Текст книги "Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка»"

Глава 14. Коварная героиня Корнеля, Ануя и Кристин де Пизан

…Читая историю Древнего мира, не можешь избавиться от ощущения, что разные цивилизации той эпохи словно соревновались между собой в стремлении овладеть тайнами ядов. Междуречье, Египет, Персия, Эллада… Но особое место в античной «гонке за ядами» занимает Колхида. Так в древности называлась прекрасная страна, раскинувшаяся между хребтом Кавказа и черноморским побережьем на месте сегодняшней Абхазии.

Когда едешь от Сочи, летней столицы России, в сторону Грузии, не раз слышишь от местных водителей такси о смертоносных, гнилых болотах, которые некогда отделяли эти края от остального мира. Непременно рассказывают и легенду о том, что древние жители этой земли заговаривали змей и специально засевали местные малярийные низины ядовитыми растениями. А как иначе, если сами эллины считали Колхиду родиной Гекаты – богини лунного света, преисподней, магии и колдовства? Покровительницей всего таинственного. Древнегреческий историк Диодор Сицилийский, живший в I веке до н. э., так и называет Гекату женой царя Колхиды.

О, Геката! У нее, по преданию, три тела и три головы… Это имя во вселенной ядов давно стало нарицательным. Именно она, как указывают старинные источники, открыла мощнейшие ядовитые свойства аконита – необычайно красивого многолетнего растения из семейства лютиковых. Эллины считали, что это растение выросло из ядовитой слюны адского пса Цербера, объятого ужасом после того, как Геракл привел чудовище из подземного царства на землю (одиннадцатый подвиг Геракла). Опробовав силу «синеглазого» аконита – алкалоиды, содержащиеся в нем, вызывают паралич дыхательного центра и страшные судороги – сначала на путниках-чужестранцах, Геката решила отравить собственного отца.

Как только в разных странах не называют аконит: борец-корень, синеглазка, волчий корень… И еще: мать – королева ядов. Воистину такой титул надо заслужить! Самое распространенное название растения происходит от латинизации греческого слова «akoniton» – мифического растения для отравления волков и других хищников. Слово «аконит» произошло от греческого города Аконе, в окрестностях которого, как считали древние, был спуск в Аид, страну теней. Не менее легендарно и другое название: борец. Это уже дань скандинавской мифологии: борец вырос на месте гибели бога Тора, победившего ядовитого змея и погибшего от его укусов. А германцы называли аконит «шлемом бога Тора» и «волчьим корнем»: Тор, как утверждают старинные сказания, боролся с волком с помощью аконита. Отсюда, видимо, и русское название аконита – волкобойник. А «царь-травою» растение назвали на Руси за его сильную ядовитость. Этот яд считался настолько страшным, что за обладание аконитом в некоторых странах даже карали смертью.

Плутарх рассказывает об отравлении этим растением воинов Марка Антония. Римляне, в пищу которых попал аконит, теряли память и были заняты тем, что переворачивали каждый камень на своем пути, будто бы искали что-то очень важное, пока их всех не начало рвать желчью. Утверждают, будто именно от аконита умер знаменитый Тамерлан – заговорщики пропитали его тюбетейку ядовитым соком.

Всё растение – от корней до пыльцы – чрезвычайно ядовито, отравляет сам его запах. Вреден даже мед, содержащий его пыльцу. В фармакогнозии Аль-Бируни, великого мыслителя Средневековья, «это трава, которая убивает собак, барсов, свиней, волков, если положить ее в пищу. Некоторые полагают, что если ее приблизить к скорпиону, то трава ослабляет и его».

Обращаться с аконитом нужно с большой осторожностью, так как яд при соприкосновении может проникнуть через кожу. При тяжелых отравлениях быстро наступает смерть или от поражения дыхательного центра, или же сразу от паралича сердечной мышцы.

