Текст книги "Байки про балет"

Моя первая балерина

Всё бывает в первый раз… А в балетоманской карьере Кабриолева первая балерина случилась на его пятый личный сезон. Присмотрелся он за это время ко всем артисткам труппы повнимательнее, оценил пропорции тел, стройность ног и миловидность лиц и свой выбор сделал. Избранница была не из прим, но кордебалет уже покинула и танцевала хорошо. Замужем не состояла, а сплетен за ней много не водилось. Вольдемар Альбертович заочно влюбился и создал сам себе идеальный образ – богиня!

В то время на сцену по окончании спектакля Кабриолева ещё не пускали, так что ему было довольно сложно чувства свои донести. Присылал он своей избраннице букеты с многозначительными записочками, несколько раз обменялся парой фраз у служебного подъезда, слал ей воздушные поцелуи при любой возможности. Потом сумел пробраться он в гримёрку и открылся своей Дульсинее – стоя на колене и произнеся выспренную речь.

Балерина с колен Вольдемара милостиво подняла, усадила рядом, дала воды попить, порасспросила его про жилищные условия, уровень доходов, наличие блата в разных кругах и тут же дала своё согласие на гражданский брак, пообещав прибыть с вещами уже назавтра.

Кабриолев домой летел кабриолями наводить в квартире лоск к приезду молодой жены. На следующий день в ресторане «Арагви» вдвоём они скромно «свадьбу» отметили, а потом и первая брачная ночь случилась. Про интим Вольдемар Альбертович тактично умалчивает, но медовый месяц и недели не продлился, а потом балетоман взвыл: балерина оказался страшной неряхой – вещи её, включая пачки и потные лосины, по всему дому валялись. Вдобавок к этому не приучена она была готовить и постоянно крутила фуэте, задевая раритетные мебеля и посуду и поливая из лейки фамильный паркет. А терпение Кабриолева лопнуло, когда она попробовала заставить его пришивать ленты к пуантам. Так низко пасть он не смог, и первую свою балерину выгнал со скандалом. Да и со второй, третьей…дцатой – похожие ситуации случились…

Поставить свечку

Кабриолев с церковью был на «Вы». Буквально несколько раз в жизни и странной волею судеб он оказывался в зданиях, куполами увенчанных, но сам туда никогда не стремился. Да и не так это место было популярно при советской власти. И не ходил бы он туда до второго пришествия, если бы не травма.

А травму, и серьёзную, получил один его любимый артист, и никак не мог он от последствий избавиться, даже хуже становилось. Дело шло к списанию на пенсию, но юный талант вот только и зажёг сердца балетоманов. Было очень обидно, тем более Кабриолев «вёл» артиста ещё с училища, и имелись у него на того большие планы. Врачи, массажисты, травники – все расписались в собственном бессилии, что делать дальше – непонятно…

А тут, ко всему прочему, и в семье несчастье случилась: умер дед Вольдемара Альбертовича – старший в роду. Его повезли отпевать в подмосковную церковь и там, от скуки, Кабриолев одной старушке-родственнице про травму рассказал. А та и надоумь его свечку поставить. Вольдемар Альбертович их сразу два десятка купил и везде понаставил, – а вдруг?

И вдругнуло! Непонятно с чего артист на поправку быстро пошёл, и месяца через полтора уже заблистал в полную мощь. Кабриолев, за такой радостью, про Бога-то сразу и забыл, но потом, на сорок дней, рядом с той же старушкой за столом поминальным оказался. Она его, промеж прочего, и про здоровье артиста спросила. Он рассказал про это чудо, а та и причину выздоровления нашла – «Бог помог!». Стыдно как-то стало Вольдемару Альбертовичу, и он решил самому Богу за это свечку поставить. Как бы «Браво!» ему сказать.

В Подмосковье не поехал, пошёл в одну из немногих действовавших тогда московских церквей. Купил самую большую свечку, что там была, перед самой большой иконой поставил, в усы что-то пробормотал, уже на выход потянулся, и вдруг показался ему батюшка местный чем-то знаком. Очень у него борода похожая была на бороду одного знатного балетомана. Пригляделся Кабриолев повнимательнее – ба! Так это он и есть!

