Текст книги "И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 3. Ученики и последователи Павлова"

Умер Добромыслов в 1917 году.

Работы: Физиологическое значение желез, выделяющих пепсин в щелочной среде. Тр. Общ. русск. вр. в СПб, 71, 1903, 20; Физиологическая роль пищеварительных сокоп, содержащих пепсин в щелочной реакции (пилорическая часть желудка и бруннеровский отдел двенадцатиперстной кишки). Дисс., СПб, 1903, 144 с. Прочие: Врач, 1900, № 28, 846; Русск. хир. арх., 1902, кн. 5, 1013; 1903, кн. 4, 590; Хир. арх. Вельяминова, 1915, кн. 14, 321.

О нем: ФЦГВИА, ф. 749, оп. 41 (1903), д. 259. Справка Гор. арх. Томск, обл., от 28 II 1956, № 103; А. В. Савиных. К истории хирургического лечения рака пищевода и кардии. Тр Томск, мед. инет., 16, 1949, 319; БМЭ, 9, 1959, 662 (заметка А. В. Савиных с портретом Добромыслова).

ДОЛИН Александр Осипович (1897-?)

ИЭМ

1931–1936

Совместная работа

Родился в г. Бендеры (Бессарабия) в семье служащего. Среднее образование закончил в 1916 году (Одесса). В 1917 году принимал активное участие в Октябрьской революции на Украине. В 1920 году окончил I Московские артиллерийские курсы. В дальнейшем был на командной и военно-политической работе.

В начале марта 1921 года в связи с Кронштадским мятежом, как вспоминал Долин, «возник вопрос о безопасности пребывания в городе крупнейших ученых. Было решено просить президента Академии наук А. П. Карпинского, ряд академиков, в том числе и И. П. Павлова, выехать с семьями из города в местности, расположенные по Октябрьской железной дороге, и предоставить им транспорт и жилье.

К И. П. Павлову были направлены солидный седой человек – бывший генерал Слухотский, помощник начальника артиллерии, и я (в Петрограде меня назначили комиссаром артиллерии Петроградского военного округа и 7-й армии Кронштадтского фронта).

Павлова мы дома не застали. Он был в Институте экспериментальной медицины на Лопухинской улице. Павлов принял нас в холодном кабинете; он сидел за столом в пальто, перед ним лежала какая-то рукопись.

Выслушав нас, И. П. Павлов сказал, что благодарит за заботу военное командование…, однако выехать из города отказывается категорически. Помню, как, энергично жестикулируя, он сказал: «Господа! война есть война, зачем выделять ученых?». О себе он сказал, что сам военный, хотя в войнах и не участвовал. На наши возражения Павлов ответил, что он, «как оптимист по натуре», считает, что все это очень скоро обойдется, России пришлось пережить больше, когда армии интервентов, Колчака, Деникина обрушились на нее… Павлов спросил меня: есть ли у меня какое-либо военное образование, или достаточно быть коммунистом и иметь «общую идею». Я ответил, что с 1917 года в Красной Армии, окончил Московские артиллерийские курсы. Казалось, мой ответ удовлетворил его. «Но, как же вы – политический комиссар и вместе с тем студент?», – спросил он (генерал Слухотский отрекомендовал меня и как студента-медика). Я объяснил, что мечтаю стать невропатологом. «Да, казалось, уже покончили мы с войнами, а тут снова изнутри… Конфликты внутренние – это особенно больно», – произнес Иван Петрович печально и задумчиво.

Только позднее я узнал, что Иван Петрович потерял на войне сына.

Мы вышли из лаборатории вместе и шли по Лопухинской улице. Иван Петрович ни за что не соглашался сесть в ожидавшие нас сани. Прощаясь, он поблагодарил нас снова за заботу и добавил: «Это трудности временные, желаю Вам благополучия!».

