Текст книги "Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры"

4. Поход Гаспара дю Норда

Один в своей комнатушке под крышей, Гаспар дю Норд, начинающий алхимик и колдун, бывший ученик Натэра, неоднократно, хотя и безуспешно, пытался заглянуть в вещее зеркало, обрамленное сплетшимися золотыми змеями. Стекло оставалось мутным и туманным, точно запотело подле дьявольских перегонных кубов или зловещих колдовских жаровен. Осунувшийся и измученный долгими ночами бесплодных попыток, Гаспар понял, что Натэр еще бдительнее, чем он сам.

С беспокойством вглядываясь в расположение звезд на небе, Гаспар обнаружил грозное предзнаменование, сулившее страшное бедствие, которое неотвратимо надвигалось на Аверуань. Но что именно это за беда, звезды поведать ему отказывались.

Тем временем омерзительное воскресение и исход мертвецов из могил продолжались. Вся Аверуань содрогалась при виде этой нескончаемой гнусности. Темный, будто ночь нашествия египетской чумы, ужас воцарился повсюду, и люди возмущенным шепотом обсуждали каждое новое злодеяние, не осмеливаясь говорить о подобных вещах вслух. До Гаспара, как и до всех остальных, тоже доходили чудовищные слухи, и, когда ближе к середине лета пугающие происшествия внезапно прекратились, его, как и остальных, тоже точно громом поразил рассказ цистерцианских монахов.

Теперь наконец-то он получил ответ на часть вопросов, которые не давали ему покоя все то время, что он напряженно вглядывался в вещее зеркало. Хотя бы убежище беглого колдуна и его подручных было обнаружено, и именно туда вели следы исчезнувших мертвецов. Но что это было за отвратительное зелье и какое именно адское колдовство затевал Натэр в своем укромном убежище, оставалось загадкой даже для проницательного Гаспара. Уверен он был лишь в одном: умирающий сварливый карлик, понимая, что дни его сочтены, и питая безграничную ненависть к жителям Аверуани, готовит нечеловечески чудовищное колдовство, подобного которому никогда еще не было.

Даже зная наклонности Натэра и будучи осведомлен о поистине неисчерпаемых источниках тайного знания и низменных колдовских сил, которыми обладал карлик, Гаспар мог строить лишь неясные, но от этого ничуть не менее пугающие догадки о надвигающемся бедствии. Однако чем дальше, тем отчетливее ощущал он растущее напряжение, предчувствие чудовищной угрозы, что подбирается с темного края мира. Он не мог отделаться от беспокойства и наконец решился, несмотря на несомненное безрассудство подобной затеи, нанести тайный визит в окрестности Илурни.

Хотя Гаспар происходил из зажиточной семьи, в то время он был крайне стеснен в средствах, ибо отец его не одобрял склонности сына к сомнительным наукам. Единственным источником средств к существованию были те жалкие гроши, которые украдкой от отца передавали Гаспару мать и сестра. Этого хватало на скудную еду, оплату комнаты, покупку некоторого количества книг, инструментов и химикалий, но было явно недостаточно, чтобы приобрести лошадь или на худой конец хотя бы мула для задуманного путешествия более чем за сорок миль.

Нимало не обескураженный этим обстоятельством, юноша пустился в дорогу пешком, захватив с собой лишь кинжал и котомку с запасом еды. Вышел он с таким расчетом, чтобы подойти к Илурни в сумерках, когда на небо выйдет полная луна. Часть его пути пролегала через бескрайний темный лес, подступавший практически вплотную к стенам Виона с востока и темной дугой протянувшийся через Аверуань до самого выхода на скалистое плато у Илурни. Пройдя несколько миль лесом, Гаспар вынырнул из зарослей сосен, дубов и лиственниц и остаток дня шел вдоль реки Исуаль по открытой густонаселенной равнине. Наступившая ночь была теплой, и он провел ее под раскидистым буком, неподалеку от маленькой деревушки, без сна, опасаясь грабителей, волков и еще более страшных созданий, которые, по слухам, обитали в безлюдных лесах.

