Текст книги "Первач"

Жанна вдруг рассмеялась, непосредственно, совсем по-детски.

– Значит, Полоса может устраивать такие шутки?

– Запросто. А что касается майора... Ты спрашиваешь, как реагирует на него Полоса. Пока никак. Навела на него фантом, и он будет идти так долго, пока не устанет и не упадет замертво.

– Будет ходить по кругу, как одержимый, если не откажется от своего замысла?

– Верно. Но есть еще одно обстоятельство, уже не в нашу пользу. Достаточно майору убедить себя, что он, наконец, пришел к взрывателям, он увидит их перед собой. Как он их себе представляет, такими они и предстанут его глазам. Полоса подсунет ему их по его запросу. И если он примет решение активировать заряд...

Тихон замолчал.

– Так что же произойдет с ним? Не тяни!

– Он умрет. Собственно, то же самое должно произойти с любым, кто захочет причинить вред кому-либо. Вспомни драку Бакса с Роговым.

– Но ведь майор собирается пожертвовать собой ради осуществления цели. Он считает, что спасает человечество!

– Это внешняя сторона. Я думаю, здесь все решает самое мощное чувство, какое только есть у любого живого существа. Инстинкт самосохранения. Чтобы подавить его, требуется колоссальное личное усилие или практика стороннего психовоздействия. Но согласись, это чистый эгоизм, если, принося себя в жертву, человек никого не спасает. Одно дело вытаскивать кого-то из огня или тонущего корабля и погибнуть самому. А вот представь другую ситуацию: террорист взрывает себя и невинных людей, считая, что его смерть послужит якобы богоугодному делу. Я тебе точно скажу – как бы ни уверял он себя, что совершает благое дело, его внутреннее «я» прекрасно знает, что происходит. Не самопожертвование, нет. Это убийство себя, элементарное самоубийство. Акт ненависти – в чистом виде. Ненависть к себе и людям. Ненависть к тому, кто создал тебя. Кто создал весь этот мир... А ты знаешь, как Полоса отвечает на ненависть.

Жанна задумалась.

– Мне кажется, я теперь окончательно поняла, почему умирают все те люди, которые идут сюда. Их убивает не Полоса. Они сами убивают себя.

– Я думаю, что Алекс Эджертон понял это первым.

25. Одержимость

Тихон теперь точно знал, где находится Гузенко. И мог с закрытыми глазами протянуть руку и указать направление, где искать майора.

– Считай это очередным подарком Полосы, – сказал он, вновь по просьбе Жанны рассказывая о своих ощущениях.

– Ты говоришь о ней как о живом существе.

– Почему бы и нет. Я всегда говорил, что здесь властвует и распоряжается сама природа. То, что создало весь мир вокруг. Я бы даже предпочел сказать, что здесь я оказался как никогда ближе к пониманию того, что высшая сила реально существует. Я понимаю это так: зло тянет нас вниз, и если мы отказываемся от него, то можем обрести способности, которые раньше казались нам невероятными.

– Ты верующий?

– Никогда раньше им не был. А ты?

– Мой отец верил в бога, – ответила Жанна. – Но раньше я относилась к этому очень скептически. Ведь бог не спас его ни от болезни, ни от смерти.

– А сейчас?

– Даже не знаю, что сказать. Я вижу, что ты необычный человек, обладающий сверхъестественными способностями. Я понимаю, что Полоса – это очень странное место. Ни на что не похожее. Но во мне еще живо мое вечное желание подвергать сомнению даже то, во что хочется верить. Отец, когда сердился, всегда говорил, что я поперечная.

– А другие твои родные, давно ты видела их? Жанна вспыхнула. Ответа ждать пришлось дольше минуты.

– Да, у меня есть мама и два брата. Но я их давно не видела. Иногда мне кажется, что они были у меня в какой-то другой жизни. Или вовсе не у меня. А у тебя есть кто-нибудь? – спросила она, перехватывая инициативу.

