Текст книги "Избранная лирика"

СОСЧИТАТЬ ЕДИНИЦУ

Сосчитай человека, компьютер, —

вот чело и число

или очи и почки —

на какой они сходятся почве?

Все нутро умудряется точками

объявиться на мочках ушных и на пятках,

а лицо и все прочее

на самой отпечатаны почке.

Непонятно, где печень кончается, —

там, где сам человек, наверное,

а человек – там, где мир.

Звездный код отражен в ребенке,

как родители – в хромосоме, —

что получится в сумме?

Вот такой вот, компьютер, компот.

Неизвестно, где личность кончается

и с чего начинается.

Сосчитай моих предков и пращуров,

и помножь на потомков,

и учти золотые следы

Льва Толстого, Гомера и «Слова…»,

сосчитай отложения

сослуживцев, соседей, газет.

Приплюсуй упованья и сны

и любви дефицитную долю;

сосчитай в композиторе музыку,

корни в темном лесу подсознания,

мирозданиье и мусор в мозгу…

Округляются запросто числа большие,

но нельзя из России вычесть

единицу такую, как Пушкин!

Чет и нечет восходят над числами,

единица же – верх совершенства!

Сосчитай человека, компьютер.

Сосчитать единицу нельзя.

ОБ ЭВОЛЮЦИИ

Гений тоже был во тьме утробной

и торил по заданной прямой

тот, на радость Дарвину, амебный,

рыбный да звериный путь живой.

Дескать, эволюции подсказка —

знала те этапы и Земля…

Тут, однако, скрыта неувязка:

началось начало не с нуля!

Вы процесс извольте без изъятья

развернуть обратно целиком

и само истолковать зачатье,

так сказать, в масштабе мировом.

Может, солнце в сердце превратилось,

как в причал космической ладьи?

Что-то где-то оплодотворилось, —

тьма покрыта звездами любви.

Женское таинственное лоно —

жизнесотворения модель,

где вокруг загадки эмбриона

мирозданья замысел и цель.

Ну а до начала? До «в начале»?

Это в измерении ином

ты спроси у страсти, у печали,

ты спроси у песни за окном…

НА МАРСЕ

Нет каналов на Марсе,

их и не было вовсе.

Не надейся, не майся,

просто с этим освойся.

Нет идеи канала,

нет лобастых на Марсе,

нету даже канавы,

где бы пьяный валялся.

Там не строят программу

оживить астероид…

Грустно, что даже яму

там друг другу не роют.

Ожидается скука

марсианской стоянки.

Значит, здравствуй, наука,

и прощай, марсианка!

Не плывет по каналу,

не встречает соседа —

пропадают сигналы

в пустоте без ответа.

Одиноко до дрожи

зря по космосу шарить,

оттого мне дороже

наш единственный шарик…

НЕНАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА

Таких, как я, у Бога много,

но и во мне, как в лоне Бога,

есть оживленные миры

во тьме и тайне до поры.

У неизвестности во власти

в том царстве каждый головастик,

самодостаточно живет,

а сам он лишь транзитный код.

Его сородичи несметны,

и в суете сует, скорбя,

они смирились с тем, что смертны,

что мир их замкнут на себя.

Меня молитвой беспокоят,

но изнутри постичь мой лик

бессильны, хоть сперматозоид —

мой зашифрованный двойник.

Из всех бессмертие откроет

один, случайностью велик,

один, кто в женский мир проник

при взрыве, словно астероид!

А вдруг и наше Божество

лелеет замысел секретный,

и потому-то люди смертны

не все, а только большинство!

И кто-то, избранный счастливчик,

сквозь горловину проскользнет,

крупицу личности, как живчик,

в иную степень возведет;

стремясь к неведомому свету

во тьме кромешной, но живой

в гостеприимную планету,

дрожа, уткнется головой!

* * *

Выбираем ли мы,

незнакомцы и незнакомки,

в поездах, в городах, на весенней тропе,

выбираем друг друга

или нас направляют потомки,

подходящие пары

к себе примеряя в толпе?

Почему, как слепец,

полюбил этот умница дуру?