К вечеру следующего дня, преодолев самую старую и дикую область векового леса, он вышел к круто понижавшейся каменистой лощине, что вела к месту его назначения. На этом склоне брала свое начало река Исуаль, которая здесь была всего лишь небольшим ручейком. В коричневых сумерках между заходом солнца и восходом луны Гаспар увидел огни цистерцианского монастыря, а напротив, над нависавшими неприступными обрывами, – мрачную массивную громаду разрушенной цитадели Илурни с мерцавшими над высокими бойницами бледными колдовскими огнями. Кроме этих огней, ничто не наводило на мысль о том, что замок обитаем, и Гаспар пока не уловил того зловещего шума, о котором рассказывали монахи.

Он подождал, пока круглая луна, желтая, точно глаз великанской ночной птицы, не показалась над темнеющей лощиной. Тогда с великой осторожностью, ибо местность эта была совершенно ему незнакома, юноша двинулся к темной громаде замка.

Подъем при свете луны таил в себе немало трудностей и опасностей даже для человека, привычного к подобным восхождениям. Несколько раз очутившись у подножия отвесной скалы, Гаспар был принужден начинать свой нелегкий путь заново, и зачастую его спасали от падения только чахлые кусты, неизвестно как укоренившиеся в этой каменистой почве. Задыхаясь, с изорванной в клочья одеждой и израненными до крови руками, он выбрался наконец на уступ скалистой вершины, к подножию замковых стен.

Гаспар постоял, переводя дух и восстанавливая иссякшие силы. Отсюда виднелись бледные отражения скрытых огней, пробивавшихся из-за внутренних стен высокой главной башни. Юноша слышал многоголосый приглушенный шум, но не мог определить, с какой стороны и на каком расстоянии он раздавался.

За исключением этого далекого непонятного гула, ни один звук не нарушал мертвую тишину ночи. Даже ветер словно бы избегал приближаться к зловещему замку. Незримое тягучее облако парализующего зла неотступно нависало надо всем; и бледная распухшая луна, покровительница ведьм и колдунов, струила зеленоватый яд над осыпавшимися башнями, и царившее безмолвие было древнее, чем само время.

Передохнув, Гаспар двинулся дальше и практически сразу же ощутил, что его прижимает к земле свинцовая тяжесть, куда более зловещая, чем простое утомление. Незримая паутина зла, что набирало силу и ждало своего часа, как будто опутывала его по рукам и ногам, не давая идти вперед. Медленное омерзительное хлопанье неосязаемых крыл раздавалось перед его лицом. Он точно вдыхал ветер, порывами налетавший из бездонных склепов и несших с собой запах тлена. Неслышные завывания, насмешливые или угрожающие, звучали в его ушах, и словно чьи-то отвратительные руки тянули его назад. Но, упрямо нагнув голову, точно сражаясь со встречным ветром, он шел по осыпавшимся развалинам башни дальше, к заросшему бурьяном внутреннему двору.

Двор, по всей видимости, пустовал, а большая его часть утопала в тени оружейных башен и стен. Рядом, в темном здании, Гаспар увидел зияющую пасть проема, который описали монахи. Изнутри исходило бледное сияние, тусклое и зловещее, как болотные огни. Оттуда слышался рокот, в котором уже различалось сплетение множества невнятных голосов, и Гаспару показалось, что он видит мрачные, темные, как сажа, фигуры, снующие туда-сюда по освещенному залу.

Стараясь держаться в тени, он крадучись двинулся по кругу вдоль внутренних стен. В открытую дверь он войти не решился из страха быть замеченным, хотя, насколько он успел разглядеть, вход никто не охранял.

Он подошел к донжону, на стене которого сверху дрожал бледный отсвет, пробивавшийся сквозь разлом в примыкающем к башне длинном здании. Эта брешь находилась на некотором расстоянии от земли, и Гаспар увидел, что раньше на ее месте была дверь на большой каменный балкон. Марш разрушенных ступеней вел по стене вверх, к полуосыпавшемуся остову, и юноша рассудил, что можно взобраться по ступеням и заглянуть внутрь, оставшись незамеченным.

