Текст книги "Дар"
Автор книги: Кирк Дуглас
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Патриция залилась смехом.
– Ну, вот и вы как этот пастух.
Она с изумлением посмотрела на него.
– Я воспринимаю это как комплимент, мистер Кардига.
Они продолжили путь верхом, пока не попали на опушку густого леса. Заехали в лес, углубились в него довольно далеко, и тут Патриция придержала коня и поднесла палец к губам, призывая своего спутника не шуметь.
Через пару минут она прошептала:
– За нами наблюдают тысячи глаз. Он недоумевающе посмотрел на нее.
– Ну да, конечно, мы их не видим – но они-то нас видят, они нас окружают.
– Кто это – они?
– Бурундуки… лисы… кролики… олени, змеи, птицы, насекомые…
– Хорошо-хорошо, я вам верю, – улыбаясь, перебил он.
– И нам никогда не следует их обижать, потому что у них куда больше прав находиться здесь, чем у нас.
Мигель огляделся по сторонам, словно у него впервые в жизни открылись глаза на окружающую его природу, и действительно, будто бы почувствовал на себе взгляд бесчисленных глаз, устремленных к нему со всех сторон. Да, люди сюда вторгаются, а все прочие твари здесь живут. Раньше он никогда не задумывался об этом.
Дальше они поехали в молчании и, описав большую петлю, оказались на любимом месте Патриции – у плакучей ивы на кладбище. Здесь она спешилась и привязала Спорта к дереву. Мигель проделал то же самое с Ультимато.
Кони немедленно принялись щипать здешнюю траву, а Таксомотор начал носиться по мху.
– Поглядите-ка сюда, – сказала Патриция.
Он посмотрел в указанном направлении и увидел несколько могильных камней на тихом склоне холма. На каждом камне была незатейливая надпись – «Черный бархат», «Рыцарь», «Сэр Ланселот». Все это были лошадиные клички.
– Значит, здесь вы и хороните старых коняг?
Она кивнула, а затем опустилась на траву, мрачновато глядя прямо перед собой. Мигель стоял рядом.
– Почему люди считают кладбища унылыми местами? По-моему, наоборот, это мирные, спокойные места. А как по-вашему?
Он ничего не ответил, окинув взглядом всю открывающуюся перед ним картину. Патриция указала пальцем.
– А вот то место – между Бархатом и Танцором, – оно предназначено для меня.
Мигель был шокирован. Может быть, она просто шутила?
– Когда я купила эту ферму, я решила сойтись накоротке со смертью. Вот почему я собрала здесь дряхлых лошадей. Я хочу, чтобы они провели остаток своих дней в покое и в мире. И мне кажется, что лошади, покоящиеся под здешними камнями, говорят мне: «С нами все в порядке, да и вообще – все в порядке, этого не нужно бояться». И это помогает мне – хотя, увы, я по-прежнему боюсь.
Мигеля порядком потрясла эта беседа. Какие темные, какие чудовищные мысли бродят в этой изящной головке!
– Мадемуазель, вы слишком молоды, чтобы страшиться смерти.
– Да нет, я ведь не за себя боюсь, мистер Кардига. Я боюсь, что смерть отнимет у меня всех моих близких и оставит меня в совершенном одиночестве. У меня есть дорогой человек, который работает в полном опасностей и ежедневного риска уголке света, и мысль о том, что я могу потерять его, буквально парализует меня.
Мигель снял шляпу и провел рукой по густым черным волосам.
– Мадемуазель, – начал он с кривой усмешкой. – Будучи участником боя быков, я много раз сталкивался лицом к лицу со смертью. И знаете, что я понял? – Он сделал паузу. – Я меньше боялся быка, чем зрителей…
Она подняла на него глаза. Сейчас она была похожа на маленькую девочку.
– Да. Я боялся не умереть, а осрамиться. Боялся обесчестить имя моего отца. И тогда я понял, что смерть вовсе не является моим врагом. Моим истинным врагом был мой страх.
Патриция не знала, что на это ответить.
Мигель отвязал Ультимато и сел на него.
– Думаю, мне пора, – сказал он и умчался прочь.
Ей хотелось остановить его, ей хотелось услышать от него еще что-нибудь.