Наукой ядов мастерски владела и волшебница Кирка (по-латински: Цирцея), родственница Гекаты (Диодор Сицилийский утверждал, что Геката – мать Кирки), воспетая Гомером в «Одиссее». Выйдя замуж за могущественного царя сарматов – греки причисляли их к скифам, – Кирка отравила мужа зельями, чтобы царствовать самой.

Но всех магов и колдуний Колхиды с лихвой превзошла волшебница Медея. Дочь Гекаты и, соответственно, племянница Кирки, она стала у древних греков главной героиней легенды об аргонавтах, пришедших на корабле «Арго» в царство колхидского царя Ээта, отца Медеи, за золотым руном. Полюбив предводителя эллинских пришельцев Ясона, вечно печальная, никогда не улыбающаяся Медея с помощью изготовляемых ею зелий помогла греческому герою преодолеть все смертельные испытания и, усыпив Дракона, завладеть золотым руном.

Не буду детально пересказывать одиссею Ясона и его товарищей на «Арго», этот миф известен всем, кто еще не превратился в фанатичного адепта Гарри Потера. Любопытнее другое: Ясон, взявший на борту «Арго» Медею в жены, стал позднее царем Фессалии – гористой земли на берегу Эгейского моря, славной своими лечебными (почему бы не токсичными?) травами. Неслучайно отсюда пошел в Греции культ Асклепия, бога врачевания.

Заметки на полях

Древние греки были уверены, что Асклепий это реальная историческая личность. Он был рожден смертным, но за прижизненные заслуги его допустили на Олимп, причем вопреки воле Зевса. С Асклепием связана вся современная медицинская символика, именно его считают первым врачом. В римской мифологии Асклепию соответствует Эскулап (Aesculapius), именно латинский вариант стал нарицательным для всех врачей.

Асклепия со времен римского императора Марка Аврелия часто изображают с посохом, который обвивают змеи – одна или две. Это ассоциация с популярным мифом о воскрешении Главка, сына легендарного критского царя Миноса. Врача пригласили, чтобы спасти юношу от смерти. По дороге в минойский дворец Асклепий увидел, как его посох обвила ядовитая змея. Испугался, сбросил ее на землю и тотчас же убил. И тут, откуда ни возьмись, появилась вторая змея, зажавшая в пасти сбор трав, который на глазах у врачевателя вернул ее подругу к жизни. Целитель запомнил «змеиный» состав растений, с помощью этого волшебного средства он потом вернул в царство живых Главка.

Вероятно, миф этот имеет очень глубокие исторические корни: змеи, обвившие посох, считались символом вавилонского бога врачевания Нингишзиды, его знак – две рогатые змеи, «растущие» из его плеч. Со священной змеей изображалась и египетская богиня Исида, в чьей власти была жизнь человека. Любопытен и другой греческий миф о змеях. Когда-то давным-давно Зевс подарил людям эликсир молодости. Но человек, грешный, посчитал ношу слишком тяжелой и взвалил ее на осла. Осел, в свою очередь, скинул ее на змею. С тех пор люди и ослы обреченно несут бремя старости и смерти, а змеи, сбрасывающие каждый год свою кожу и тем самым возрождающиеся к новой жизни, наслаждаются юностью и здоровьем.

Посох Асклепия, обвитый одной или двумя змеями, стал символом медицины, дожившим и до наших дней. Наиболее распространенный российский вариант эмблемы – змея, обвившая чашу («яд и противоядие»), также имеет прямое отношение к первому врачу: с этими атрибутами всегда изображается Гигиея, одна из дочерей Асклепия, богиня здоровья. Только, прошу, не путайте посох Асклепия с кадуцеем – магическим жезлом Гермеса, бога торговли и счастливого случая. У покровителя путешественников и глашатаев палка значительно короче, плюс на ней присутствуют крылья, а змей – обязательно две. Кадуцей с его змеями – это образ одновременно жизни и смерти, он эволюционировал из «змеиного» стержня Асклепия. Считается, что произошла эта метаморфоза где-то в VII веке, когда появились первые алхимики, провозгласившие Гермеса своим покровителем.