Священник от встречи такой сконфузился. Ещё бы! В тусовке он не в рясе был – всегда в отличном костюме и со значком Физтеха на лацкане. Слыл он щёголем и в наши бы времена имел бы последний айфон. Вольдемара Альбертовича эта встреча страшно развеселила, но православный балетоман его чуть ли не на коленях стал умолять не раскрывать инкогнито. Кабриолев пообещал, обещание сдержал, но при встречах в театре каждый раз ему теперь казалось, что от бородача ладаном веет. И улыбку хитрую он в усах прятал…

День Советской армии и Военно-морского флота

С оружием в руках Вольдемар Альбертович Родину не защищал – один из дальних родственников (генеральского звания) диагностировал у Вольдемарчика плоскостопие, причём ещё на стадии раннего детства. Что единогласно и подтвердила медкомиссия при военкомате, во время призыва. Так что поздравления по случаю этого праздника Кабриолев принимал слегка конфузясь, и этот факт из свой биографии не афишировал. Впрочем, и баек про свои боевые подвиги не рассказывал, а вопросы про годы армейской службы переводил в шутку. Был балетоман предельно мирным человеком, и по нынешним временам слыл бы пацифистом.

А тут предстоял круглый юбилей у Рабоче-крестьянской Красной армии, и вся страна готовилась отметить его в едином порыве. Вольдемар Альбертович находился в мейнстриме и, несмотря на нелюбовь к погонам, настроению общему поддался – подписался на участие в общественном мероприятии по этому поводу.

А мероприятие оказалось слегка авантюрным: балетоманская братия решила артистам помочь – им бы лучше на репетицию пойти, чем штаны в каком-нибудь президиуме протирать или в молодёжи патриотизм воспитывать. Тем более готовилась серьёзная премьера, и каждый день был на вес золота. Подписываясь участвовать, Кабриолев не знал ещё, на что шёл, ибо на этом этапе лишь собирали данные, в какой день и в какое время кто свободен. Выпало – идти в училище на встречу с армейскими ветеранами. Причём в роли ветерана…

И тут никак не отмазаться, а «заболеть» значило тусовку подставить. А такое не забывалось… И Кабриолев пошёл! Возможно, всё и обошлось бы – присутствовал он там за ветерана один, и почти весь урок Вольдемару Альбертовичу удавалось лить в уши старшим классам воду про историческую роль наших вооружённых сил – язык-то у него хорошо подвешен! Но испортил всё НВПшник[1]1
  Преподаватель начальной военной подготовки (НВП). Имелся во всех средних учебных заведениях и являлся, наряду с трудовиком, объектом шуток и персонажем анекдотов.


[Закрыть] своими предельно прямыми вопросами относительно устройства разного вида стрелкового оружия. А добило ситуацию незнание Кабриолевым направления, в котором надо лежать ногами по направлению к ядерному взрыву…

Вольдемар Альбертович был разоблачён и изобличён чуть ли не как враг народа. НВПшник лично отконвоировал балетомана до входной двери, пообещав сообщить куда следует про попытку диверсии против будущего балета Советского Союза. Но не эта угроза расстроила Кабриолева – сообщил майор директору училища, и дальше эта информация не пошла, а офицеру приказали забыть про этот случай. А то, что случился такой позор прилюдно, и следующие пару-тройку выпусков Вольдемару Альбертовичу было как-то в училище на концертах неуютно – ученики на него тайком показывали, шептались и смеялись. А НВПшник сверкал глазами в бессильной злобе.

Со временем – забылось, майора наверх двинули, и Кабриолев вновь обрёл прежний вес в училище. А к празднику этому стал с ещё большей опаской относиться…

Балет vs опера

Полюбить оперу Кабриолев пытался вплоть до своей физической кончины. Так и не смог… Обретя же бессмертие, знатный балетоман махнул на эти попытки рукой и просто смирился с её наличием. Тем более что в некоторых операх есть вставные танцы, а в каких-то и неплохие. Это единственный «бонус», который Вольдемар Альбертович находит в оперных постановках, а главный минус от них он видит в том, что они занимают сцену. Будь его воля, он бы сделал театр чисто балетным, хотя, будучи реалистом, Кабриолев понимает, что такое невозможно. Но практически половину «рабочего времени» сцены с неё поют! А могли бы танцевать!

И вот именно в разнице восприятия уха и глаза и кроется причина такой антипатии. Насколько Вольдемару Альбертовичу нравится танец, настолько же равнодушен он к пению. Совершенно не трогают его образы, создаваемые певцами, в отличие от героев, создаваемых пластикой тел артистов балета. Да и фигуры оперных ему совершенно не нравятся: будучи помешанным на культе тела и лишние полкило любимого артиста воспринимая как проблему республиканского масштаба, Кабриолев не мог полюбить обычно тучных певиц. Да и музыка в балете, по его мнению, гораздо богаче и разнообразнее.