Вернувшись к себе в коттедж, Мигель налил стакан вина и переоделся ко сну. Растянулся на постели, размышляя о вечерней прогулке. Какая странная девица – со всех сторон окруженная смертью, а сама – буквально искрящаяся жизнью! Она начала вызывать у него чувства, в каких он не часто себе признавался. Да ведь еще никогда он не разговаривал с женщиной так, как сегодня вечером.
Ему не спалось. Он надел протез, накинул на плечи халат и, хромая, вышел в ночь.
Он поглядел на хозяйский дом – и заметил свет в верхнем окне. Ей, судя по всему, не спалось тоже. Мигель прислонился к дубу, прислушался к шуму ветра в лысых сучьях у себя над головой. Да, Патриция, мы редко обращаем внимание на то, что нас окружает. И часто не прислушиваемся к голосу собственной души.
Он вновь посмотрел на хозяйский дом – свет в верхнем окне погас. Спокойной ночи, Патриция!
Стакан вина у него на ночном столике так и остался невыпитым, и тем не менее он хорошо выспался. И когда проснулся, первая его мысль была о Патриции. Ему нравились те странные чувства, которые она в нем пробуждала. Девушка была такой хрупкой, такой уязвимой, и вряд ли способна кого-то обидеть. Как бы она повела себя, узнав о том, что он убил человека?
Глава VI
СТОУН РИДЖ
Ноябрьский дождь яростно стучал в застекленную крышу зимнего помещения для верховой езды; темные тучи, проплывая по небу, застили свет и создавали здесь, внутри, искусственные сумерки. Патриция, оцепенев, стояла посередине присыпанной песком арены. Мигель неторопливо приближался к ней, ведя за собой не Харпало, а Ультимато. Ей предстояло впервые сесть на серого скакуна.
Пытаясь скрыть от наставника свою нервозность, она легко вскочила в седло. Ее длинные сильные ноги легко вошли в стремена.
Дождь так шумел, что слова, произносимые Мигелем, были едва слышны.
– Этого коня назвали Ультимато. Ультимато Первый. Вы скоро поймете, почему. – Он подошел поближе. – Не забывайте: все мускулы полностью расслаблены. – Он положил руку ей на бедро. – Он сам понесет вас. Ему хочется понести вас. Ему хочется понести вас без малейших ваших усилий.
Он вложил ей в руки поводья, едва заметно погладив ее по пальцам.
– Они вам на самом деле практически не понадобятся, – сказал он. – Что ж, давайте начнем.
Конь тронулся с места. Его поступь была плавной, исполненной собственного достоинства.
– Представьте себе, будто вы плывете по течению реки, – крикнул ей Мигель с середины круга.
Патриция улыбнулась, и впрямь испытывая подобное ощущение.
– А теперь подайте плечи в мою сторону. Она повиновалась.
– Посмотрите на меня.
Его глаза встретились с ее глазами, и конь тоже повернулся к Мигелю. Ей показалось, будто течение реки внезапно переменило направление и ее неудержимо повлекло к этому мужчине.
Она повиновалась всем его указаниям – поворачивала плечи, переносила тяжесть тела – но со всей осторожностью – слева направо и наоборот, а конь послушно вторил и река послушно меняла течение. Девушка была словно загипнотизирована. И сама не знала, что именно привело ее в такое состояние, – дождь ли, конь или наставник. Но ощущение, которое она испытывала сейчас, было незабываемым, и Патриция понимала, что любой другой конь никогда не пойдет ни в какое сравнение с этим.
НЬЮ-ЙОРК
Проходя по вестибюлю здания, в котором была расположена штаб-квартира синдиката «Стоунхэм», Патриция не могла сдержать легкой дрожи. Она терпеть не могла появляться в этом здании – в таком холодном, ничем не украшенном, – по сути дела, в пещере, выдержанной в серых тонах, стены которой были обшиты листовой нержавеющей сталью. Что ж, это здание представляло собой достойный монумент покойному Дж. Л.
Двое охранников маячили у лифта. И хотя они подобострастно приветствовали ее (проведя, тем не менее, через металлоискатель), ей все равно почудилось, будто она находится на КПП у входа в Пентагон.
