Текст книги "Блокада молчания"

Дверь открылась лишь начальнику уголовного розыска, за которым тянулся шлейф из охраны и прочей гостиничной челяди. Посторонние остались в коридоре. Он с презрением смотрел, как перед ним юлит и извивается жалкий, взъерошенный, наспех одетый человечек. И откуда у этого ничтожества силы кого-то насиловать? Спиртное творит чудеса?

– Командир, ей-богу, не понимаю, как это случилось… – заискивал перед Дементьевым человечек, окутывая его мощным амбре, открывая рот. – Ну чушь какая-то, не может быть, это не я… Это не я! – взвизгнул он и осекся, потрясенно уставился в мрачные физиономии полицейских. – Вот черт… – Он стушевался, рухнул на край кровати, схватился за голову. Потом подпрыгнул, кинулся к Дементьеву, стал хватать его за руки, лебезить. – Ну послушай, командир, сделай что-нибудь, не губи… Эта сучка сама меня спровоцировала, я же к ней по-доброму, а она…

Дементьев насилу удержался, чтобы не дать паршивцу в глаз, насадив второй синяк на уже существующий. Какая мерзость, право слово. Почему он должен защищать эти отбросы? Мало ли что его попросили! А насильник, подвывая от отчаяния, бросился к шкафу, распахнул дверь, принялся рыться в пиджаке. Выхватил пачку стодолларовых купюр, помчался обратно, стал всовывать ее Дементьеву, бормотал:

– Возьми, командир, заклинаю, Христом Богом умоляю… Ты же человек, я вижу… Ну случилось так, пойми, я не виноват… Возьми, командир, здесь тысячи четыре, точно не считал, уладь дело, а? Ну давай представим, что ничего не было, эта сучка во всем сама виновата… А ее мужлан убить меня, между прочим, обещал…

Он и не заметил, как деньги перекочевали в руку, потом в карман. Но желание отметелить негодяя меньше не стало.

– Согласно новому закону о коррупции… – как бы между прочим пробормотал Шура Лапчик, – размер взяток увеличивается вдвое…

– Боже, да не вопрос… – взвыл мужчина, бросаясь опять к гардеробу. Но тут из коридора донесся шум, протестующие голоса. Распахнулась дверь, и в номер ворвался смертельно бледный широкоплечий мужчина в расстегнутой рубашке и сползающих штанах. Издав воинствующий рев, он с горящими глазами набросился на насильника, впечатал кулак в скулу. Тот отлетел к стене, но устоял, отчаянно завизжал и бросился под защиту полиции. Дементьев посторонился, оба пролетели мимо. Муж обесчещенной женщины схватил ублюдка за шею, ударил лбом о стену…

Секунд тридцать, пока он превращал его в котлету, полицейские не вмешивались. Потом Шура взял разгневанного мужчину за шиворот, а Макагон слегка ударил по ключицам, погружая в состояние легкой дремоты. Насильник плевался выбитыми зубами, его здоровью, помимо грядущих финансовых трат, ничего не угрожало. Мужчину поволокли в ближайшее пустующее помещение, им оказался соседний номер, откуда утром выселился жилец.

– Мужики, останьтесь, я сам с ним поговорю, – сказал Дементьев, выставляя коллег в коридор.

– Вы не понимаете, капитан… – придя в себя, горячился мужчина. – Он изнасиловал мою Оленьку на виду у всех людей… Это масса свидетелей, все видели… Она избита, обесчещена, мне пришлось отвезти ее в больницу, она находится в тяжелом состоянии, возможны проблемы с психикой… Хорошо, капитан… – Мужчина сглатывал слюну, делал отчаянные глаза. – Я больше не буду трогать этого подонка, пусть его накажет закон по всей строгости. Проводите свои экспертизы, я напишу заявление. Арестуйте его, почему вы его не арестовываете? Какие еще вам нужны доказательства? – Он осекся, изумленно уставился на хмурого офицера.

– Да нет, Виктор Максимович, это вы кое-что не понимаете, – неохотно произнес Дементьев. – Поверьте, нам очень жаль, что с вашей супругой случилась эта скверная история. Отчасти насильника вы уже наказали, ему предстоит долгое лечение. Предлагаю на этом инцидент считать исчерпанным. Нарушитель спокойствия заплатит вам компенсацию, которой хватит, чтобы оплатить лечение вашей супруги. Больше этого человека вы не увидите.