Ты натуру спроси —

у нее нашей логики нет, —

это дети себе

подбирают черты и фигуру,

совершенства ища,

но совсем не по мерке анкет.

Словно тайный радар —

засекли, уловили, увидели

сразу, с первого взгляда, —

велика она, тайна сия:

предстоящие жители

себе выбирают родителей

через наши глаза – перископы

непроглядного до-бытия…

* * *

И сейчас Екклесиаст

сто очков мне фору даст:

не от боли и обид —

от познанья жизнь горчит.

Уравненье было сложным,

человеческим, тревожным,

небывалым, невозможным,

полным счастья и утрат…

Что с того, что было сложным?

Прост, как точка, результат.

Встанет старость над тобой —

укротительница,

а над нею – та, с косой,

упростительница…

Без следа ль мне тенью тленной

в уравнение Вселенной

затесаться довелось?

Это я – мне нет замены —

мира временная ось.

Сладко жить! И пусть познанье

в чаше горечью на дне,

отражаюсь в мирозданье

так же, как оно – во мне.

* * *

Душа сопротивляется тому,

Что совпадает человек и место.

Душа сопротивляется всему,

Что слишком установлено, известно.

Дано идти нам лишь по одному

Из всех путей. Не потому ли тесно?

Глазам души являются чудесно

Возможности, что канули во тьму.

Существованья зыблются миражем…

Сны не досмотрим, думы не доскажем

И не развяжем крылья красоты.

Реальность не права и незаконна,

Когда в ней стынешь нынешняя ты,

Не ставшая Мадонною мадонна…

* * *

Смешны обуянные страхом,

что все мы становимся прахом, —

кругом происходит иное:

из праха восходит живое.

И снова целуются двое.

Беснуется пух тополиный…

Земля – существо шаровое;

растет, как опара, живое,

в нем главное дух, а не глина!

Есть цель у Вселенной немереной:

ожить во плоти и мечте, —

недаром ведь матерь-материя

светло зачала в темноте.

МАСТЕР ВРЕМЕНИ

– Почини-ка мне, мастер, часы:

то замрут, как пустые весы,

то мелькают с разгона,

точно окна вагона;

почини мои скучные дни, —

дольше вечности длятся они,

а счастливые ночи

воробьиного носа короче…

Возвращает мне мастер часы,

усмехаясь в усы:

– Стрелки жизнь твоя уравновесила,

им отныне ни скучно, ни весело,

но и прежнее время не врет:

проявляется – наоборот;

вот разгадка волшебного сдвига:

оглянись-ка на тысячи дней,

те, что вечности были длинней, —

с них не выжмешь и мига,

ну, а редкие ночи

длятся век без износа,

те, что были короче

воробьиного носа…

* * *

За окнами холодный ветер,

а в комнате темно, тепло.

Сегодня ночью я заметил,

как много времени прошло…

Давно он светится неброско,

мой огонек, мой фитилек;

чем выше он – тем меньше воска

и тяжелее потолок.

Что делать? Под ногами бездна.

Когда и как скользнул на край?

Искать таблетку бесполезно.

Не спи, казнись и умирай.

Умри, и смерть тогда коснется

лишь круга первого судьбы,

а сердце вылупится к солнцу

птенцом из косной скорлупы.

* * *

– Когда взорвется планета,

кто-то будет искать черный ящик,

чтобы узнать, что случилось…

– Он найдет его, вскроет ножом,

словно раковину, и обнаружит

в нем жемчужину – эти стихи.

– И Земля опять возродится.

6
ВЕНКИ СОНЕТОВ

МОНОЛОГI

Срок наступил. Пора сплетать венок.

Но не венец классический из лавра,

Не светлый нимб, которым бредит лавра, —

Ты просто человек, а не пророк.

Ты полюбил? Потерянный платок

Не находи – в себе разбудишь мавра.

Сознание похоже на кентавра:

Тавро скотины, музыки глоток.

Я жил и знаю: жизнь – не икебана.

Кто сохранит одну лишь чистоту,

Отделит от великого изъяна

Великий дар? Порок и красоту

Кто разведет? Я в свой венок вплету

Цветы мои и стебельки бурьяна.

