Текст книги "Дни чудес"

– О господи! – вздохнул я. – Обязательно делать это сейчас? Я занят важной работой с театральными документами.

– Они могут подождать, – заявила Ханна, стаскивая меня с дивана.

Я вспомнил о нашем недавнем разговоре. Не так уж сложно будет подыграть им, – так или иначе, это вряд ли к чему-то приведет. Я уселся за стол перед ноутбуком. Ханна уже набирала что-то в «Гугле». На экране возникла главная страничка сайта знакомств с фотографией мужчины и женщины, рука об руку идущих по лесной тропинке. Десять из десяти за оригинальность.

– Это относится к знакомствам или усовершенствованию свинга в гольфе? – простонал я.

– Видишь? – сказала Ханна. – Именно поэтому мы должны быть здесь, чтобы составить твой биографический очерк.

– Никаких жалких папиных шуточек, – добавила Салли.

– Он сам – жалкая шуточка, – поддакнула Ханна.

Они буквально у меня над головой хлопнули ладонью о ладонь. О да, хуже и быть не может, подумал я. А потом Салли подошла к плееру для компакт-дисков и поставила саундтрек из «Грязных танцев».

Нам предстояло ввести мои основные данные, а затем загрузить разные снимки, показывающие различные аспекты моего характера. Ханна не разрешила мне разместить фотографию в костюме вдовы Твонки из нашей постановки «Аладдина» трехлетней давности или мой снимок с восьмифутовым питоном (звездой «Очень страшного шоу из жизни дикой природы»). Вместо этого они с Салли выбрали несколько сравнительно нормальных фотографий, в том числе и тот, что Ханна сделала тайком, пока я сидел в кафе Бристольской библиотеки, читая «Радугу тяготения» Томаса Пинчона, и это, я думаю, превращало меня из «претенциозного интеллектуала» в «претенциозного подонка», однако моя дорогая дочурка была неумолима.

Затем шли персональные вопросы. Как я провожу свободное время? Какие места в мире я хотел бы посетить? Как я представляю себе идеальную партнершу? Это был ураган вещей, о которых я не думал уже многие годы. Как я провожу свободное время? Ну, слоняюсь без дела с участниками любительской театральной труппы и вместе с дочерью устраиваю трюки с переодеванием. Разве кто-нибудь ждет такого от потенциального партнера?

– Напиши, что любишь посещать театры, театральные музеи и дома знаменитых драматургов, – предложила Ханна.

– Но не покажусь ли я ужасно напыщенным? – спросил я.

– А разве это не так? – съехидничала Салли.

Я набрал текст: «Посещение театров, галерей и музеев. Посещение рок-концертов». Последнее я добавил, чтобы было понятно, что мне не семьдесят пять.

– Папа, на какой последний рок-концерт ты ходил?

– Гм… Кто был тот подражатель блюзов, который выступал у нас в театре пару недель назад?

– Подражатель Диддли?

– Вот-вот.

Ханна пропустила эти слова мимо ушей.

– Гм-гм… идеальная партнерша, идеальная партнерша, – повторила Салли. – Дай угадаю…

Она крутанулась в кресле и на несколько мгновений впилась в мои глаза своими темно-карими глазами. Прядь волос выбилась из ее конского хвоста, упав на лицо. Губы сложились в гримаску серьезного размышления. Почему-то мне захотелось, чтобы она правильно меня поняла.

– Не смотри, – сказала она. – Сейчас напишу.

– Ты ведь не собираешься писать какую-то нелепицу, да?

– Нет, не собираюсь. Доверься мне!

Она склонилась надо мной так низко, что я почувствовал запах мыла, исходящий от ее кожи, и принялась яростно вбивать какой-то текст, не нажав на «повтор», так что загрузилась следующая страница. Улыбнувшись Ханне, она вновь взглянула на экран:

– Давай, что следующее?

Следующим шел кажущийся бесконечным перечень персональных подробностей. Телосложение («худосочное», сказала Ханна), брачный статус («худосочный», сказала Салли), лучшая особенность («я», заявила Ханна). Они потешались на мой счет, но я им подыгрывал. Следующим был вопрос о детях.

– Запиши: «Одна дочь», скобка, «временно», скобки закрываются, – сказала Ханна.

– Ханна! – с укором воскликнул я.

– А что? Мне разрешается шутить на эту тему.

