Текст книги "Стать человеком"

– У вас изысканный вкус.

– И восхитительный цвет!

– Цвет влюбленного огня.

Но она уже не слушала меня. Она бежала за волшебством. За каким, к ангелам, волшебством? Что, вообще, происходит? И самое главное, – почему я в этом участвую? Потому что я мужчина? И как мужчина я делаю то, что хочет она, чтобы потом она делала то, что захочу я? Пусть будет так. Удобный вариант. Вариант природы, к которой я столь лоялен в последнее время.

Мы стремительно ворвались в бледно-серый переулок. Волшебство уже скрылось от наших вожделеющих глаз. Возможно, забежало в один из дворов или залезло в канализационный люк. Много путей отхода у волшебства. Если это, конечно, настоящее волшебство. Но наше – оно ведь наверняка настоящее. Ведь мы умные, образованные люди и всегда можем отличить подлинное волшебство от неумелых подделок.

– Спряталось? – я искоса посмотрел на Ольгу.

– А вдруг, оно за нашими спинами? – девушка сотворила испуганно-восхищенное лицо.

Я посмотрел ей за спину.

– Вроде чисто.

– За собой тоже посмотрите.

Я послушно повертелся вокруг своей оси.

– Ну как?

– Как обычно. Может, вам показалось?

– Так не хочется в это верить.

– Но так просто верить в то, чего хочется.

– Вот именно. – Ольга резко кивнула. – Пошли дальше!

И мы пошли дальше. Похоже, я слишком рано стал сомневаться в своей спутнице. Она явно не первый раз искала волшебство и привыкла раз за разом проигрывать бои, бесстрашно продолжая свою незаметную миру войну. А я ее свежий флигель-адъютант? Скачите на правый фланг, голубчик! Приказ передать любой ценой! Да-да, конечно! Уже в седле! Рвет удила мой верный конь-огонь!

– Что примолкли?

– Очарован вашей целеустремленностью.

– Смотрите не очнитесь! Я еще толком и не начинала.

– Весь в нетерпении.

– И я!

Мы проскочили короткий переулок и вышли на предельно безволшебную улицу. Безволшебность остро чувствовалась во всем. И в пронзающем молодую тьму свете подержанных фар. И в глухом рокоте предпоследнего трамвая. И в ярком, восторженном свете глупых фонарей.

– Мы хотели выпить, – я перевел взгляд на ближайший магазин. И вот он, кстати, ничуть не терял от своей безволшебности.

– Шампанского! Как договаривались, – Ольга остановилась и рассеяно посмотрела мимо меня.

Я зашел в магазин и без лишней суеты выбрал пару бутылок умеренно недорогого шампанского. Я продолжал идти за этой женщиной, как за какой-то смутной идеей. Я так и не решил, что должно ждать меня в конце нашей общей дороги. Только ли очевидное? Или найдется место еще для чего-то? А я бы хотел, чтобы это место все-таки нашлось? Или меня удовлетворит шампанское и все, что к нему прилагается? Тебе не хочется отвечать? Ты не поверишь ответу? Но какому именно?

Пробка стремительно унеслась в темное небо. Время бокалов прошло, и я сделал большой глоток из бутылки. Напротив аналогичной мистерией занималась Ольга. Игристые струйки маняще бежали по ее щекам. И с каждым глотком мы все внимательнее смотрели в наши пьяные глаза.

И вдруг завыли, зарычали, сорвались с грехов-цепей губы-звери. Лютые, алые набросились друг на друга. Разорвать! Искусать! Загрызть! Злые, голодные, падшие. Вцепиться! Не разжимать клыков!

Не увернуться! Не погасить пожары! До крови, до боли истерзались, измучились, отпрыгнули на мгновение жадно плача. И опять, раз за разом с яростью, с алчностью душить и обжигать, казнить и каяться.

– Многие нашли бы в этом потерянное волшебство, – Ольга отстранилась и снова припала к шампанскому.

– Вы нет?

– Мне уже не пятнадцать.

– Разве дело в годах?

– Дело в том, как прошли эти годы.

– Я не о том. Не слишком ли многого мы хотим от волшебства?

– На то оно и волшебство. Хотели бы меньше, назвали бы иначе.