– Да. Одна девушка и ее брат.

– Ты ее любишь?

Тихон задержал на Жанне взгляд. Что именно она хотела услышать? Если она про тот необычный взрыв чувств, то сейчас он сам вряд ли мог ответить, что же это было.

– Конечно, люблю. Но...

– Ты не подумай ничего, я про другое... Вот ты сказал «люблю», и я вспомнила, как ты шептал Баксу, что мы все его любим. Вот уж чего никогда не испытывала к лейтенанту, так это трепетных чувств. Но в тот миг, когда ты это говорил, у меня было такое ощущение, что это правда. Что я люблю Бакса... У меня тогда даже мурашки по коже побежали. И это не дает мне покоя...

Жанна запнулась и не сразу продолжила.

– Он мне всегда нравился... Я про Алекса Эджертона. Я только потому и согласилась участвовать в этой операции, ведь это был шанс испытать то же, что выпало на его долю... Иначе они меня бы и не заставили. Я любила Алекса... Но вот в тот миг, когда я услышала, как ты говоришь Баксу эти же слова, мне показалось, что мои чувства к Алексу несравнимо бледнее тех, что я испытала к лейтенанту, который умирал на моих глазах. А потом взрывом показалось то, что случилось между нами там, в палатке. Ну, ты понимаешь, о чем я... Ты можешь объяснить, что это? Хорошо это или плохо? Ничего подобного со мной никогда не было. Я, разумеется, понимаю, что мы во всем виноваты. Разбили любовь на категории. И, конечно, правильно любить всех. Но возможно ли? Ведь кого-то же мы должны любить сильнее? Разве может быть иначе? Этого я не могу понять!..

Тихон был в растерянности. Когда он говорил Баксу те слова, он не задумывался о том, что сейчас сказала Жанна. Чувство любви к лейтенанту излилось как бы само собой. Но если вспомнить про Амину, как Жанна вспомнила про Алекса, то все те вспышки эмоций, к Баксу, и потом, в палатке – по силе действительно превзошли все, когда-либо испытанные им чувства. И здесь он должен был согласиться с Жанной.

– Не обман ли это? – вопрошала девушка. – А что, если Полоса вводит нас в заблуждение?

Внутренне Тихон знал, что ее опасения напрасны. Что должен быть ответ на этот вопрос, и он даже чувствовал: решение где-то рядом. Но оно ускользало от него.

– Не знаю, как тебе сказать. Мне кажется...

Он не договорил.

Жанна остановилась. Когда он повернулся к ней, она вдруг приблизилась к нему и заглянула в глаза.

– Ты чего?

– И все-таки, – сказала она, – не могу понять, зачем ты так трясешься над каждым из нас?

– Не всем позволено проникнуть в Полосу так далеко и без последствий. Но загвоздка в том, что мы связаны воедино. Погибнет один из вас, и все вы по цепочке отправитесь за ним.

– Почему ты так решил?

– На это сложно ответить. Можешь считать, что это знание я получил от Полосы. Возможно, это испытание для меня.

– А для меня испытание – верить тебе. Я всегда слушалась приказов. Но, как видишь, вышла из подчинения. И мне не просто решиться на это. Если окажется, что ты не прав и Полоса содержит в себе зло, что мне делать тогда?..

– А кто сказал, что будет просто?

* * *

Она ничего не ответила, только первой двинулась вперед.

Дальше пришлось идти через ложбину, заросшую густым кустарником. Жанна все-таки немного устала и молчала, чтобы не сбивать дыхание. Но как только растительность стала реже, не удержалась от следующего вопроса:

– Значит, Полоса – это какой-то эксперимент над всеми нами? Над человечеством?

– Не думаю, что эксперимент. Тут что-то глобальное. Настал момент истины. Земля больше не может терпеть наши издевательства над самими собою и в итоге над ней. И оставляет шанс лишь тем, кто готов это понять. Мы должны стать разумными существами. РАЗУМНЫМИ, понимаешь? А не бестолочами, какими сейчас являемся.