В комнату вдруг вторглась эта немыслимая реальность, заставляя нас на миг замолчать, отодвигая все прочее на задний план. Ханна, допив вино, сердито уставилась на нас.

Салли положила руку мне на плечо:

– Давай, мы почти закончили.

После следующих восьмидесяти страниц вопросов сайт наконец попросил сформулировать личное высказывание, которое должно озаглавить мой профиль, – нечто описывающее меня как потенциального романтического партнера. Предложения Ханны и Салли были такими:

– Лучше, чем ничего.

– Дэвид Духовны бедной женщины.

– Дэвид Духовны слепой женщины.

– Чокнутый учитель английского, в которого ты была влюблена в школе.

Мы решили пропустить последнее и загрузить позже. Салли со стоном взглянула на наручные часы:

– Фил скоро будет дома. Мне, пожалуй, пора.

Она отнесла свой бокал на кухню, и Ханна пошла за ней следом. Послышался приглушенный разговор, в котором мое участие явно не предполагалось.

Раскинув руки для объятия, из кухни появилась Салли.

– Теперь применим тактику выжидания, – сказала она.

– Уверен, к утру мой почтовый ящик будет забит доверху, – отозвался я. – Чтобы прочитать все письма, мне придется нанять личного секретаря. Может быть, Тед сделает мне электронную таблицу?

– Как пожелаешь, Ромео.

После того как она ушла и пока Ханна хлопотала на кухне, я опять заглянул в профиль, вернувшись в раздел, где Салли написала о моей идеальной партнерше. Я секунду помедлил, раздумывая, не будет ли это посягательством на частную жизнь, но тут вспомнил, что все это про меня самого.

Салли написала: «Мирный вечер в старом сельском пабе, совместное чтение газет с цветным приложением, зачитывание вслух отрывков из наших любимых рассказов. Потом театр и разговоры за чашечкой кофе. Говорим и смеемся, размышляем вслух».

Черт! – подумал я. Она уловила суть.

Ханна

Неловко получается.

Я болтаюсь в нашем местном магазине комиксов, который заодно торгует еще и подержанными виниловыми пластинками, что делает его самым привлекательным в городе местом для неудачников. «Болтаюсь» означает, что я устроилась в потертом кресле в углу небольшой, загроможденной всякой всячиной комнатушки и читаю комиксы, которые не могу купить. Владельцы магазина Рики и Дэв обычно не возражают. Когда это место открылось три года назад, оно стало самым удивительным новым магазином в городе после появления «Супердрага», торгующего косметикой. Я почти ничего не знала о комиксах, кроме тех историй от «Marvel» и «DC», которые покупал мне папа, поэтому пришла в совершенный восторг. Я думала, что приду сюда и найду за прилавком Симпсоновского парня, высокомерного и вульгарного. Но Рики и Дэв совсем не такие. Они приветствуют всякого, дают хорошие советы и не возмущаются, если кто-нибудь из покупателей требует последнего «Супермена». Они влюбились друг в друга, работая в одном из огромных супермаркетов комиксов в Лондоне, и решили уйти оттуда к черту и открыть свой магазин. Рики – бывалый рокер, имеющий пристрастие к необычным независимым комиксам, Дэв – гот, она носит богато украшенные черные кружевные топы и высокие ботинки «Док Мартенс» и обожает сёдзё манга – прелестные яркие японские комиксы для девушек. В то время как ее муж пытался познакомить меня с Артом Шпигельманом и Дэниелом Клоузом, она давала мне почитать «Сакуру – собирательницу карт», «Сейлор Мун» и «Корзинку фруктов» – про всех этих прелестных девочек-волшебниц, на вид милых и невинных, но проживающих драматические эмоциональные жизни. Даже не знаю, почему в то время это так меня привлекало. Теперь Рики и Дэв соперничают друг с другом, обучая меня высокому искусству любителя комиксов, словно я их юный падаван или что-то типа того. Не знаю зачем. Может, потому, что девчонки сюда приходят нечасто. Правда, теперь мне удалось привлечь Дженну. Они не жалуются, когда мы в семнадцатый раз пять часов подряд читаем «V – значит вендетта», или «Безнадежных дикарей», или «Y: Последний мужчина», а потом аккуратно ставим книги на полку.

Сегодня Рики обслуживает покупателей один. На нем любимая футболка в стиле Хало Джонса и поношенная байкерская куртка. Через несколько минут после моего прихода он неторопливо проходит мимо меня с кипой комиксов, успев на ходу хлопнуть меня по ладошке:

– Привет, Ханна! Что ты сегодня выбрала в нашей библиотеке?

