Текст книги "Уроды не сдаются"

4. Уши

С виду водоглазы похожи на гуманоидов. А кто они на самом деле – черт его знает. Как говорит Верзила – после Катастрофы даже из обычного говна может появиться какая-нибудь тварь.

Сколько ни размахивал я острогой над пузырчатыми головами, которые то и дело выскакивают рядом с лодкой, никак не мог себя заставить ткнуть в «самое средоточие», выражаясь фразами моего спутника.

– Дурья ты башка, а не коллега. – ворчит Верзила, а потом пытается внушить целую теорему о неправомерности сосуществования: – Сам посуди – либо мы, либо они. Когда совсем жрать нечего станет, вот тогда поймешь.

В тот же день он отрапортовал Командору о моей полной несостоятельности. На что в кратчайшие сроки был дан приказ – перевести в бригаду добытчиков. Что это означало, я толком не знал, думалось – буду теперь ходить по тоннелям вдоль бесчисленных задвижек, с которых качается городское дерьмо, и заправлять им здоровенные бидоны. Ан нет – оказалось, что добытчики – единственные, кому дозволяется выбираться наверх. Привилегированное сословие. Верзила тоже добытчик, но для того, чтобы рассчитывать на дополнительную порцию жрачки, приходится подрабатывать истребителем водоглазов.

– Ты не думай – скоро сам за лишний кусок говна пахать будешь, как миленький. Думаешь, вечно тебя тушенкой из старых запасов кормить будут? Это только для новеньких. Для адаптации, так сказать.

Верзила еще, для порядку, прочитал несколько наставлений.

…

Сегодня у меня первое дежурство. Мы вместе.

– А не боитесь, что сбегу?

– Дурной что ли? Тебе два пути – либо на стол к вивисекторам, либо к нам. А еще лучше – к скинхедам для коллекции. Выбирай – что интереснее.

Перспективы, конечно нерадостные.

Путь наверх казался бесконечным. Миновав водосточную систему, избороздив ногами вязкую топь грязи, мы очутились в самом чреве всеми заброшенной очистительной станции – от внешнего мира нас отделяло лишь узкое окошко вентиляционной. Давно забытое общение с позабытым миром едва не кончилось обмороком. Невозможно описать те чувства, но мне вдруг отчаянно захотелось обратно – в вонь ставших родными тоннелей, в полумрак. Наглотавшись свежего воздуха, я долго не мог прийти в себя. Тренированный Верзила адаптировался гораздо быстрее – через десять минут он смог вылезти из заброшенной будки на улицу. А еще через пятнадцать уже и я смог приступить к работе добытчика.

Как мне объяснили внизу, тонкостей эта специальность не знает – бери, что под руку попадется. Чем ценнее, тем лучше. В подземном мире всему найдется применение. Самое ценное – оружие.

– Был один у нас – сопливенький, хилый, – рассказывает Верзила. – Однажды ушел на добычу – забрался в какую-то хату, стал по шкафам шарить, нашел нож увесистый. Его и застукали. Всю семейку перерезал, потом еще какие-то набежали, еле домой вернулся. Зато уважать стали. Скормили мы его, правда, потом водоглазам.

– За что?

Верзила пренебрежительно махнул рукой.

– Уж больно гордый стал. На Командора руку поднял – хотел самолично от новичков ночные горшки принимать. Ну, мы его и усмирили.

Для нас самое главное – сойти за своих. После нового заселения территорий внимание к уродам стало более пристальным. Под горячую руку и обычных людей сметают. Скорей бы наступила ночь. Все-таки удачно мы попали – смеркается.

Верзила долго перебирал в памяти план расположения местных главных отводов. По всему выходило, что самым подходящим объектом для бегства в случае неуспеха предприятия были развалины бывшего зверинца. К тому месту мы и направились.

Неудачи пошли сразу же. Улицы были совершенно пустынны – за мою не такую уж долгую жизнь подобной тоскливости я не наблюдал. Пытался вслушиваться в звуки темноты – создавалось ощущение, что кварталы вымерли. Нет, конечно, сопенье за стенами, различные скрипы и шорохи – все это никуда не исчезло. Но народ сидел в своих конурах, даже не собираясь прогуляться.

Комендантский час. Эта мысль сразу пришла в голову, когда в услышанный мною трусливый топот шагов по переулку, вмешался грохот подкованных ботинок. Кого-то гнали в нашу сторону. Вскоре и Верзила смог услыхать многократное эхо – в испуге он бросился совсем не в ту сторону, за ним по глупости и я.