По окончании гражданской войны Долин учился на медицинском факультете 1-го Московского университета, который окончил в 1926 году, после чего был командирован Наркомздравом в качестве члена медицинской экспедиции в Монгольскую Народную Республику

С 1927 года в течение 3 лет Долин работал ассистентом клиники нервных болезней Московского областного клинического института. В 1928 году поступил в аспирантуру Биологического института им. К. А. Тимирязева Комакадемии. Ученик И. П. Павлова Ю. П. Фролов стал руководителем работы Долина. О новой встрече с Павловым Долин писал: «Вторая моя встреча с И. П. Павловым была в том же кабинете в декабре 1928 года… Под руководством Ю. П. Фролова я проводил исследование влияния брома, кофеина и алкоголя на высшую нервную деятельность собак разного типа нервной системы.

Ивану Петровичу я рассказал о результатах опытов и подробно о влиянии алкоголя, который привлекал тогда мое внимание в связи с клиническими наблюдениями корсаковского психоза. Было очень важно поделиться с ним этими наблюдениями, так как я пытался анализировать корсаковский синдром с позиций физиологии высшей нервной деятельности. Он очень заинтересовался характером нарушений памяти при этом заболевании – забвение текущих событий и утрированная сохранность следов старых, давно пережитых событий – и видел некоторое их сходство со слабостью памяти в старческом возрасте. Он рассказал, что в молодости тренировал свою память на запоминании чисел, имен, расположения текста в книге. «Тренировка памяти в молодом возрасте обязательно скажется и в старости… Да, господин комиссар, я даже помню, как Вы приходили сюда ко мне в 1921 году с одним старым генералом… Ага, вспомнил его фамилию – Слухотский, а вот имя и отчество позабыл».

В павловских лабораториях работала значительная группа молодежи, и по возрасту, и по жизненному опыту эти молодые люди были значительно старше оканчивающих сейчас наши вузы. Одни активно участвовали в партийной работе высших учебных заведений во время революции, другие были активными участниками Гражданской войны. Эти молодые люди стали появляться в лабораториях Павлова, когда ему было уже больше 75 лет.

Их привлекал авторитет одного из крупнейших естествоиспытателей, новизна и материалистическая устремленность научных идей и экспериментов. Велико было обаяние самой личности Павлова – замечательный дар лектора и умение общаться с аудиторией, энергия, эмоциональность и живость ума. Привлекала в Павлове и независимость характера, «строптивость» и привычка говорить правду в глаза.

Среди молодых работников была группа коммунистов. В Физиологическом отделе ИЭМ работали Л. Н. Федоров, H. Н. Никитин, Ф. П. Майоров, A. О. Долин, П. К. Денисов, а в Физиологическом институте Академии наук – B. В. Строганов, Э. А. Асратян, А. С. Михайлович.

Коммунистам работать было нелегко. Еще в 1931 году некоторые старшие его ученики не понимали или не принимали происшедших в стране перемен. Они охотно пользовались враждебными для Советской власти слухами и преподносили их Павлову, не упуская случая показать несколько вырванных из контекста и заранее подчеркнутых строк в газете, и это часто «попадало в цель».

В 1931 году Долин переехал в Ленинград и под руководством Павлова в Физиологическом отделе ИЭМ исследовал условные рефлексы на собаках: изучал условные синтетические рефлексы, суммацию тормозных рефлексов. Особенно интересовался вопросом об условных рефлексах «на отношения раздражителей».

Долин вспоминал: «Я решил сосредоточиться на изучении условных рефлексов с глаза. Иван Петрович одобрил это и постоянно проявлял к этим опытам очень большой интерес; они шли очень успешно. «Какая штука! – восклицал Иван Петрович. – Это поразительно, как могут объединиться две раздельные функции! Звук точно так же, как и свет, снижает зрительную чувствительность!».

Нами были получены положительные и тормозные условные рефлексы. Четко выступали закономерности первоначальной генерализации условных рефлексов и последующей их специализации. Иван Петрович часто выражал свое удовлетворение тем, что получившиеся результаты соответствуют общему принципу работы больших полушарий.