Части ступеней недоставало, и вся лестница утопала в густом мраке. Тщательно выбирая, куда ступить, Гаспар двинулся наверх и лишь однажды застыл в тревоге, когда обветшалая ступенька раскололась под его подошвой и обломок камня с громким стуком упал вниз, на вымощенный плитами двор. Очевидно, обитатели замка ничего не услышали, и некоторое время спустя юноша продолжил свой подъем.

Он осторожно приблизился к большому неровному пролому, сквозь который был виден свет и, скорчившись на узком карнизе, оставшемся от балкона, вгляделся в разворачивающееся перед ним поразительное и ужасающее действо. Детали были столь ошеломляющими, что подлинный их смысл дошел до него далеко не сразу.

Совершенно очевидно было, что все рассказанное монахами – со скидкой на их набожность – отнюдь не было преувеличением. Почти все внутренние стены и перекрытия огромного полуразрушенного здания были разломаны и разобраны, чтобы приспособить его под нужды Натэра, – задача сама по себе сверхчеловеческая, для выполнения которой колдун, должно быть, вдобавок к десятку своих помощников, привлек целый сонм фамильяров.

Огромный зал там и сям освещали огни горнов и жаровен, а от гигантских каменных чанов исходило зловещее мерцание. Даже со своего высокого карниза юноша не видел их содержимого, но над краем одного разливалось белое сияние, а над другим – блеск цвета сырого мяса.

Гаспару доводилось наблюдать некоторые опыты Натэра с воскрешениями, и все эти принадлежности мрачного искусства некромантии были ему более чем знакомы. В определенных пределах он был не слишком впечатлителен, и нельзя сказать, чтобы его сильно напугали неуклюжие призрачные силуэты демонов, трудившихся далеко внизу бок о бок с облаченными в черные одежды учениками колдуна. И тем не менее леденящий ужас сжал сердце Гаспара при виде невероятного, чудовищного создания, растянувшегося по центру зала, – то был гигантский человеческий скелет ста футов длиной, такой огромный, что не поместился бы даже в старый зал замка. А группа людей и демонов, судя по всему, была занята тем, что усердно обтягивала костяную ногу скелета человеческой плотью!

Этот невероятный кошмарный костяк, полностью завершенный, с ребрами, напоминающими своды некоего сатанинского храма, блестел, словно все еще подогреваемый в адской плавильне. Благодаря зыбкой игре света и тени создавалось впечатление, будто скелет, мерцая и переливаясь, живет потусторонней жизнью, трепещет в недобром волнении. Огромные кости пальцев, клешнями скрюченных на полу, казалось, вот-вот сомкнутся вокруг какой-то беспомощной жертвы. Гигантские зубы скалились в застывшей навечно ухмылке сардонической жестокости и злобы. Бездонные провалы пустых глазниц кишели мириадами насмешливых огней, похожих на глаза элементалей, копошащихся в зловещем сумраке.

Эта ошеломляющая и отвратительная фантасмагория, подобная сцене из жизни разверзшегося ада, потрясла Гаспара. Впоследствии он так и не смог решить, в самом ли деле видел некоторые вещи, и мог восстановить по памяти лишь немногое из того, что и каким образом делали люди и их помощники. Смутные, сумеречные, похожие на летучих мышей силуэты летали туда-сюда между одним из каменных чанов и группой людей, одевавших, подобно скульпторам, костяную ногу колосса красноватой плазмой, которую они наносили и формовали, будто простую глину. Гаспару показалось – впрочем, позже он не был до конца уверен, – что плазму эту, блестящую, как перемешанная с пламенем кровь, в сосудах из светящегося розовым чана призрачные летучие твари переносили в когтях. Ни одна из них, однако, даже не приближалась к другому чану, чье бледное сияние с каждой минутой становилось все слабее и слабее, точно постепенно угасало.