Я поднимаю книгу. Решила перечитать выпуски «Черной дыры», эту странную серию Чарльза Бернса о сексуальном заболевании, превращающем всех сексуально озабоченных подростков из небольшого американского городка в мутантов. Думаю, в этом есть свой метафорический смысл.

– Гм… хороший выбор, – говорит он.

– Я могу даже купить ее.

– Не может быть, какой удар! Это меня убьет!

Он хватается за грудь и делает вид, что падает. Можно безжалостно сказать ему, что – ха-ха! – я могу умереть от болезни сердца. Но я решаю приберечь это на другой раз и просто хмуро смотрю на него. Чуть пошатываясь, он раскладывает новые книги в витрине, потом возвращается за прилавок. Поодаль двое парней постарше меня рассматривают полки с новыми комиксами, не спеша добавляя книги в большие кипы, зажатые у них под мышкой. Рики ставит в аудиосистему диск со «Scary Monsters» Дэвида Боуи, и оба одобрительно кивают. Он знает, чем удивить чокнутых посетителей.

Я слышу стук открываемой и закрываемой двери и вижу силуэт стройной фигуры. Рики выкрикивает «Привет!», стараясь перекричать «Ashes to Ashes», однако новый клиент не подает голоса, а лишь машет рукой. Я думаю, как это невежливо с его стороны, и поднимаю глаза. О черт, это Кэллум! Это Кэллум! На нем длинный серый плащ поверх белой футболки, на ногах – гигантские армейские ботинки. Он похож на персонажа какого-то аниме в жанре киберпанк или фильма восьмидесятых про непокорных тинейджеров. По какой-то причине у меня начинает покалывать лицо и вдруг крутит живот. Книга комиксов едва не выпадает у меня из рук, теперь неловких и липких.

Нет!

Прекрати, тело!

Мне совсем не нравится Кэллум. Этот парень из моей группы английского меня просто раздражает. Прекрати!

Но все же я поневоле следую за ним взглядом, пока он бродит по магазину, направляясь к стенду с новыми комиксами. Я хочу отвести глаза, но не могу. Потому что, разумеется, теперь мне надо узнать, что его интересует. Если это «Человек-паук», то он, по существу, ребенок, если «Отважный», то мазохист. Ловлю себя на мысли: давай, выбери «Бэтмена», тогда я сразу откажусь от тебя как от придурка. Но он выбирает «Юных Мстителей». Ах ты, сукин сын! Эта серия появилась всего пару месяцев назад и уже рулит. Крутые тинейджеры, наделенные многими дарованиями, борются и влюбляются. Это гениально. Кэллум спокойно листает книгу. Я пытаюсь сосредоточиться на «Черной дыре»… но это лишь напоминает мне, что на обложке моей книги изображена полуголая девушка, которой угрожает гигантская змея. Я буквально в десяти футах от этого парня, и на коленях у меня фрейдистский сексуальный образ. Вновь подняв глаза, я вижу, что Кэллум стоит у прилавка, протягивая Рики «Юных Мстителей». Он тоже смотрит на меня.

Смотрит прямо на меня.

Он улыбается – робкой полуулыбкой, скорее напоминающей ухмылку, но без всякого ехидства. На глаза ему падает длинная челка – как шторка, – и он не успевает увидеть мою улыбку.

– Хороший выбор, – говорит Дэв. – Отлично расходится. Аллен Хейнберг – прекрасный писатель.

– Спасибо, – говорит Кэллум.

Он отходит от прилавка. Я не смотрю на него, я читаю книгу. Он останавливается. Я не смотрю. Его шаги направляются ко мне. Не смотрю, читаю.

– Эй, – робко говорит он. – Ты ведь Ханна, да?

Я поднимаю взгляд. У него желто-зеленые глаза и невероятно длинные ресницы. Худое, немного важное, но и очень милое лицо. У него такие темные волосы, что я начинаю думать, уж не красит ли он их.

– Гм… да. А ты Кэллум.

Последние слова я произношу так, будто подсказываю ему, кто он такой. Не знаю, почему так происходит. И вообще не понимаю, что я делаю.

– Ты часто сюда приходишь? – спрашиваю я.

Блин! Он улыбается.