Улепетывающим оказался щупленький хромоногий пацан, наивный, он отчаянно пытался пробиться сквозь равнодушные двери.

– Пустите, кто-нибудь. Откройте!

Он бил в двери плечом, дергал за ручки. Все бесполезно.

Заметив впереди нас, как и он пытавшихся скрыться, припустил, стараясь сократить расстояние. Жаль было мальца, поэтому мы немного притормозили. Верзила тщетно старался вспомнить, где находится ближайший тоннель, и постоянно костерил за дурацкую ошибку себя и меня в придачу.

В таком суетливом бегстве, я никак не мог настроить свой слуховой аппарат – в голову лезли какие-то посторонние шумы, тревожные мысли мешали собраться.

То, что мы оказались в западне, стало понятно, едва со стороны ближайшего перекрестка вспыхнули мощные прожекторы.

– Никому не двигаться! – забухал репродуктор. – Немедленно лечь на землю! Руки на затылок!

Остается только повиноваться этому голосу. Рыло тотчас же забивается снегом, попавшая в рукава талый снег щекотливо стекает к локтю. Вдруг тяжелый удар под ребра – внутри будто разорвался шар с болью. Тысяча гвоздей вонзилась в каждое нервное окончание. Кто-то из нашей троицы пытался вскочить – спустя мгновение я услышал хруст костей и тихий вскрик Верзилы.

– Еще есть желающие бежать?!

Голос заставил подняться. Первое, что я увидел – неестественно бледное лицо Верзилы. К моей радости, он был жив. Придерживая сломанный сустав, он с трудом поднялся. Рядом был и пацан. Только всю его пугливость и хромоногость словно водоглазы слизали. Гоголем он ходил мимо окруживших нас людей, которые похлопывали его по плечам. Провокатор.

– Ну как я их, а? Как лохов развел!

– Молодец, фраер! Считай, что день не зря прожил, такие экземпляры попались!

Те, кого с таким ужасом вспоминает каждый урод, предстали во всей своей красе.

Скинхеды.

5. Глаза

С каждым днем твари становились все изощреннее в попытках выкурить парочку из своего убежища. Когда они все же пренебрегли своими страхами перед темнотой и целой стаей бросились в подвал, Король схватил Подругу за волосы и, не обращая малейшего внимания на ее вопли, потащил за собой в лабиринт коридоров.

Спасло умение видеть в кромешной темноте. Перед его глазами то и дело вспыхивали серебряные контуры погруженных в мрак предметов. Несколько раз пришлось пригибать голову, дабы ненароком не заехать лбом в нависающий обломок косяка или загиб порванной трубы. Подруга теперь не сопротивлялась, лишь вжалась в спину Короля, словно пытаясь слиться с ним в одно тело – каждое неосторожное движение заканчивалось ударом о невидимые ею препятствия.

Вскоре впереди забрезжил сумрак. Будь он один, Король мог бы спокойно прибавить скорость, но, опасаясь за жизнь спутницы, ему приходилось как следует выбирать дорогу. По этому пути он уже проходил несколько раз, но когда с тобой обуза, даже задуманный побег проходит совсем иначе.

Этот вросший в землю коридор прямиком выходил на затопленную водой ложбину на краю здоровенного поля. Твари никогда не селились здесь, открытое пространство вызывало у них точно такой же страх, как и темнота, и в этом скрывалось их родство с Королем – он тоже боялся быть замеченным. Но теперь гораздо более сильный ужас перед смертью толкал его вперед, в самую неизвестность.

Пробежав вдоль берега несколько метров, Король остановился перевести дух. После теплой подвальной сырости их встретил накинувшийся ветер и свежий снег под босыми ногами, сквозь который ноги проваливаются во все еще податливую мягкость холодной и влажной земли. Подруга, позабыв о синяках и ссадинах, полученных за время короткой пробежки вслепую, заныла – теперь от холода.

Король снова схватил ее за волосы и несколькими рывками пригнул к самой земле, для порядка, но не слишком чувствительно, сунул пару раз кулаком в бок. Она перестала реветь и только еле слышно всхлипывала. Он взял ее ладонь в руку и потянул за собой.

Позади была определенная ясность – отправиться в мясорубку тонких и острых зубов. Впереди – совершенная неопределенность. Второе – в любом случае более разумно. Теперь его не страшили даже люди.