II

Цветы мои и стебельки бурьяна,

Не исчезайте! Я боюсь, что вдруг

Без музыки в какой-то день незваный

Мне все цвета смешает белый круг,

Пустой, как в сон ворвавшийся испуг…

А я люблю упрямо строить планы,

Держась за мир, простой и необманный, —

Создание души моей и рук.

Я сам в себе скрываюсь добровольно,

Жить в слове мне и сладостно, и больно,

Когда я луг, и солнце, и пчела,

Когда коплю я капельки тепла.

Здесь пряный дух, медовый, горький, пьяный —

Гербарий памяти благоуханный.

III

Гербарий памяти благоуханный…

О собиратель! Что в твоем раю?

Не для души спешишь ты на поляны,

А пополнять коллекцию свою.

Но снег пожнешь! Падет в твоем краю,

Как полог, ночь. И глянешь утром рано —

Лишь белый круг слепого океана,

И ты у океана на краю.

Шагни, не бойся поступить оплошно.

Дорожный знак еще лежит у ног.

Иди и помни: совесть непреложна.

Лишь через жизнь к бессмертью выйти можно.

Лишь из сплетенья жизненных дорог —

Переплетенье выстраданных строк.

IV

Переплетенье выстраданных строк…

Наставники – удачи и потери.

А истина? В познании ли, в вере?

Высок ли твой духовный потолок?

Я в стены тыкался. По крайней мере,

Я понял разных уровней урок:

За дверью дверь и за дверями двери —

За переход взымается оброк.

Коль окажусь я логикой припертым

К стене и коль замкнется мой мирок,

Да так, чтобы ни ангелом, ни чертом

Никак оттуда выскользнуть не мог, —

Я вспомню – в измерении четвертом —

О том, что за порогом есть порог.

V

О том, что за порогом есть порог

Был сон, как откровенье и подсказка…

С поэтами бывает неувязка —

Порою спит призванье, как сурок.

Тогда не грех забиться в уголок,

Тогда претит известность и огласка.

Не торопись, была б сильна закваска, —

Теряет песню, кто к себе не строг.

Я долго верил всем, себе не верил,

Готов был поступиться жизнью всей,

Себя я в кровь чужим аршином мерил,

Чтоб не обидеть близких и друзей.

А сам мечтал, стыдливо пряча раны,

О странствиях в заоблачные страны.

VI

О странствиях в заоблачные страны

Мечтал мой романтический двойник,

А я земные правила постиг.

Но правила скучны и нежеланны.

Спать не дают мне лунные дурманы.

Вновь полночь датой метит мой дневник,

Страницы книг, стихи мои, романы, —

А я все ученик, не выпускник.

Да что с того – ты мал или велик?

Важней – зачем ты. Жжет меня забота:

Ждет словно кто-то от меня чего-то,

Жить некогда. Мне стыдно. Я должник.

И вдруг тоска в мороке бесталанной

О красоте загадочной и странной.

VII

О красоте загадочной и странной…

Я перед ней ответчик без вины.

Простите вы меня, глаза жены

И очи незнакомки окаянной.

Я вновь очнусь свалившимся с луны

Пред красотой, сошедшей, как с экрана.

Бьет барабан. Меня казнить должны

За то, что жил без грамоты охранной.

Пред тайной красоты я изнемог,

Она на миг приходит ниоткуда —

Из вечного в невечное нырок.

Нет для нее ни святости, ни блуда.

Возносит весть носительница чуда

О том, что лишь в богине виден Бог!

VIII

О том, что лишь в богине виден Бог!..

Ты, женщина, не из ребра мужчины,

Пенорожденная, – не половина,

А все и вся. И устье, и исток.

Что компас? Он не чувствует вершины.

Иди, да не по стрелке – поперек!

На Севере не истина, а льдины.

Живет себе вне полюса Восток!

В любви о пользе думать – святотатство,

Прекрасное – поверх координат,

Поверх свободы, равенства и братства,

Поверх заслуг, наград и баррикад.

Есть предопределенность идеала:

Конец, что создается до начала.

IX

Конец, что создается до начала,

Не по частям, а сразу и вполне,

Как откровенье образа во сне, —

Так Бог творит: легко и небывало.