Медея недолго наслаждалась супружеской жизнью с Ясоном. Узнала, что у чересчур темпераментного героя есть любовница. Уроженка Кавказа послала сопернице по имени Главка потрясающей красоты пеплос – одежду из легкой ткани, без рукавов, которую надевают поверх туники. Подарок оказался отравленным. По одной версии, Главка, царевна Коринфа, погибла, зачесавшись до смертельных мук (уж не сработал ли знаменитый египетский яд?), по другой – едва красавица примерила пеплос, как он вспыхнул ярким пламенем, и Главка скончалась от ожогов. Причем угорела вместе с царем Креонтом, отцом-сводником, который пытался ее спасти.

Французская писательница Кристин де Пизан, родоначальница феминистского движения, писала на рубеже XIV и XV веков о Медее как о «женшине глубоких знаний». Своеобразных знаний, надо сказать… Всех историй, сложенных вокруг Медеи и ее искусства «приручать» яды, и не перечислить. То она, сбежав в Афины и выйдя замуж за местного царя Эгея, пытается отравить его сына Тесея, чтобы обеспечить наследство своему отпрыску Меду. То готовит из одной ей известных растений зелье, способное вернуть старикам молодость (современные косметологи не зря верят, что именно Медея изобрела первую краску для волос). То…

Конечно, неслучайно Медея, изображенная на многих посвященных ей картинах за процессом изготовления коктейля из ядов, вдохновила на творчество Пьера Корнеля и Жана Ануя, Дарио Фо и Луиджи Керубини, Катюля Мендеса и Альфонса Муху… По одному из преданий о Медее, она, ставшая персоной нон-грата в Элладе по причине многих подозрительных смертей, связанных с ней – в том числе, и от отравлений, – уехала на Восток, вглубь Азии, и поселилась в Мидии. Там в стране народа, называвшего себя «ариями», Медея, ставшая царицей, ввела – как утверждают – ношение женской одежды, «закрывающей лицо и тело». До появления ислама оставалось почти два тысячелетия, а «бурка» и «никаб» стараниями Медеи вошли в жизнь.

Глава 15. Операция «Феска» и куши-баши

С кем бы Россия ни сражалась – с поляками, со шведами или с турками никогда не применяла в массовом порядке того, что назовут потом биологическим и химическим оружием. Не стоит полагать, будто это изобретение только ХХ века. Да и первое российское упоминание прототипа газовой камеры относится к XVI столетию. Княгиня-инокиня Евфросиния Старицкая из древней, знатной фамилии родственников Ивана Грозного, истребленной царем-маньяком под корень, была задушена дымом от горящего мышьяка прямо у себя в монашеской келье. Исследование костных останков княгини, после убийства ее мужа принявшей постриг, показало, что количество мышьяка в них превышает допустимую норму аж в девять раз!

Нет, страсть к уничтожению ядами себе подобных наблюдалась у человечества еще с незапамятных времен. Для изготовления отравленных стрел и наконечников копий яды использовались давным-давно. Другое дело – отравление источников воды, одежды, конной упряжи…

Древние греки и римляне решительно осуждали использование ядов в бою, честное единоборство – согласно античной логике – не должно превращаться в скрытое убийство. Грубый Филипп II, отец Александра Македонского, как-то хотел прибегнуть к отравлению источников во время войны с соседями, но его остановили советники: «Нельзя нарушать закон богов!..», посчитавшие, что такой поступок будет недостойным царя. Однако то, что считалось подлостью и трусостью у греков и римлян, было заурядной практикой у варваров, особенно – у скифов и других евразийских племен Античности. Их стрелы с наконечниками, пропитанными ядами растений и змей, погубили многих древних греков и римлян. Равно – как и отравленные колодцы, которые хитроумно оставляли на пути наступающих легионеров арабы и парфяне.