Как-то мы возвращались из клиники вместе с Иваном Петровичем. «Поторопитесь со статьей, – сказал он, – надо опубликовать эти факты. Впрочем, стоит появиться такой работе в нашем «Архиве», как тут же появятся «толкователи», которые всякими «гештальтами» и «паттернами» постараются затушевать рефлекторный характер таких явлений…»

На одной из «сред» Иван Петрович, разбирая наши опыты, сказал: «Тут особенность в том, что у вас прямо видно, как внешняя анергия, в данном случае звуковая, превращается в раздражительный процесс звукового характера, получает свою окраску в виде звукового ощущения, одновременно сообщаясь световой клетке, являясь для нас в виде светового ощущения… Это, конечно, самый яркий пример ассоциации, очень красивая форма, очень интересная демонстрация нашего основного факта… До чего очевидна эта связь. Звуковая клетка и световая образовали одну функциональную единицу. Звук совершенно заменяет собою свет». Полученные результаты Павлов связывал и с другим важным вопросом физиологии, с вопросом о так называемой «специфической энергии». «Тут ясно, – подчеркнул он, – что одна и та же энергия, когда она доходит до звуковой клетки, то является для нас в виде звукового ощущения, а когда эта энергия приходит в световую клетку, то она нам кажется в виде ощущения света. Тут видна трансформация одной и той же энергии в различных клетках» (Среда, 13 ноября 1935 г.).

С Иваном Петровичем я посоветовался, не заменить ли словесное подтверждение испытуемым момента появления светового пятна и различения его в адаптометре простым нажимом на ключ. Но Павлов считал: «Показания двигательного анализатора, постоянно «наиболее загруженного», включать здесь не следует. В будущем, можно приключить к этим опытам хронаксиметрию Лапика или, что еще лучше, регистрацию гальванического рефлекса по Тарханову, ввести регистрацию биотоков мышц глаза, шеи. Если у Вас найдутся желающие овладеть Метьюсом, то можно бы приключить и биотоки мозга».

В конце 1935 года я принес Ивану Петровичу написанную мною статью; он прочел ее, одобрил, согласился с названием «Новые факты к физиологическому пониманию ассоциации у человека (фотохимический условный рефлекс с глаза)».

А вот еще что сделал по воспоминаниям Фролова Долин: «Здесь мне вспоминается один случай, который произошел в неврологической клинике, основанной Павловым в 1931 году.

Больную Т. (пожилую женщину) лечил А. О. Долин. Он решил, усыпив Т. для лечебных целей, попутно исследовать: можно ли внушением вызвать у человека ощущение, будто он помолодел лет на 20–30 и снова стал ребенком; может ли он в этом состоянии не только рассуждать, но и действовать как ребенок.

Для изучения поведения Т. было избрано рисование карандашом: Т. внушили, что ей семь лет, и дали задание нарисовать на бумаге человека; в следующий раз внушили, что ей 12 лет и опять повторили то же задание и т. д.

Таким образом была накоплена изрядная коллекция «детских» рисунков, которые резко отличались друг от друга степенью совершенства изображения. Мне пришлось быть «арбитром» этой серии, так как я усиленно занимался в то время условными рефлексами, связанными с рисованием: это был еще один способ проникнуть в психологию человека, идя не простым путем наращивания новых и новых рефлексов, – а пользуясь тем материалом, который дает нам история материальной культуры, в данном случае изобразительное творчество.

Изобразительная деятельность захватывает, в сущности, весь мозг человека, а не только зрительные центры. Ребенок, учась рисовать, двигает не только руками, но также губами и головой. Явление это служит ярким примером распространения возбуждения в мозгу. Иногда в сферу иррадиации включается подкорковая область. Эмоциональность изобразительного жеста, его близость к безусловным рефлексам так велика, что овладение тем или иным приемом зачастую вызывает взрыв возбуждения в двигательной зоне мозга. Изобразительная функция связана с возбуждением вегетативной нервной системы, с глубокими эмоциональными проявлениями у человека. Поэтому, наблюдая накопление условных рефлексов, связанных с рисованием, мы получаем своеобразный источник изучения высшей нервной деятельности человека, причем – источник, имеющий большое историко-культурное значение…

Рисунки, сделанные Т. под гипнозом, мною были проанализированы, на каждом из них поставлен примерный возраст и посланы А. О. Долину. При сопоставлении оказалось, что поставленный при анализе рисунков возраст рисовавшего совпадал с тем возрастом, который внушался.