К судьбе добавить мне осталось мало,

Ведь до рожденья наперед, вчерне

Намечен в генах код тебе и мне

Пунктиром от причала до причала.

Неужто Бог расчислил тьму планид?

Бог всемогущ, но он – большой ребенок,

Не ведает, когда и что творит, —

Вдруг то, о чем подумалось спросонок,

Невольно воплощается в ответ?

Не так ли сотворен был белый свет?

X

Не так ли сотворен был белый свет,

Где вход предоставляется бесплатным,

А выход… платишь жизнью за билет

Туда, где не бывает он обратным.

И так – от инфузорий до планет.

Но почему в просторе необъятном

Невиданных новинок больше нет?

Был разве акт творенья однократным?

Что знаем мы? О внешнем – ничего.

Мы все внутри случайного изделья.

В других местах играет божество,

Творя по воле мудрого веселья.

Наш мир – как заключительный сонет:

Идущего опережает след.

XI

Идущего опережает след.

Негоже быть своей судьбы активней.

Спокойно слушай шум осенних ливней

И жди, накинув на колени плед.

Придет зима. Заученный балет

Снежинок. И сосульки вроде бивней.

Весна вослед. Мгновенное люби в ней —

Нет возраста в круговороте лет.

В календаре легко отыщешь дату,

Узнаешь по часам – который час,

Но что поймешь по облакам крылатым,

Когда весна с тебя не сводит глаз?

Нет времени. Куда оно пропало —

Пусть разум вопрошает одичало.

XII

Пусть разум вопрошает одичало:

Кто выведет наш век из тупика?

Мир пережил кровавые века,

Но все сначала: на колу мочало…

В любви хотя бы малость полегчало, —

Сожительств уйма, а любовь редка.

Нас на планете этой укачало.

Стареет век, чья память коротка.

Век революций всяких – социальной,

Технической, культурной, сексуальной…

У века члены есть, но нет лица.

Так и живем, раздергано и шумно.

Начнется ли грядущее разумно?

Начало где? У палки два конца.

XIII

Начало где? У палки два конца.

Любая догма – как на шаре палка.

Как иск на соискание отца —

Религий и учений перепалка.

А я… Боюсь не смерти – жизни жалко.

Лети в лицо, весенняя пыльца,

Явись во сне, зеленая русалка,

Толкуй, гадалка, мысли и сердца.

Учи любви – я маюсь и тоскую, —

Сорви с души ремни, как рубежи,

Ах, смуглая, спляши, поворожи,

Переверни мою башку мужскую!

Закрой глаза и с видом мудреца

Сведи концы – познаешь суть кольца.

XIV

Сведи концы: познаешь суть кольца.

Сведи век полимерный и пещерный:

Ишачит гений, словно раб галерный,

Бездарность удостоена венца.

Дать жизнь – один лишь способ у Творца,

А для убийц возможности безмерны.

Богатый выбор лишь у подлеца,

Нет выбора у любящих и верных…

Покамест председательский звонок

Мой монолог регламентом не скомкал,

Стихами буду говорить негромко.

Пусть, как сверчок, я знаю свой шесток,

Припас я два-три слова для потомка.

Срок наступил. Пора сплетать венок.

XV

Срок наступил. Пора сплетать венок.

Цветы мои и стебельки бурьяна —

Гербарий памяти благоуханный,

Переплетенье выстраданных строк

О том, что за порогом есть порог,

О странствиях в заоблачные страны,

О красоте загадочной и странной,

О том, что лишь в богине виден Бог.

Конец, что создается до начала, —

И так ли сотворен был белый свет?

Идущего опережает след.

Пусть разум вопрошает одичало:

Начало где? У палки два конца.

Сведи концы: познаешь суть кольца.

1975

КРУГИ СПИРАЛИI

Когда, дрожа, слились во мраке двое,

Душа у них легка, а плоть сладка,

Незримо обступают их века

И Млечный Путь, как существо живое.

Творится дело, в сущности, простое,

Но буду вызван я из тайника.

Ждут облака, когда глаза открою,

И отклика ждет лепет родника.