Трава окончательно сменила собой кустарник, идти стало заметно легче, и вдобавок Тихон более четко ощущал недавнее присутствие здесь майора Гузенко.

Он продолжал:

– Уверен, после того, как ты вернешься обратно, ты уже не сможешь вести тот образ жизни, к которому привыкла. Ты будешь смотреть на людей, которых считаешь своими друзьями, на своих родственников, просто на обывателей и думать: а вот смогут ли эти люди уйти в Полосу, запросто провести в ней какое-то время, а затем вернуться обратно?

– Ты прав. Мне кажется, я могу теперь определить главную свою жизненную цель.

Жанну вдруг охватила эйфория:

– Отныне я объявляю свое учение. Хочешь спастись – измени себя!

Громко крича, она повторила эту фразу несколько раз.

– Смотри не загордись!

– Не бойся. Это шутка. Тем более, что лавры женщины-пророка мне ни к чему. С другой стороны... Если с помощью этой формулы можно нащупать путь, ошибкой будет не предложить его людям. Как ты считаешь? Кто согласится – хорошо. Не согласится – его право. Алекс поддержал бы меня.

– Это правда. Ведь он занимался тем же самым – был поводырем у одного заблудшего человека.

– Кто такой?

– Вандермейер. Главарь повстанческой группы.

– Толстяк огромный такой?

– Разве ты его знаешь?

– Он в федеральном розыске. Особо опасный преступник.

– Не преступник. Заплутавший человек. Он погиб при нападении... Ваши люди... – Тихон осекся. – Федералы устроили осаду... Вот бы кому в Полосу – на глобальную перековку. Думаю, сумей он вернуться на грешную землю, обратно в свое тело, с радостью согласился бы. Жаль, не успел, пока его опекал Алекс. Что же ждет его после смерти – одному Богу известно.

Теперь, когда они были близко к цели, Тихон почти перешел на бег. Жанна отставала, но он не боялся потерять ее в тумане: давно их души обменялись меж собой некими импульсами, и Тихон мог ощущать ее присутствие даже с закрытыми глазами. И не нужны никакие маячки. Вот что значит – магия Полосы.

– Потерпи, – подбадривал он. – Совсем немного осталось. Если бы не туман, мы его даже смогли бы увидеть.

Снова настроившись на сознание майора Гузенко, Тихон уловил импульс боли. Прорвался он и в сознание Жанны, хотя она пока и не умела расшифровать его. Донесшийся из тумана слабый вскрик подтвердил подозрения Тихона.

– Что это было? – удивилась Жанна.

– Похоже, у майора небольшая проблема. Сейчас узнаем. Во всяком случае, идти он уже никуда не может.

Тихон велел ей молча следовать за ним, и когда прикажет, остановиться и ждать.

– В голове у него каша, и он вооружен. А пуля, как известно, – дура.

Он замедлил ход. Все больше попадалось коварных камней под ногами, ступать приходилось осторожно. Тихон догадался, что могла означать внезапная остановка Гузенко. Он представил, каково было майору, из-за тумана совершенно не знавшему, какие коварства рельефа могут ждать его впереди. Сломал ногу – отсюда и боль.

* * *

Он заглянул сознанием вперед, желая более точно отыскать майора, и понял, что фактически они стоят перед ним. Гузенко лежал метрах в двадцати, раскинувшись на камнях. Его энергетический силуэт отчетливо просвечивал сквозь природный фон земли. Тихон никак не мог привыкнуть к подобной картинке – до сих пор необычным казалось такое отчетливое видение того, что называют аурой.

– Останься здесь! – шепнул Тихон. – Дальше я один.

