Текст книги "Способные люди"

Глава 15

Четверг, 3 октября

Ругер позвонил, поинтересовался его самочувствием и сообщил, что встреча с заказчиком прошла отвратительно.

– Я понимаю, насколько трудно потерять мать, но ты не мог бы заглянуть к нам прямо сейчас? – спросил он.

Юхан заворочался на диване и попытался придумать ответ, который позволил бы ему остаться дома.

– Ты слышишь меня?

– Угу, – буркнул Юхан. – Но ведь не прошло и недели. Я еще не пришел в норму.

Он услышал, как Ругер откашлялся, тот всегда делал так, когда сталкивался с эмоциями других людей или ему требовалось вести переговоры с потенциальным заказчиком. Юхан как наяву увидел перед собой орлиный профиль шефа, то, как он сердито сжимает челюсти, отчего еще больше становится похож на хищную птицу.

– Когда моя мама умерла, я отчасти находил утешение в работе, – сказал Ругер. – Мне приходилось думать о другом, и от этого становилось легче. Если ты считаешь меня черствым, то абсолютно напрасно. Я, наоборот, хочу помочь тебе.

Юхан подумал о своей матери. Он не разговаривал ни с ней, ни с отцом после происшествия на дороге, просто игнорировал их звонки, а порой даже стирал информацию о пропущенных вызовах. Он боялся, услышав родные голоса, не совладать с собой. Юхан даже не читал их сообщения. Внезапно ему ужасно захотелось втиснуться между ними на диване, как, бывало, делал это в детстве. Глаза наполнились слезами. Он подумал, что детство никогда уже не повторится. То время безвозвратно ушло в прошлое. Но родители всегда любили бы его, несмотря ни на что, даже на преступление.

– Я понимаю, как тебе тяжело, – продолжал гнуть свое Ругер. – Но ты нужен нам именно сейчас. И я говорю в виду в буквальном смысле. – Он снова откашлялся и добавил уже менее решительно: – И будь уверен, я всегда поддержу тебя в трудную минуту.

Юхан и представить себе не мог, что Ругер когда-нибудь станет утешать его. Шеф обычно оставался абсолютно равнодушным к истерикам излишне эмоциональной секретарши Павлинши, которые она неизменно закатывала после очередного неудачного романа.

– Я не хочу давить на тебя, но нам необходимо спасти проект, и действовать нужно прямо сейчас, – сказал Ругер.

– Ладно, – согласился Юхан. – Мне только надо привести себя в порядок.

– Давай быстрее. И, как я уже сказал, для тебя самого лучше будет сконцентрироваться на чем-то другом. Поверь мне, я сам прошел через это.

Юхан долго принимал душ. Одевшись, он еще какое-то время стоял перед зеркалом. Если не считать бледного и измученного лица – он действительно походил на перенесшего страшный удар судьбы человека – в остальном Юхан в своих брюках чинос и самой заурядной из всех возможных рубашке выглядел как обычно.

Наконец он отправился на работу.

Перед входом в бизнес-центр он остановился и, прежде чем переступить порог, несколько раз глубоко вдохнул.

Павлинша с состраданием посмотрела на него. А потом поднялась, подошла к нему и заключила в объятия. С тех пор как Юхан видел ее в последний раз, она покрасила волосы в синий цвет, и от нее сильно пахло пряными духами, из-за чего он, сам не понимая, почему, подумал о мексиканских матронах. А ведь ей было немногим больше двадцати.

– Держись, старина, – сказала она мягко. – Держись. На ней была юбка радужных цветов и слишком обтягивающая футболка. Своей огромной грудью она прижалась к Юхану, и ему стало неловко. Он никак не мог привыкнуть к ее слишком вольным манерам.

Когда Павлинша отпустила его, он заметил, что у нее были красные глаза.

Юхан увидел, как Ругер выглянул из совещательной комнаты, и направился туда. Шеф встретил его в коридоре и похлопал по плечу.

– Ты должен быть сильным сейчас, Юхан, – сказал он с обеспокоенной миной. – Ты должен быть сильным.

Юхан кивнул, а Ругер с силой снова хлопнул его по спине:

– Прекрасно, старик. Прекрасно. Хорошо, что ты сразу подключаешься. У нас тут, скажем так, небольшой кризис.

Потом подошли Хокан, Пелле и Бьорн и выразили свои соболезнования. Они тоже похлопали его по спине, возможно, тем самым пытаясь выказать поддержку.

– Когда тебе полегчает, мы на целый вечер отправимся на природу, – сказал Пелле.

В совещательной комнате сидела Лена и подправляла пилкой ногти. Привычка была дурной, но никто не осмеливался сделать ей замечание, поскольку о ее припадках ярости ходили легенды.

– Прими мои соболезнования, – сказала она, подняв взгляд от рук, но не прерывая своего занятия. Перед ней на столе образовалась маленькая кучка ногтевой пыли. – Тебе, наверное, ужасно тяжело сейчас из-за развода, мамы… – продолжила она. – А тут еще это. Я думаю, тебе следовало бы остаться дома подольше, но у нас, к сожалению, небольшие проблемы.