…

Куда ползти, где кончается эта безграничная власть холода и ветра?

Его нога вдруг взорвалась болью, а за секунду до того что-то громко лязгнуло, схватив конечность в тисках. Он долго пытался бороться, раздвинуть цепкие зубы, но силы оставили его. Король уже ничего не понимал и не воспринимал ничего в окружающем его мире, когда яркие подрагивающие всполохи на дальнем расстоянии превратились в обжигающие глаза пятна.

Из автомобиля выскочили четыре фигуры. Двое оторвали пальцы Короля от неподвижного тела Подруги. Еще один принес небольшую емкость, облил пространство вонючей жидкостью, а через мгновение в глазах Короля снова больно вспыхнуло, в ноздри ударил запах паленого, и снова затрясло – на этот раз от так неожиданно нахлынувшего тепла.

И долго еще суетились вокруг, а он, все не отрываясь, глядел в центр этого огня – в бесформенную обугленную черноту. Потом его дружно схватили за ноги-руки, подняли в воздух и равнодушно кинули в зев кузова.

Ему хотелось крикнуть:

– Нет! И меня туда же! – но он не мог пошевелить даже языком.

И перед тем как погрузиться в сон, он впервые за бесконечный круг дней, услышал чьи-то голоса:

– Никогда не думал, что уроды и в такой глухомани могут водиться. Опоздали мы с очисткой!

– Да здесь их целые деревни. А эти – еще совсем дети. Может, не надо было девчонку сжигать?

– Эту заразу только так – огнем и мечом! Кто знает, может быть, она как оттает, одыбает, а капкан у нас только один. Да еще на сносях может быть, потаскуха. У них это быстро!

– А его теперь куда? Нахрена мы его с собой взяли?

– Не боись – я знаю одно место. Уверен, мы сегодня неплохо заработаем!

6. Нос

Пока ему фартило. Нашел старого кореша – раз. Вдвоем раздобыли деньжат, и одновременно улизнули от патруля – два. Забрели в местный подпольный кабачок, где изрядно покуролесили, – три. Их не хотели принимать, но пришлось подключить весь свой потенциал, чтобы вынюхать среди шарашки хоть один знакомый запах. На этот раз – запашок Хлеста – старинного знакомого, который оказался родственником одному из этих прощелыг.

Только благодаря данному от уродства оружию Коготь и выживал. Главное держаться по ветру. В прямом и переносном смысле. Поджидая добычу, даже не обязательно закрывать глаза (хотя так более настраивает на нужный лад), главное хорошо принюхаться. Еще не слышно шагов, а можно смело делать выводы: «Этот давно не мылся, этот, похоже, недавно пожрал. Селедка с молоками. А этот только что от бабы. Не от жены – от штанов прет свежей спермой, а в руках зачуханный букет. Вот, милая, задержался – цветочков купить…». «А вот то, что надо – деньги, полный карман. Таких как ты, касатик, я даже под водой учую. Не поможет и перочинный ножик в кармане.» Потом небольшая прогулка за объектом. Иногда летальный исход – если слишком сопротивляется.

Так и сейчас. Воспользовавшись гостеприимством, пусть и принудительно вытребованным, Коготь принялся искать среди подпольных гуляк будущую жертву. Кандидатур выходило несколько, самым «жирным» – родственничек Хлеста. Интересно, расстроится замшелый блядун, если его зятек, или кто он там ему, домой придет совсем пустым? Или совсем не придет…

По ходу дела, рассматривая желтоватую лужицу, Коготь передумал. И вовсе не из-за авторитета давно забытого дружка. Просто все слишком удачно складывалось. Родственничек был пьян настолько, что в попытке рассупонить ширинку, свалился возле ближайшего забора, где и обмочился. Вот они деньги – хватай. Но Коготь решил иначе. Разорвал круг. Много раз подряд фартить не может – это правило Коготь знал отлично. И если случается какая-нибудь халявная гладкость в жизни – лучше приготовиться к самому худшему. Пущай кто другой огребает. Да хотя бы кореш. Он распрощался с ним, и пошел куда глаза глядят. Деньги – дело наживное.

В какой-то подворотне его внимание привлек незабываемый запах. Обрадовавшись, Коготь поводил носом, угадывая направление. Ветер был неустойчивый, и пришлось потрудиться, прежде чем возле окутанного паром подвального окошка он обнаружил липкие залежи перепрелой бумаги. Он пошурудил в бесформенной кучке, в несколько приемов отделив зерна от плевел.