– Нарушитель спокойствия? – потрясенно пробормотал мужчина и разжал кулаки, сообразив, что перед ним не тот, на которого стоит бросаться. – Вы понимаете, что вы говорите, капитан? Да я же…

– Повторяю, Виктор Максимович, – повысил голос Дементьев. – Нам очень жаль, что с вашей женой произошла такая история. А теперь послушайте меня внимательно. Вы не будете писать никаких заявлений, не будете раздувать эту историю ни в средствах массовой информации, ни в частных беседах. НИГДЕ. Инцидент исчерпан, вы должны о нем забыть. Мы не хотим вам угрожать, но в случае вышеназванных действий мы будем вынуждены принять меры. Доказать факт изнасилования вы не сможете, уж поверьте. А вот предъявить вам избиение постороннего, ни в чем не повинного человека, что происходило, кстати, при скоплении незаинтересованных лиц, поверьте, очень несложно. И это лишь малая часть мер, которые будут применены против вас. Мы сочувствуем вам, Виктор Максимович, вы с женой оказались не в том месте и не в то время. Проявите благоразумие. Мир несправедлив, с этим нужно мириться и как-то подстраиваться. Не советую бросаться на меня с кулаками. Во-первых, я сильнее вас, невзирая на ваши габариты, во-вторых, перед вами офицер полиции при исполнении. И не делайте мокрые глаза, слезами горю не поможешь. Лучше напейтесь.

Когда он вышел на улицу в паршивом настроении, подчиненные поджидали его в беседке. Шура вертел между пальцев гибкую пятнистую змейку, а Макагон разглядывал добытый в отеле рекламный буклет.

– Ждем-с, товарищ капитан, – как-то смутившись, объяснил Шура.

– О да, это придает вашему безделью какую-то изысканность, – проворчал Дементьев, проникая в беседку и извлекая из кармана пачку долларов. Отсчитал по пять купюр каждому, всучил. Заработали, блин. Неловко не поделиться, да и привязывать нужно этих гавриков к себе. Они смутились еще больше, прибрали валюту и, озираясь по сторонам, принялись рассовывать ее по карманам.

– Уладил проблему, Михалыч? – поинтересовался Макагон.

– А ты догадайся, – огрызнулся Дементьев.

Его раздражало и бесило все, что творилось вокруг. Впервые возникла дурная мысль: предчувствия на ровном месте не рождаются. Тебя коснется, как и остальных. Но на тебя возложили ответственность, ты теперь главный козел отпущения. Так что давай, пакуй манатки, собирай наличность, банковские карты, Агату под мышку, и исчезай бесследно из города. «Что за дичь ты несешь? – заерепенился голос разума. – Вы же все теперь одной веревкой связаны, скалолазы, блин! Найдут, где бы ты ни находился, хоть на дне Марианской впадины!»

Сработавший телефон отвлек капитана от черных мыслей. Во всяком случае, так казалось. Звонил дежурный по управлению лейтенант Бочарников. Голос офицера звенел от волнения. Дементьев побледнел и отключил телефон, не дослушав.

– В машину, работники, мать вашу…

– А покушать, Олег Михайлович? – зачастил Шура. – Время обеденное. Усладим, так сказать, свою прихотливость, а? Между прочим, в этом отеле сегодня на обед подают кольца кальмаров с пюре и свининой, а еще суп из акульих плавников. Что-то мне подсказывает, товарищ капитан, что у этих халдеев не хватит наглости требовать с нас деньги…

– Кушать съедено, бездельники! – гаркнул Дементьев, покрываясь багровыми пятнами. – В Овражном переулке найден обезображенный женский труп. Убедите меня, дуралеи, что это не наш маньяк снова вышел на тропу?