– Хотим того, чего нет, – я уже не слышал ее. – Хотим быть лучше, чем это возможно. Богаче, сильнее, умнее, удачливее. Хотим поймать невиданное, неслыханное, непознанное. Жадными руками сломать ему шею и есть его. Рвать крепкими зубами, глотать, не прожевывая. И вот мы уже другие. Вот мы уже парим над миром. Но постойте! Ведь это все неправда! Но где сегодня достанешь правдивое волшебство? А где его доставали вчера? А завтра? Где мне найти его завтра? Честное, веселое, румяное, всесильное! Завтра я надену свой лучший галстук, куплю букет желтых роз и поскачу на рандеву. Или нет! Лучше допью кофе и хмуро уставлюсь в окно.

– Я теряю нить, Саша, – Ольга с легким беспокойством выгнула бровь.

– Так, может, мы не то хотим? Не то, что нам нужно? Может, нам нужно совсем иное волшебство? Серое, некрасивое, человеческое?

– Почему – раз человеческое, то сразу некрасивое?

– Потому, что у волшебства свои стандарты красоты. И мы, конечно, стремимся к ним, но можем достичь лишь своих!

– Скучно мечтать о человеке.

– И мы мечтаем о боге?

– Да, пускай о боге.

– Но бог не хочет становиться человеком!

– В этом он, вероятно, прав.

– Но нам ведь плевать!

– Лично мне плевать. Разве тебе нет?

Я засмеялся. Громко, пьяно, неприятно. Нет! Конечно, нет! Но как это сказать? Как сказать то, чего все равно не услышат? Зачем это говорить? Зачем об этом думать, раз за разом убеждаясь в бессилии мыслей. Мне осталось только смеяться. Еще несколько жалких секунд.

– Выпей, Саша, – Ольга стукнула своей бутылкой о мою. – Выпей и скажи мне что-нибудь приятное. Я все-таки женщина, а не философский клуб.

– У тебя вкусные губы.

– Как клубника?

– Как гаванский табак.

– И ты ведь в курсе, что потухшую сигару заново не разжигают?

Нам быстро надоело волшебство. Нам яростно хотелось земной, порочной страсти. И мы взяли ее легко и жадно. Захлебываясь шампанским и поцелуями, обрывая тишину и пуговицы, смеясь и задыхаясь, мечтая и тут же получая свои мечты. Не отпуская и вновь не отпуская друг друга из тесного, безумного мира ее гаванских губ, моих алчных рук, нашего ночного восторга.

– В целом неплохая замена волшебству, – Ольга медленно крутила в руках пустую бутылку.

– Приму за комплимент.

– Знаешь, чего не хватает?

– Времени?

– Дождя…

– Еще довольно прохладно…

– А уже хочется дождя.

– Хорошо, что наши желания не всегда выполняются.

– Хорошо, что это никак не влияет на желание.

Мы недолго молчали, укрываясь похотливо мурлычущей тьмой.

– Вызови мне такси, – Ольга затянулась сигаретой и дождалась штатного «вызов принят». – Позвони мне, Саша, – она продиктовала номер. – Пригласи туда, где я хочу быть.

– Туда, где дождь?

– Туда, где я сама стану дождем.

Через десять минут подъехало такси и увезло мою дождливую женщину в темноту ночного города. А со мной остались пустые бутылки, легкий запах дорогих духов и странное чувство удовлетворения. Удовлетворения, впервые возникшего после того, как я стал тем, кем стал.

Нервная дрожь пробежал по моему расслабленному телу. Спокойно! Не будем впадать в панику раньше означенного срока! Я все-таки пьян. Я все-таки мужчина. Оправдания слабые, но других у меня нет, и сегодня мне их не придумать. Вновь отложим все на завтра! Такси! Скорее! Мне к Морфею!

Заснул я быстро, а просыпался медленно, с трудом вырываясь из хоровода несообразностей.

Я чувствовал, что что-то не так. И я знал, из-за кого. Да! Из-за нее! Но что в ней? Я уже спрашивал. И с тех пор я не стал знать больше. Но я хотел бы узнать? Опасный вопрос. Но ответ даст мне определенность. Определенность, которая расширит зрачки моих усталых глаз.