– Не очень, – отвечает Кэллум. – Смотрю рассылку и заглядываю, когда хочу купить что-то новое. Это должно быть интересно, да?

Он показывает мне «Юных Мстителей». Стараясь не выдать восхищения, я киваю:

– Терпимо.

– А это интересно? – Он указывает на книгу у меня на коленях.

О-о! Я опускаю глаза. Да, там по-прежнему она – девушка в бюстгальтере в компании змеи.

– Угу, немного странно. Я пытаюсь въехать в независимые комиксы. Знаешь, «Призрачный мир», «Любовь и ракеты», «Хиксвилль». Пока мало что знаю, но стараюсь научиться. И еще мне нравятся манга. Некоторые манга.

Зачем я ему это говорю? Он смотрит на свою книгу и пожимает плечами:

– Боюсь, я немного консерватор. Разве манга – это не просто дети с большими глазами, занимающиеся боевыми искусствами?

– Разве «Marvel» – не просто накачанные мужики, постоянно колошматящие друг друга? – с улыбкой спрашиваю я.

– Туше! – ухмыляется он. – Значит, ты не увлекаешься супергероями?

– Очень увлекаюсь! Первым моим комиксом была «Лига справедливости». Мне нравились «Люди-Х». Я от души смеялась над «Женщиной-Халк». Мне нравится то, что сейчас Грег Руска делает с «Чудо-женщиной». Знаешь, я не очень-то увлекаюсь громадными мускулистыми фашистами. А ты чем увлекаешься – помимо «Юных Мстителей»?

– О-о, я балдею от «Железного Человека». – (Я пытаюсь скрыть разочарование.) – Шучу, – говорит Кэллум. – Он ужасен. Это громадный мускулистый фашист.

– Тони Старк – такой придурок.

Пауза.

– Хочешь взглянуть на это? – спрашиваю я и протягиваю ему книгу с «Черной дырой».

Она раскрывается на странице, где изображен парень, занимающийся сексом с хвостатой девушкой. Кэллум краснеет и отскакивает назад, словно я предлагаю ему мешок, набитый использованными памперсами.

– Я… может быть, в другой раз. Мне пора.

У него явно обескураженный вид. Я напугала его моим сексуальным комиксом.

– Конечно, – говорю я, убирая книгу. – Скоро увидимся.

– Надеюсь, – отвечает он.

– До встречи, – без выражения отзываюсь я голосом попугая-робота. – То есть я тоже надеюсь. В другой раз. Собираюсь здесь немного задержаться. Почитаю комиксы.

Почему я не могу сейчас просто вырубиться? Серьезно. Почему не могу очнуться в отделении экстренной медицинской помощи, ничего не помня о предыдущем часе? Это было бы милосердно.

Кивнув мне, Кэллум отступает на несколько шагов, после чего медленно поворачивается к двери. Перед тем как выйти, он делает нечто крутое: сворачивает «Юных Мстителей» и засовывает в задний карман. Хороший знак, думаю я сквозь пелену стыда и смущения. Значит, он не какой-то там чопорный коллекционер, который вопит, если обложка его драгоценной книжонки чуть помялась. Он хочет всего лишь прочитать книгу. Потом он выходит за дверь и идет по улице. Несколько мгновений я продолжаю глазеть ему вслед, а когда наконец прихожу в себя, то оказывается, что я обмахиваюсь комиксом.

Вы понимаете, что я имею в виду. Как НЕЛОВКО. Наше общение совершенно не удалось. Но больше всего меня достает вопрос: почему меня это волнует? Я слишком занята, чтобы заниматься подобной чепухой.

Я бросаю взгляд на Рики, который с широкой улыбкой на лице наблюдает за мной. Он ничего не говорит, просто поднимает кверху большой палец, медленно кивая с насмешливым одобрением. Я резко замахиваюсь, словно собираюсь швырнуть книгой в Рики, и тот театрально ныряет под прилавок.

Я как раз собираюсь приняться за чтение или, по крайней мере, сделать вид, что читаю, когда гудит мой телефон. Это эсэмэска от Салли.

Похоже, нашлась партнерша для твоего папы. х

Я немедленно вскакиваю и набираю ее номер, потом быстро иду к двери, чтобы не обсуждать эту тему в магазине. Как только я выхожу, Салли отвечает.

– Скажи, что не шутишь, – говорю я.

– Не шучу.

– Как это вышло? Где ты ее нашла? Что с ней не так?