Она надеялась на то, что встреча с членами совета директоров не окажется слишком долгой – по окончании совещания ей предстоял ланч с Мигелем. Она хотела изумить его – и поэтому зарезервировала столик в «Ле Сирк». Он отправился с нею в город, потому что ему предстояло продлить визу в португальском консульстве. Правда, он несколько загадочно пояснил ей, что намеревается отбыть в Лиссабон еще до истечения срока продлеваемой визы.
Перед тем, как войти в зал, где должно было состояться совещание, Патриция собралась с силами. Здешний конференц-зал никак нельзя было назвать уютным уголком – с его высокими узкими бойницами, претендующими на то, чтобы слыть окнами, и со стеклянным столом длиной в двадцать пять футов, к которому были придвинуты две дюжины громоздких мягких кресел. Трое членов совета директоров сосредоточились в дальнем конце стола.
Бог смилостивился, и стопка подлежащих подписанию бумаг оказался на этот раз не слишком пухлой. Через полчаса Патриция выполнила свой долг, встала с места и собралась было уйти, но вопрос, заданный Хорейсом Коулменом, буквально пригвоздил ее к месту.
– Дорогая, тут ходят всякие тревожные слухи. Верно ли, будто вы собираетесь выйти замуж за доктора Кигана?
Белый крахмальный воротничок впился в плоть трясущихся подбородков Коулмена, которые свисали так низко, что заслоняли узел галстука.
Патриция, покраснев, окинула быстрым взглядом всю троицу. Миссис Спербер сидела прямая, как палка, сложив руки на коленях; у Эша, кажется, начал развиваться нервный тик.
– Дядя Хорейс, вот уж никогда не думала, что вы прислушиваетесь ко всяким слухам.
– Как правило, не прислушиваюсь. Но надо признать, что вы и впрямь проявили сильнейшую заинтересованность в этом молодом человеке.
– Что ж, давайте договоримся: если я надумаю выйти замуж, вы получите приглашение на свадьбу самым первым.
И она натянуто засмеялась, пытаясь скрыть охватившее ее смущение.
Коулмен бросил на нее резкий взгляд, но затем заставил себя, в свою очередь, улыбнуться.
– К сожалению, приглашением на свадьбу ограничиться не удастся. Существуют процедуры, которые предстоит соблюсти.
– Что еще за процедуры?
Эш прокашлялся. Сейчас наступил его черед.
– Ваш покойный дед был весьма озабочен тем, что вы сможете попасть в руки бессовестного охотника за приданым.
Патриция напряглась.
– Доктор Киган не является охотником за приданым, мистер Эш.
– Боб! – Коулмен мрачно посмотрел на Эша. – Не надо меня перебивать. – Затем он обратился к Патриции. – Я весьма сожалею, моя дорогая. Нам противна сама мысль о том, чтобы вторгаться в вашу личную жизнь, но нам оставлены предписания, которым мы должны следовать. Параграф восьмой, подпункт «е», завещания, оставленного Дж. Л., требует от нас анализа и оценки личных качеств и намерений вашего потенциального жениха.
– Вы хотите сказать, что у вас есть возражения против Тома?
Миссис Спербер одарила Патрицию милостивой улыбкой.
– Лично я нахожу доктора Кигана рыцарем без страха и упрека. – Она раскрыла досье. – Выпускник медицинского факультета в Гарварде, человек, удостоенный Американской медали свободы в самом раннем возрасте из всех медалистов…
– И получивший самые крупные пожертвования из благотворительного фонда Стоунхэма, – перебил ее Коулмен.
– Дядя Хорейс! Больница – это весьма достойный объект для благотворительной деятельности.
– Ну, разумеется, разумеется… успокойтесь, Патриция. – Коулмен понял, что перестарался. – Мы только призываем вас проявить величайшую осторожность и не совершить какую-нибудь глупость.
Патриция поднялась с места, трепеща от возмущения.
– Я не дура! И я не хуже вас выучила завещание Дж. Л. Советую вам обратить внимание на параграф восьмой, подпункт «ж».
После ухода Патриции в конференц-зале воцарилась тягостная тишина.
– Что она имела в виду, говоря о параграфе восьмом, подпункте «ж»? – поинтересовался наконец Эш.
– Там написано, разумеется, другими словами, что, выйдя замуж, она имеет право послать нас всех подальше, – побагровев от гнева, пояснил Коулмен.