Эх, Саша, Саша! Неужели ты влюбился? Влюбился? Не беда! Влюбленность пройдет, как летний вечер, а наутро уже будет зима. И снова станет хорошо. Ну, а пока потерпим? Немного? Да что я тебя упрашиваю! Будешь терпеть! Через не хочу, через не могу, через не умею. И ты ей позвонишь! И сделаешь все, на что способна человеческая слабость.

Но не сейчас? Нет, не сейчас, она еще спит. Позвони завтра. Или послезавтра. Позвони и пригласи на что-нибудь дождливое. Как будто я хоть что-то понимаю в дожде.

Интересно, что там с книгой? Ясно, что Ирина еще толком даже не вчиталась, но уже интересно. Я все же несколько честолюбив. Сомнительный для писателя грех, но он заставляет волноваться о том, что пишешь. С одной стороны, это положительно сказывается на качестве материала. С другой, – не дает порой написать так, как хочется. Вместо этого пишешь так, как надо написать.

И еще встает вопрос о той роли, что сыграет написанное тобой. Что увидят они за забором из отточенных фраз? Что найдут в дебрях волнующих слов? А что вообще находят в слове? Размышление? Развлечение? Истину? Как всегда, всего понемногу. В одном и том же так легко найти и цель, и бесцельность.

И пусть не оскорбит тебя, автор, равнодушие или даже презрение к твоему слову. Пусть обрадует тебя уже то, что слово твое услышали. Тут же забыли? Пускай! Что тебе время? Сейчас или через полгода. Какая, в сущности, разница? Слава? Ах, ты жаждешь славы! Но это ведь зависит совсем не от тебя. Только от них. И разве угадать, что им понравится в этот раз?

Я не желал гадать. Я желал говорить, писать. Я желал брать словом там, где нельзя было взять делом. Но есть ли что-то ярче и требовательнее наших желаний? Хочу! И пусть пропадет последняя надежда, я совсем не перестану хотеть. Хочу! Пусть сторонятся дураки-аргументы, призывающие отправить мои драгоценные желания по этапу. Я хочу! Я не могу? Какие мелочи! Разве стоит сейчас мелочиться?

Я пил крепкий, сдобренный цитрусовыми чай и медленно, ломая и дробя, отказывался от своих желаний, которые вышли далеко за рамки не всегда остроумных слов. Чай закончился, но желания и не думали кончаться, поэтому мне пришлось заварить новый. Что и говорить, беспрецедентно насыщенный день.

Ирина позвонила на следующее утро и благосклонно заявила, что мой роман отнюдь не безнадежен. Однако, как всегда, у нее нашлись определенные сомнения в ряде моментов. Я в свою очередь, как всегда, не желал ничего переписывать.

В этом безжалостном споре мы провели большую часть дня, изредка прерываясь на потребности бесстрастных мгновений. В итоге я был сражен залпом сугубо профессиональных аргументов. Наскоро перевязав средней тяжести раны, я принялся за работу.

А через пару часов, устав от переделки себя самого, я взял телефон и твердой рукой набрал номер Ольги. Два-три-четыре гудка, и вот он! Голос, который я отныне стану считать опаснейшим голосом этого мира.

– Я слушаю…

– Добрый день, Ольга! Это Александр.

– Привет, Саша! Неужели где-то пройдет дождь?

– Не исключаю. И, может быть, даже завтра.

– Завтра мне удобно.

– Тогда до завтра! – я назвал ей место и время.

– Вся в нетерпении! – сказала она скучным голосом. – До завтра!

До завтра! А сегодня недоделанная литература и недобитые терзания. Все-таки не слишком это удобно. Раз до завтра, два до завтра. А сегодня чем хуже. Не все готовы? Как будто завтра будут готовы все и даже больше. Хотя, возможно, я чересчур субъективен. Недобрый знак.

Мы встретились на оживленной улице, возле небольшого, но выразительного памятника. Ольга опоздала на пятнадцать минут, но, судя по выражению ее лица, это я пришел раньше. В ее глазах, походке и усмешке сверкал невысказанный вопрос. В ответ я поцеловал ей руку и мило улыбнулся.

– Восхитительно выглядишь!

– Жаль, ты не видел меня вчера утром.

– Перенесем мой взгляд на завтра?

– Я бы, может, и согласилась, но завтра слишком зависит от сегодня. Так чем удивишь, Саша?

– Здесь недалеко.