– Ничего! Она в моем книжном клубе. Ее зовут Карен, и она в прошлом году рассталась с мужем. Все это очень грустно. Но она готова вернуться в строй. Я чуть подпоила ее и продала твоему папе. Не в буквальном смысле.

– Какая она из себя?

– Супер! Очень симпатичная, забавная и умная. Она ему понравится.

– Блин! Что мы теперь будем делать?

– Ну дай я поговорю с ним. Прощупаю почву. Надо сделать так, чтобы все выглядело случайным. Они оба довольно уязвимые. Следует быть осторожными.

– Примерно так бывает, когда пытаются спаривать панд.

– Да, Ханна. Именно.

– Ух ты, какой чудной день!

– Случилось что-то еще?

Я вдруг одергиваю себя: ведь я разговариваю с мамой Джея и не готова к тому, чтобы он узнал об этой истории с Кэллумом. Хотя истории-то особой нет. Но все-таки…

– Ах, ничего, – говорю я. – Так, всякая чепуха.

– Ладно. Знаешь, пока ничего ему не говори. Я еще раз посоветуюсь с Карен. Просто веди себя естественно. Как можно более естественно.

– Спасибо, Сэл.

Она вешает трубку, а я засовываю телефон в задний карман джинсов. Можно было бы вернуться в магазин и еще почитать, но я ощущаю в себе непривычную энергию и желание – в последнее время весьма непривычное и новое для меня чувство. У меня в голове возникает образ, четкий, как моментальный снимок: парень в длинном плаще, спокойный, классный и немного надменный. Темные волосы падают ему на глаза. Эти ресницы, однако. Эти ресницы. До меня доходит, что я улыбаюсь, улыбаюсь так сильно, что у меня начинают болеть щеки.

Ох, блин! Ничего у меня с Кэллумом не получится. Мне не нужны сложности. Может быть, я позвоню Дженне или Дейзи и мы куда-нибудь сходим. Может, позвоню папе. Надо выбросить Кэллума из головы. Серьезно. Ничего с Кэллумом не получится.

Том

И вот во вторник вечером я сижу один в маленьком баре нашего местного, так сказать, первоклассного итальянского ресторана, попивая джин с тоником. Жду. Почему-то я согласился на свидание с подругой Салли, и теперь мне придется, стиснув зубы, довести дело до конца. Поначалу, пока я не приехал на место, идея казалась мне хорошей – в точности как в тот раз, когда я ходил на пятичасовую постановку «Короля Лира», шедшую в прачечной самообслуживания шестидесятых годов.

В тот вечер в «Каса ди буон аппетито» народу было немного. За большим столом в центре зала разместилась компания мужчин среднего возраста. Разражаясь приступами безудержного смеха, они налегали на красное вино, отчего их пухлые щеки становились такими же красными. В углу притулилась чрезвычайно престарелая пара. Не говоря друг другу ни слова, старички молча запихивали еду в дрожащие рты. Неподалеку от двери в туалет, читая газету и отщипывая кусочки пиццы, сидел в одиночестве похожий на итальянца парень в старомодном костюме. Я представил себе, что это мафиозный киллер, ожидающий, когда жертва пойдет в туалет, чтобы последовать за ней и придушить у сушилки для рук. Уж не расист ли я? Потом заглянул в телефон: вдруг там эсэмэска от Карен с извинениями и объяснением, почему она не сможет прийти. Но нет, это сообщение от Ханны.

Постарайся не смущаться. С любовью, X.

Я подумал было сыграть на телефоне в «Змейку», чтобы придать себе легкомысленный, скучающий вид взамен несчастного, но тут открылась входная дверь и вошла женщина. Высокая, с русыми волосами и ярко-красной помадой на губах. На белом платье рисунок из мелких красных цветочков. Я-то ожидал увидеть джинсы и клетчатую рубашку, а не столь пугающе гламурный облик. Я сразу начал терять самообладание. Она оглядела комнату, и когда ее взгляд упал на меня, в нем отразилось сдержанное узнавание. В конце концов, я был здесь единственным мужчиной, подходящим для роли партнера при свидании вслепую, если не считать киллера, украдкой разглядывающего женщину. Улыбнувшись, я помахал рукой. Женщине. Не киллеру.

– Вы Том? – громким уверенным голосом спросила она, бодро миновав мужиков среднего возраста, каждый из которых посмотрел в ее сторону.

