считает, он не был бабником. Но женщин привечал. Многим он воздавал должное. И забирал своё. Ещё на третьем курсе он разочек женился, прельстившись крупным бюстом и конспектами одногруппницы. Но утопать в складках грудей ему быстро надоело, а тетрадки женины пестрели грамматическими ошибками – они вскоре расстались. С тех пор случилось множество увлечений, интрижек, банального секса «подшофе». И, по меркам общества строителей коммунизма, Вольдемар Альбертович являлся аморальным типом, разлагающимся элементом, враждебным.

Клеймо пугающее, однако Кабриолева это нисколько не смущало, и жил он активной и разнообразной половой жизнью. И хотя статус свободного кобелька его вполне устраивал, но тут нашла коса на камень: познакомился он в одной компании с юной прелестницей. Девица оказалась ещё и умна, а папа её служил видным дипломатом. Последний пункт не особо возбуждал Кабриолева, но сексуальность дипломатской дочки взяла своё, – вскоре он сделал ей предложение, она его приняла, и они отправились знакомиться с её родителями.

А при знакомстве выяснилась одна пикантная подробность: её мамаша оказалась из враждебной балетоманской фракции! Монтекки и Капулетти отдыхают по степени накала страстей в отношениях этих «семей»!

Но дело было сделано, заднюю давать поздно, и свадьба состоялась. С полгода совместной жизни «молодых» Вольдемар Альбертович мне не описывает, говорит, что ничего интересного, но потом они развелись.

И тогда экс-тёща выступила по полной – ушатов с помоями вылито было без счёта. Мешались с грязью и личностные качества Кабриолева, и его балетные позиции. Но здесь Вольдемар Альбертович отыгрался сторицей: мамаша в теоретических вопросах была «по верхам набравшаяся», и словил он её хорошо. Ошибку она допустила уровня «перепутать Одетту с Одиллией», Кабриолев дело раздул, и тусовка её из себя исключила: проходки ей давать перестали. Ходила потом эта дама в театр по билетам и здоровалась с бывшим зятьком сквозь зубы…

Сорокопятиножка

Вольдемар Альбертович утверждает, и готов биться об любой заклад, что это именно он свёл воедино, отредактировал и выпустил самиздатовским способом под своим именем список из сорока пяти ног танцора. Умещался весь этот список с небольшим авторским комментарием на одном листочке, но, к великому сожалению призрака, ни одного экземпляра, напечатанного под копирку, не сохранилось. Так что таким образом доказать своё авторство он не может, но в качестве бесспорного доказательства Кабриолев приводит свою способность в любой момент времени, даже со сна, перечислить их все без запинки.

Несколько раз я пытался его подловить, но каждый раз Вольдемар Альбертович выдавал мне этот список в одной и той же последовательности. И, действительно, он у него как от зубов отскакивает: первая ⁄ вторая ⁄ правая ⁄ левая ⁄ передняя ⁄ задняя ⁄ внутренняя ⁄ внешняя ⁄ эта ⁄ другая ⁄ удобная ⁄ опорная ⁄ приставленная ⁄ отставленная ⁄ прямая ⁄ согнутая ⁄ свободная ⁄ запасная ⁄ ещё одна левая ⁄ другая правая ⁄ та ⁄ не та ⁄ лишняя ⁄ верхняя ⁄ нижняя ⁄ поднятая ⁄ задранная ⁄ спущенная ⁄ оттянутая ⁄ наружная ⁄ толчковая ⁄ принимающая ⁄ правая передняя ⁄ правая задняя ⁄ левая передняя ⁄ левая задняя ⁄ больная нога ⁄ логичная нога ⁄ нелогичная ⁄ неудобная ⁄ та, которая на ноге партнёра ⁄ следующая ⁄ рабочая ⁄ открытая ⁄ закрытая.

Рассказывает он этот список, как рэп читает, и, судя по всему, его он пера. А как последний и самый убойный аргумент Кабриолев рассказал мне тут недавно, что он решил список дополнить и до пятидесяти довести. Сейчас работает над этим, и три новых вида ног он мне уже озвучил: выздоравливающая ⁄ приболевшая ⁄ любимая. Обещает в ближайшее время и два последних определения выдать…

Пари

Усы Вольдемара Альбертовича являлись предметом его ежедневной заботы и поводом для злопыхательств у некоторых недоброжелателей. Завёл он себе это украшение на лице ещё по окончании института, дабы солиднее выглядеть. С годами форма совершенствовалась, и к моменту встречи с балетом он ими заслуженно гордился. Они не были велики, но выглядели очень изысканно, идеально подходя и Кабриолеву, и к интерьеру театра.