Шаг, другой. Взгляд, улыбка, пять желаний. Я не ослышался? Мы уже планировали завтрашний день? По крайней мере, завтрашнее утро. Надеюсь, это так и останется крайней мерой. Но ты ведь жаждешь его, Саня? Этого утра? Ты уже представляешь, как откроешь глаза и увидишь рядом ее. Теперь хоть не просыпайся! А если уж проснулся, то не открывай свои трусливые глазки.

– Так куда мы все-таки идем? – Ольга с подозрением осматривала тесный переулок.

– В баню.

– Шутишь?

– Отнюдь!

– У нас второе свидание, и ты ведешь меня в баню? – голос Ольги был не столько возмущен, сколько изумлен.

– Именно, – я старался держаться твердо.

– А тебе не приходило в голову, что я не такая?

– Я тоже не такой, но баня-то здесь при чем?

– Стараешься быть оригинальным?

– Как-то само собой получается.

Метров десять мы прошли молча.

– Русская? На дровах?

– Разумеется, – я с невольным уважением посмотрел на свою спутницу.

– Удивил! – Ольга усмехнулась. – Мне нравится.

Баня была надежная, многократно проверенная. Даже Безладов, весьма чуткий в вопросах пара, отзывался о ней исключительно с положительной стороны. Место, где прячется добро, говорил он, лениво подливая на камни чуть сдобренную пивом воду и глубоко вдыхая вкусный хлебный аромат.

Добро, не добро, но когда садишься на крепкую лавку и на плечи наваливается тяжелый, колючий жар, когда дубовый веник весело и безжалостно лупит тебя по спине, когда опрокидываешь на себя кадку ледяной воды и в опустошенной неге идешь сдувать пену с золотобокой кружки, то кажется, что вот и наступило счастье! Через пару часов оно, конечно, уйдет вихляющей походкой, но пока – все твое без остатка.

Так что, забудь про все, что странным образом еще не забыто, и поддай жару! И садись-ка ты поближе к печке. С ногами залезай на верхнюю полку. Заройся лицом в душистый веник. Ахай, охай и подвывай. Почувствуй, как уходят из тебя суета и забота. Почувствовал? Тогда подлей еще. Пусть до боли кусает жаркий жар. Пусть трещат дрова в щедром огне. Пусть заливает глаза густой пот!. Пусть… хотя нет. На первый раз хватит. Теперь можно и по пиву.

Ольга была явно довольна. С лица девушки не сходила манящая полуулыбка. Она жадно пила пиво и с детской непосредственностью рассматривала меня в пушистом полотенце.

– Давно не была в бане, – Ольга с сожалением опустила кружку.

– А я давно не был в бане с женщиной.

– Надеюсь достаточно давно?

– Еще при Николае Александровиче.

– Это ты про возраст тех женщин?

Я принял отчасти оскорбленный вид.

– Судя по тебе, я все же немного разбираюсь в женщинах.

– Не рановато ли судить по мне, Саша? – Ольга посмотрела на меня глазами опытной ведьмы.

– Лучше рано, чем никогда.

– Порой лучше никогда, чем когда-то.

– Трагичный у тебя взгляд на битву полов.

– Взгляд со стороны.

– Разве можно здесь оставаться в стороне? – я поддался легкому удивлению. – На эту войну пожизненный призыв с трехлетнего возраста.

– Считай меня дезертиром.

– Но почему ты тогда сейчас со мной?

Неправильный, кстати, вопрос. Почему я с ней?

Гораздо более интересная загадка.

– А я не с тобой, – глаза ведьмы блеснули. – Просто встретились.

Вот ведь стерва! То есть я, ломая все свои нерушимые принципы, с ней, а она, значит, не со мной! Просто, значит, встретились! Так, может, это мне сигнал, что пора с этой встречи бежать во всю бескрылую прыть? Или лучше взять тактическую паузу, и она сама убежит? Или как? Или никак? Да, в упомянутой битве полов я еще даже не ефрейтор. Хотя, судя по общему фону, там никто еще не ефрейтор.

– Ну, тогда за встречу! – я поднял кружку.

Когда нам нечего сказать, мы стараемся сделать вид, что нам и не слишком хотелось говорить.

Ольга молча ответила на мой немудреный тост и закурила. Она думала, что может легко уйти. Так же, как и я. И именно поэтому так же, как и я, не уходила. Но она всегда была наготове. Время на ее стороне. Пока на ее.