Овражный переулок – два шага от набережной, местного яхт-клуба и уютных гостевых домиков на Янтарном пляже. Аллея, заросшая магнолиями и молоденькими кипарисами. «Камерный» закуток в шаге от цивилизации. Несколько метров через кусты – и будут видны задворки популярного у отдыхающих кафе «Амброзия», специализирующегося отнюдь не на пище богов. Здесь уже стояли патрульные экипажи, любопытствующие зеваки за ленточками. В стороне от аллеи – густая трава, кусты. Растерзанный труп валялся вдали от человеческих глаз. Полицейские отворачивались, старались не подходить, кто-то усердно подавлял рвотные рефлексы. Дементьев тоже чувствовал дурноту. Найдите десять отличий, как говорится. Девушку в нарядной блузке и короткой клетчатой юбке били по лицу, насиловали, терзали колюще-режущим предметом с особой жестокостью и цинизмом. Почерк знакомый, маньяк подкараулил жертву на аллее, заволок в кусты, надругался. А чтобы не кричала, забил ей в рот скрученные трубочкой гигиенические пакеты из ее же сумочки. Женский ридикюль валялся рядом. Деньги злоумышленник не тронул, тем более четыреста рублей не деньги, в косметичку даже не заглядывал, демонстративно проигнорировал паспорт, в котором значилось, что жертва – Пятницкая Анна Владимировна, 22 года, прописана в Грушевом переулке, дом 16. На вид не красавица, конечно, но девочка с шармом, волосы красивые.

– Ну и духман… – морщился Шура Лапчик, отодвигаясь подальше. Макагон издал подозрительный звук, хватаясь за горло, и тоже поспешил ретироваться.

– Умертвили бедняжечку как минимум двенадцать часов назад, – поднялся с колен и отряхнулся пожилой врач-криминалист Ожогин. – То есть ориентировочно в час ночи. Плюс-минус два часа. Оттого и попахивает. Теплые ноченьки в наших краях. А дни-то какие теплые. Не приведи Господь такую смерть. – Медик манерно перекрестился. – Намучилась несчастная. Я не математик, конечно, господа, но здесь порядка сорока ножевых ранений.

– И ни одной улики, – буркнул ползающий на коленях оперативник Дегтярь. – Такое ощущение, что в резиновых перчатках работал. Хирург хренов…

Его коллега Муртазин выбрался из кустов такой удивленный, словно его в кустах медуза ужалила.

– Ага, товарищ капитан, и не только в резиновых перчатках, но и в бахилах. Ни одного следа, лишь какие-то потертости. Следов дамочки, кстати, тоже нет. Вероятно, он напал, когда она шла по аллее, отключил ударом, взвалил на горбушку и в кусты. А тут уж начал ее разделывать… Блин, теперь ей только в актрисы идти в анатомический театр…

– В какую сторону она шла? – буркнул Дементьев. – От моря или к морю?

– А хрен ее знает, товарищ майор… простите, капитан, – простодушно пожал плечами долговязый Муртазин. – Куда можно идти в час ночи с сумочкой и паспортом? Вряд ли собралась искупаться, хотя кто ее знает.

– В свободной стране живем, – проворчал приземистый Дегтярь, заползая за дерево. – Куда хотим, туда и ходим в час ночи. Это псих какой-то, товарищ капитан, ну разве можно так обращаться с женщиной?

– А вот ее туфелька, – продемонстрировал остроконечный и довольно изящный предмет Муртазин. – Вторая туфля, как видите, на ноге, а эта в стороне валялась. Посмотрите, товарищ капитан. – Все невольно потянулись. – Шпилька острая, как шило. На конце следы крови. Есть предположение: на аллее этот вурдалак вырубил свою жертву не очень качественно. Пока тащил, она очнулась, стала махать ногами и поранила его. Возможно, бедро проткнула. Ну он, конечно, рассвирепел еще больше…

– Кровь с него не текла, – добавил Дегтярь, – ранение так себе – царапина. Но штаны он точно подмочил. На ноге должна остаться отметина. И группу крови клятого злодея мы теперь можем определить.

– Так определяйте, – фыркнул Дементьев. – Считайте, полдела сделали. Осталось серийного маньяка найти.

Он покосился через плечо. Помощники в рот воды набрали, стояли с таким отсутствующим видом, словно находились в это время в другом месте.

– И чего молчим? – проворчал Дементьев.