Он вновь сосредоточился на боли майора и узнал, что у того сломано колено. Потому и лежит, не делая попыток шевельнуться. Но не только из-за боли. Майор казался серьезно напуганным. Он ощутил рядом с собой чужое присутствие и испугался за собственную жизнь. Разумеется, майор не знает, кто приближается к нему. Лишь бы у него не разыгралось воображение. Но первое столкновение с силами Полосы все же чему-то научило Гузенко. И Тихон искренне порадовался за майора, ловя его неумелые, но упорные попытки прогнать собственный страх.

Он мог бы на расстоянии внушить ему что-нибудь светлое, но предпочел, чтобы майор сделал все сам. Поэтому прошло две или три минуты, прежде чем энергия саморазрушения в душе Гузенко стала ослабевать, и Тихон решил приблизиться.

– Майор! – позвал Тихон.

И тотчас же ощутил волну радости со стороны Гузенко.

– Тихон! Это ты?

Интересно, насколько хватит его приветливого настроя?

Он постарался скорее войти в поле зрения майора. Теперь он мог хорошо разглядеть его лицо – грязное, но счастливое.

– Как ты нашел меня?

И снова страх. Жиденький, липкий. Кажется, майор сообразил, что Тихон не пристегнут цепью.

– Почему ты один? – голос Гузенко изменился, стал подозрительным.

Требовалось мгновение на то, чтобы принять решение. Врать нельзя, но и подробности рассказывать ни к чему.

– Я здесь для того, чтобы вытащить вас!

– Не понимаю.

– Вы в опасности.

Гузенко рассмеялся.

– Нет. Ерунда. Я не уйду отсюда, когда я уже так близко.

– Близко к чему? – спросил Тихон, присаживаясь рядом на большой валун.

– К спасению! – выкрикнул Гузенко. – Я выполню свой долг и спасу это чертово человечество, хотя оно, возможно, этого не заслуживает.

Тихону противно стало от той волны пафоса, что исходила от майора, источая яркую, остро ощутимую энергию.

– И как вы собираетесь это сделать?

– Отлежусь немного и двинусь дальше. Хоть ползком. Активирую детонаторы...

Гузенко поморщился от боли.

«Тоже мне, спаситель хренов. Даже пошевелиться не может, не то что ползти!»

– И, разумеется, вы готовы пожертвовать собой ради этой благой цели.

Майор поднял брови.

– Не волнуйся, я думал об этом. Мне не страшно.

Волны, исходившие от Гузенко, стали сильнее, приобрели тошнотворно слащавый «привкус». Но под ними по-прежнему скрывался страх, отчетливо видимый Тихону. В старое время такая глупая бравада разозлила бы Тихона, заставила выйти из себя. Но теперь он был воспитанником Полосы и потому лишь снисходительно улыбнулся.

«Нет, майор, ты не проведешь ни меня, ни себя. Ты не смертник, не камикадзе, у которого изъято что-то важное из души. Конечно, я верю – ты готовился к смерти. Но... мысленно! А самый решительный момент, как ты понимаешь, не может наступить в воображении...»

Пока Тихон рассматривал хорохорящегося Гузенко, в голове его созрел план.

– Зачем же тогда ждать? – сказал Тихон. – Действовать надо! Кстати, вы правы. Цель не так уж далеко. Вон там, видите?..

Он показал рукой, даже не выбирая направления. Махнул наугад, лишь бы куда. Но Гузенко воспринял его движение всерьез. Лицо его удивленно вытянулось, когда он посмотрел в ту сторону, куда показывал Тихон.

– Справа. Видите, там что-то торчит. Это лопасть вертолета. А вон, дальше кабина пилотов. Надо обойти сзади...

Разумеется, ничего там не могло быть, в этой сплошной пелене тумана. Но Гузенко находился в том состоянии, что предложенный вариант тут же был подхвачен его воображением, и нарисованная картинка сразу возникла в голове. Возможно, обильно приправленная подробностями, поскольку майор даже задохнулся от изумления и готов был вскочить. Тихон дорого дал бы ради того, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на то, что увидел Гузенко, от которого он не ожидал такой реакции.