И, естественно, деньги… Во все времена постановки были недёшевы, а бюджет не резиновый. А балет обычно подороже обходится. И если стоит выбор перед руководством, а денег дали мало, то у оперного искусства шансов больше их получить. И получали! И ходил потом Вольдемар Альбертович на оперы скорее от безысходности: если уж всё равно в театре, то что уж не пойти…

А на операх встречал он много коллег – балетоманов. И вёл себя он там точно так же, как они: делал умный вид и слегка снисходительно признавался, что к опере немного страсть питает, хотя балет главнее. Но вслух заявить, что ни хрена ему она не нравится и ходит он на оперу, только чтобы статусу культурного человека соответствовать – он не мог, понятное дело. И тогда закралось у него одно сомнение: а может, все так?

Изучил он вопрос этот довольно серьёзно. Наблюдал, слушал, на откровения вызывал. Не стал Кабриолев мне подробно рассказывать, что приметил и узнал, – говорит, что вырванная из контекста информация непонятна будет. Но вывод свой сделал: не все, но очень многие. Порядочно балетоманов именно по рангу туда ходят и чертыхаются потом. Гораздо больше половины…

Единственное, с чем так Вольдемар Альбертович и не разобрался, так это то, почему опера кому-то реально нравится? Остался сей странный факт для него загадкой…

Мимоза

Времена года были Кабриолеву не особо и важны – жил-то он сезонами. А первый праздник весны, который часто под снегом встречался, вызывал у него, кроме головной боли о подарках многочисленным знакомым дамам, ещё и недопонимание его сути. Нет, Вольдемар Альбертович, конечно, понимал идеологическую подоплёку светлой даты: в этот день оголодавшие питерские текстильщицы вышли на Невский, и началась Февральская революция. Что и увековечила впоследствии Клара Цеткин, будучи, видимо, в доле цветочного бизнеса. Но, на бытовом уровне, он никак не мог в толк взять, почему это именно в этот день надо женщинам какой-то особый почёт оказывать! Почему, только один-то день в году?..

А к женскому полу Вольдемар Альбертович относился по-разному, в зависимости от возраста представительниц. Матронам он оказывал свойственные их летам знаки внимания. Девочек, лет до двадцати, по головке гладил. Половозрелых хорошеньких девиц – привечал. Но делал он это триста шестьдесят пять дней в году, а не только на «женский день». Хотя общему тренду следовал и на 8 марта прилично тратился на мимозы и маленькие подарочки. Своим же партнёршам он делал подарки посерьёзнее, и тут в один год случился конфуз…

Вышло так, что забегался Вольдемар Альбертович и времени на обстоятельный подход к выбору подарка у него не осталось. Наложилось на эту ситуацию и то, что не было в СССР нынешнего изобилия милых безделушек и имелось у Кабриолева, на тот исторический момент, целых две «близких» ему женщины. Скрепя сердце он не стал мудрствовать лукаво и прикупил им обеим одинаковые броши – это всё, что было «приличного за умеренные деньги» у знакомого завотделом ювелирных украшений в универмаге «Москва». Успокоил он себя тем, что эти его дамы сердца из разных кругов общения, и пересечься, с брошами на груди, не должны вроде никак.

С разницей в пару часов вручил он им украшения вкупе с цветам и принёс свои извинения за невозможность совместного отмечания праздника – сославшись на крайнюю необходимость присутствовать в театре. Потратил он на это всю первую половину праздничного дня и чувствовал себя при этом немного неловко. Смутили его и какие-то странные намёки от обеих своих пассий. С этими нехорошими ощущениями он в театр и приехал, там они дальше и развились…

Будучи уже «подсаженными» Вольдемаром Альбертовичем на балет, обе, причём заранее, решили и сами сделать ему в этот день подарок-сюрприз: загодя купили билеты и явились в театр, зная, где милого застать. Ну и, понятное дело, вышли в свет разряженные и в свежеподаренных брошах… С пришедшей раньше Вольдемар Альбертович мило и ворковал, когда явилась вторая. Одинаковость брошей была моментально идентифицирована, и Кабриолеву прилично досталось: ополчились обе, сначала друг на друга, а потом, совместно, на героя-любовника – случился прилюдный скандал…