Юноша взглядом поискал щуплую фигуру Натэра, которого не обнаружил в собравшейся толпе. Без сомнения, больной некромант – если, конечно, не умер еще от неведомого недуга, который долго подтачивал его силы, словно выжигая изнутри, – был скрыт из виду великанским скелетом и, должно быть, руководил работой людей и демонов со своего ложа.

Совершенно зачарованный всей этой картиной, Гаспар на своем узком карнизе не услышал крадущиеся по-кошачьи шаги того, кто взбирался за ним по полуразрушенной лестнице. Слишком поздно донесся до него стук упавшего каменного обломка, потревоженного ногами преследователя; Гаспар испуганно обернулся и в тот же миг лишился чувств, оглушенный ударом чудовищной силы, не успев даже понять, что, не подхвати его вовремя нападавший, он неминуемо рухнул бы на каменные плиты двора.

5. Ужас Илурни

Вынырнув после долгого погружения в бездны Леты, Гаспар обнаружил, что смотрит в глаза Натэра, непроницаемо-черные, как жидкая ночь, в которой плескались зловещие ледяные огни безвозвратно угасших звезд. В смятении чувств он некоторое время не видел больше ничего, кроме этих ужасных глаз, которые, точно смертоносные магниты, вытягивали его из глубин беспамятства. То ли бесплотные, то ли находящиеся на непостижимо огромном лице, они горели в клубящемся мраке. Затем из этого мрака мало-помалу проступили и остальные черты колдуна, и лишь тогда пленник смог рассмотреть подробности ужасной сцены и осознать, в каком положении очутился.

Попытавшись поднять руки, чтобы ощупать мучительно ноющую голову, Гаспар обнаружил, что они крепко связаны в запястьях. Он полулежал, прислонившись к чему-то твердому, с жесткими гранями и кромками, впивавшимися ему в спину. Ему показалось, что это какой-то алхимический сосуд или горн, некое приспособление из тех, что он видел ранее на полу замка. Пробирные чашки, алудели, реторты, точно гигантские тыквы и шары, в странном беспорядке мешались со сваленными в кучу фолиантами в переплетах с железными пряжками, закопченными котлами, жаровнями и прочими принадлежностями гнусного ремесла.

Натэр, возлежавший на сарацинских подушках с переплетающимся золотым и ярко-алым узором, пристально смотрел на Гаспара со своего ложа, сооруженного из груды персидских ковров и гобеленов, чья роскошь причудливо контрастировала с грубыми стенами замка, покрытыми пятнами плесени и гнилыми грибами. По комнате метались тусклые огни и дрожащие тени, и до Гаспара доносился хор гортанных голосов, раздававшихся где-то позади него. Слегка повернув голову, он увидел один из каменных чанов, чье розовое сияние заслоняли крылья вампиров, сновавших туда-сюда.

Гаспар и Натэр, похоже, были одни. Нападавшие, кем бы или чем бы они ни были, сгрузив бесчувственного и беспомощного пленника перед колдуном, видимо, вернулись обратно к своим нечестивым делам.

– Добро пожаловать, – произнес Натэр после непродолжительного молчания, за время которого его бывший ученик успел заметить признаки неумолимого развития недуга, наложившего страшный отпечаток на искаженные болью черты карлика. – Значит, Гаспар дю Норд пришел повидаться со своим бывшим учителем?

Демоническая громкость этого резкого повелительного голоса совершенно не вязалась с хрупким иссохшим телом, из которого он исходил.

– Пришел, – кратким эхом отозвался Гаспар. – Расскажите мне, что за дьявольским делом вы заняты? И что вы сделали с трупами, которые украли ваши проклятые фамильяры?

Дряхлое умирающее тело Натэра, точно одержимое каким-то сардоническим демоном, содрогнулось на роскошном ложе в долгом, неистовом взрыве смеха – и это был единственный ответ.

– Судя по вашему виду, – продолжил Гаспар, когда зловещий смех наконец стих, – вы смертельно больны, и вам надо спешить, если вы хотите искупить свои гнусные деяния и примириться с Богом, – хотя, конечно, не уверен, что это примирение все еще возможно. Что за гнусное и чудовищное варево вы готовите, чтобы окончательно и бесповоротно погубить свою душу?