– Надо же! Совсем немного не дошел! – воскликнул майор. – Посмотри! И туман совсем разогнало!

Он хотел приподняться, но испугался боли и, заскулив, упал на камни.

– Что ты как девчонка. Встань! – отбросив учтивость, прикрикнул Тихон.

– Как встать? – промямлил майор. – Я не могу. У меня нога...

– Дурак. Ты разве не понял? – продолжал кричать Тихон. – Это Полоса испытывает тебя!

Обескураженный майор посмотрел на свою ногу. Тихону с непривычки пришлось постараться, чтобы принять на себя часть адской боли Гузенко и помочь ему встать, незаметно подпитывая силой своей энергии.

Так, поддерживая майора, Тихон помог ему сделать несколько шагов. Всего несколько, но Гузенко казалось, что они прошли с десяток-другой метров, обогнули вертолет и теперь стояли перед входом в разбитый фюзеляж.

– Где же капсулы? – поискал взглядом Гузенко. Тихон как-то забыл про них. Но это не страшно.

Только Алекс Эджертон знал, что заряд и детонаторы не могли находиться на борту, а майору таких подробностей знать не требовалось.

– Да вот же они! – и он показал на ряд камней, лежавших под ногами.

В податливом воображении майора они оказались так похожи на цилиндры настоящих капсул, что Гузенко, не скрывая радости, резко двинулся вперед, и Тихону непросто было удержать его на ногах.

– Погоди, не так быстро. Никуда они от нас не убегут.

– Да, да. Не убегут! – Гузенко, облизнул высохшие губы.

Должно быть, ему казалось, что он внутри металлической оболочки, грозящей опрокинуться от любого неловкого движения. Осторожно балансируя руками, он приблизился вплотную к камням и присел на землю.

– Сумеешь запустить таймер? – шепнул сзади Тихон.

Улыбка исчезла с лица Гузенко.

– Нет... Я решил, что выстрелю в детонатор.

Тихон не представлял, можно ли таким способом взорвать цилиндры. Но если майор так уверен...

– Очень грамотно! – поддержал он.

Гузенко вызывал у него жалость, но, с трудом вбирая в себя боль майора, Тихон понимал, что нужно идти до конца.

– Ты должен сделать это, – настойчиво сказал он.

Рука Гузенко потянулась к кобуре. Пальцы заметно дрожали.

– А ты? Я хотел все сделать один. Ты должен уйти, – сказал он. – Это касается только меня.

– Послушай, наивный ты человек. Неужели ты полагаешь, что от моего тела останется хоть что-нибудь, даже если я уйду на пару десятков километров?

– Значит, ты со мной...

– Меня здесь нет. Я лишь воображение. Но ты можешь говорить со мной. Я тебя слышу.

Податливый разум Гузенко принял и это продиктованное Тихоном условие.

– Сколько в них силы, – сказал майор, коснувшись одного из валунов стволом пистолета. – Ни за что не поверить, что в таких небольших устройствах может быть сосредоточена огромная энергия. Раз!.. И нету целого города. А тут их три штуки... Сколько заразы вырвется наружу. На десять поколений хватит. Никто здесь не выживет. Никто больше не придет сюда и не выйдет отсюда... А я... Я выполню свой долг.

Гузенко вдруг замолчал. Теперь он дрожал всем телом.

– Нет, я не могу... – он отвел пистолет.

– Боишься?

Майор спрятал голову в плечи:

– Странно... Куда-то пропала уверенность. А что если это ошибочное решение? И я сделаю только хуже?..

Он тяжело сглотнул и посмотрел на Тихона.

– И потом... Я не хочу умирать. Я не знаю, за что я умру. За добро или за зло?..

На глазах у него появились слезы.

– Это несложно проверить, дружок, – сказал Тихон. – Давай-ка доведем дело до конца. Не для того ты здесь, чтобы отступать.