– Вот вы где, мои сладкие. Замерзли, небось…

Перебирая в пальцах, сдуть пылинки. Хотя какие пылинки – одна грязная слизь. Лучше сразу в рот, пока не расползлись. Давай, давай… А ты куда, зараза.

Опустив рукав, он стряхнул последнюю из них в ладонь и с наслаждением отправил в рот. Тысячей запахов откликнулись они на нежное шевеленье языка.

Увлекся. Так сильно, что не заметил, как с правой стороны к нему подобралась заросшая грязью шавка. С тоской смотрит, бестия, думает, что ей тоже отломится. Коготь дернулся обманным движением, сдерживая себя, чтобы не засмеяться, когда напуганная собака ломанулась через сугробы.

Коготь проводил ее взглядом, продолжая работать языком. Сквозь зубы он несколько раз сплюнул грязную слюну. Авось никакой заразы не прихватит. Сладости во рту так ароматизировали от ощущения тепла и влаги, что он занервничал. Оно и раньше так бывало – на время пропадает нюх. Но что поделать. Противостоять собственной страсти он не мог. Пройдет время – привыкнут.

Коготь устремился в проход. Он не был готов к появлению людей. А вот его, напротив, уже поджидали.

Сопротивляться поздно? В подтверждение этой мысли на его спину откуда-то сбоку обрушился удар, а следующим скользящим движением вынырнувшего из темноты кулака разбило губы. Он почувствовал, как соленая жижа прорывается сквозь щель рта, стекая вниз вместе с выломанными зубами и с теми ласковыми созданиями, которых он так обожал. Даже не пытаясь остановить их бегство, он только с силой схватился за нос. Хотя бы один шанс на спасение – он не должен лишится собственной силы…

7. Никто не знает

Лица их были светлы и, казалось, благообразны. Только когда черные вязанные шапочки сползли с голов каждого, проступившая вдруг бледная синева вен на затылках и висках затмила все остальное. Остались только эти вздрагивающие пульсации сквозь тонкую кожу. Настолько тонкую, что не верится, как эти существа могут ставить своей целью остановить изменение мира. Как можно бороться с неизбежным, если твое тело – не более, чем на короткий миг оживший прах. И эти жилки и венки – они так нежны, что обязательно порвутся от непосильного бремени. И страшно думать, что эти жилки и венки – они действительно способны судить и миловать.

Лежавшие на полу, скорчившиеся в неестественных позах и связанные по рукам и ногам, ждали своего часа.

…Их так много. Это еще полгода назад можно было сказать – редкостный улов. Теперь с каждым днем их становилось все больше и больше. Они плодятся как тараканы, как микробы, как… Как вирусы в ослабленном теле. Выжечь заразу – уничтожить, растоптать. Великий подвиг, славная миссия…

С недавних пор я обрел способность читать мысли. Обрывками, проглоченными фразами, но все же.

Это тяжело, надо сказать. Особенно тяжело, когда знаешь, что тебя ждет. Коготь говорит, здесь все пропахло кровью. Одежда, столы, каменный пол.

Рядом лежат и воняют канализацией два типа, которых выловили где-то на краю города. Долговязый и толстый. Первый ранен и едва жив, второй до смерти напуган. Какого-то мальчонку привезли совсем недавно – кинули на пол. Даже если не казнят, вряд ли выживет – опухшие отмороженные руки и ноги, почти не шелохнется. Сквозь рваные отметины капкана по ноге течет сукровица. Бравые охотники, вместо зайца набрели на парочку уродов. Шуршанье засаленных купюр, обиженный возглас и открытые угрозы – от тех, у кого столь светлые лица. Хотя бы столько – это он верно сказал. Славный охотник, добрый дядя. А девчонку зря сожгли – за нее бы тоже заплатили. Деньги не пахнут.

Смерть откладывается. Чего-то ждут. Может быть, приказа. Ага – нет пока главного.

Я смотрю по сторонам. Долговязый по соседству прекратил стонать – до первого шевеления сломанного плеча. Коготь принялся облизывать распухшую губу. Он не производит впечатления напуганного. Лежит – разминает руку, что ли? Мне кажется, он что-то задумал. Не могу зацепиться за его мысли. Интересно, о том ли он думает, о чем и я…

2003 г.