– А что, товарищ капитан, мы должны смех за кадром изображать? – буркнул Шура.

– Хозяина «Амброзии» нужно допросить, – выдал ценную идею Макагон. – Единственное заведение в округе.

– Хозяйку, – поправил Шура. – Этой забегаловкой заведует пожилая гречка, в смысле, гречанка.

Хозяйку заведения, крупную пятидесятилетнюю особу по имени Афина Таниодис, доставили через пятнадцать минут. Мадам, естественно, была не в курсе, что происходит на задворках ее предприятия. Женщина сильно волновалась, встреча с таким числом полицейских в текущие планы не входила. А когда увидела труп, взялась за горло, позеленела, оступилась. Двое полицейских подхватили ее под локоть, но пришлось подхватывать и полицейских, чтобы вся эта группа людей не покатилась по земле. «Да уж, мадам, – ворчал сержант, знакомый с кухней «Амброзии», – это вам не котлеты из мяса старого птеродактиля продавать». Гречанка хваталась за сердце, упрятанное далеко-далеко под пышным бюстом, что-то мямлила, срывая голос, заикаясь. Дементьев поморщился, уж лучше соврать, чем расплывчато лопотать правду. «Такие формы – и ни капли содержания», – вполголоса острил Шура. Но некоторые обстоятельства тем не менее прояснялись. Потерпевшая работала официанткой в заведении госпожи Таниодис, вчера вечером была ее смена. Девушка отработала и в первом часу ночи в прекрасном расположении духа отправилась домой, чему свидетели лично госпожа Таниодис, смена поваров и прочие официантки. Ни с кем она вчера не конфликтовала, много смеялась, с посторонними, помимо клиентов, не общалась. Это ведь несложно проверить. Девочка хорошая, скромница, отличница, учится в столичном техническом вузе, в Кабаркуле на каникулах, устроилась на пару месяцев, чтобы поправить материальное положение в семье. А семья небольшая, лишь два человека, Аннушка и отец, завзятый трезвенник на инвалидности, обожающий свою дочь больше жизни…

Не любил Дементьев этих крокодиловых соплей. Примчавшийся на такси отец убитой девушки выглядел жалостливо, весь седой, с палочкой, ползал на коленях перед останками, заливался горючими слезами. А когда собрались его допросить, то и слова полезного не вытянули. «Кто обнаружил труп?» – хмуро спросил Дементьев, и через минуту под его угрюмые очи подвели крайне любопытную личность без определенного места жительства. На индивидуума стоило обратить внимание. Возможно, не старый, если хорошенько покопаться под бородой и сальным волосяным покровом на макушке. Неплохо сложенный, поджарый, одетый для бомжа очень даже стильно и оригинально: лоснящиеся облегающие джинсы, модные босоножки, рваная футболка с надписью, гласящей, что ее носитель больше жизни любит президента РФ и поддерживает его партию. У него были хитрые, обросшие кустистыми бровями глаза, бронзовая от загара кожа, в тех местах, где ее не закрывали слипшиеся волосы. За спиной болтался детский рюкзачок, вроде тех, с какими ученики младших классов посещают оплоты знаний.

– А это что за кекс? – изумился Дементьев.

– О, спешу отрекомендоваться, господа полицейские, – расплылся в гаденькой улыбке бомж. – Зовут меня Харитон, фамилия Лаптев, местный, так сказать, житель, вот уже три месяца как местный житель, – поправил себя бродяга, хитровато блеснув глазами. – Из Краснодара мы, как особо потерпевшие при продаже жилья. Живем довольно бедненько, ведем здоровый образ жизни. На нездоровый, знаете ли, денег нет. Исправимый оптимист, так сказать…

– Паспорт имеется? – проворчал Дементьев, пожирая личность глазами. Перегаром от бродяги действительно не пахло. Немного тухлятиной, немного потом.

– Мой? – удивился бродяга.

– Нет, пылесоса!

– О, что вы, господа полиционеры, – простодушно засмеялся бомж. – Имейся у меня паспорт, жил бы в собственном доме, катался бы на собственном «Родстере»… Нема документов, – развел руками бездомный. – В том году еще сгорели. Хотите, арестовывайте, господа, мне без разницы.