Мысленно взяв Гузенко за руку, он надавил на пальцы, державшие пистолет. И ощутил сопротивление. Чем сильнее напирал Тихон, тем крепче была решимость майора Гузенко отказаться от задуманного. Эмоционально майор пробежал эстафету от легкого страха до остервенелого исступления, с которым противостоял нажиму Тихона. И эта последняя эмоция, по воле действовавших в Полосе законов, оказалась такой сильной, что обожгла Злотникова. Его отбросило от Гузенко. Мгновенно разорвалась меж ними связь, и к майору вернулась вся его боль. Выронив пистолет, с ревом тот едва не упал спиной на камни, но, опомнившись, Тихон успел подхватить его...

Гузенко плыл в океане, как будто проходя все стадии жизни – от одноклеточного пузырька к человеку. Он долго не мог успокоиться, не понимал, где он, что с ним. Отпущенная на свободу боль стала неукротимой, и Тихон в одиночку не справился бы с ней. Вспомнив о Жанне, он позвал ее, прибегнув к силе внутреннего голоса. Она быстро нашла их в тумане, хотя Тихону это время показалось бесконечным. И только вдвоем они смогли усмирить Гузенко, остановить его бессвязный ор и вывести на волну спокойствия. Тихон подсказывал, что делать, и Жанна все с точностью повторяла за ним.

Наконец, майор пришел в себя.

– Сержант! Как ты здесь... – он с недоверием посмотрел на Жанну, а затем на Тихона. – Так это было наваждение?!

Он осмотрелся, постигая то, что произошло с ним. Слезы лились от вновь проснувшейся боли.

– Ты-ы-ы!.. Это все ты?! – выпучив глаза, он пополз на Тихона. – Выставил меня на посмешище! Устроил клоунаду! Что ты сделал с моими людьми?..

Ярость закипала в нем, и ответной реакции не пришлось долго ждать. Майор задрожал еще сильнее, чем в тот момент, когда собирался выстрелить в детонаторы. Тихон и Жанна молча наблюдали, как он справляется с приступом.

Наконец, Гузенко задышал ровно. Сквозь зубы он процедил:

– Ты видишь, я почти спокоен. Ты научил меня. И это, оказывается, несложно. Я не ненавижу Полосу! И тебя не ненавижу, – он усмехнулся. – И она ничего не делает со мной! А я все-таки считаю, что ей не место на нашей земле.

Он замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям.

– И она ничего не делает со мной! – повторил майор. – А между тем, я хочу уничтожить ее! И я сделаю это! Не сегодня, так завтра! Послезавтра. Когда-нибудь...

– Но зачем? – устало произнес Тихон, присаживаясь рядом.

Гузенко подполз ближе. Подтянул раненую ногу и приподнялся на другом колене, схватил Тихона за плечо, желая подняться. Лицо майора было почти на одном уровне с лицом Тихона, и Злотников отчетливо видел его глаза – пустые, словно подернутые каким-то дурманом. Майор обнял его за плечи. Руки его приблизились к шее Тихона.

– Осторожнее! Он очень сильный! – вскрикнула Жанна.

– Как ты верно заметила... – прохрипел Гузенко. – Я не только сильный. Я верный. В отличие от тебя, сержант Михайлова! И презираю людей, которые плевали на свою присягу. Только не вздумай сказать, что ты не на его стороне!..

Гузенко обнял Тихона за шею и начал вставать.

– Вам больно, – сказал Тихон. – Не надо.

– Не ссы. А вот ты, небось, боишься, что я тебя задушу ненароком?

– Совершенно не боюсь, – ответил Тихон.

– Может, проведем эксперимент?

– Вам еще нужно вернуться к своим людям, майор.

– О-о-о, как верно ты заметил!.. – Гузенко закивал. – Мне еще нужно вернуться. Не только туда, в эту вонючую брошенную деревню. Но и на базу. Я так хочу снова прилететь сюда когда-нибудь, но уже без тебя...

– Чем же я вам так не угодил?