– Что ж. – Миссис Спербер захлопнула досье и поднялась с места. Голос ее звучал далеко не уныло. – По крайней мере, мы тогда избавимся от этой чудовищной ответственности. Я, со своей стороны, должна сказать, что налагать какие бы то ни было ограничения на такую милую и благонамеренную молодую особу для меня нелегко. Все хорошо, что хорошо кончается. Конец – делу венец.
– Цитированием Шекспира делу не поможешь, – рявкнул Коулмен.
– Но что же нам делать?
Эш тренировал кисть руки, разминая мяч для игры в гольф.
Коулмен крутанулся в кресле и хлопнул пухлой рукой по столу.
– Я помог воздвигнуть эту империю! А она посмела швырнуть мне в лицо параграф восемь, подпункт «ж»? Такова награда за многолетнюю преданность?
– Нельзя не признать, что за наши хлопоты мы получали и получаем вполне достойное вознаграждение, – напомнила миссис Спербер. – После того, как Патриция выйдет замуж, мы уже не сможем ничего сделать. – Она одернула юбку на коленях и взяла в руку портфель. – Всего хорошего, джентельмены!
Коулмен мрачно уставился на захлопнувшуюся за ней дверь.
– Что ж, Хорейс, она права. При ликвидации совета директоров каждый из нас получит по пять миллионов.
– Это семечки! – заорал Коулмен прямо в лицо Эшу. Пустив по столу большой конверт с бумагами, он продолжил. – Погляди-ка на это! Помнишь, как мне пришлось бороться за то, чтобы открыть отдел инсектицидов в Мексике? Как трудно мне это далось? Давай, смотри!
Эш оставил свой мяч и послушно открыл конверт. Коулмен меж тем продолжал оглушительно орать:
– Я увеличил доходность операции на семьдесят процентов. – Его грузное тело нависло над столом. – Эта компания, Боб, стоит больше десяти миллиардов. Десять миллиардов – вот это деньги. А ведь всего этого добился я!
– Но что же мы можем поделать?
– Много чего. Во всяком случае, превратить себя в посмешище я не дам.
Когда Сирио, владелец «Ле Сирк» препроводил Патрицию к столику, она все еще не отошла после стычки с членами совета директоров, она буквально дрожала от ярости, – и поэтому обрадовалась, увидев, что Мигель еще не пришел. Она заказала себе двойную водку с апельсиновым соком. У Сирио глаза на лоб полезли, хотя он, разумеется, деликатно промолчал.
К тому времени, когда появился Мигель, крепкий напиток уже возымел свое действие и Патриция пребывала в едва ли не праздничном настроении.
– Мадемуазель. – Он почтительно поклонился ей. – Прошу прощения за опоздание.
– Вы не опоздали… Мигель!
В первый раз она посмела назвать его по имени. Он в изумлении посмотрел на нее.
– Не кажется ли вам, что «мистер Кардига» звучит слишком длинно?
Его губы дрогнули, на них появилось некое подобие улыбки.
– Да, мадемуазель. Кивнув, он сел.
– Да и меня зовут вовсе не мадемуазель. Мое имя Патриция.
Его улыбка стала более откровенной.
– Да, Патриция.
Ее имя он произносил с артикулированным «ц», а не с «с» – Патрисия, – как американцы. И ей это понравилось.
– Вот так-то лучше. – Она посмеялась. – А вы сегодня такой обворожительный – я вас просто не узнаю.
– В каком смысле?
– Обычно вы такой суровый. Я хочу сказать, с людьми. Потому что с лошадьми вы всегда предупредительны и терпеливы.
– Я научился этому у отца: он ненавидит людей и любит лошадей.
– А мне он при встрече показался весьма обходительным.
– Да уж, он наверняка расстарался. Но иногда он настоящий сукин сын!
– Мне трудно в это поверить.
Мигель подался к ней через столик.