– Ты ведь тоже не в строю, Саша, – девушка насмешливо смотрела на меня сквозь дым. – Только почему-то не хочешь этого признавать.

Я невольно усмехнулся. Знала бы она, почему я не хочу признавать подобного. Хоть чуть-чуть знала бы. И глазки бы сразу потухли, и улыбка застыла, как трещинка во льду. И стала бы она вся тихая и смирная, как одинокая березка хмурым ноябрем.

Но ты не беспокойся, Оля. Я тебе ничего не скажу. Я и себе не скажу. Очень мне, понимаешь, не хочется проверять, насколько прочен мой щит. Лучше сразу согласиться, что прочен он, увы, недостаточно.

– Слишком у тебя все просто, – теперь уже я позволил себе насмешку. – Это ведь изрядное заблуждение, что лишь ты определяешь свои духовные, эмоциональные или, если хочешь, романтические связи. Причем определяешь твердо и заранее. Это остальные пусть мучаются, переживают, ночей не спят. А я-то могу себе позволить оставаться выше всех этих сентиментальных глупостей. Над схваткой, там, где орлы вдруг заденут гневным крылом. Так, Ольга?

– Тебе в это сложно поверить?

– При чем здесь вера? Человеку нужен другой человек! Он ему не просто нужен, он для него критичен. Весь этот мир основан на социальных связях. Эволюция человека – это, по сути, эволюция его социальных связей. И первая из них – связь между нами и такими, как мы. И ты можешь делать вид, что она для тебя ничего не значит. Но мы ведь говорим не про одну встречу, мы говорим про жизнь. Жизнь, в которой много встреч, в том числе и тех, которые сделают тебя счастливой. Ты можешь отрицать это, но не желать этого ты не можешь!

– Откуда ты знаешь, что я могу?

– Я знаю, что каждый из нас может совсем немного. Ровно столько, сколько позволят ему остальные. Кому как повезет с соседями.

– Мне, похоже, сегодня повезло, – Ольга потушила сигарету. – Ты хорошо говоришь, Саша. Уверенно. Ты точно знаешь кто, что и как. Ты говоришь мне, что я такая же, как и все. И ты, конечно, прав. Но не говори мне больше такого, Саша! Я не хочу слышать этого дерьма! Я хочу совершенно другого. Хочу совершенно обратного. И лишать меня этого далеко не в твоих интересах.

Я с пониманием улыбнулся. Как там у классика? Ты женщина, и этим ты права![2]2
  В. Брюсов. «Женщине».


[Закрыть] И ведь есть что-то в этой правде от женщины. Или, скорее, есть в женщине, невзирая на правду. Все, все меня здесь путают. Путают умело, со знанием дела. С чувством, с толком, с расстановкой. Но руки коротки! Не отросли еще ручонки дотянуться, добраться до меня. Защипать, защекотать, задергать. А как отрастут, так найдется, чем их укоротить. Найдется? Одно из двух.

– Тогда в парную?

– Уже теплее.

– Неплохой каламбур.

– Получше твоих.

– Я разве говорил каламбуры?

– Возможно, стоило.

В парной действительно оказалось гораздо комфортней. Я глубоко вдохнул через нос обжигающий воздух и на несколько секунд сжал руку Ольги. Она легко улыбнулась. Она не обижалась. Она была умней абстрактных обид. Но, вероятно, тем острее чувствовала обиды конкретные.

– Ты ведь тоже эгоист, Саша. Ты должен хорошо меня понимать.

– Все мы эгоисты. Странно, что для многих это практически смертный грех. Причем грех – лишь чужой эгоизм, но не его собственный. Свой родной он назовет совсем другим, по возможности красивым словом.

– Тлетворное влияние твоего любимого социума.

– Вечная борьба тебя и их.

– В том-то и дело, что не вечная. Вечность у них. У тебя лишь выданный срок.

– Завидуешь?

– Кому?

Тебе есть что ответить? Как ответить человеку? Как рассказать о великом противостоянии эгоцентрики и социума. Противостоянии, в котором ни одна сторона не способна одержать абсолютной победы. Противостоянии, которое чаще всего мы просто не замечаем. Не замечаем побед и поражений, атак и отступлений, трофеев и контузий. Может, так и надо ответить? Но она ведь уже сказала, что не хочет слушать этого дерьма. Ну, раз нет, значит, нет.