Народ балетоманский ржал до слёз, а потом с полгода в тусовке этот случай припоминали, глумясь над отсутствием креатива в выборе подарка. При этом, как Вольдемар Альбертович особо отмечает, с обеими он потом и не один ещё год вольностям всяким предавался…

Колхозница

Ни для кого не секрет, что далеко не все балетные высокоинтеллектуальные и шибко интеллигентные люди. Есть среди них, конечно, и пишущие складно и грамотно, и духовно возвышенные. Но в среднем уровень IQ балетной братии не зашкаливает. Развитию интеллекта не способствует и принцип преподавания общеобразовательных предметов в балетных училищах – по остаточному принципу. Главное – репетиции и выступления, а тройки по русскому языку и физике можно и натянуть. Тут, естественно, всё зависит и от самого человека, и от семьи, в которой он вырос. Но не всем везёт с родителями, да и тяга к знаниям мало кому с детства привита.

Одна знаменитая прима была совсем не гуманитарий, да и с арифметикой не сильно дружила. Фразы больше пяти слов давались ей с трудом, но фуэте она крутила так, что диаметр окружности вылета ноги все 32 раза был абсолютно одинаков. За это ей всё прощалось, даже почти галочка вместо подписи в ведомости на получение зарплаты. При этом человеком она была душевным и слава голову ей не вскружила.

Кабриолев в усы посмеивался над её «колхозностью», но, по-человечески, относился к ней с симпатией и преклонял голову перед несомненным балетным талантом. Общался он с ней много и даже приглашал на дни рождения. И один раз подарила балерина ему свою фотокарточку, где она в костюме Авроры, и с дарственной надписью: «Маему дарагому таварищу!». Четыре ошибки в трёх словах! Вольдемар Альбертович сначала этого не заметил, но, когда почти все разошлись, стал он с несколькими товарищами по балетоманскому цеху подарки разбирать и на этот грамматический казус наткнулся.

Были они все к этому моменту уже прилично выпивши, и Кабриолев на эту тему довольно жёстко постебался. И на следующий день, прямо с утра, ему позвонили из приёмной директора театра и попросили зайти, фотокарточку подаренную с собой захватив, – стуканул с восходом солнца кто-то из «товарищей». А в кабинете директора и в присутствии секретаря партийной организации фото было торжественно сожжено в бронзовой пепельнице в виде разинутой пасти дракона. Кабриолева немного пожурили, сердечно поздравили с прошедшим днём рождения и ещё жёстче все вместе прошлись по грамматическим навыкам примы…

Грузиночка

В те времена в Москве представителей братских кавказских республик гораздо меньше по улицам прогуливалось. А если с сегодняшним днём сравнивать – вообще считай не было их. И состав труппы театра вполне отражал национальный состав столицы – славянский типаж доминировал. И от этого редкое появление волооких красавиц всегда вызывало всплеск страстей. Так что юная грузиночка появившаяся в труппе, была обречена на поклонение, да и сама оказалась не прочь покорить Москву.

Не то чтобы она являлась прямо выдающейся балериной, но технику имела приличную и, главное, сильно выделялась на фоне коллектива восточной грацией. Балетоманские коты замурлыкали, напели руководству театра, и её стали ставить на многие роли. Ну и светская советская жизнь грузиночку закружила: приёмы в посольствах, чествования в ресторанах, частные вечеринки в высотках.

Кабриолев разделял восторги по поводу горянки, и в стан ухажёров влился искренне. Предмет их мечтаний принимала знаки внимания ото всех, охотно подставляла щёчку, но пока никого особо из претендентов на приз в виде себя не выделяла. Что изрядно будоражило московских жеребцов…

И Вольдемар Альбертович решил пойти ва-банк и произвести неизгладимое впечатление. В костюмерном цехе ему под «честное слово» дали бурку, папаху и пояс с кинжалом. Отнёс он это всё в ресторан, где у него приятель метрдотелем работал, и туда же грузиночку настойчиво пригласил. Встретил с цветами, в кабинет отдельный проводил, закусили, немного выпили. Испросил Кабриолев разрешения на минутку отлучится. Вышел, быстро бурку накинул, ворот наглухо до носа застегнул, папаху на глаза надвинул, подпоясался и, держа длань на рукоятке кинжала, громко постучался.