– Позвольте рассказать вам одну историю. Однажды, еще совсем мальчиком, я поехал на его любимой кобыле Аманте, не попросив у него разрешения. А отец и впрямь наглядеться на нее не мог. А я, хоть и был еще мальчиком, буквально взбесился из-за того, что не мог ездить на ней с таким же мастерством, как отец. И я исхлестал ее плетью. Аманта, привыкшая к ласковому обращению со стороны отца, взбрыкнула и мне пришлось сильно взять ее под уздцы, чтобы заставить себя слушаться. И как раз в это время появился отец. «Прочь с этой лошади!» – заорал он. Я спешился, а он поначалу не обратил на меня никакого внимания. Он потер нос Аманте, что-то нашептал ей на ухо и, кликнув одного из конюхов, распорядился увести ее. Потом повернулся ко мне. Вырвал плетку у меня из рук и хлестнул меня по лицу.
– Он поднял на вас руку?
– Он хлестал меня, пока не выбился из сил. А потом сказал: «Запомни, у человека есть выбор, а у лошади его нет».
– И это научило вас деликатно обращаться с лошадьми?
– Это научило меня ненавидеть собственного отца. Когда меня избивал, я ощущал себя скотиной, у которой нет возможности дать сдачи обидчику. Но тогда, впервые в жизни, я на собственной шкуре испытал, что же на самом деле чувствует лошадь. И с тех пор никогда не бывал жесток с лошадьми.
Патриция мягко посмотрела на него, а он неожиданно отвернулся. Затем его темные мятежные глаза встретились с взглядом серых невинных глаз Патриции.
– Патриция, проявляйте по отношению к коню доброту и любовь, и он будет повиноваться вам, будет служить вам, позволит вам стать его хозяйкой.
Патриция сняла с языка кожицу грейпфрута и положила ее на тарелку. На губах у нее играла легкая улыбка.
– Вы находите это забавным?
– Я нахожу это трогательным. Мне бы хотелось, чтобы вы относились ко мне не хуже, чем к лошадям.
Мигель весело рассмеялся.
– Но, Патриция, хозяином вашим я все равно не стану. Ферма-то принадлежит вам.
Она зарделась и поспешила скрыть это от его взора, поднеся к лицу бокал с вином.
– Дорогуша! – громко окликнули ее. – Ты ведь обещала непременно позвонить мне, как только приедешь в город!
Джоанна Бенсон, покачивая из стороны в сторону громоздкой башней прически, ткнула в лицо Патриции пальцем, увешанным драгоценными кольцами.
– Ах, Джоанна! Привет… А я…
Но Джоанна уже пожирала взглядом Мигеля.
– Ах да, позволь представить тебе… – начала Патриция.
Мигель поднялся с места и отдал церемонный поклон.
Джоанна смотрела на него заинтересованно и оценивающе, как на товар, выставленный в витрине дорогого магазина.
– Ну что ж, не буду мешать вашему ланчу. Кстати, соус «виши» сегодня изумителен.
Произнеся это, она пошла к выходу, где ее дожидались две дамы, чересчур шикарно одетые и в чересчур сильной косметике, подобно самой Джоанне, хотя она, конечно, в этой весомой категории была бесспорной чемпионкой.
– Близкая приятельница? – поинтересовался Мигель.
– Да нет, не сказала бы. Но она очень забавна – и у нее великолепное чувство юмора.
Глядя через плечо Мигеля, Патриция увидела, что Джоанна, стоя у выхода, энергичными жестами призывает ее к себе. Она извинилась и пошла к Джоанне.
– Дорогуша, ты что, таких петушков у себя на ферме выращиваешь? – Джоанна прижала ее к стойке для верхней одежды. – Этот еще красивее твоего докторишки.
– Нет-нет, – залепетала Патриция. – Ты все не так поняла. Дело вовсе не в этом…
– Единственное, о чем я хочу у тебя спросить, – означает ли это, что доступ к телу дражайшего доктора теперь свободен?
– Да нет. Мигель мой наставник в верховой езде – и не более того. А Том вернется через пару недель…
– На всякого богача есть бедняк, на всякого вора – адвокат, на всякого врача… – Джоанна хихикнула. – Думаю, что ты права. Да и впрямь, кто сумеет позаботиться о твоем здоровье, лучше чем молодой доктор? – Она ткнула Патрицию в бок. – Если тебе понятно, о чем я. – Джоанна отчаянно подмигнула Патриции и, прежде чем удалиться с подругами, громким шепотом заявила – Как знать, может быть, и мне стоит заняться верховой ездой?