– Плеснуть водички?

– Только немного.

Баня подошла к концу, и мы вышли на относительно свежий московский воздух. По телу растекались восхитительное расслабленное спокойствие и в то же время огромное желание жить каждую незамеченную секунду. Пока я решал, чего же все-таки больше, Ольга решительно взяла меня под руку и потащила вперед.

– Куда спешим?

– Скоро узнаешь. Теперь моя очередь удивлять, – Ольга таинственно прищурилась. – Если, конечно, не боишься?

– Конечно, боюсь. Но что может быть приятней, чем победить свой страх?

– Тогда побеждай! Скоро узнаешь, стоило ли.

– Нравится тебе быть роковой женщиной!

– Тебе это нравится больше!

Через несколько минут мы сели в такси, и Ольга назвала незнакомый мне адрес. Машина неторопливо заскользила по переполненной дороге. Ехали мы довольно долго, но приехали тем не менее неожиданно. Автомобиль остановился возле невысокого кирпичного дома с яркими вывесками на стенах.

– Ты привезла меня на просмотр порнофильмов?

– Лучше! Это цирк! Любительский цирк.

– Цирк это, конечно, здорово, – я с недоверием смотрел на афиши. – Но какие коррективы вносит понятие «любительский»?

– Билеты дешевле.

– И…

– И страховка хуже, – Ольга плотоядно усмехнулась. – Начало через десять минут. Боялась, что не успеем.

– Ты здесь постоянный клиент?

– Не только клиент. У меня есть свой номер!

– Номер! – Что за откровения? – Жонглируешь? Танцуешь на проволоке? Гарцуешь на тигре?

– Увидишь! – Девушка уже открывала массивные двери. – Пошли! Не хочу опоздать.

Я купил действительно довольно бюджетные билеты, и вскоре мы оказались в темном помещении, похожем на школьный актовый зал. Классической арены не было. Вместо нее зрители смотрели на стандартную сцену. К моему удивлению, зал был почти полон.

Между тем на сцену вышла стройная девушка в строгой брючной паре и громким, уверенным голосом поприветствовала собравшихся. Девушку встретили аплодисментами и ответными приветствиями. Судя по общей тональности, девушку хорошо знали.

– Добрый вечер, дорогие зрители! – миловидная конферансье широко улыбнулась. – Добро пожаловать в лучший цирк города! Сегодня для вас только самые захватывающие номера! Только самые удивительные истории! И главное! Только в нашем цирке все по-честному!

– По-честному – это как? – формулировки пугали меня все больше.

– Я же говорила – без страховки.

– Клуб самоубийц?

– За девять лет существования ни одной смерти. Ушибы, переломы, ранения – это бывает. Но в этом и вся прелесть.

– Посмотрите, вот он без страховки идет?

– Точнее не скажешь.

– А твой номер – он тоже «честный».

– Честнее только выборы.

Вот ведь! А тем временем на сцену выбежали первые участники. Впрочем, пока все шло предельно невинно. В дебюте самый честный в мире цирк выпустил довольно невыразительных жонглеров. Но парни старались, и десять минут мельтешения мячей и булав прошли живее, чем ожидалось. По крайней мере, хлопали им по завершении номера довольно искренне.

– Это для разогрева! – Ольга хлопала вместе со всеми. – Сказка впереди.

Я кивнул и прилежно стал ожидать сказки. Вторым номером мы увидели не лишенную остроумия клоунаду, а вот уже третий заставил подумать о мере человеческого безрассудства.

На сцену вышли воздушные гимнасты. Размеры зала, конечно, не позволяли в полной мере повторить масштабы полетов классического цирка, но это, вероятно, и к лучшему. Ведь страховки у них действительно не было. Четыре мускулистых парня перепрыгивали с планки на планку, передавая друг друга из рук в руки, и все это на высоте четырех метров. Насмерть разбиться действительно было сложно, а вот покалечиться – более чем реально.

Гимнасты об этом, скорее всего, догадывались и ограничивались относительно простыми элементами. Но даже школьная программа в этих условиях смотрелась более чем драматично. Похоже, все ждали падения. В жадных глазах окружающих меня людей легко читалась порочная жажда чужой ошибки. Ошибки, которая может слишком дорого обойтись.