– Ладно, – отмахнулся Дементьев. – Повествуй, бывший интеллигентный человек.

Бродяга имел хороший словарный запас и грамотно выстраивал предложения. Оказалось, что он проживает неподалеку, в Лебяжьем переулке, в заброшенном сарае между участками, на которые никто не претендует. Собирает бутылки в данном квадрате, осуществляет «мелкую коммерческую деятельность», в подробности коей Дементьев не вникал. По темноте ходит купаться на море, ну и постираться там, личную гигиену соблюсти, удовольствие от общения с природой получить. На труп наткнулся в районе полудня. Он не любит мельтешить перед людьми в своем нынешнем обличье, но тут пришлось вступить в полемику с конкурентом, оказавшимся на его земле, объяснить товарищу, где он находится. «А потом добить, так сказать, на его территории», – туманно выразился бродяга. В общем, неважно. Проходя по аллейке, он почувствовал сильный природный позыв, прыжками помчался в кусты… Как в анекдоте – заодно и покакал. Сильно впечатленный, он же не мясник, привыкший к разделанным тушам, пулей соскочил с аллеи, выбежал в Бугуринский переулок, выходящий на Морскую, а там как раз проезжала патрульная машина…

С тоской законники разглядывали «исправимого оптимиста», обуянные соблазном взвалить на него всех собак. Как удобно, черт возьми. Но КАК? Ежу понятно, что он не мог прикончить девушку, а потом искусственно сделать из себя старика. Да и ночью не мог. Ведь Дементьев не первый год в розыске, он шкурой чувствовал, на что способен тот или иной человек.

А бродяга, оказавшийся умным и проницательным, вдруг как-то замялся, принялся кокетливо постреливать глазками, многозначительно вздыхать. И Дементьев сразу насторожился. Бродяга был непрост, очень непрост.

– Так, ты что-то знаешь, – набычился капитан. – А ну, выкладывай, рожа страшная, пока не упекли за решетку.

Бродяга, потупив взор, забормотал, что он и в дальнейшем может оказаться полезным доблестным органам, он весьма наблюдателен, умеет делать выводы, анализировать. Но он предпочитает сотрудничать на взаимовыгодной основе… «Странно, почему этот тип не значится в наших информаторах?» – недоумевал Дементьев.

– Мы живем, конечно, счастливо, господин капитан… – с придыханием повествовал бомж, – вот только испытываем небольшое финансовое недомогание, знаете ли… Ну как бы это выразить… В общем, потребительская потребность несколько превышает покупательскую способность, вот.

– Он нас на бабки разводит, – засмеялся Шура. – Прикиньте, товарищ капитан – вонючий бомж ментов на бабки разводит.

– А давайте я ему тресну, – предложил Макагон.

– Подожди-ка. – Дементьеву вдруг стало интересно. Да и прочие в погонах оживились. Капитан извлек из кармана сиреневую купюру, от вида которой у бомжа заблестели глазки и потекли слюни. Он непроизвольно подался вперед, и запах тухлятины ощутился острее. Дементьев расстался с купюрой, брезгливо поморщился.

– Самый массовый вид спорта, – засмеялся бомж. – Борьба за выживание. Любыми способами.

– Повествуй, спортсмен. И учти, сморозишь какую-нибудь хрень, лично тебя урою.

Бродяга стал рассказывать. Он проснулся в своем сарае, а в окне темно. Выбрался на улицу, а там звезды. Была примерно полночь, если верить луне. В округе тишина звенящая. В переулке, где он проживает, всегда тихо, до пляжа метров сто, и там никто не орал. На пляж иногда ночами приезжают шумные компании, но вчера никого не было. В общем, побрел Харитон на море купаться. Фонарей в округе нет, но ему и не надо. Прошел по «знаковой» аллейке, и тут почудилось, что по Бугуринскому переулку со стороны Морской улицы едет машина. Вернее, не почудилось, машина действительно ехала. И вдруг остановилась. Не джип, он точно уверен. Ну и ладно, Харитон побрел своей дорогой, выбрался к пустому пляжу. «Амброзия» по правую руку уже не работала, но оттуда доносились голоса, смеялись женщины, видно, шла уборка перед новым рабочим днем. Приблизившись к воде, он слышал, как хлопнула дверь, молодая женщина прокричала: «Ну пока, девочки, некогда, меня ждут!» – и зацокали каблучки по асфальтовой дорожке. Харитон пока разделся, пока надышался свежим морским бризом… Сперва решил, что послышалось. Но теперь он точно знает, что не послышалось. Закричала женщина! И то ли возня, то ли опять послышалось… Ведь ночь изобилует звуками, верно? Он завершил процесс омовения, натянул свои платья и побрел обратно. С аллейкой вроде все в порядке было, а вот когда он вступил на свою тропу, услышал, как со стороны Бугуринского переулка негромко, но очень выразительно завелась машина. Но ему-то что? Он добрался до сарая и через несколько минут уже спал здоровым сном…