Заметки на полях

«…Вокруг – сарматы, народ дикарей… Как унижают мой дар этих племен имена! И все они враги, и все вооружены отравленными стрелами. Враг, чье оружие – лук, чьи стрелы напитаны ядом», – писал о варварах в «Скорбных элегиях» Овидий, сосланный на рубеже нашей эры императором Августом в самую дальнюю точку римского мира – на территорию нынешней Румынии.

Обычай использования ядовитых стрел – на войне или на охоте – сохранился до Средневековья. Известно, например, что византийский император Иоанн II Комнин, в насмешку за уродливую внешность прозванный современниками Красивым, был случайно ранен во время охоты отравленной стрелой и погиб.

Впрочем, одно дело – ядовитые стрелы (пигмеи Африки и индейцы Южной Америки до сих пор используют их на охоте), совсем другое – отравления массового масштаба. Так, китайский стратег XIV века Чиао Ю ратовал за реализацию революционной тактической идеи: наполнить металлические ручные гранаты порохом, смешанным с ядом, чтобы увеличить поражающий эффект. Была ли выполнена эта задача, никаких свидетельств нет…

Если же вернуться в Европу, то европейское рыцарство считало применение ядов во время войны занятием бесчестным. Это, однако, лишь на словах. В истории старушки-Европы несть числа примерам, когда отравления массово применялись в боях. Скажем, в дни осад городов и крепостей. Классический пример: в начале XIV века Альбрехт I герцог Австрийский и король Германии осаждал город Кутна-Гора в Чехии, знаменитый тогда своими серебряными рудниками, и вынужден был снять осаду. Местные шахтеры отравили источники воды токсичными минералами горного богемского края и погубили часть немецкого воинства.

Были случаи и отравления продуктов, предназначенных для питания армии в походе. Так, в конце XIV столения миланцы отравили пищу и сухое вино по всему маршруту по Ломбардии войск графа Савойского. От окончательного поражения ядами савойцы спасались только крепленым вином, которое им раздавали каптенармусы и маркитантки… Уж не было ли это посланием савойцев – предков нынешних французов и итальянцев – их будущим потомкам, которые и сегодня не гнушаются крепкими напитками?

Но всех в использовании ядов превзошел Родриго Борджиа, он же – порочный папа Александр VI. В 1495 году он задумал уничтожить французский военный гарнизон, стоявший в Остии, что рядом с Римом. Понтифик решил действовать по всем ядовитым формам: отравить и источники, и даже… воздух! Предполагалось дождаться попутного ветра и выпустить на город смертельный дым. Ядов приготовили с запасом – на сто тысяч человек! Но Карл VIII, бывший главной целью понтифика, вернулся во Францию, и разочарованный папа счел лишним выполнение дорогой и тяжелой военной операции с газами.

Зато куда как настойчивее понтифика в отравленных «игрищах» оказались венецианцы. И объектом их ядовитого воображения стали враги-турки.

Стремительно набиравшая вес на евразийском пространстве Османская империя с первых годов своего существования жила под знаком ядов. Самое, пожалуй, известное отравление в ее истории – это смерть неистового воителя Мехмеда II Великолепного. Победителя Константинополя и завоевателя Стамбула убил ядом его личный врач. Так приказал Баязид, сын султана от балканской наложницы, уставший ждать, пока отец уступит ему трон.

Яд превратился едва ли не в дежурный атрибут жизни османов. Не только в гаремах, где многочисленные жены, наложницы и евнухи любыми средствами боролись за близость к султану, но и непосредственно в его ближайшем окружении. Отравление ядом было одним из видов смертной казни, и ей по воле султана мог быть подвергнут любой – от последнего раба до Великого визиря. Яды в крупнейшей в мире мусульманской империи готовили из растений, минералов, насекомых, внутренних органов животных… В Стамбуле в изобилии торговали любой отравой: она могла мгновенно убить несчастного, а могла и лишить человека красоты, обречь его на неподвижность или на доживание убогим калекой – самое худшее, что только может быть.