Но имелся у его усов в балетоманском движении конкурент – внушительная рассада на верхней губе одного противного мужичка. Большинство в тусовке признавало первенство усов Вольдемара Альбертовича, но существовала и некоторая прослойка, восхищавшаяся растительностью конкурента. При этом состояли они с ним в разных фракциях и ус в ус почти не встречались.

И тут, надо же такому случиться, сошлись они, в антракте, не на жизнь, а на смерть. Хотя Кабриолев точно и не помнит, из-за чего сыр-бор разгорелся: то ли обсуждали, кто на ближайшей премьере в первом составе выйдет, то ли цвет декораций третьей сцены второго акта другого спектакля. Но дошло до повышенных тонов, перехода на личности, и тут его усов конкурент на тебе и предложи пари. Кто неправ будет – тот усы сбривает!

А дело прилюдно происходило, деваться некуда – отклонить вызов, значит, опозориться. Принял Вольдемар Альбертович пари, а до разрешения спора неделю пришлось ждать. Очень она нервной случилась, Кабриолев аж осунулся, но усы его выиграли! А конкурент, свои сбрив, оказался и не таким уж противным. Пожал он Вольдемару Альбертовичу руку, и даже спасибо сказал, так как теперь, дескать, он понял, что усы – это, вообще не его. А на пьедестале единолично и полноправно воцарились усы Кабриолева. С него и в мир иной ушли…

Удобоваримо

В лексиконе балетоманов присутствует множество слов-символов и ярких словосочетаний, обозначающих отношение к какой-либо постановке, использующихся для оценки выступления артистов или работы дирижёра. Их тьма, и все они делятся на три большие группы: восхитительные, если восторг, уничижительные, если провал, и нечто среднее, если надо высказаться дипломатично.

С первой и второй группой попроще: здесь можно кипеть эмоциями, изобретать сложные деепричастные обороты, добавлять нечленораздельные звуки, использовать миманс. Но вот сухенько пригвоздить проходной балет или состав в балете надо одним ёмким и уникальным словом. И к тому же универсальным.

У всех воротил балетоманского движения уже имелись свои такие словечки, Кабриолев же пока своим таким не обзавёлся, хотя уже начинал иметь всё больший вес в этом сообществе. Положение стало обязывать выражать своё мнение чётко и недвусмысленно, фирменным клеймом метя среднего пошиба спектакли. Его срочно надо было придумать…

Вольдемар Альбертович напрягал все свои филологические способности, перечитывал классиков, начал искать дружбы с современными ему писателями, рассчитывая на их богатый словарный запас, но нашёл свою фирменную печать совершенно неожиданно – сдавая, пардон, анализы мочи и кала…

Принёс он с утра пораньше подписанные бутылочку и коробочку в участковую поликлинику. И, передавая их дюжей санитарке в застиранном халате, осведомился, разборчиво ли он их подписал. С ненавистью на него глянув, санработница буркнула: «Удобоваримо», и это стало фирменным ответом Кабриолева!

Ослик

В балете нередко по сцене бродят разнообразные животные. Ослики – чаще всех остальных, как Кабриолев утверждает. И надо же такому случиться, что утром, в день главной премьеры сезона с его участием, штатный осёл театра сломал себе ногу! А вокруг него одна из основных сцен строилась, и если убирать этот персонаж, то надо многие танцы срочно переделывать, что за столь короткий срок невозможно сделать даже гипотетически. И замены ослу не было, – была трагедия! Денёк не задавался…

А Вольдемар Альбертович пасся в театре уже спозаранку. В ситуацию его посвятили, и он принял в разрешении проблемы определяющее участие. На уровне дирекции был решён вопрос: где взять? Созвонились с Цирком на Цветном, те и рады бы помочь, но осла надо доставить, ибо сам, на метро, он не доедет. Да и вообще в метро вряд ли пустят осла, даже осла-артиста. Это сейчас можно вызвать специализированное круглосуточное такси, хоть для перевозки крокодила. А тогда, да ещё и в нерабочий день, найти подходящий для перевозки транспорт было нереально… И Кабриолев вызвался помочь – довести ослика из цирка до театра. Ради искусства он на всё всегда готов!