Внутри самим себе мы незнакомы.

Красивы ли, умны ли хромосомы,

Где гениальный шифр, как на листе?

Влюбленные набаловались ночью,

Чтобы невольно, как бы между прочим,

Взойти звезде в утробной темноте.

II

Взойти звезде в утробной темноте,

Цепочки фаз пройти без проволочки!

Остаться б там, где начинался с точки

В счастливой простоте и наготе.

Но Программист всегда на высоте.

Рай теплой материнской оболочки

Становится подобен одиночке, —

Блаженство уступает тесноте.

Приговорен я волей неизменной

Расстаться с первой замкнутой вселенной,

Где я царил один и без проблем!

С меня хватило бы: в родном – родное…

Но повелеть – «родись в сорочке!» – всем

Стремится материнство мировое.

III

Стремится материнство мировое,

Чтобы прошло изгнанье без следа.

Кровь, пуповина… Зрелище какое! —

Пролог невинный Страшного суда.

Но вот в глаза спасенье световое.

Мир сотворен уже внутри плода.

У губ дитяти – млеко молодое,

Осталась боль за кадром навсегда.

Пусть, присягнув красавицам нездешним,

Поэзия довольствуется внешним, —

Разгадка жизни скрыта в животе,

Где дух и плоть путем срамным и грешным

Подводятся усилием успешным

К единству в бесконечной полноте.

IV

К единству в бесконечной полноте

За Солнцем вслед – вокруг людей мгновенных

Плывет Луна среди созвездий пленных,

Блаженная в духовной нищете.

Рожденные доверьем к доброте,

Мы состоим из свернутых вселенных,

Которые печатаются в генах, —

Я теми был, а мною будут те…

Яйцо и Солнце – знак один опишет.

Бог больше бесконечности. Превыше

Любви сама любовь. Пусть на хвосте

Разносит весть в день Рождества комета:

В который раз я удостоен света!

Дитя есть дань первичной чистоте.

V

Дитя есть дань первичной чистоте,

Как утро мира, солнце на востоке.

Подключены все мировые токи

К новорожденной жизни и мечте.

Но сколько скорби в нашей суете,

Где вкупе с добродетелью пороки

Торопятся преподносить уроки

Ребенку – ахиллесовой пяте…

Сто правд, сто кривд и сто противоречий

Ложатся на младенческие плечи,

Но детство – гениальности страна,

Где временно прописка нам дана.

Потом – разлом на женское, мужское…

Любовь – игра и чудо роковое.

VI

Любовь – игра и чудо роковое,

Точнее – имя, что тебя займет,

Заполонит. Скажу: янтарь и мед,

Любовь – пересеченье золотое.

Пускай твердят: больное есть, дурное,

Скажу: слеза. Скажу: рука и рот.

Пусть говорят: хрипение и пот,

Скажу: стрела, ранение сквозное…

Любовь есть нить, в конце которой – Бог,

Ведь истинно вам сказано: любите

Друг друга, и невидимые нити

Сплетутся нежно в световой клубок

Вокруг Земли. Заданье чти земное.

Ты – царь, построив кров над головою.

VII

Ты – царь, построив кров над головою.

Дорога – к храму, к поприщу – стезя.

Дом поважней державы. Дверь открою,

Да проторят к нему тропу друзья!

Пусть бури ждут мятежные герои.

Дождю и ветру в дом входить нельзя.

Бездомный мир шатается, грозя.

Стол. Стул. Кровать. Великие устои!

Вернется путник, если дом в душе.

Нет общечеловеческого рая

Без личного, того, что в шалаше.

Восторжествует истина простая,

Что лучше – со щитом, чем на щите.

Но Бог – и тот распят был на кресте.

VIII

Но Бог – и тот распят был на кресте.

Как часто паству подменяет стадо!

По миру бродят призраки распада,

У ада вход имеется везде.

Возводим стены вопреки беде,

Но дом – не крепость. Хватит и снаряда.

Приказ: огонь! Ни дома нет, ни сада —

На картах и не значились нигде.

Защиты нет, родные. Нет гарантий.