Отсюда следовал вывод, сделанный И. П. Павловым, что условные рефлексы сохраняются в клетках и центрах коры мозга человека в виде своеобразных следов, отражая реально каждый из пройденных этапов в развитии личности».

Долин проводил также исследования по сравнительной физиологии в Институте по изучению мозга им. В. М. Бехтерева, где с 1931 по 1936 год руководил сектором физиологии высшей нервной деятельности.

В 1935 году в Ленинградском институте для усовершенствования врачей М. К. Петрова и Долин организовали кафедру физиологии и патологии высшей нервной деятельности. С этого времени работа Долина была сосредоточена главным образом на проблемах экспериментальной патологии высшей нервной деятельности и терапии. Большая часть указанных исследований обобщена Долиным в 1952 году в докторской диссертации и в монографии «Патология высшей нервной деятельности» (1962).

В 1951 году переехал в Москву и по 1953 год заведовал кафедрой физиологии и патологии высшей нервной деятельности человека и животных в Центральном институте усовершенствования врачей. С 1953 по 1954 год заведовал физиологической лабораторией Института акушерства Минздрава СССР и был профессором кафедры высшей нервной деятельности Московского университета. Участник Великой Отечественной войны.

Работы: (с С. А. Харитоновым) О влиянии некоторых фармакологических веществ на сложно-нервную деятельность животных. Тез. докл. IV Вс. съезда физиол., Харьков, 1930, 75; (с А. П. Зельгеймом) Фило– и онтогенез рефлекторной деятельности обезьян. Сб. «Неврология и генетика», ВИЭМ, М.-Л., I, 1936, 143; Проба физиологического анализа элементов индивидуального опыта личности. АБН, 36, 1934, в. 1, 25; Новые факты к физиологическому пониманию ассоциаций у человека. Там же, 42, 1936, в. 1–2, 275; Реакция животного на отношение как явление нервного анализа. Тез. докл. I совещ. по пробл. в. н. д., М.-Л., 1937, 21; Синтетический рефлекс и физиологическое соотношение его компонентов. Тр. физиол. лаб. им. И. П. Павлова, IX, 1940, 23; Экспериментальная эпилепсия. АБН, 54, 1939, в. 1, 32; Динамика рефлексов подкоркового слоя и их взаимодействие с рефлексами коры больших полушарий. Там же, 61, 1941, в. 3, 23; Роль коры головного мозга в патологических процессах. Тр. Объед. сессии АН и АМН СССР, поев. 10-летию со дня смерти И. П. Павлова, М., 1948, 207; Генерализация условных рефлексов в период их специализации как форма проявления системности корковых процессов. Тр. физиол. лаб. им. И. П. Павлова, 16, 1949, 360; Суммация внутреннего торможения и ее роль в изменении безусловных пищевых и оборонительных рефлексов.

Там же, 382; Реактивность организма в свете учения И. П. Павлова о системности в работе головного мозга. VII Вс. съезд физиол. Докл., кн. 1, М., 1949, 156; (с И. И. Зборовской) Дальнейшее изучение роли тормозного процесса (индукционное торможение) в подавлении болезненных состояний. ЖВНД, II, 1952, в. 1, 70; (с У. Н. Крыловым) Экспериментальное изучение роли коры головного мозга в иммунных реакциях. Тр. XV совещ. по пробл. в. н. д., поев. 50-летию учения об условных рефлексах. М.-Л., 1952, 700; Дальнейшие экспериментальные данные о динамике взаимодействия рефлексов коры и подкоркового слоя. VIII Вс. съезд физиол., Тез. докл., М., 1955, 221; Патология высшей нервной деятельности. Изд. «Высшая школа», М., 1962, 339 с. (уч. пособ. для унив.); Моск. мед. ж., 1928, № 9, 32; Сб. «Общая и клиническая невропатология», поев. С. Н. Давиденкову. ОГИЗ, М. – Л., 1936, 179 и 436.