– Что значит «выразительно»? – не понял Дементьев.

– Кашляла и чихала, – объяснил бомж. – Это не иномарка, уж поверьте моему опыту бывшего автослесаря. «Восьмерка», «девятка», возможно, хорошо заезженная «десятка»…

Дементьев задумался. По логике вроде все сходилось.

– И чего ждем? – уставился он на застывших в ожидании оперативников Муртазина и Дегтяря. – Везения? Удачи? Чуда? Живо за работу, парни! Выяснить, в котором точно часу Пятницкая покинула заведение, надеюсь, на это хватит ума? Нападение было не случайным, возможно, она шла на свидание с преступником. Он знал, в котором часу девушка выйдет из «Амброзии» и появится на аллее. Выяснить, с кем она контактировала перед смертью – свидания, случайные встречи, телефонные разговоры. Опросить людей, проживающих в Бугуринском переулке, возможно, кто-то не спал, видел машину и водителя. Ведь она стояла в переулке не менее двадцати минут. За работу, сыщики, за работу!

И тут ему показалось, что в глазах бродяги, замаскированных волосами, что-то промелькнуло. Борода перекосилась, ухмыляется? Занятный, однако, типаж… Мысль пронеслась в голове. А что, если… Дементьев уже шагнул вперед, сжал пятерней нечесаное мочало, свисающее у бродяги с подбородка, и сильно дернул. Бродяга взвыл от боли. Борода не оторвалась. Настоящая, мать ее! Но капитан не растерялся, даже глупое дело нужно доводить до конца. Схватил его за волосы, рванул. И снова они не желали отклеиваться от черепа, а бродяга отшатнулся, схватился за голову и с ужасом уставился на капитана.

– Господин полицейский… вот так, значит, да? За что? Я же не боярин, блин, а вы не царь Петр…

– Упс, – прокомментировал Шура. – Да ладно, мужик, не обижайся. Просто твоя информация побуждает к опасным для жизни действиям.

– Иди отсюда, – смущенно бросил Дементьев и отвернулся. – Узнаешь что-то новое – пулей в управление…

Председателю правления банка «Мегатеп» Дворскому Евгению Давыдовичу приснился тревожный сон. Явились люди в пыльных буденовках, лишили его всех активов, пассивов, посадили в бронетранспортер и увезли в неизвестном направлении. Вдогонку хохотала законная супруга Тамара Федоровна, ее заслоняли густые хлопья тумана. Из «неизвестного направления» банкира вернул довольно странный звук. Вроде шкрябало что-то. Словно шваброй возили по полу. А потом захлопнулось окно. Он распахнул глаза, кожа покрылась мурашками. Какого черта, приснилось, что ли? Так не хотелось шевелиться, потому что… страшно! Он покосился на окно, вроде закрыто, шторки на месте, видно сквозь стекло, как по саду расползаются клочья тумана, отрываются от земли, тают, словно завихрения табачного дыма… Чудится всякая чертовщина…

Заворошилась супруга Тамара Федоровна в бигуди и броневой ночной рубашке. Он неприязненно покосился в ее сторону – чего это она смеялась, когда его увозили в неизвестном направлении? Нужно будет проработать этот вопрос. Толкнул ее в плечо.

– Ну чего тебе, Евгений? – простонала благоверная. Она терпеть не могла, когда ее будили посреди ночи. Можно подумать, ей спозаранку дрова колоть, корову доить, кашу варить.