Ворвался, не дожидаясь ответа и с кличем грозным, а грузиночка, от столь резкой смены амплуа, в обморок шлёпнулась. Вольдемар Альбертович, костюма не снимая, начал её в чувство приводить нарзаном опрыскивая. Привёл, на свою голову, – орала она, как самая громкая русская баба! Только когда снял Кабриолев кавказский прикид, горянка успокоилась и всё рассказала: она ещё в 16 лет была замуж выдана. Официального штампа, понятное дело, нет, но все родственники знают, что её молодой муж так ещё и не познал своей жены. От этого усмиряет он свою плоть, много тренируясь в сабельном бою и в стрельбе из винтовки в своём отдалённом высокогорном селении.

Родители, выдавшие малолетку, оказались гуманистами – договорились, что дочка немного потанцует, а потом приедет к мужу в горную местность супружеский долг исполнять. Время шло, и балерина-кавказочка понимала, что слухи про её жизнь столичную, загульную, могли уже и до Казбека доползти. И решила она, что это муж приехал, Кабриолева убил, а сейчас и её зарежет. И так она уверенно это трагическое либретто рассказывала, что Вольдемар Альбертович поверил ей безусловно. В то поверил, что муженёк её может боевые навыки применить…

После такого как-то все ухажёры подостыли к грузиночке. Сняли её почему-то со всех ролей, а потом и вообще из театра уволили. Хотя она уже на всё согласная была…

Волшебная сила искусства

С этим феноменальным явлением Кабриолев столкнулся уже в самом начале своей балетоманской карьеры. Но до поры до времени серьёзно к его изучению не подходил, довольствуясь пониманием, что это именно так происходит. Но вот почему именно так – непонятно… С годами же, осознав нематериальность природы этого явления, решил изучить обстоятельно, ибо до момента своей смерти верил лишь в таблицу умножения и лично Чарльзу Дарвину. Что-то не вязалось, и Вольдемар Альбертович решил найти материалистическую тому причину. Не нашёл…

А темой этого полуфундаментального исследования было влияние балета на физическое состояние человека. Формальным поводом послужили многочисленные личные случаи кардинального улучшения этого состояния после просмотра спектакля. И в расчёт даже не брались такие мелочи, как падение температуры с тридцати девяти и восьми до тридцати шести и шести, а давления – с двух сотен до ста двадцати. Но когда у тебя после «Щелкунчика» флюс на пол-лица сам собой рассасывается, то такое, просвещенный житель страны советов оставить без внимания не мог. Так как шло это вразрез с политикой партии, что неприемлемо.

Для начала Кабриолев опросил самых проверенных своих коллег по балетоманскому движению и собрал целую историю болезней, вылеченных балетом. Там имелись и язва двенадцатиперстной кишки, и хроническая тахикардия, и даже коклюш. Со слов балетоманов, отсутствие регулярной прививки балетом симптомы отягощает. Но после трёх-четырёх приемов самого красивого в мире лекарства они исчезают без следа. В виде доказательств эффективности этого лекарства были представлены и результаты анализов, и миллиметровки с ЭКГ. Сомнений быть не могло – это работает!

Несложным оказалось добыть доказательства этого феномена и от артистов: случаев, когда балерина оттанцевала со сломанной во время спектакля ногой, не заметив этого, – сотни. Тут подтверждениями являлись целлулоиды рентгеновских снимков против фото примы, танцующей за полчаса до посещения травмпункта. А рассказов о том, что «…с трудом до сцены дошла, и вдруг силы появились», – и того больше. Факт был доказан, но логических объяснений не дал никто…

И тогда Вольдемар Альбертович обратился к самым авторитетным людям – педагогам. Но ждало его разочарование: не дали эти небожители ему внятного ответа о причинах такого явления. Лишь подгрузили своими, уже возрастными, случаями: «…На класс шёл, думал, умру по дороге – сердце шалит, печень камнем висит, дышать нечем. Потом четыре часа сам скакал как конь, вышел из зала – сокрушался, что крыльев нет, а то бы полетел!»

И только теперь, сам уже став явлением потусторонним, понимает Кабриолев причину этого феномена: балет – высшее из искусств, и там есть «струна натянутая», с космосом вселенским связанная. И она, если натянута правильно, цепляет душу человеческую. А истинная сила человека – в его душе. И если там мысли о высшем превалируют, то физические недуги в сравнении с этим – ничто. Вот и отступают…