Животное оказалось покладистым и много чего повидало на круглой арене. Но путешествие по городским улицам оказалось для него в новинку. При этом Вольдемар Альбертович был в костюме и при галстуке, наряд на премьеру, и вместе с ослом они выглядели как из разных миров. Три раза к ним подходили милиционеры, а несколько зевак всю дорогу следовало за ними на удалении, страшно веселясь. Каждый переход улицы, даже на зелёный сигнал светофора, оказывался для ослика стрессом, и это было по нему заметно: он отказывался переходить, упираясь всеми четырьмя ногами и отчаянно ревя. Кабриолев взмок, осла тягая и пиная, и уже многократно проклял себя за то, что пошёл на эту авантюру, но звёздный час для балетомана всё же наступил!

На подходе к главному портику страны ушастый миляга присмирел – великая сила искусства, видимо, и на него подействовала. Вольдемар Альбертович оправился, разогнал свиту зевак и торжественным шагом проследовал в театр, ведя артиста под узду. Триумфу Кабриолева было не затмить успеха той премьеры. Но он стал единственным зрителем в истории театра, кто явился туда с ослом! С настоящим…

Тайна кумиров

Никто до Кабриолева, никто, кстати, и после не смог чётко объяснить: почему один артист нравится одним людям и не нравится другим? Заметил Вольдемар Альбертович эту странность ещё в самом начале своей балетоманской карьеры, когда никак не мог в толк взять, как может его любимый артист кому-то быть не мил?! Решил Кабриолев тогда, что это всё интриги подковёрные, и надумал провести, для чистоты эксперимента, сложный опыт. Поводил он разных людей, не из тусовки балетоманской, а просто родственников-интеллигентов, на одного и того же своего кумира, и взаправду оказалось – далеко не все так верещат от него, как сам Кабриолев! Хуже того, на некоторых этот артист вообще никакого впечатления не производил, а нравился совсем другой, на которого он сам и не глядел!

Этот факт надолго поставил балетомана в тупик, тем более что распространённые мнения на этот счёт ничего не объясняли. Да, есть определённые пристрастия представителей разных групп любителей балета: пожилые женщины любят фактурных мальчиков, желательно посмазливее. Половозрелые же мужчины предпочитают балерин с ярким лицом. Но и внутри этих общностей никакого единства нет!

Разбираясь в вопросе Вольдемар Альбертович попробовал выявить общие черты теперь уже у почитателей одного и того же таланта. С этой целью он составил сложную таблицу, в которой указал множество совершенно разных характеристик коллег из тусовки: от цвета глаз до размера обуви. Много бессонных ночей он провёл, анализируя этот огромный пласт бессмысленной информации. Решил даже привлечь на помощь самое свежее достижение человеческой мысли – ЭВМ. Они тогда только появились, но в НИИ, где он как бы работал, одна уже была. Данные ввели, но перфокарты вылезли обратно без ответа: информация обработке не поддавалась.

Но Кабриолев не остановился и на этом! Стал он донимать коллег-балетоманов с просьбой заполнить подобие анкеты, где указать, какие именно черты нравятся в любимом артисте. Но и тут информация оказалась предельно противоречива и не обобщаема. Так что ответа не нашёл и Вольдемар Альбертович. Пока жил на нашем свете. Но теперь он его знает, и он прост, как и всё гениальное – «На душу легло…». Подробнее, и с техническими деталями, призрак расшифровать эту фразу не может, ссылается на то, что «живым этого никак не понять…».

Кулебяка с потрошками

Это было фирменным блюдом одной престарелой родственницы Кабриолева, которое она с неизменным успехом готовила на дни рождения, свадьбы и поминки. Вкусом кулебяка эта отличалась необыкновенным, и про неё знала вся балетоманская тусовка, ибо Вольдемар Альбертович любви своей не скрывал. И после очередного угощения нахваливал красочно и во всеуслышание, так что у слушателей аж слюнки текли.

И вот разок, услышав про этот гастрономический шедевр, одна второй молодости девица, из числа дочек-ботанок пожилых балетоманов, периодически приводимых родителями в театр на смотрины, решила проложить свой путь к сердцу Кабриолева через его желудок. Списавши рецепт из книги «Советы молодым домохозяйкам» дореволюционного издания, она свою кулебяку с потрошками сготовила, на блюдо фамильного фарфора выложила, фольгой в несколько слоёв обернула, принесла в театр и в антракте решилась подать.