Патриция в полной растерянности осталась стоять у стойки для верхней одежды. Джоанна высказала вслух то, что она сама самым тщательным образом от себя скрывала, – свою нарастающую привязанность к Мигелю. А Джоанна просекла это с первого взгляда. И вдруг Патриция испытала горчайшие стыд и раскаяние. Она тут забавляется, учась верховой езде, а бедняга Том вкалывает, как вол, в далеком Ливане. Она – пустышка и попрыгунья недостойна его любви.
Том вернется через неделю. И до тех пор ей надо отменить все уроки и самым тщательным образом избегать любых контактов с Мигелем.
Глава VII
СТОУН РИДЖ
Патриция стремительно неслась на Спорте по заснеженному полю к расчищенной лужайке, не сводя взгляда с приближающегося вертолета. Она распорядилась, чтобы пилот Стоунхэма встретил Тома в аэропорту Кеннеди и доставил его прямо на ферму; ей не хотелось без лишней надобности продлевать разлуку с ним хотя бы на минуту.
Когда вертолет приземлился, взметнув целую тучу снежной пыли, Спорт испугался и отпрянул в сторону, вправо, едва не помчавшись в конюшню. «Эй, Спорт, да ты что?» Какая глупость – приехать сюда верхом. Но ее спокойный, мягкий голос усмирил испуганное животное, а тут как раз и грозный винт вертолета наконец-то замер.
К тому времени, как из дверцы вертолета показалось загорелое лицо Тома, Спорт уже совершенно успокоился, зато теперь разнервничалась сама Патриция. Соскочив с седла, она побежала навстречу раскинутым в объятии рукам.
– Ах, Том… Том… наконец-то вы приехали.
Он страстно обнял ее.
– Мне так жаль, что я не сумел вырваться на праздники.
– Теперь это не имеет значения. Главное, сейчас вы здесь!
– Что ж, счастливого Рождества. – Он поцеловал ее. – И счастливого Нового года.
Он поцеловал ее еще раз.
Вертолет опять заревел, и, обернувшись, они увидели, что Спорт снова запаниковал и на этот раз, не удержавшись, помчался в конюшню. Том и Патриция рассмеялись.
Патриция взяла Тома за руку и закричала, стараясь перекрыть рев мотора:
– Пошли, разместим вас.
Они отправились по глубокому снегу в гостевой домик, в котором Патриция распорядилась провести тщательную уборку и который нынешним утром сама украсила еловыми ветвями. Сейчас Патриции было жаль, что она превратила вторую спальню на верхнем этаже главного дома в студию, – дверь оттуда вела прямо к ней в спальню.
На пороге гостевого домика они потоптались, сбивая снег с обуви.
– Вы даже не можете себе представить, как я по вам соскучился, – признался Том, глядя на нее. – И как я соскучился по снегу. – Он смахнул несколько снежных хлопьев с ее волос. Его рука соскользнула ей на щеку и задержалась там. – Вы еще прекрасней наяву, чем во снах, которые посещали меня в Ливане.
Он нежно поцеловал ее в губы.
У Патриции так громко стучало сердце, что ей даже не было слышно, как лает Таксомотор.
– А теперь, Патриция, дайте мне несколько минут на то, чтобы переодеться. Мне почему-то хочется выглядеть фермером.
Однако, переодевшись в алую парку, Том меньше всего походил на фермера. Он сидел рядом с Деннисом на скамейке в крытом круге для верховой езды, наблюдая за тем, как Патриция, крайне гордясь собой, скакала на Ультимато, преодолевая одно препятствие за другим. Ей было хорошо и спокойно, она ничуть не волновалась, проделав серию безупречных пируэтов и восьмерок. Краешком глаза девушка видела, как Мигель стоит, прислонившись к стене, и на лице у него витает загадочное выражение.
– Я просто потрясен, – сказал Том, когда она, закончив показ, подъехала к нему.
Патриция покраснела.
– Благодарю за комплимент.
– Глядя на вас, думаешь, что это и впрямь так просто. Мне даже захотелось самому снова сесть в седло…
– А почему бы и нет?
– Да, пожалуй…
– Вот и чудесно, Том! Видели бы вы, как прекрасен конный след на снегу!
– Вы меня уговорили. Но я не могу ездить в таких седлах – они слишком изящны. Мне нужно что-нибудь посолидней.