Сами султаны панически боялись отравлений, которые периодически происходили во дворцах и гаремах. «Не надо людям смертным жаждать яда, хотя порой недуги лечит яд», – поучал исламский мыслитель Мирза Шахи Вазех. Успокоение так себе! Это понимали в сералях и предпринимали меры, необходимые для защиты от ядов.

«Куши-баши» – так называли специально обученного человека, который дежурил на кухне во время приготовления еды для халифа правоверных. Когда блюда были готовы, их укладывали на носилки, покрывали плотным красным сукном и опечатывали сургучом. Только после этих предосторожностей куши-баши в присутствии султана и его окружения все распечатывал и тщательно следил, как еду подносят великому правителю. Перед тем как «потрясатель вселенной» приступит к трапезе, дегустатор на его глазах первым отведывал еду. Жизнь такого куши-баши, наверное, не была долгой, зато – многокалорийной и сытной. В конце концов, разве гурманы своим драгоценным здоровьем не рискуют?

Но одно дело – безопасность султана османов, халифа правоверных, другое – его армии. К середине XV века молодая турецкая империя, завладев историческими византийскими территориями, пустилась в завоевание Балкан и морского пространства Средиземноморья.

Столкновение с Венецией – блистательной и вездесущей в бассейне римского «внутреннего моря» – стало неизбежным. Османы закрыли для генуэзцев и венецианцев Черное и Азовское моря, захватили Кипр и Ионические острова. К счастью, битва при Лепанто в 1571 году, говоря словами Гегеля, «спасла Италию и, может быть, всю Европу от наводнения варварами». Европейцы поверили, что турок можно побеждать. А для победы, как утверждали в Венеции, все способы хороши. В том числе – и самые ядовитые. Так, во всяком случае, утверждают записи, найденные греческими учеными в одном из венецианских архивов середины XVII века.

В 1645 году султан Ибрагим I по прозвищу Безумный, похотливый, чванливый и трусливый, начал очередную войну с Венецией – на этот раз за Крит. Турецкий флот приступил к осаде крепости Кандия, нынешнего Ираклиона – основного опорного пункта венецианцев на острове. Эта осада продолжалась двадцать один год, и нет ничего сравнимого с ней по длительности в мировой истории.

Когда город был блокирован османами на суше и на море и стены Кандии могли пасть в любой момент, инквизиторы Верховного трибунала Серениссимы – Светлейшей республики – получили интересное донесение от проведитора, наместника Далмации и Албании. Генерал Леонардо Фосколо, смелый воин и человек необычайно деятельный, под секретом сообщал членам органа, отвечающего за сохранение государственной тайны в республике, о том, что у него есть способ сорвать турецкую блокаду.

Революционный способ! Мессир Фосколо предлагал заразить войско османов… «квинтэссенцией чумы»! Якобы она существует у него в виде ядовитой жидкости. Чтобы в войске осаждавших не догадались о спровоцированном, я бы даже сказал – террористическом, характере эпидемии, генерал предлагал заодно отравить и другие турецкие отряды, которые уже заняли основные города острова: Ла Канеу, Реттимо… В принципе, чума едва ли не каждое столетие посещает Крит, и новая вспышка заразы не вызовет никаких подозрений в Стамбуле.

Заметки на полях

Экспорт чумы и других «моровых поветрий» – наверняка самый безобразный из всех видов бизнеса. Это не фигура речи, а лишь констатация того, что вирусные катаклизмы стародавних времен сегодня стали рукотворными.