Артисты разочаровали. По завершении номера все участники представления были целы, здоровы и настроены на новые подвиги. Но даже это досадное обстоятельство не расстроило искушенную публику. Зал рукоплескал до кровавых ладоней.

Когда аплодисменты начали стихать, Ольга вдруг сильно сжала мою руку.

– Пойду готовиться!

Она легко встала и быстро вышла из зала, оставив меня в томительном одиночестве.

Сейчас она будет меня поражать. Ну, явно же не привела бы меня столь неординарная женщина на что-нибудь тривиальное. Как же мы все-таки тщеславны. И как же невинно бывает наше тщеславие. Даже наивно порой. Прячется за старшими сестрами, как будто не догадываясь, что это она главная любимица родителей. Позовешь ее, а она не выходит, стесняется. Не выходит, значит, вроде и нет. Нет и нет, а потом смотришь, – вот же она! В темном углу, за занавеской. Сморит хитрыми глазками, улыбается тонкими губами. Думает, забыли про нее. Да разве про нее забудешь?

Ожидание мое был призван скрасить великий маг и волшебник, властитель дум и судеб, огня и ветра. Проще говоря, фокусник-иллюзионист. На фокуснике были красивый, хоть и немного потрепанный цилиндр и блестящий фрак. Сопровождала его рыжая девушка в откровенном костюме.

Фокусы я почти не смотрел. Было неинтересно. Это была не та загадка. Она была не та, потому что ответ очевиден. Он, конечно, подавляющему большинству (в том числе и мне) неизвестен. Но он вполне очевиден. Он прячется где-то там, под блистающим звездами фраком. Встряхнуть его посильнее, вот тебе на все и ответили. В общем, как я и говорил, скучная загадка.

Следом за фокусником снова ненадолго выбежали клоуны, заставляя смеяться громче, чем того требовали обстоятельства. Ну а потом началось то, ради чего я, собственно, и был сюда доставлен. Начался номер Ольги.

С разных сторон на сцену вышли Ольга и высокий, хищного вида мужчина с длинным хвостом волос на затылке. На Ольге был облегающий черный костюм, волосы собраны наверху в тугой узел.

Девушка встала возле большого деревянного щита, расставив в стороны руки, и вызывающе улыбнулась. А ее партнер вдруг вытащил из-за спины пучок ножей… И да! Начал метать их в Ольгу. Первый нож вонзился прямо под левой рукой девушки, второй под правой, третий над головой.

Ножи ложились уверенно и аккуратно. Было видно, что бросал их мастер. Я часто видел такой номер в кино, но никак не думал, что придется наблюдать его вживую. Тем более с таким составом участников. Затаив дыхание, полторы сотни человек смотрели, как сталь все ближе подбирается к живому телу. К прекрасному, желанному телу. Все ближе и ближе.

Номер оказался коротким. Буквально через пять минут метатель ножей израсходовал последний заряд и протянул в сторону Ольги широкую ладонь. Девушка изящно вышла из своего стального ореола и небрежно поклонилась почтенной публике.

Зал рукоплескал, как бешеный. Говоря откровенно, даже я не остался равнодушным от увиденного. Риск всегда завораживает. Тем более столь умело поданный риск. Каждого из нас смущает хрупкость выданной жизни. Порой даже кажется, что эта хрупкость чрезмерна. Порой – это прямо сейчас.

Вскоре Ольга с довольной улыбкой опустилась рядом со мной. В наглых глазах таился вызов. Ох уж мне эти вызовы! Впрочем, я принял игру.

– Красиво! – Я погладил ее по щеке. – Но зачем тебе это?

– Это для души. – Она не отстранилась.

– Для души обычно вышивают крестиком.

– Моей душе это показалось бы скучным.

– И часто так развлекаешься?

– Не очень. Хотелось бы чаще.

– И не страшно?

– Конечно же, страшно! – улыбка на мгновение превратилась в оскал. – Но этот страх – пополам с восторгом!

– Неужели восторга больше?

– Когда как. Но его всегда достаточно.