Деннис расхохотался.
– Ковбойское седло? Верно, мне такое тоже больше по вкусу.
– Деннис – живо! Пока мистер Киган не передумал – оседлай для него коня.
– Конечно! А как насчет вас, мисс Деннисон? Подать вам Ультимато или Спорта?
– Нет! Вы, парочка ковбоев, полюбуетесь конным следом вдвоем. А я пока позабочусь об ужине.
– Пошли. – Том перепрыгнул через загородку. – Пошли, пока я не потерял терпения.
– Подготовь доктору Кигану Петунию, – распорядилась Патриция, обратившись к Деннису.
– Петунию? – в изумлении переспросил Том. – Судя по кличке, это какая-нибудь старая кляча, лучшие годы которой давно позади.
– После всех опасностей, пережитых вами в Ливане, хорошо бы и здесь остаться в целости и в сохранности.
Патриция посмотрела вслед обоим отправившимся на конюшню мужчинам. Ей хотелось бы, чтобы каждое мгновение, проведенное у нее на ферме, навсегда запечатлелось бы у Тома в памяти, и она пришла в полный восторг из-за того, что он решил снова сесть в седло, – это означало, что у них в перспективе появится еще одна общая радость.
– Только не слишком задерживайтесь! – крикнула она им вослед. – Конча сегодня решила превзойти самое себя. Ужин через два часа.
Она спешилась с Ультимато и подошла к Мигелю, который за все это время так и не удосужился сдвинуться с места.
– Мигель, не угодно ли вам прервать традицию одиноких трапез и на этот раз поужинать со мною – то есть, я хочу сказать, с нами?
– Нет, благодарю вас.
Он отвернулся – то ли преднамеренно, то для того, чтобы принять поводья.
– Мне крайне жаль, что на прошлой неделе я не смогла выкроить времени для наших занятий, но мне надо было уделить внимание приготовлениям…
– Я понял.
– Что ж, если вы все же передумаете относительно ужина, то прошу вас дать мне об этом знать.
Он ничего не ответил.
Выйдя из крытого круга, она обнаружила, что кто-то из работников слепил снежную бабу, внешне удивительно похожую на Эдгара. Она усмехнулась, предвкушая удовольствие и готовясь разделить его со всеми. Как мы тут все замечательно живем. Как мы счастливы.
Приведя Ультимато в стойло, Мигель понаблюдал за тем, как Том и Деннис, весело смеясь, умчались в сторону покрытых снегом холмов. Вот он, значит, каков, знаменитый доктор, посвятивший жизнь спасению обездоленных людей в Богом забытых странах. Какое благородство в помыслах! Просто тошнит от такого благородства! Или он вознамерился стать матерью Терезой в мужском варианте?
Мигель уже пожалел о своем недавнем отказе – и решил все-таки появиться на торжественном ужине.
Патриция старательно разложила тартинки и свежие овощи, которые подаются к черепаховому супу. Все выглядело просто прекрасно. Она опустила пальчик в кастрюлю и облизала его.
– Конча! Переперчено!
– Нет-нет, мисс Деннисон. Именно то, что нужно. Увидев, что мимо кухонного окна проезжают Том с Деннисом, Патриция настежь распахнула дверь.
– Ну, как? – крикнула она с порога.
Том, услышав ее, спрыгнул с лошади и принялся разминать ноги, делая вид, будто испытывает чудовищную боль.
– Отвратительно!
– Он в отличной форме, мисс Деннисон, – воскликнул Деннис, привязывая Петунию к своей лошади, чтобы доставить обеих в стойло.
Том зашел на кухню.
– Деннис был со мною чрезвычайно предупредителен. И объяснил мне много тонкостей относительно того, как нужно держаться в седле.
– Он великолепный наездник.
– Я пригласил его поужинать с нами. Надеюсь, дорогая, вы не будете против.
– Ну, разумеется, нет. Мигель тоже придет. И поверьте, Конча настряпала на целый полк.
– Не могу ли я чем-нибудь помочь?
– Конечно же! Вот – попробуйте! – Она придвинула к нему по столу кастрюлю с черепаховым супом. – Как по-вашему, не слишком ли много перца?
Он зачерпнул суп ложкой, попробовал, облизал ложку.