– Да! Да, я Том. А вы Карен, подруга Салли?

– Ага! Уф, я попала в нужный ресторан и нашла нужного мужчину. Пока все отлично.

Я стал быстро соображать. Она, безусловно, привлекательна. Безусловно, умна и уверена в себе. Наверное, сорок с небольшим, точнее трудно сказать. Ее глаза сверкали в тусклом сиянии дешевых светильников. Она назвала меня нужным мужчиной, но это явно означало всего лишь «тот самый мужчина среди незнакомых людей», а не «мужчина, с которым я хочу провести остаток жизни». Не успел я спросить, чего она хочет выпить, как ниоткуда появился официант.

– Господин и госпожа желают столик? – спросил он с многозначительной улыбкой.

Неужели он знает, что у нас свидание вслепую? Разве это так очевидно? Он подвел нас к столику у окна и предложил нам меню, продолжая улыбаться кривоватой улыбкой.

– Напиток для мадам? – произнес он с тем акцентом и в той манере, которые напомнили мне Графа из детского шоу «Улица Сезам».

Вероятно, это была тоже расистская мысль, поэтому я решил, что не стану делиться своим наблюдением.

– Мы закажем вино? – спросила она.

Ой-ой, разговор с вином. Что предписывает этикет? Пусть выбирает она? Настоять на выборе вина, в точности подходящего для нашей еды? А что, если мы не знаем, что будем есть? Что пьют люди в наше время? По-прежнему ли в моде вина Нового Света?

Все это время она внимательно изучала винную карту.

– Можем заказать вино, – бодро произнес я. – Мне все равно.

О черт! На первом же свидании я сказал, что мне все равно.

– Давайте закажем бутылку итальянского белого, – предложила она, возвращая меню официанту. – Для красного слишком тепло, как вы считаете?

– Да, определенно, – ответил я.

Мы на миг замолчали. Я прихлебнул немного джина с тоником. Потом еще чуть-чуть. И еще. О нет, я похож на волнистого попугайчика, мучимого жаждой.

– Так, значит, – наконец сказала она, – вы управляющий театром?

– Да. – В моем голосе послышалось явное облегчение. – Я руковожу им уже почти пятнадцать лет. Вы бывали на наших спектаклях?

– Пару раз. Мы старались посещать театры в Лондоне, когда проводили там уик-энд. Мой муж был немножко снобом. Простите, дело не в том, что с местным театром что-то не так, только… О господи, простите!

– Нет, все нормально. Я понимаю. Готов поспорить, театр «Ройал-Корт» не собирается в следующем месяце показывать пародию на Перри Комо [4]4
  Американский певец (1912–2001) и телезвезда 1940-1950-х годов, лауреат премии «Грэмми».


[Закрыть].

Мы, разумеется, собирались.

– Нет. Тем более жаль.

– А вы чем занимаетесь? Салли не рассказывала.

Официант неожиданно вернулся, нависая над плечом Карен со своим блокнотом. По крайней мере, быстрое облуживание предполагало, что все это очень скоро закончится.

– Вы готовы сделать заказ? – спросил он, поглядывая на два неоткрытых меню.

– Не совсем. – Карен заговорщицки улыбнулась мне.

Мы взяли блестящие ламинированные карты и принялись изучать их. Нельзя автоматически заказывать пиццу, подумал я. Я должен показать класс и свободу выбора, заказав что-нибудь другое, более утонченное, демонстрирующее мое понимание итальянской кухни.

– Я всегда заказываю пиццу, – сказала Карен. – Ничего не могу с собой поделать.

Я улыбнулся ей, вдруг почувствовав себя спокойнее. В первый раз я подумал, что это может быть вполне терпимый опыт, а не какой-то кошмарный социальный эксперимент. Мы оба заказали «наполитану». Официант, удовлетворенно кивнув, удалился.

– Так вот, вы спросили, чем я занимаюсь. Я заведую фотоателье. Мы делаем семейные и свадебные фотографии и тому подобное. Вы ведь видели эти снимки на каминах у людей: передержанные фото детей в нарядных платьях на руках у родителей – и все истово улыбаются на совершенно белом фоне. Вот их мы и делаем.

– А-а. Это интересно?

– Не очень. Когда я изучала фотографию в художественной школе, у меня было на уме совсем другое, но такова жизнь, правда?