Вольдемар Альбертович был весьма тронут, даже милостиво на девицу посмотрел и отвесил комплимент её внешности. Поставили кулебяку на столик в буфете, достали принесённый острый ножик, порезали. Взял Кабриолев приличный кусок из серединки и целиком в рот да и запихнул. Пришлось ему так сделать, так как начал кусок в руке крошиться. Не очень-то это выглядело эстетично, но не в этом дело, а в том, что над родом Кабриолевых висит проклятье – лук жареный ни он сам, ни родственники его на дух не переносят. А по рецепту из той книги на одну кулебяку аж две луковицы до золотистого цвета обжаренные положено!

Бежал стремглав Кабриолев через фойе театра в мужскую комнату, прикрывая рот рукой, дабы полу-пережёванная кулебяка не выпадала, а на усах у него тряслись кольца жареного лука. Весь второй акт его страшно тошнило в туалете, а девица рыдала безутешно, сидя на мраморном полу перед дверцей с литерой «М». И с полгода ещё с чьей-то лёгкой руки Кабриолева за спиной называли Чиполлино…

Маклер

В деньгах Кабриолев никогда особо не нуждался. Во-первых, в стране советов важнее был блат, а не дензнаки. А с этим у Вольдемара Альбертовича всё складывалось замечательно – балетоманы в тусовке имелись из всех значимых слоёв общества – и партийные бонзы, и директора мебельных фабрик, и мясники с Даниловского рынка. А во-вторых, прибавкой к очень скромной зарплате в НИИ, где он формально на полставки состоял, текла ему золотая струйка от одной очень выгодной халтуры. Естественно, также с балетом косвенно связанной…

А в те времена понятия купить или продать квартиру официально не существовало. Улучшить жилищные условия за деньги, конечно, было можно, но не путём прямой покупки, а сложными хитросплетениями обмена. Равно как и получить кругленькую сумму в твёрдых советских рублях, переехав по обмену из сталинки в центре в хрущёвку на окраине. Впрочем, и такую транзакцию осуществить было нелегко, так как газет с бесплатными объявлениями не существовало, сайтов, понятное дело, тоже, а имелись маклеры, зашифрованные не хуже шпионов.

В среде же творческой интеллигенции, где вращался Кабриолев, недвижимость в основном была элитная, а с ней и ещё сложнее – с кем попало не свяжешься! И как-то само собой, в силу массы свободного времени, высококультурных знакомств, недюжинной деловой хватки и личной коммуникабельности, Вольдемар Альбертович стал «богемным» маклером по обмену жилплощадью. Специализировался он на балетных, но однажды балет ему ножку и подставил в одном очень заманчивом «варианте».

С полгода Кабриолев выстраивал многоходовую комбинацию, и, по его подсчётам, комиссионные могли составить до трети стоимости «Жигулей» – огромная сумма по тем временам! И всё уже практически «срасталось», но придя на встречу с последним звеном этой цепочки, увидел он перед собой администратора театра, с которым состоял в серьёзных контрах. Положение щекотливое: «вариант» был очень интересен для Кабриолева, и звено это он собирался всячески умасливать. И оно теперь сидело перед ним и, прекрасно это понимая, скалилось противненько.

И тогда Вольдемар Альбертович принял для себя принципиальное решение: балет – он во сто крат важнее, чем бизнес! Не подав руки, Кабриолев развернулся на каблуках и ушёл. Ещё с полгода потом он этот «вариант» другими путями вёл, а администратора этого через год где-то уволили. Почему? Никто не знает…

Сатисфакция

Конфликты в балетоманской среде дело рядовое и обыденное. Рядовые члены враждующих фракций завсегда не прочь сцепиться по любому подходящему поводу, матёрые же ветераны движения бьются друг с другом не хуже раненых носорогов, причём бои идут без правил и первая кровь никого не останавливает. Но до их уровня надо дорасти, насмотреться, назнакомиться, теоретическую базу нарастить. Поэтому первые лет десять Кабриолев если и имел стычки, то с такими же, как он, «новичками» и без особых последствий для физического и морального здоровья. А потом решил, что готов, и полез на взрослое ристалище!