О нем: Автобиографическая записка (от 1957 и 1966).

ДОЛИНСКИЙ Иван Лукич (1851–1925)

ИЭМ

1892–1894

Диссертация

Родился в Подольской губернии. В 1870 году окончил Кишиневскую гимназию и поступил в Киевский унививерситет князя Владимира на медицинский факультет, откуда перевелся в Медико-хирургическую акададемию в Петербурге. По окончании академии (1876) участвовал в русско-турецкой войне в Болгарии. После войны прикомандирован к Клиническому военному госпиталю в Петербурге. Затем работал врачом в Николаевской детской больнице и в лечебнице Человеколюбивого общества. В 1884 году был одним из первых «думских врачей для бедных», а затем поступил в 1886 году на должность санитарного врача Петербурга. С 1886 по 1890 год работал в качестве экстерна в Санкт-Петербургском воспитательном доме. В 1890 году совершенствовался в Повивальном институте, в котором затем работал старшим ординатором.

В 1892 году поступил практикантом в Физиологический отдел ИЭМ. Под руководством Павлова выполнил исследование о влиянии кислот на отделение панкреатического сока. На собаках с постоянной фистулой панкреатической железы, желудочной фистулой и эзофаготомией Долинский открыл важнейший возбудитель секреции поджелудочной железы – НС1 желудочного сока. Тем самым была установлена причина имеющей огромное физиологическое значение зависимости секреторной деятельности pancreas от работы желудка.

После защиты диссертации в 1894 году Долинский продолжал работать санитарным врачом Петербурга, а также в воспитательном доме и Повивальном (гинекологическом) институте, где оставался свыше 30 лет, заслужив репутацию опытного педиатра.

В июне 1925 года Долинский скончался.

Работы: К фармакологии кислот и кислых напитков. Тр. Общ. русск. вр. в СПб, 60, 1894, № 6, 1; О влиянии кислот на отделение сока поджелудочной железы. Дисс., СПб, 1894, 51 с; К физиологии и фармакологии поджелудочной железы. Тр. V Пироговского съезда, I, 1894, секц. фарм., 205; Специфическая возбудимость слизистой оболочки пищеварительного канала. Сообщ. 1. Кислота как возбудитель поджелудочной железы. АБН, III, 1895, в. 5, 395; Тр. Общ. русск. вр. в СПб, 60, 1894, в. 5, 1.

О нем: Сообщ. дочери Долинского – Н. И. Тюлиной; Вр. газ., 1925, № 15–16, 309 (некролог).

ЕГОРОВ Яков Ефимович (1860–1932)

ВМА, ИЭМ

1909–1911

Диссертация

Родился в г. Чернигове, где и получил среднее образование. В 1890–1997 годах учился на медицинском факультете Киевского университета. После окончания один год работал в окружной лечебнице г. Винницы. Затем был призван на военную службу, как казенный стипендиат. Участвовал в русско-японской войне в качестве врача. С Дальнего Востока в Европейскую Россию возвратился в 1906 году. Состоял сначала полковым, а затем старшим бригадным врачом. В 1909 годе был прикомандирован к ВМА для усовершенствования.

Занимался научной работой на кафедре физиологии академии, а также в Физиологическом отделе ИЭМ. Выполнил под руководством Павлова диссертацию о взаимовлияниях пищевых условных рефлексов (1911). Егоров вырабатывал условные рефлексы на основе качественно различных пищевых подкреплений (мяса, сыра, хлеба, молока), изучал влияние одних условных рефлексов на другие, а также влияние различных безусловных пищевых рефлексов на тот или иной условный рефлекс. О фактах Егорова говорил Павлов в 1912 году на заседании памяти И. М. Сеченова (Главнейшие законы деятельности центральной нервной системы. Поли. собр. соч., III, кн. 1, М. – Л., 1951, 204). В развитое Егоровым представление о «мозаичной» структуре коркового пищевого центра с чрезмерной анатомической локализацией функций были внесены позже существенные коррективы той же павловской лабораторией.