Карлика вновь охватил приступ дьявольского веселья.

– Ну уж нет, милый мой Гаспар, – снизошел он наконец до ответа. – Я заключил совершенно иную сделку, нежели та, при помощи которой хнычущие трусы надеются приобрести благорасположение и прощение небесного тирана. Пускай я попаду в ад, коли на то будет его воля, но ад заплатил и будет платить щедрую цену. Я скоро умру, это правда, ибо гибель моя предопределена звездами, но в своей смерти, благодаря милости Сатаны, я снова оживу и отправлюсь, наделенный непобедимым могуществом исполинских Енакимов, воздать по заслугам аверуанцам, которые всегда ненавидели меня за колдовское знание и насмехались над моей внешностью.

– Как можно мечтать о подобном безумии? – вскричал юноша, пораженный нечеловеческим неистовством и злобой, от которой сморщенное тело Натэра как будто на глазах раздулось и стало больше, а глаза запылали адским блеском.

– Это вовсе не безумие, а нечто поистине существующее; возможно, это чудо, но ведь жизнь и сама чудо… Из тел недавно умерших людей, которые все равно сгинули бы в могильной тьме, ученики и фамильяры под моим руководством создают гиганта, чей скелет ты видел. После того как я умру, душа моя переселится из тела в эту великанскую обитель при помощи определенных заклинаний метемпсихоза, относительно которых я дал моим верным помощникам самые подробные указания… Если бы ты остался со мной, Гаспар, а не отступился в своем мелочном чистоплюйстве от всех тех чудес и бездн знания, которые я намеревался тебе открыть, сейчас и ты тоже удостоился бы чести быть в числе тех, кто творит это чудо. А явись ты в своем дерзком любопытстве в Илурнь чуть раньше, я мог бы найти достойное применение твоим крепким костям и мышцам… Такое же применение, какое я нашел всем этим молодым мужчинам, погибшим по несчастливой случайности или лишившимся жизни насильственным образом. Но теперь уже слишком поздно, ибо сооружение скелета позади, осталось только покрыть его человеческой плотью. Мой милый Гаспар, мне нечего с тобой делать – разве что в целях безопасности убрать тебя с дороги. К счастью, для этого внизу под замком есть темница – жилище, без сомнения, несколько мрачноватое, зато, спасибо угрюмым хозяевам Илурни, достаточно прочное и глубокое.

Гаспар был не в состоянии говорить, не то что отвечать на эти странные зловещие речи. Лихорадочно напрягая скованный леденящим ужасом разум в поисках достойного ответа, он ощутил, как спины его коснулись руки незримых существ, явившихся, очевидно, по хозяйскому жесту, которого пленник не уловил. Юноше завязали глаза какой-то плотной тканью, сырой и слизкой, точно саван, и повели сквозь нагромождение странных приспособлений вниз по разрушенным узким ступеням винтовой лестницы, где в ноздри ему ударил зловонный запах застоявшейся воды, едва уловимо отдававший змеиным мускусом.

Вниз Гаспару пришлось идти так долго, что возвращение невозможно было даже вообразить. Зловоние постепенно становилось все сильнее и невыносимее; ступени кончились, приглушенно заскрипели ржавые дверные петли, и Гаспара толкнули на сырой неровный пол, который, казалось, был вытоптан до него мириадами ног таких же несчастных узников.

Он услышал скрежет массивной каменной плиты. Ему развязали руки и сняли повязку с глаз, и в свете трепещущих факельных огней пленник увидел круглую дыру, зиявшую во влажном полу у него под ногами. Рядом лежала поднятая плита, служившая крышкой. Прежде чем узник успел повернуться и взглянуть на лица своих тюремщиков, чтобы узнать, люди то или демоны, его грубо схватили и швырнули в разверстую дыру. Он летел словно бы целую вечность в темноте чернее, чем мрак преисподней, пока не ударился об пол. Лежа в неглубокой зловонной луже, полуоглушенный, он услышал похоронный стук тяжелой каменной плиты, которая неумолимо вернулась на свое место где-то в вышине над его головой.