– Да нет, безукоризненно.
Конча вся засияла, а Патриция вздохнула.
– Да вы просто сговорились против меня. – Она подхватила стопку тарелок и шутливо вручила Тому. – Вот, извольте, помогайте!
Ужин проходил гладко и беседа текла непринужденно. Лишь Мигель, не выпуская из рук бокала помалкивал: как черепаха, уйдя под панцирь.
Патриции захотелось завести разговор на какую-нибудь тему, способную заинтересовать его и вовлечь в общую беседу.
– А почему вы стали матадором? – спросила она в конце концов, не сумев найти ничего более удачного.
– Потому что мне никогда не удалось бы стать таким замечательным мастером верховой езды, как мой отец.
– А откуда вы знаете?
– Вы ведь видели, как сидит на лошади мой отец?
– Да, но…
– Ну, тогда вы, должно быть, поняли: равного ему нет во всем мире.
На другом конце стола Том с Деннисом вполголоса переговаривались о чем-то своем. Мигель, меж тем, продолжил:
– Вспоминаю, как еще ребенком, видя отца верхом на лошади, я слышал со всех сторон тысячи приветственных восклицаний. В детстве он казался мне посланцем самих небес, соизволившим спуститься на землю. Гигантский наездник верхом на гигантском коне. А когда я вырос, меня начала преследовать мечта о том, что когда-нибудь публика начнет относиться ко мне с таким же восхищением, как к отцу. И мне чуть было не удалось этого достигнуть.
– Чуть было? Но ведь…
Патриция почувствовала, что Том положил ей руку на плечо, и сразу же замолчала.
– Дорогая! О чем это настолько захватывающем рассказывает вам мистер Кардига?
– Ах… он говорит о своем отце… Он считает его самым великим мастером верховой езды во всем мире.
– Мне, кажется, мистер Кардига и сам великолепно держится в седле… невзирая на фору, которую дает соперникам.
Патриция увидела, как напряглось лицо Мигеля.
– Кофе будет подан в соседней комнате, – с деланной беззаботностью поспешила объявить она.
– На прошлой неделе, как раз перед моим отбытием из Бейрута, – начал Том, пока Патриция разливала кофе по чашечкам, – мне попался на глаза мальчик лет девяти, не больше… – Теперь он обращался непосредственно к Мигелю. – И у него были ампутированы обе ноги, причем выше колена…
– О Господи, какой ужас!
Патриция опустилась на ковер у кресла, в котором сидел Том. Все слушали его сейчас с предельным вниманием.
– Такое, дорогая, случается там каждый день. – И Том отвернулся от Мигеля. – Мы сделали ему два протеза – понятно, предельно примитивные, но поглядели бы вы только на этого малыша… Он еле ковылял, все время падал, но он – смеялся. Можете себе такое представить?
Мигель неподвижно сидел и бесстрастно слушал.
– Ему все это казалось игрой. Он не понимал, что теперь до конца своих дней обречен быть калекой.
Том откинулся в кресле и погладил Патрицию по волосам.
– Но эта молодая дама поможет нам – и мы сумеем предоставить мальчику современные протезы. Пройдет совсем немного времени, и он окажется в состоянии ходить, прыгать, бегать. Да, знаете ли… – Он поднялся с места и подошел к Мигелю. – Вы позволите?
И, не дожидаясь ответа, закатал на Мигеле штанину, обнажив протез.
Патриция была потрясена. А она ведь ни о чем не догадывалась. Как же удалось так быстро понять это Тому?
– Это протез устаревшей конструкции. – Том указал на уродливое сооружение из дерева и резины. – Он слишком тяжелый. – Он ощупал искусственную щиколотку. – Не сгибается, лишен опоры. Вам следовало бы обратиться к доктору Берджесу из Сиэтла. Он изобрел специальные протезы для спортсменов.
– Благодарю вас, я и так неплохо справляюсь. Мигель опустил закатанную штанину.
– Но тогда вы обретете большую мобильность, причем для этого вам придется прилагать меньшие усилия. – Он обернулся к Патриции. – Дорогая, где материалы, которые я привез с собой?
Не сказав ни слова, девушка показала ему на стоящий в углу столик. Том подошел к столику и принялся рыться в бумагах.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?