В 1911 году Егоров вернулся к практической работе военного врача и, по-видимому, принимал участие в Первой мировой войне. После революции Егоров переехал на Дальний Восток, работал в Городском отделе здравоохранения г. Уссурийска Приморского края, где и умер в июле 1932 года от сыпного тифа.

Работа: Влияние пищевых условных рефлексов друг на друга. Дисс., СПб, 1911,114 с.

О нем: Справка Уссурийск, гор. арх. от 9 июля 1956 г., № 441.

ЕРОФЕЕВА Мария Николаевна (1867–1925)

ВМА

1910–1921

Диссертация

Родилась в Подольской губернии в семье генерал-майора. В 1886 году окончила Московский Екатерининский институт с большой золотой медалью. В 1899–1904 годах училась в Санкт-Петербургском женском медицинском институте. После окончания совершенствовалась в терапевтической клинике этого института, а с 1906 года работала врачом-ассистентом в Петропавловской больнице. С 1912 года состояла младшим врачом этой больницы, одновременно работая врачом в приюте им. Александра I и в частной фельдшерской школе.

С осени 1910 года Ерофеева в лаборатории кафедры физиологии ВМА под руководством Павлова выполнила диссертационную работу на тему «Электрическое раздражение кожи собаки как условный возбудитель работы слюнных желез», которую защитила в 1912 году.

Ерофеевой был добыт «ряд фактов выдающегося значения», как охарактеризовал ее работу Павлов (ходатайство в Наркомздрав о назначении М. Н. Ерофеевой персональной пенсии). Ерофеевой были открыты условные пищевые рефлексы на электрическое раздражение, вызывающее безусловный защитный рефлекс. Систематической тренировкой удалось заменить оборонительную реакцию, возникшую при применении болевого раздражения (если оно но было чрезмерно сильным), пищевой – другими словами, болевое раздражение сделать условным сигналом для пищевой реакции; «произошло истинное переключение нервного тока с дороги к оборонительному центру на дорогу к пищевому центру», – писал Павлов (1913 год; Объективное изучение в. н. д. животных. Поли. собр. соч., III, кн. 1, М. – Л., 1951, 240). Попутно Ерофеева описала факт парадоксального реагирования животного на раздражение новых участков кожи при развитии сонного состояния.

По поводу работы Ерофеевой Фролов вспоминал: «В этот же период в лаборатории Военно-медицинской академии заканчивалась работа доктора М. Н. Ерофеевой, имевшая прямое отношение к анализу инстинктов: ее собака, у которой раздражение кожи электричеством систематически подкреплялось едой, в конце концов стала реагировать на боль как на положительный для нее раздражитель – еду. Это был яркий пример переключения процесса возбуждения с одного центра (оборонительного) на другой (пищевой).

Тот же Фролов рассказывал: «Шеррингтон, присутствовавший в те дни в лаборатории Павлова в Военно-медицинской академии, как о том передает другой натуралист Ж. Бон, воскликнул: «Теперь я понимаю радость христианских мучеников, с которой они всходили на костер». Чарлз Скотт Шеррингтон (Charles Scott Sherrington, 1857–1952) – английский физиолог, удостоенный в 1932 Нобелевской премии по физиологии и медицине (совместно с Э.Эдрианом) за исследование функций нейронов.

Когда Ерофеева попыталась переключить электрическое раздражение не на пищевой центр, а на «кислотный», т. е. влила в рот слабый раствор кислоты, который также вызывает слюноотделение, то условный рефлекс не образовался. Оборонительная реакция оказалась сильнее кислотной».

Она также впервые обнаружила появление у двух подопытных собак, в результате применения сильного тока как условного раздражителя, общего невротического состояния. Позже (1921) Ерофеева продолжила свои наблюдения над «разрушительными» условными рефлексами.

В 1919 году Ерофеева перенесла тяжелый сыпной тиф. По выздоровлении продолжала работать в Петропавловской больнице и занималась исследованием условных рефлексов в Научном институте им. П. Ф. Лесгафта.