6. Подземелья Илурни

Холодная вода, в которой лежал Гаспар, в скором времени привела его в себя. Одежда на нем промокла почти насквозь, а склизкая зловонная лужа, как выяснилось после первого же его движения, находилась всего в дюйме от его рта. Где-то во тьме подземелья, сквозь которую не пробивался ни один луч света, равномерно и монотонно капала вода. Шатаясь, Гаспар поднялся на ноги, обнаружил, к радости своей, что все кости целы, и принялся методично исследовать свою темницу. Едва он сделал первый шаг, зловонные капли упали ему на волосы и запрокинутое лицо; ноги заскользили, поднимая брызги затхлой воды; раздалось неистовое злобное шипение, и щиколоток коснулись холодные кольца змеи.

Практически сразу же он уткнулся в шершавую каменную стену и, касаясь грубой кладки кончиками пальцев, попытался определить размеры своего узилища. Оно было более или менее округлым, без углов, и узник не мог даже приблизительно представить себе его очертания. В своих блужданиях он наткнулся на груду камней у стены, возвышавшуюся над водой, где и устроился в относительной сухости и удобстве, вспугнув с насиженного места стайку рассерженных рептилий. Эти создания были, судя по всему, безобидными и, вероятно, представляли собой какую-то разновидность водяных змей, но одно прикосновение к их липкой чешуе вызывало у него дрожь.

Сидя на куче камней, Гаспар мысленно перебирал все ужасы своего положения, бесконечно удручающего и отчаянного. Он узнал невероятный, ошеломляющий секрет Илурни, раскрыл невообразимо чудовищный святотатственный замысел Натэра, но теперь, замурованный в этой омерзительной дыре, точно в подземной могиле, в недрах населенного демонами замка, не мог даже предупредить мир о неизмеримой угрозе.

Котомка с провизией, опустевшая уже более чем наполовину, так и осталась висеть у него за спиной, и, обнаружив, что тюремщики не озаботились отобрать у него кинжал, он заметно приободрился. Грызя в темноте черствую хлебную корку и поглаживая рукоять бесценного клинка, юноша лихорадочно искал хоть какой-нибудь просвет в охватившем его отчаянии.

Он не мог измерить мрачные часы, тянувшиеся с медлительностью илистой реки, в мертвой тишине текущей в подземное море. Лишь нескончаемый звон капель воды – возможно, от скрытых родников, питавших замок в былые времена, – нарушал безмолвие. Но и этот звук в своем унылом однообразии очень скоро стал казаться пребывавшему в полубреду пленнику безрадостным и неумолчным смехом незримых бесов. Наконец, до предела обессиленный, он впал в наполненное кошмарами забытье.

Проснувшись, он не смог определить, какое наверху время суток, ибо в его подземелье царила все та же вечная тьма, не нарушаемая ни единым лучом света, ни даже слабым отблеском. Дрожа, он ощутил дуновение сквозняка, струю сырого нездорового воздуха, которым повеяло на него, словно дыханием мрачных склепов, пробудившихся к тайной жизни, пока он спал. Прежде узник ничего подобного не замечал, и его оцепенелый разум воспрял во внезапной надежде, принесенной этим слабеньким ветерком. Очевидно, где-то была подземная щель или сточная канава, сквозь которую проходил воздух, и, возможно, через нее можно было каким-то образом выбраться из темницы.

Неуверенно поднявшись на ноги, Гаспар принялся на ощупь пробираться туда, откуда тянуло ветром. Что-то неожиданно хрустнуло и сломалось под его каблуками, он потерял равновесие и едва не упал лицом прямо в склизкую лужу с водяными змеями. Прежде чем он успел исследовать препятствие или возобновить свое продвижение, сверху послышался неприятный скрежет, и сквозь открывшуюся щелку в темницу проник луч дрожащего желтого света. Ослепленный, пленник поднял глаза и увидел футах в десяти или двенадцати над головой круглое отверстие, сквозь которое просунулась смуглая рука с горящим факелом. На веревке ему спустили маленькую корзинку, в которой оказались коврига хлеба и бутылка вина.