– Слышала? – прошептал он.

– Чего?

– Окно вроде хлопнуло…

– Сам ты хлопнул, Евгений. Спи давай.

И ведь уснула, зараза, практически мгновенно. А ему теперь глаз не сомкнуть. И вдруг в глубине здорового дома хлопнула дверь. Он чуть не подпрыгнул, голова оторвалась от подушки, а позвоночник будто покрылся наледью.

– Ты слышала? – пробормотал он. Но супруга лишь безмятежно всхрапнула и разметалась по кровати, звезда, надо же. Что ему, больше всех надо?! Несколько мгновений он пребывал в лежачем положении с оторванным от подушки затылком. Онемение расползалось по членам. Неудобная все же поза, он опустил голову. В доме царила тишина. Наваждение какое-то оплетало, словно ремни из сыромятной кожи. Совсем скоро разучится отличать сны от яви. Он напряженно вслушивался в тишину. Облегченно вздохнул. «Ну хорошо, – подумал Евгений Давыдович. – Будем рассуждать логически. Случай с полковником Вровенем всех потряс, оттого и состояние неважное. Но с тобой ничего не случится. Во-первых, по элементарной теории вероятности, во-вторых, по всем прочим здравым разумениям. Никогда еще с важными людьми города Кабаркуля ничего не случалось! В доме прочные замки, сигнализация, участок окружен непреодолимым забором, не говоря уж про двух сторожевых доберманов. Элитный поселок охраняется, он тоже окружен забором и датчиками, злоумышленник не проникнет даже по воздуху, чего я так волнуюсь? Мало ли что там хлопнуло. Первый звук явно почудился, окно в порядке. А дверь в соседней пустующей комнате захлопнулась от сквозняка, ветер в форточку дул, ну и…»

Отчего же так паршиво на душе? Ладно, он не трус. Евгений Давыдович пружинисто поднялся, и в зеркале мелькнул его силуэт, кряжистый пятидесятилетний мужчина, ходячая основательность и авторитет. Он сходит и проверит, что там происходит, для самоуверенности и чтобы уснуть побыстрее. Завтра трудный день, соберется все правление, нужно решить целый ряд ключевых вопросов, не терпящих отлагательства. Утопающую в роскоши спальню окутывала серая дымка. Проступали фрагменты резного трельяжа, антикварного комода в углу, с которого Тамара Федоровна сдувала пылинки. Дверь в санузел, дверь на заднюю лестницу, дверь на парадную лестницу… Его всегда раздражало, почему в его спальне так много дверей? Ладно, шут с ними, он мужественно вышел на лестницу, стараясь не прислушиваться к похрапыванию жены. Постоял в полутемном коридоре, выходящем на балюстраду. Ну так и есть, бояться нечего, в Багдаде все спокойно. Дверь в соседнюю комнату была закрыта, естественно, раз она хлопнула… Набравшись храбрости, он шагнул туда, включил свет, осмотрел «резервную» спальню, кровати в которой были задраены чехлами, облегченно вздохнул. Вскинул голову – форточка заперта на задвижку, почему тогда хлопнула дверь? Или не здесь хлопнуло? А где? Он вышел из комнаты, завертелся, вновь охваченный неясным беспокойством. Следующая дверь закрыта на ключ, сын уехал в Москву две недели назад, строго-настрого наказал предкам не возникать в его апартаментах. На всякий случай он потянул дверную ручку – заперто. Мистика… Или с головой проблемы? Слышит то, чего не должен слышать?

Банкир помотал головой, прогоняя дурь. Ладно, все в порядке. Он почувствовал легкий голод – верный спутник легкого стресса. Задумался, может, спуститься и пошарить по холодильникам? Поиграть в извечную игру «съедобное – несъедобное»? Эта чертова домработница скоро окончательно перестанет мышей ловить, продукты в холодильниках не обновляются, на срок хранения не смотрит. Если он переспал с этой взбалмошной особой пару раз на скорую руку – это повод работать спустя рукава? И супруга, вечно худеющая, к данной проблеме относится халатно. Нет, он все же передумал, начнет насыщаться, набьет полное пузо, тогда уж точно не уснет…