Не то чтобы он стал сознательно провоцировать воротил из балетоманского круга, но начал смело высказывать свои суждения, даже если они сильно отличались от авторитетных мнений. А один раз Кабриолев уж очень противоположную точку зрения озвучил и даже позволил себе немного подтрунить над одним из самых уважаемых мастодонтов. И тот решил этого так не оставлять – задумал проучить зарвавшегося выскочку!

Сети плелись долго и искусно, и Вольдемар Альбертович, несмотря на врождённую прозорливость, всё же в них вляпался: поверил в пущенный слух, что будет замена на предстоящем спектакле, и букет свой другому артисту адресовал. А это – ужасный проступок! И его кумиру про это, понятное дело, сообщили, и он от Кабриолева отвернулся.

Но самое же неприятное было даже не это: провалиться сквозь землю молодому балетоману захотелось, когда этот мастодонт, с ехидной улыбочкой да в присутствии приличной свиты, объявил Вольдемару Альбертовичу, что теперь они квиты. Что он-де сатисфакцию получил и нос Кабриолеву, сосунку, утёр. А если надо будет, то и ещё что-нибудь с ним сотворит. Всяк сверчок, дескать, знай свой шесток!

Парле ву франсэ?

В школе Кабриолев зубрил немецкий, в институте изучал английский, а через несколько лет после окончания вуза помнил оба на уровне примитивных приветствий. А в балете, как известно, главный язык французский, и он его слух очень ласкал. Нравилась ему ещё певица Далида, и хотелось знать, о чём это она поёт. А больше всего ему нравился прононс, – страсть как мечталось Вольдемару Альбертовичу что-нибудь умное на публике на французский манер сказать. И он принял решение освоить этот прекрасный язык!

Позанимавшись немного с самоучителем, вечный студент решил перейти к практике. Но в те времена не так это было легко, как нынче. Однако Кабриолеву повезло – один из его многочисленных родственников работал преподавателем иностранного языка. Правда китайского, но был он завкафедрой в институте военных переводчиков, и, естественно, имелись у него знакомые и на кафедре французского. В итоге Вольдемара Альбертовича представили даме средних лет, выразившей готовность немного его «подтянуть».

И тут случилась драма: возникло физиологическое препятствие прононсу! В силу особенностей строения Кабриолевского носогубного треугольника при попытке говорить с «заложенным» носом вибрации передавались на верхнюю губу. А на ней росли его знаменитые усы, и они нещадно щекотали ноздри. Как только Вольдемар Альбертович пытался говорить с прононсом, так сразу и заходился в хохоте. Весёлого в этом было мало, да и уроки пришлось прекратить, – дама посчитала, что это он над ней смеётся, и занятия продолжать отказалась категорически…

Антракт

Антракт – это весьма важная часть спектакля, хотя в нём и не танцуют. Но на сцене за занавесом своя жизнь кипит, а зрители же, акт отсидев и отмолчав, очень хотят воду изо ртов вылить. Балетоманам же надо срочно обсудить увиденное с близкими по страсти, – и это критично, а то может разорвать ненароком от переполняющих эмоций!

Кабриолев, будь его воля, антракты по времени вдвое увеличил бы, ибо очень ценил эту краткую возможность общения «по горячему следу» – ведь именно в антракте можно услышать от человека максимально искреннюю оценку. А по окончании же спектакля, в балетоманской среде сформируются разные точки зрения, отражающие позицию определённой фракции, которого будут придерживаться все остальные её члены. Даже если она не отражает их собственную…

Так что именно эти минут двадцать антракта дают возможность открыто обменяться мнениям, тем более на это время негласно объявлялось «водяное перемирие» и шло межфракционное общение (правда, правило это было не без исключений). А во враждебных группировках имелось немало интересных личностей, точка зрения которых Вольдемара Альбертовича весьма интересовала. И которых как раз в антракте лучше всего и «ловить»!

И тут надо упомянуть один важный нюанс – Кабриолев при жизни курил, причём трубку. И вот незадача, приблизительно половина людей, мнение которых он хотел бы услышать, не баловались папиросками. И каждый раз, выходя на антракт, Кабриолев раздирался в смятении, не понимая, как ему лучше сделать: сначала кое с кем поговорить, а потом бежать перекурить? Или сначала перекурить, а потом кое с кем поговорить?

Ни разу!!! он не смог принять личного волевого решения! Каждый раз было чьё-либо: «Пойдём в буфет, обсудим» или «Пойдем в курилку, обсудим». Вольдемар Альбертович считает себя фаталистом в этом вопросе…