Гаспар забрал хлеб и вино, и корзинку подняли обратно. Прежде чем факел был убран, а каменная крышка водружена на свое место, он попытался быстро оглядеть свою темницу.

Камера, как он и предполагал, была приблизительно круглой, футов около пятнадцати в диаметре. Помеха, о которую он споткнулся, оказалась человеческим скелетом, наполовину сползшим с кучи камней в грязную воду. Скелет был коричневым и совершенно сгнил, а одежда на нем истлела и покрылась влажной плесенью.

Стену избороздили сочившиеся по ней на протяжении многих столетий ручейки воды, и самые камни, казалось, медленно гнили и разрушались. На противоположной стороне, в самом низу, Гаспар увидел брешь, которую ожидал увидеть: узкое отверстие немногим больше лисьей норы, куда медленно вытекала застоявшаяся вода. При виде этой картины сердце у него оборвалось, ибо, даже если вода была глубже, чем представлялось, дыра все равно выглядела слишком узкой для человеческого тела. Утратив надежду, он побрел назад на кучу камней, и тут подземелье вновь погрузилось во тьму.

Он по-прежнему держал в руках хлеб и вино. У него засосало под ложечкой, и он принялся механически жевать хлеб, запивая его вином. Еда придала ему сил, а дрянное кислое вино обогрело и заронило в голову мысль, которую Гаспар начал усиленно обдумывать.

Осушив бутылку, он пробрался к норе над полом. Входящий поток воздуха усилился, и узник счел это хорошим предзнаменованием. Он вытащил кинжал и принялся ковырять острием полуразрушенную осыпающуюся стену, пытаясь расширить отверстие. Ему пришлось опуститься на колени прямо в омерзительный ил, и все время, пока он копал, вокруг его ног, извиваясь, плавали водяные змеи. Через лаз они, по всей видимости, проникали в темницу и обратно.

Камень легко крошился под острым кинжалом, и Гаспар, воодушевленный забрезжившей надеждой, позабыл ужас своего положения. Он не знал ни толщины кладки, ни характера и размеров подземелий, которые находились за этой стеной, но был совершенно уверен, что они должны как-то сообщаться с внешним миром.

Томительно долгие часы, если не дни, орудовал он своим кинжалом, вслепую расковыривая податливую стену и выгребая мусор, который кидал в воду за спиной. Через некоторое время, распластавшись на животе, он смог протиснуться в лаз и, продолжая рыть, точно трудолюбивый крот, дюйм за дюймом пополз вперед.

Наконец, к огромному его облегчению, острие кинжала встретило пустоту. Гаспар руками проломил тонкую скорлупу преграждавшего ему дорогу камня и, выбравшись из дыры, обнаружил, что очутился на пологой поверхности и даже может встать в полный рост.

Распрямив затекшие члены, узник с величайшей осторожностью двинулся вперед. Он находился то ли в узком склепе, то ли в туннеле, и, вытянув руки, мог одновременно дотронуться до противоположных стен. Пол плавно понижался, а вода становилась глубже и мало-помалу дошла ему сначала до колен, а потом и до пояса. Возможно, этот туннель когда-то служил подземным ходом из замка, но крыша, обрушившись, запрудила здесь воду.

Не на шутку перепугавшись, Гаспар уже раздумывал, не променял ли свою грязную темницу, которую делил со скелетом, на участь еще страшнее. В окружавшей его тьме по-прежнему не было ни проблеска света, а струя воздуха, хотя и сильная, несла в себе запах сырости и плесени, точно из склепа.

Вода между тем становилась все выше и выше. Время от времени касаясь стенок подземного хода, юноша нащупал ответвление, резко уходившее вправо, в пустоту. Выглядело это как вход в перпендикулярную галерею, чей затопленный пол был, по крайней мере, ровным и не уводил вниз, в омерзительную стоячую воду. Исследуя его, Гаспар споткнулся о первую ступеньку ведущей наверх лестницы. Он двинулся по ступеням, отмечая, что с каждым шагом уровень воды понижается, и вскоре очутился на сухой каменной плите.