Двадцатый век опишет новый Данте,

Где не про нас в грядущее побег…

Что ж! Дом свой украшает человек,

И ласточка исполнить прилетела

Призвание, обязанность и дело.

IX

Призвание, обязанность и дело…

При свете дня ищи свою звезду

И звездный час всегда имей в виду,

Пока судьба тебя ведет умело.

А если стрелку в компасе заело,

Размениваешься на ерунду,

На сон, на телевизор, на еду, —

Но творчество ревнивей, чем Отелло.

Ты власти в пасть, как кролик, не смотри,

А коли с ней успел совпасть – тем хуже.

Любая должность человека уже.

Цари – и те пускали пузыри.

У человека вещный мир снаружи,

Отдельно – вызревание внутри.

Х

Отдельно – вызревание внутри.

Возможности… Откуда? Из-под спуда?

Какой разброс! – от Будды до Иуды,

От Богоматери до Бовари!

Дорога разветвляется на три.

Есть выбор. Вероятность. Амплитуда.

А выше – ни случайности, ни чуда.

Гори, гори, звезда моя, гори!

Мы Бога мыслим в небе небывалом,

Он вездесущ и в бесконечно малом.

Закладкой в гены кто руководит?

Астральное наращиваю тело,

Питаю дух стремлением в зенит.

Вдруг седина, предвестница предела…

XI

Вдруг седина, предвестница предела…

Не спрашивай «за что» и «почему»,

Благодари, что не попал в тюрьму,

Под поезд или в оптику прицела.

Жизнь всю прожить – завидней нет удела!

Детей и внуков обласкай в дому.

В рай пропуск выдают не по уму,

А по любви, что и врагов жалела.

Душа – как море. Утром янтари

Она выносит к берегу упрямо:

Купальщица, нагнись и подбери!

Ты жил и умер. Такова программа,

Таков финал – комедия ли, драма,

Но нет предела в завитках зари!

XII

Но нет предела в завитках зари.

Последняя секунда безразмерна.

Я у реки. Мне десять лет, наверно.

Ночной бульвар. Мелькают фонари.

Оркестр в саду играет попурри…

Горит вокзал. Взрывается цистерна.

Салют в столице. Ты стройна, как серна…

Я в кабинете. Надпись на двери.

Тоннель. Полет. И свет на третьи сутки.

Я умер. Я родился. В промежутке

Мне смерть преподнесла видеоклип.

Пусть наобум всю жизнь перемотала,

Но фильм не оборвался, не погиб,

И нет конца, как не было начала.

XIII

И нет конца, как не было начала,

И бесконечность – вся внутри котла…

В небесном куполе – колокола,

Лицо Земли прекрасно без забрала.

Вовек линейка не соединяла

Два времени, два трепетных крыла,

На нить одну еще не нанизала

Звезду и атом некая игла.

Кончается земная кали-юга.

Я чувствую космического друга.

Все смертны. Да не все. Сокрыта суть

В непостоянной воле идеала.

Из мира в мир указан узкий путь.

Нырнула жизнь в себя и свет достала.

XIV

Нырнула жизнь в себя и свет достала

И речь, и счет при этом сберегла:

Изъять нельзя ни буквы, ни числа —

Все существует, как существовало.

Яйцо Вселенной, истины лекало.

Спиральная шкала добра и зла…

Цель не видна, но к ней летит стрела.

Как уловить идею сериала?

Все проще, чем я думал. На вопрос

Ответит измерение иное…

Но этих, этих глаз мне жаль до слез.

Желанье жить – желание святое.

Смерть попирая, впереди Христос,

Когда, дрожа, слились во мраке двое.

XV

Когда, дрожа, слились во мраке двое —

Взойти звезде в утробной темноте.

Стремится материнство мировое

К единству в бесконечной полноте.

Дитя есть дань первичной чистоте,

Любовь – игра и чудо роковое.

Ты – царь, построив кров над головою,

Но Бог – и тот распят был на кресте.

Призвание, обязанность и дело!

Отдельно – вызревание внутри.

Вдруг седина, предвестница предела,

Но нет предела в завитках зари,

И нет конца, как не было начала.

Нырнула жизнь в себя и свет достала.

1992