– Пожалуй. Я считал, что стану следующим Кеннетом Браной. – (Угу, приступ самокритики.) – А какую книгу вы сейчас читаете? В книжном клубе?

– О-о… – говорит она. – Мы читаем «Супружеские пары» Джона Апдайка. Понятия не имею зачем. Ужасная книга.

– Я ее не читал.

– И не читайте. Серьезно, не надо. Это весьма нигилистическое повествование о богатых беби-бумерах, обменивающихся партнерами, и вообще в целом ужасно. Я хотела, чтобы мы взяли «Облачный атлас» Дэвида Митчелла, но Софи, как обычно, настояла на своем.

– Мне нравится «Облачный атлас»! Это самая потрясающая книга из тех, что я прочел за последнее время.

– А я не читала, но хотелось бы.

– Могу дать вам.

Не слишком ли я навязчив? Это можно понять как намек на следующую встречу. Может быть, она посчитает это преждевременным, ведь нам еще даже не принесли заказ. Я сказал себе, что это не имеет значения – не имеет значения, потому что мне этого совсем не надо, ведь так?

– Теперь, когда я одна, то читаю гораздо больше, – бросив рассеянный взгляд на экран телефона, сказала она. – Извините, просто смотрю, не написала ли няня.

– А-а… сколько лет вашим детям?

– У меня один ребенок, Бетти. Ей шесть.

– Отличное имя.

– Его выбрал мой муж – после фильма «Бетти Блю». Возможно, это был плохой знак. Он был чертовски одержим Беатрис Даль. Извините.

– Нет, все нормально, я…

Не успел я закончить фразу, как перед нами появилось две пиццы. Они были такими огромными, что их края свешивались с тарелок, а на скатерть капал расплавленный сыр. Мы оба в изумлении уставились на это блюдо.

– Buon appetito! [5]5
  Приятного аппетита (ит.).


[Закрыть] – пропел официант, после чего помчался к столу, за которым сидели мужчины.

Мы оба осторожно взяли ножи и вилки, размышляя над тем, как лучше управиться с чудовищными порциями. Карен вновь посмотрела в телефон, потом, явно недовольная собой, убрала его в сумку, лежащую на полу у ее ног. Престарелая пара, шаркая ногами и ласково улыбаясь, прошла мимо нас к двери. Официант помахал им рукой. Я заметил, что мафиозный киллер исчез. Остались только мы и пьянствующие менеджеры среднего звена.

Принимаясь за еду, я изо всех сил старался, чтобы у меня изо рта не свисали длинные нити горячей жирной моцареллы, как это рисуют в комиксах. Я раздумывал, о чем бы спросить Карен – не слишком личное, но и не скучное. Я позабыл все приемлемые темы, которые подсказали мне Салли и Ханна. Следует ли упоминать войну в Ираке или держаться от этой темы подальше? Рассказать театральный анекдот? Я оказался сам по себе на убийственной, незнакомой мне арене любовных отношений, и теперь я… испачкал пиццей рубашку. Я промокнул пятно салфеткой и, взглянув на Карен, пожал плечами. Но Карен смотрела в свою тарелку с нахмуренным, сосредоточенным лицом.

– Это… гм… это приятно, – сказал я, чувствуя, что все начинает разваливаться. – То есть я давно этим не занимался. Я имею в виду, не ходил на свидания. Не «этим». Хотя и «этим» тоже давно не занимался. О господи!

Я пришел на свидание, которое не было свиданием, и случайно упомянул секс. Я сделал большой глоток вина, думая, что бы сказать такое не психопатическое, но на это ушло больше времени, чем я рассчитывал, и я понял, что осушил весь бокал. Хуже этого ничего быть не могло. Она взглянула на меня, и я увидел, что глаза у нее затуманены. О да. И вот она заплакала:

– Простите, простите. Дело не в вас, дело во мне.

– Попросить для вас воды?

– Нет, все в порядке. Просто… Ох, черт! Мы с мужем приходили сюда в прошлом году на десятилетие свадьбы. И… я думала, что справлюсь с этим, но…

Она положила нож и вилку, и я беспомощно наблюдал за ней, пока она промокала глаза салфеткой.

– Он ушел полгода назад. Это было как гром среди ясного неба. Разумеется, любовная интрижка. Разумеется. Какая-то корова с его работы. Простите, вам не обязательно это слушать.

– Все нормально, я понимаю. Понимаю, каково это.

Я действительно понимал. В какой-то степени.