В марте 1925 года Ерофеева по состоянию здоровья вынуждена была перейти на инвалидность и в том же году скончалась от кровоизлияния в мозг.

Работы: Тр. Общ. русск. вр. в СПб, 76, 1909, 250; Русск. врач, 1912, № 38, 1528; Starke faradische Hautreizung als bedingte Erreger der Speicheldriisenarbeit bei Hunden. SPb. Med. Ztschr., 1912, № 7, 92; Электрическое раздражение кожи собаки, как условный возбудитель работы слюнных желез. Дисс., СПб, 1912, 140 с; см. также: Тр. Общ. русск. вр. в СПб, 79, 1912, 62; К физиологии разрушительных условных рефлексов. Там же, 80, 1913, 278; (с В. А. Дегтяревой) О выделении иода слюнными железами и почками с точки зрения функциональной диагностики нефритов. Русск. врач, 1915, № 3, 52; Дополнительные данные о разрушительных условных рефлексах. Изв. Пгр. биол. лаб., XV, 1916, в. 3–4, 48; см. также: Изл. Пгр. науч. инет. им. П. Ф. Лесгафта, III, 1921, 69.

О ней: ГИАЛО, ф. № 20, он. 1, д. 595: Ф. № 211, он. 2, д. 437; Сообщ. доктора В. В. Пежарской (1956).

ЖЕГАЛОВ Иван Павлович (1874 – после 1917)

ИЭМ

1899–1900

Диссертация

Родился в Варшаве, где окончил гимназию и в 1892 году поступил в ВМА в Петербурге. Окончил ее в 1897 году с отличием и премией им. Пальцева. Был оставлен на три года при академии для усовершенствования. Работал в клинике профессора Н. П. Гундобина, где изучал детские болезни.

С 1899 года состоял практикантом в Физиологическом отделе ИЭМ, где под руководством Павлова выполнил диссертацию па тему «Отделительная работа желудка при перевязке протоков поджелудочной железы и о белковом ферменте в желчи» (1900). В работе, проведенной на собаке с перевязанными протоками поджелудочной железы и маленьким, изолированным по Павлову желудочком, автор обнаружил, что отсутствие панкреатического сока в кишечнике существенно изменяет как секреторную, так и моторную деятельность желудка. Жегалов обнаружил также слабую протеолитическую активность желчи.

После защиты диссертации Жегалов работал в клиническом военном госпитале. В течение 1902 года состоял младшим ординатором военного госпиталя в Тифлисе, затем вернулся в Петербург и до 1910 года занимал различные врачебные должности.

Работа: Отделительная работа желудка при перевязке протоков поджелудочной железы и о белковом ферменте в желчи. Дисс., СПб, 1900, 76 с.

ЖУРАВЛЕВ Иван Николаевич (1896-?)

ИЭМ

1924–1936

Диссертация

Родился в с. Алексеевка Харьковской губернии. Среднее образование получил в Чугуевской мужской гимназии, которую окончил с медалью в 1916 году. В том же году поступил на медицинский факультет Харьковского университета, который окончил в 1921 году. По окончании университета работал ассистентом кафедры нормальной физиологии Харьковского медицинского института и научным сотрудником физиологического отдела Всеукраинского института труда под руководством профессора В. Я. Данилевского.

Далее предоставим слово самому Журавлеву: «Впервые мне пришлось встретиться с Иваном Петровичем в начале 1924 года. Выполняя завет моего первого учителя академика В. Я. Данилевского, «если не поучиться поработать, то поклониться этому гениальному ученому – долг каждого физиолога», приехал я в Ленинград и первым делом отправился в лабораторию на Лопухинской улице. Вполне понятно то огромное волнение и даже до некоторой степени страх, который испытывал я в этот момент. Удастся ли мне сразу попасть к Ивану Петровичу, о чем он будет говорить со мной, да и состоится ли вообще наш разговор? Наибольшей степени волнение мое достигло, когда, получив ответ, что Иван Петрович наверху и к нему сразу же можно пройти, подымался я по небольшой полувинтовой лесенке на второй этаж. Как торжественную речь повторял я слова моего приготовленного к нему обращения. И оказалось, что ничего этого не нужно. «Ах, от Василия Яковлевича, ну как его печень?… Хотите поработать?… Хорошо, хорошо…». И сразу же все волнения, весь страх сменились огромной радостью и восторгом – ведь я говорю с величайшим физиологом современности… Он так же прост, как и велик… Я могу включиться в семью павловских учеников! С этого момента началось мое общение с Иваном Петровичем.