В конце девяностых годов российские СМИ писали о странностях эпидемии в Южном федеральном округе. Их связывали с вирусом, называемым не иначе как «чума XXI века». Это конго-крымская геморрагическая лихорадка (КГЛ), по сравнению с которой даже ВИЧ бледнеет. Переносчиком возбудителя болезни является клещ, обитающий на теплокровных животных. Разносчики клеща – мыши и зайцы. Скрытый период заболевания – от трех до шести дней. Затем температура внезапно поднимается до 39–40 градусов, появляются головная боль, сыпь на теле, поражается сосудистая и нервная системы, кровоточат нос и десны, начинается желудочно-кишечное кровотечение, поражаются почки. Как правило, больные умирают от кровоизлияния во внутренние органы, в том числе – и в мозг. Летальный исход наступает почти в половине случаев.

Некоторые независимые эксперты, токсикологи и экологи связали всплеск заболевания в Ростовской области, Ставропольском крае и Дагестане с секретными разработками советских ученых. Дело в том, что вирус КГЛ – это отечественное «изобретение». Он был впервые выделен в 1944 году в Крыму (а уж потом, в 1957 году, найден и в Конго). КГЛ, как утверждают, рассматривался в министерстве обороны СССР в качестве перспективного бактериологического оружия, вирус планировали использовать путем распыления его в воздухе или в процессе рассеивания искусственно зараженных клещей.

Все эти отечественные «игры» со смертью вовсе не исключали для советских военных использования на поле брани боевых свойств заморских зараз. Советские разведчики зря свой хлеб не ели. Вирус боливийской лихорадки они похитили в Соединенных Штатах. Лихорадку Марбург вывезли из ФРГ, где ученые работали над вакциной против этой страшной болезни, вирус которой нашли в Центральной и Восточной Африке (его первая вспышка в Европе была зарегистрирована в 1967 году в немецком городе Марбург). Не обошлось тут и без своих героев. В апреле 1988 года погиб работавший над этой проблемой микробиолог Николай Устинов. Он заразился, вводя морской свинке инъекцию вируса Марбург, лихорадки, родственной печально знаменитой Эболе. Точнее: талантливого ученого смертельно ранил его неопытный ассистент. Делая инъекцию зараженному животному, он проколол насквозь его тельце и попал в палец Устинову. Уже из его тканей был извлечен мутировавший вирус, получивший название E и принятый в 1990 году на вооружение советской армии…

Каким образом штаммы КГЛ с распадом СССР и с наступившей постперестроечной разрухой «сбежали» из засекреченных военных лабораторий и пустились в смертоносный вояж по стране, остается лишь догадываться. Особо пристальное внимание к себе конго-крымская лихорадка привлекла в июле 1999 года. Центром трагических событий стала станица Обливская в Ростовской области. Там эпидемия поразила, только по официальным данным, 67 человек, шестеро из которых умерли (по другим сведениям, заразившихся было 136 человек, а летальный исход наступил в десяти случаях). В Ставропольском крае заболели семеро (трое умерших), в Волгоградской области – 32 человека (один скончался). ЧП в Обливке прогремело на весь мир. С тех пор конго-крымская геморрагическая лихорадка стала стремительно распространяться по Югу России.

Надо сказать, экспорт чумы – дело совсем не новое. Еще хан Джанибек, осаждая в 1346 году генуэзскую крепость Каффу (нынешняя Феодосия в Крыму), забрасывал катапультами в ее бастионы трупы убитых чумой монгольских воинов. Привезенная на итальянских кораблях «черная смерть» – вскоре и привела к страшнейшей эпидемии чумы в Европе…

Леонардо Фосколо имел значительный опыт победоносных сражений с турками на территории нынешней Хорватии. Венецианец, пользовавшийся большой популярностью у славянского населения Далмации, придерживался тактики ведения нестандартных боевых действий против турок. Он, осмеливавшийся атаковать их гарнизоны ночью в горах, убеждал руководство Венеции захватить османов врасплох за счет совершенно новых методов ведения войны. Для начала – отравить колодцы занятого неприятелем далматинского города Новиград. На площади Святого Марка эта идея получила полное понимание, и вскоре в распоряжении проведитора появился пришедший из Серениссимы корабль со ста фунтами мышьяка на борту. Туркам повезло: по счастливой случайности их гарнизон покинет Новиград, по-итальянски Читтанова, до того, как Фосколо предпримет свою химическую атаку. Однако неуемный генерал не успокоится: он предложит Верховному трибуналу отравить султана Ибрагима прямо во дворцовом саду, во время его любовных игр с обнаженными наложницами. Более того – даже найдет искателя приключений, готового за это взяться. Но и эта убойная идея останется только в стадии разработки.