Дворский повернулся, чтобы вернуться в спальню… и тут словно холодом подуло! Прошмыгнуло что-то по «траверсу». Кошка? Нет у него в доме никакой кошки! Собаки на улице, крыс и прочей живности в доме не водится. И снова лютый страх пригвоздил банкира к полу. Он обратился в напряженный слух, застыл в неподвижной позе с задранными вверх локтями. Опять тихо, померещилось. Жаркий пот заструился по лбу. Он просто выдает желаемое за действительное… Желаемое?! Нет уж, он такого не желает. То ли в доме, то ли в голове банкира начинало происходить что-то странное. Убегать из дома? Прямо вот так – в пижамных штанах, с голыми пятками? А потом доказывать ухмыляющейся охране, что он не трус, а просто испугался. Нет, он выше этого, у банкира реноме, он непробиваемая глыба. В доме нет никого!

Банкир вернулся в спальню, не встретив по дороге посторонних. Надо же, открытие, кого он может встретить в собственном доме? Плотно притворив дверь, он испустил вздох облегчения и улегся на кровать. Машинально шевельнул бедром, чтобы подвинуть жену. Но за спиной никого не было! Колючий ком обосновался в горле. Он вскочил, зашарил по кровати. Жена пропала! Вывалился из постели, стал осматриваться. Плохо, но что-то видно. Контур крупной женщины в ночной рубашке не заметить невозможно, а спрятаться тут негде. И в коридоре шмыгнула не она. С ее-то габаритами попробуй шмыгни. Он заметался по спальне, зашипел:

– Тамара, ты где?..

Господи, какое неподходящее время, чтобы сойти с ума. Пещерный страх затряс банкира. Не может быть, ларчик должен открываться очень просто! Он бросился к санузлу, распахнул дверь, включил свет. Что мешает этой суке сидеть на унитазе? Пусто! Метнулся к двери на заднюю лестницу, схватился за ручку. И страх затряс, как эпилептика. «Не выходи туда, не выходи», – нашептывало что-то под черепной коробкой. Он кинулся к мобильнику, лежащему на прикроватной тумбочке. Насилу отыскал трясущимся пальцем нужную клавишу. Телефон не включался. Почему?! Такое ощущение, что удалили аккумулятор. Какого хрена его удалили?! Он бросился к комоду, где стоял стационарный телефон. Схватил трубку. Никаких гудков. Тихо, как в могиле. Он уже задыхался от страха, хорошо, что сердце здоровое, никогда еще не подводило. Нет уж, довольно. Он вывалился в коридор, грузно затопал к балюстраде. Лестница казалась воздушной, ноги увязали, он проваливался. Кое-как спустился, споткнувшись на последней ступени, повалился набок, но подпрыгнул, словно резиновый мячик, кинулся к двустворчатым входным дверям. Руки срывались с запоров, ничего, он должен справиться. В голове замкнуло, совсем забыл про панель охранной сигнализации, закрепленную на стене. Он должен отправить сигнал на пульт и лишь после этого открывать дверь. Но сигнализация не сработала, он вывалился на крыльцо. Охрана была отключена, но это промчалось мимо сознания.

Банкир встал на крыльце как вкопанный. Этой ночью вокруг него действительно происходило что-то необычное, пугающее. Лужайка шевелилась! Он протер глаза, всмотрелся. В самом деле, густая трава, которую давно пора бы постричь, шевелилась тут и там, ходила волнами, сделалась какой-то пестрой. Но ни малейшего ветра не было. Плевать! Он спрыгнул с крыльца. И замер, чуть не подавившись. Стая птиц, которым в эту ночь почему-то не спалось, взмыла с лужайки, шумно хлопая крыльями. В одно мгновение они закрыли небо, в другое мгновение – пропали…

И свалилось оцепенение. Евгений Давыдович шумно выдохнул. Закуролесило его сегодня что-то. А ведь всему на свете есть резонное объяснение. И шевелящейся лужайке, и странным звукам, и пропаже жены, не говоря уж о неработающих телефонах. Ладно хоть не лунатизм. Практически успокоившись, он повернулся, чтобы вернуться в дом. И вдруг услышал шорох у себя за спиной…