– Потому что ты человек без чести. Что ты знаешь о долге?

Майор отнял руки от его шеи и держался практически на одной ноге. Чуть качнется – и упадет! Тихон дал знак Жанне подстраховать.

– Стой там! – прикрикнул Гузенко на девушку и, когда та послушно замерла, вновь обратился к Тихону: – Я не из тех, для кого присяга – разменная монета. Дал слово – держи! Слыхал, небось? Нет, тебе меня не понять... Такие, как ты, всю жизнь, как флюгер – туда-сюда. И нашим, и вашим.

– Зачем вы так?

– А нельзя иначе. Не ценится сегодня верность клятве. Я солдат, понимаешь?! Мое дело – защищать людей, пока сердце бьется! Полоса одурманила тебя. И тебя! – он показал на Жанну.

– Сегодня клятва вам велит защищать людей. А завтра – прикажут убивать их же.

– Давай обойдемся без демагогии! Однажды я прислушался к тебе и нарушил приказ – бросил раненую тварь в Иркутске, хотя должен был доставить ее в лабораторию. Баста! Такого больше не будет! Если бы все были верны своему долгу и держали слово, у нас была бы совсем иная жизнь! Сержант Михайлова!

– Да, – вяло откликнулась Жанна.

– Сержант Михайлова! – рявкнул Гузенко, едва держась на ногах.

– Я!

– Оружие мне!

Жанна испуганно посмотрела на Тихона. Тот кивнул: делай, что просит. Но едва она приблизилась к майору, глаза у того закатились, он завалился на бок. Кинувшись к нему, Жанна не дала майору упасть. Находясь в бреду, он что-то бормотал себе под нос.

– Придется делать носилки, – сказал Тихон.

Он заметил, что Жанна отводит взгляд.

– Ищешь в его словах правду?

– А если и так? – с вызовом произнесла она. – Вдруг я не права?! Вдруг ты не прав?!. Тебе легко рассуждать. Тебе не за что отвечать. А я знала людей, которые стрелялись, когда их честь подвергалась сомнению! Совесть им не позволяла жить! Майор – такой человек!

– Ты только вдумайся, какие ты вещи говоришь! А тем, кто бросает бомбы на города, убивает одним махом тысячи, миллионы людей – им совесть позволяет жить?!

– Не учи меня! – лицо Жанны покраснело от готовящихся хлынуть слез. – И не равняй нас с убийцами!..

Она упала на грудь Тихону и затряслась от рыданий. По законам Полосы душевная боль множилась, долго не давая успокоиться. И Тихон, как мог, принимал на себя ее страдания. Когда девушке стало легче, и он мог снова настроиться на голоса Полосы, возникло стойкое ощущение, что в окружающем пространстве и в нем самом что-то изменилось. Как будто за время пребывания в Полосе его душа и разум складывали сложную фигуру, в которой недоставало каких-то элементов. И чем дальше, тем больше элементов удавалось собрать. Вот и сейчас что-то добавилось, давая надежду на то, что он, возможно, вскоре получит ответы на многие вопросы.

Тихон подумал, что, если собрать все эти элементы, тогда он сумеет даже то, что сейчас кажется невозможным. Например, залечить ногу майора. Да и не то что залечить, а сделать так, словно и не было раны. Но не нашлось никого рядом, кто подсказал бы, что именно требуется сделать для этого.

Пришло и другое ощущение: в Полосе появились люди. Их присутствие ощущалось на расстоянии – в том направлении, где находился брошенный скит, – подтверждая не отпускавшие Тихона подозрения, когда он отказывался верить, что людей в поселении нет. И вот они явились. Вероятнее всего, их должен был увидеть сейчас сержант Рогов и остальные.

«Вернулись хозяева. Почему именно сейчас? Связано ли это с тем, что я выполнил задание Алекса и все живы? Тогда выходит, они наблюдали за нами, ждали. Ну, ничего – подождут еще немного».