Как говорят про постановку задачи перед такими людьми, как Фосколо: «Задание обычное – сотворить чудо». На этот раз с подачи генерала Леонардо Фосколо и состоявшего у него на службе врача Микеланджело Саломона чудеса должны были начаться на берегах континентальной Адриатики, в хорватском городе Задар, по-итальянски – Зара. Там только что затухла эпидемия чумы, и можно было из трупов заразных людей и карбункулов на их телах извлечь жидкость, предназначенную для уничтожения турок. Иными словами: венецианцы разработали биологическое оружие Средневековья. Первыми в мире. Но как доставить эту отраву на другой край Средиземного моря? И самим при этом не отравиться? Да и сработает ли после долгой транспортировки в соленой морской атмосфере чумное оружие?

И здесь у Фосколо и у его Саломона было найдено достойное, поистине соломоново, решение. Достаточно пропитать чумным ядом текстильные изделия, скажем – армейскую амуницию, доставляемую из Малой Азии в турецкие гарнизоны. Почему бы не албанские фески из войлока и фетра, пользующиеся популярностью у османских солдат, особенно – в холодные зимние месяцы? Отравленные одежды, головные уборы и ткани оставалось только расфасовать по коробкам и максимально плотно их запаковать. Все остальное зависит от ловкости рук исполнителей операции. Часть контейнеров Фосколо хотел незаметно выбросить на берег недалеко от расположения турецких гарнизонов, другую часть – раздать широким жестом жителям острова, занимающимся поставками изделий и продуктов военным… Не без оснований проведитор полагал, что жадность и желание поживиться на дармовщинку погубят и турок, и греков-критян заодно с ними. И для тех и для других алчное стремление обогатиться на войне неизбежно обернется смертельной хворобой.

При этом Фосколо прекрасно осознавал гибельную опасность этой операции. Поэтому продумал и меры предосторожности: при обработке вещей и тканей участникам операции надо было «засунуть в рот и нос губки, пропитанные уксусом; а щетку с заразной жидкостью закрепить на железном пруте, который после завершения процедуры следует бросить в огонь». Как и все их современники, венецианцы тогда не понимали, что возбудителями чумы являются микробы, которые разносятся крысами и блохами. Считали, что болезнь вызывается ядовитыми испарениями от разлагающихся трупов и от так называемой «гнилой воды», то есть – передается непосредственно от одного человека к другому.

Мне кажется не случайным тот факт, что инициаторами операции «Феска» стали именно венецианцы. Граждане Светлейшей республики лучше других жителей Средиземноморья умели бороться с чумой. Именно в Венеции, вспомним, был объявлен в 1348 году первый в мире карантин: на сорок дней иностранные суда должны были встать на якорь перед разгрузкой, чтобы власти могли убедиться, что среди членов команды нет заразных. Даже целый специальный остров, Повелья, был выделен для этой «консервации» матросов. А для изоляции умирающих от чумы создали первый лазарет – на острове Лазаретто векьо…