Представление продолжалось. Но теперь я ждал, когда оно закончится. Дальше смотреть было уже неинтересно. Главное я увидел. Я увидел, как человек требует от жизни большего, чем она способна дать. Он ставит ультиматум и лишь в последний момент отказывается от него, давая жизни еще один шанс. Он твердо уверен, что жизнь поняла намек. Возможно, это оттого, что он не понял жизнь.

Между тем занавес закрывался. Праздник подошел к концу. Однако Ольга явно считала иначе.

– Пошли в закулисье! – она решительно потащила меня за руку. – Там сейчас будет банкет!

– Пьяные клоуны! Апофеоз веселья?

– Пьяные клоуны, как правило, довольно печальны.

– Тогда зачем мы идем?

– Потому что я так хочу!

– Резонно.

– Опасный сарказм, Саша.

– Ты вроде любишь опасность.

– Вопрос – что любишь ты?

– Вопрос…

– Сразу можешь не отвечать! – Ольга усмехнулась.

В закулисье оказалось неожиданно мило. Минимум цирка, максимум усталых людей, довольных своей усталостью. Большинство из них уже были в обычной, повседневной одежде. Они оживленно общались, обсуждая прошедшее представление. Многие смеялись.

Банкет начался буквально через десять минут. Меня даже толком не успели никому представить. На импровизированном столе появилась нехитрая закуска и батарея вина среднего качества. Сразу несколько штопоров вонзились в податливые пробки. Алые ручейки заструились в пластиковые стаканы, среди которых, как ни странно, оказался и мой.

Я выпил вина и стал смотреть на Ольгу. Сейчас она была особенно красива. Сейчас, когда на ее лице еще пылал жар смертельной игры. Игры, в которой она одержала очередную победу. Такие победы ценишь втройне. Они кажутся победами над всем миром. И весь мир должен рукоплескать!

– Саша, познакомься, это Гена! – Ольга стремительным движением вырвала из толпы уже знакомого мне метателя ножей. – Гена, это Саша, мой друг!

Мы без лишнего энтузиазма пожали друг другу руки. Гена коротко улыбнулся холодной улыбкой. Я ограничился кивком. Гена не выглядел победителем. Он выглядел так, будто промахнулся. И теперь искренне переживал об этом. Да, тяжело, наверное, каждый раз промахиваться мимо своей цели.

Ольга вдруг хитро посмотрела на меня.

– А ты не хочешь попробовать?

– Попробовать что?

– Побыть на моем месте.

– Под стальным дождем? Не уверен.

– А я уверена, что хочешь, – глаза ее зажглись недобрым огнем. – Мое желание! Исполнишь, исполню твое!

Я несколько растерянно покачал головой. Предложение было не лишено заманчивости, но все же…

– Гена! – не дожидаясь ответа, громко крикнула Ольга. – Гена, ты еще не пьяный? Саша хочет попробовать себя в роли мишени!

– Сейчас? – Гена, похоже, был удивлен не меньше меня. – В принципе, можно, но, если что, – без претензий.

– Без претензий, – подтвердила Ольга.

Варианта у меня было два. Развернуться, и молча уйти, или подставить горло под случайный клинок. Все остальное казалось жалким компромиссом. Первый вариант был лучше. Надежней. Умнее, наконец. Но он означал завершение моих отношений с Ольгой. И что с того? Вполне можно расценить как дополнительный плюс.

Но отчего она смотрела с такой надеждой? Отчего ей было так нужно увидеть меня на лобном месте? Кого она хотела увидеть вместо меня. Собрата по духу? Кого-то, кто бы наконец понял ее странную, загадочную душу? Кого-то ведь точно хотела. Не только случайного знакомого, с которым провела ночь.

А мне почему-то хотелось сделать ей это одолжение. Сделать ей приятное. Почему-то пришло ощущение, что, сделав приятное ей, я сделаю приятное себе. Почему-то я все-таки согласился.

Мы вышли на сцену, в пустой зал. Я послушно подошел к деревянному щиту и повторил недавнюю позу Ольги. Не нравилась мне эта поза. И этот щит. И, конечно же, этот Гена. Он довольно равнодушно посмотрел на меня и неожиданно подмигнул карим глазом.

– Главное, не дергайся.

Гена печально ухмыльнулся и пошел на точку. Остановился метрах в десяти от меня и поднял длинную руку. В руке был нож. А чего я, собственно, ждал? Букета ромашек?