Располагая неограниченным временем, я буквально ходил по следам Ивана Петровича, жадно ловя каждое его слово, фиксируя каждую высказанную мысль. А возможностей для этого было много. Ежедневно, за исключением нерабочих дней, с 9 часов утра и до 5 часов вечера находился он в своих лабораториях: либо на Лопухинской, в лаборатории Института, либо в Военно-медицинской академии, или Академии наук. Первое время меня несколько поражало, но вместе с тем и бесконечно радовало, что Иван Петрович почти не бывал у себя в кабинете. Всегда в центре лаборатории, всегда у рабочего места того или иного сотрудника и почти всегда в окружении нескольких учеников и постоянно посещавших его приезжих физиологов. Какие интересные разговоры, какие интересные люди и какая простота суждений самого Ивана Петровича! О каких бы, казалось, сложных физиологических вопросах ни шла речь, после его замечаний «все становилось на свое место» и вопрос делался изумительно простым, понятным и ясным.

Эта же простота в сочетании с необычайной ясностью излагаемого вопроса, с подлинным, так сказать, его «освещением» являлась характерной чертой павловских лекций. В этот период Иван Петрович еще читал систематический курс физиологии в Военно-медицинской академии. Вполне понятно и то волнение, с каким я шел первый раз на его лекцию. До этого мне приходилось слушать многих лекторов. Среди них были представители различных дисциплин: и чисто медицинских, и естественнонаучных, и гуманитарных. Различен был и характер изложения: от сухого, педантичного до блестящего фейерверка присяжных ораторов. От лекций Ивана Петровича я ожидал чего-то исключительного. И на лекциях он оставался самим собой. Простота, ясность, доступность и вместе с тем необычайная глубина суждений. И все это при определенной сжатости слога и даже некоторой словесной скупости. Иногда достаточно было одного его слова, одного своеобразного выражения, и сложнейшие теории становились доступно простыми, закрепляясь в памяти слушателей.

В том же году Иван Петрович прочел курс лекций по условным рефлексам, материал которых был в последующем положен им в основу известной монографии «Лекции о работе больших полушарий головного мозга». С какой предельной ясностью представились мне, тогда еще новичку в этой области, сложнейшие отношения высшего отдела центральной нервной системы!

Все же как лектора знал я Ивана Петровича немного. В 1924 году он последний раз читал систематический курс физиологии; в другие годы мне случалось присутствовать только на отдельных тематических лекциях его».

Журавлевым изучалось явление отрицательной индукции, а также влияние частичного удаления кожного анализатора. Одновременно с работами по условным рефлексам он проводил также опыты по физиологии пищеварения с параллельным наблюдением за секрецией желудочного и поджелудочного сока на углеводисто-жировую пищу.

Снова дадим слово Журавлеву: «Зато как с научным руководителем мне пришлось с ним встречаться довольно часто; но на первых порах мне в этом отношении не повезло.

Началось с того, что за допущенное мною отступление от принятых в лаборатории способов выработки условных рефлексов я получил от него весьма основательный нагоняй. И хоть лично моя вина при этом была не так уж велика, но оправдываться перед Иваном Петровичем в момент «разноса» было совершенно бесполезно. Конечно, я этим был весьма огорчен. Однако старые помощники Ивана Петровича утешали меня, говоря, что это еще ничего не значит. Действительно, оказалось, что у Ивана Петровича подлинно «брань делу не помеха», ибо уже на следующий день все было по-прежнему. И в последующее время я так же, как и все остальные практиканты, пользовался неизменным его расположением и вниманием.