Заметки на полях

Стратеги Советского Союза во все большевистские времена готовились к биологической войне. Производственные линии по массовым поставкам ядов были отлажены начиная с 1926 года. Тогда в рамках Военно-химического управления Красной армии появилась первая спецлаборатория. В 1936 году прошли первые войсковые учения, на которых отрабатывались тактика и методика применения нового оружия. Тогда же на вооружение поступили и его первые образцы – возбудители чумы, сибирской язвы и туляремии (вид вирусной пневмонии). Боевую туляремию, по некоторым источникам, созданную в Киеве в 1941 году, и применили в настоящем бою. В 1942 году – против наступавшей в южных степях группы войск Фридриха фон Паулюса. Выпускать чуму или сибирскую язву не стали, разумно решив, что такая эпидемия легко охватила бы огромную территорию по обе стороны линии фронта. Ограничились туляремией, хотя смертность от нее не превышает 10 процентов, но живую силу противника она из строя все-таки выводила. Разносчиками заразы стали степные грызуны.

Поначалу успех был потрясающим: танковые части Паулюса, рвущиеся к Сталинграду, забуксовали – немецкие солдаты и офицеры пачками выходили из строя. Но через неделю-вторую эпидемия разразилась и среди советских солдат, пострадало и гражданское население. То ли ветер поменял направление, то ли зараженные суслики и полевые мыши почему-то не по ту сторону фронта побежали… В официальных советских источниках эта инфекция представляется как естественно возникшая эпидемия. А командование Красной армии отправило в этот регион десять военных передвижных госпиталей, что говорит об огромном количестве заболевших на фронте… Ремарка на ту же скорбную тему. В брежневские годы советские специалисты по генной инженерии в погонах сумели так «усовершенствовать» бактерию туляремии, что смертность от нее увеличилась до рекордных ста процентов.

В случае с отравленной амуницией для турок Фосколо предусматривал строгие меры предосторожности. Ткани и фески должны были заражаться исключительно на борту корабля, чтобы не провоцировать новую вспышку чумы в Заре. Если бы сосуд с ядовитой жидкостью из-за качки или шторма разбился во время плавания, по предписанию, требовалось тут же выбросить в море его осколки: морская вода – хороший септик.

Ответственным за реализацию операции «Феска» Леонардо назначил доктора Саломона Микеланджело. Знаток ядов, осторожно неся смертельный сосуд, поднялся на борт флагманского корабля флотилии венецианцев, выходящей из Зары, и…

До Крита отравители не дошли. Наступила зима 1649 года, одна из самых холодных и самых штормовых в истории человечества, и Фосколо принял решение вернуть корабли в родные гавани. Что стало с Микеланджело Саломоном? Догадаться несложно: его посадили на суровый карантин и почему-то держали в заточении не положенные сорок дней, а целых несколько месяцев… А вот что произошло с «квинтэссенцией чумы»? Это истории пока что не ведомо. Зато известно, что деятельный Леонардо Фосколо не сидел сложа руки.

Великий комбинатор предложил «спецслужбам» Венеции новый план: пропитать ядами луга, где пасутся кони турецкой кавалерии! Фосколо отлично знал об аморальном характере такой биологической диверсии. Отмечал в письме инквизиторам, что разработанная им операция «жестока, нарушает законы войны и противоречит общественной морали». Но цель с лихвой оправдывала средства. «Отчаянные ситуации требуют жестоких рецептов, – писал генерал в своем послании дожу и Совету десяти Венеции, – и в случае турок, врагов по вере, коварных по природе своей, всегда предававших Ваше Превосходительство, по моему скромному мнению, обычные соображения не имеют веса».

Венецианский Леонардо кривил душой: агенты Серениссимы применяли свои коварные методы не только против мусульман. В XVII веке венецианцы пробовали отравить и императора Священной Римской империи, и герцога Ришелье… Но турки все-таки оставались привычной мишенью итальянских ядов. Сохранилась депеша генерального представителя венецианцев в Далмации от 1654 года, в которой тот подтверждал, что, наконец-то, получил из Венеции шкатулку с ядами. Их адресат? Османский паша Боснии и Герцеговины. А в другом письме проведитор подгоняет Совет десяти: мол, дайте поскорее мне отмашку для действий – здоровье паши ухудшилось, никто не поймет, отчего он внезапно помрет…