– Десять лет. И он просто ушел. Кричал на меня. Представляете? Рассказывал мне и при этом еще сердился на меня. Злился, что это случилось. В тот вечер ко мне приехала моя мама и осталась ночевать. Мы все спали вместе – она, Бетти и я – в кровати, которую они с папой подарили нам на свадьбу.

Карен замолчала. Я сосредоточился на отрезании куска пиццы, а женщина вдруг громко и беспомощно зарыдала, сотрясаясь всем телом. Официант как раз направлялся к нам, чтобы спросить, не надо ли чего, но так резко развернулся, вероятно оставив на деревянном полу подпалины от подошв. Бизнесмены посматривали на нас, перешептываясь. Я тупо уставился на Карен, не понимая, что сказать или сделать. Я не знал, вскочить и обнять ее, или оставить одну, или…

Дело разрешилось очень быстро. Встав, она схватила свою сумку, на миг застыла в нерешительности и приняла решение:

– Простите, мне пора идти. Дело не в том, что… просто, наверное, слишком скоро.

– Все нормально, все нормально, правда.

Я тоже поднялся, но почему-то не выпустил из руки кусок пиццы, а поскольку я плохо его отрезал, оставшаяся пицца прицепилась к нему, готовая упасть на тарелку, но я инстинктивно поймал ее. Пробормотав извинения, Карен повернулась и сшибла сумкой полный бокал вина, который со звоном разбился о пол. Быстро подойдя к двери, Карен скрылась за ней. Я отдавал себе отчет в том, что стою в луже вина, с пиццей, свисающей с руки наподобие полотенца. Меня окружала тишина, пирующие мужчины сгорали от любопытства, их лица кривились в усмешках – будет что рассказать утром в офисе. Почти сразу появился официант с тряпкой, принявшийся вытирать полированный дубовый пол.

– Извините, – сказал я. – Я заплачу, конечно…

– Ш-ш-ш, – произнес он, поднимая взгляд с искренним выражением сочувствия на лице. – Все нормально. Нет проблем. Не за что платить.

Я наклонился из желания помочь ему, и в этот момент часть начинки пиццы соскользнула ему на голову.

Могло бы быть и хуже, думал я несколько минут спустя, осторожно закрывая за собой дверь и быстрыми шагами выходя в еще теплый вечер. Она могла убить меня или официанта, или в стену въехал бы грузовик и прикончил бы нас всех.

По пути домой загудел мой телефон. Я подумал, что это прощальные извинения от Карен, но сообщение было от Ханны.

Как дела? Тебя надо спасать? Помни, никаких театральных анекдотов!

Ни в коем случае, подумал я.

Конечно же, мне было жаль Карен. Я понимал ее чувства. Но больше всего я испытывал облегчение. Теперь я мог сказать Ханне, что сама идея со знакомством была ошибкой.

Я принялся сочинять рассказ об этом вечере, который подчеркнул бы пагубность их задумки, не сделав Карен предметом насмешки. Теперь я размышлял о происшедшем с драматической точки зрения. Я уже ставил пьесу.

Ханна

^- Итак, похоже, папина избранница покинула ресторан в слезах через десять минут с начала встречи. Ага, все идет точно по плану.

Я сижу с Маргарет в маленьком кафе «Пышки», рассказывая о впечатляющем романтическом успехе папы. В это кафе я прихожу только с ней, потому что это совершенно традиционное место: фарфоровые чашки и блюдца, трехъярусные пирожницы, кружевные салфетки, молоденькие официантки, одетые как французские горничные, – всякое такое. Мы встречаемся здесь каждую неделю – не могу вспомнить, как и почему это началось. Думаю, она всегда обращалась со мной как со взрослой, а мне всегда хотелось знать, сколько правды в ее театральных анекдотах шестидесятых и семидесятых годов. Но из Маргарет трудно вытянуть что-то, помимо обычного репертуара поразительных историй, так что мы обычно переходим на болтовню о нашей театральной труппе, о нашем городке, школе, мальчиках и неотвратимости смерти. Мне кажется, я нравлюсь ей, потому что у нас одинаково фаталистические взгляды. Удивительно, но, разговаривая о жизни и ее неизбежном завершении, мы делаем это как равные, не стараясь успокоить друг друга. Ни один другой человек в моей жизни не делает этого – им кажется, что они обязаны оберегать меня от любого упоминания о смерти. Или, точнее, оберегать себя.