Узкие разбитые ступеньки, многие из которых, как и лестничные площадки, отсутствовали, бесконечно закручивающейся спиралью уходили в темное чрево Илурни. Воздух здесь был спертым и затхлым, как в могиле, и, надо полагать, воздушный поток, что вывел Гаспара из камеры, брал начало не здесь. Беглец не знал, куда его приведет лестница, как не мог сказать, по ней ли он спускался в свою темницу. Однако же он настойчиво взбирался, делая лишь редкие остановки, чтобы отдышаться, насколько это было возможно в мертвом зловонном воздухе.

Наконец в полной темноте он уловил где-то далеко над головой загадочный приглушенный звук – слабый, но повторяющийся грохот, как будто валились огромные глыбы или неслась лавина падающих камней. Звук был неимоверно грозным и пугающим; он сотрясал окружавшие Гаспара невероятно высокие стены и зловещей дрожью отдавался в ступенях, по которым он поднимался.

Теперь беглец двигался с удвоенной осторожностью и проворством, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться. Ритмичный грохот стал громче и грознее, точно раздавался непосредственно сверху, и юноша припал к темным ступеням, потеряв счет минутам и не решаясь продолжить путь. Наконец звук с ошеломляющей внезапностью прекратился, сменившись напряженной пугающей тишиной.

Не зная, что поджидает его на пути, и терзаясь множеством зловещих догадок, Гаспар осмелился возобновить подъем. И снова в полной тишине раздался звук – отдающееся эхом неясное пение хора голосов, точно исполнявших какую-то дьявольскую мессу или литургию, чьи замогильные тона переросли в нестерпимо высокие трели злобного триумфа. Задолго до того, как юноша узнал слова, его заставил содрогнуться зловещий размеренный грохот, то затихавший, то вновь усиливавшийся, подобно биению сердца гигантского демона.

Лестница вновь повернула, уже в сотый раз на этом мучительном подъеме, и, неожиданно вынырнув из темноты, беглец заморгал в лучах тусклого света, сочившегося откуда-то сверху. Мрачный хор встретил его еще более оглушительным взрывом дьявольского звука, и он узнал слова редкого и могущественного заклинания, которое колдуны использовали лишь для самых жутких и чудовищных целей. Превозмогая страх, Гаспар сделал несколько последних шагов – и понял, что за действо происходит на развалинах Илурни.

Очень осторожно выглянув из люка в замковом полу, он обнаружил, что лестница вывела его в дальний угол того огромного зала, где он видел безумное творение Натэра. Все пространство разрушенного изнутри здания открылось его взгляду, окутанное таинственной дымкой, в которой свет горбатой луны мешался с красноватыми отблесками пламени затухающих горнов и извивающимися разноцветными языками огня, что вырывались из колдовских жаровен.

Поначалу поток яркого лунного света, заливавший развалины, озадачил Гаспара. Потом он увидел, что внутренняя стена, выходившая на замковый двор, почти целиком снесена. Обвал чудовищных глыб, произведенный, вне всякого сомнения, при помощи колдовских чар, и был тем ритмичным грохотом, который юноша слышал, когда выбирался из подземного склепа. Когда бывший ученик колдуна понял, с какой целью разрушили стену, кровь застыла у него в жилах, а по спине пробежал холодок.

Совершенно очевидно было, что с начала его заточения прошел целый день и еще часть ночи, ибо луна стояла высоко на сапфировом небосводе. Омываемые ее холодным блеском, огромные чаны не излучали больше свое странное искрящееся сияние. Ложе из сарацинских материй, на котором в прошлый раз Гаспар видел умирающего карлика, скрывал от глаз клубящийся дым жаровен и кадильниц, в котором десять учеников колдуна, облаченные в алые и черные одежды, творили омерзительный, жуткий обряд, сопровождая его зловещими заунывными песнопениями.