София грызла шариковую ручку. Юхан заметил, что она нарисовала цветы и лошадей в своем блокноте.

– Ужасно, – пробормотала она. – Я даже не могу представить себе, что можно чувствовать в подобной ситуации. Вообще не представляю, как смогла бы жить без мамы. В общем, если мы можем как-то помочь тебе, только скажи. Мы с Леной умеем готовить, если что.

– К сожалению, нам надо продолжать, – прервал ее излияния Ругер, откашлялся и поправил воротник. – Я действительно не хотел бы показаться бесчувственным, однако слезами делу не поможешь.

– Но Ругер, черт возьми, – возмутилась Лена, – неужели ты вообще не способен сопереживать?!

– Мне жаль, но я просто называю вещи своими именами, – ответил шеф. – Мне тоже хотелось бы, чтобы ничего подобного в наших жизнях не произошло.

– О’кей, – кивнул Юхан. – Вы не хотите наконец рассказать, что пошло не так?

От всех этих разговоров и соболезнований у него слегка кружилась голова, словно он выпил.

София вздохнула и опустила голову на руки. Ругер потянулся.

– Им просто-напросто не нравится предложенное нами решение, – принялся объяснять он. – И главное, мы так и не поняли, чем именно. Их шеф, Калле, оказался жутким типом. «Я не знаю, в чем проблема, чем меня не устраивает ваш вариант, но, по-моему, он плох. Разберитесь с этим». Буквально так и сказал. Ну что за идиотский заказ?! Поэтому мы сейчас должны как-то все переделать, а после нам останется лишь надеяться, что новая версия устроит этого проклятого Калле.

– Тебе тоже необходимо принять участие в работе, – сказала Лена. – Ты всегда лучше других умел ладить с подобными типами. С предложением ведь все нормально. Он не сделал ни одного конкретного замечания. Но ты единственный, кого он слушает.

Это было правдой. По какой-то абсолютно непостижимой для Юхана причине Калле хорошо к нему относился. Он даже не догадывался, почему тот чуть ли не влюбился в него, и сам испытывал к Калле исключительно неприязнь с тех пор, как во время их первой встречи увидел его миловидное, хотя и уже изрядно обрюзгшее лицо.

– Я тоже думаю, что ты смог бы продать имеющийся у нас вариант, – согласился Ругер. – Но сейчас назад возврата нет.

– Он сказал еще что-нибудь? – спросил Юхан.

– Нет. Ни черта, – ответила София. – Совсем ничего. Я разрыдалась в машине, когда мы возвращались домой.

– Я тоже. И Ругер поступил бы также, обладай он способностью переживать, – сказала Лена.

Судя по голосу, она немного злилась. Ее попытка пошутить явно провалилась.

Ругер разложил на столе бумаги – схемы возможного решения. Юхан гордился результатом, и ему оставалось лишь гадать, чем он не устроил Калле. Он не сомневался в качестве проделанной работы, а потому участвовал себя уязвленным.

– София, ты не могла бы высказать свое мнение? – спросил Ругер.

Когда ей требовалось выступать, пусть даже перед небольшой аудиторией, София понижала голос и говорила ужасно монотонно. Когда ей давали слово на встречах или предлагали поделиться соображениями по какому-то поводу, Юхана сразу начинало клонить в сон. Сохранить концентрацию было невозможно. В остальном она считалась звездой компании. Суперодаренной. Настоящей находкой для пиар-отдела… Его мысли снова вернулись к несчастному случаю. Ему вдруг показалось, что кто-то непременно в скором времени обнаружит труп. Чувство это оказалось на удивление сильным, и он почти не сомневался, что так оно все и будет, даже решил проверить новостную ленту и вытащил мобильник из кармана. Первой он открыл страницу газеты «Афтонбладет». Ничего. Во всяком случае, среди последних новостей.

– Черт, Юхан! Ты что, играешь с телефоном? – возмутился Ругер.

– Извини. Я только хотел глянуть время.

Ругер неодобрительно посмотрел на него. Лена вздохнула. София прикусила губу.

– Что ты думаешь о ее предложениях? – спросил Ругер.

– Разумные. Очень разумные, – ответил Юхан. Он не запомнил ничего из выступления коллеги.

– При данных обстоятельствах мы прощаем тебя, – сказал Ругер, который явно раскусил его хитрость и считал себя в праве говорить не только за себя, но еще и за спикера. – Но нам необходимо твое присутствие. Не только в физическом смысле.

Лена вздохнула снова. София, пожалуй, выглядела еще более заторможенной.

– Извини, – пробормотал Юхан. – Я действительно немного не в себе. У меня не очень получается сфокусироваться.

– Я понимаю. Я могу повторить еще раз, – сказала София.

– Я возьму себя в руки, – пообещал Юхан, действительно надеясь на успех.

– Тогда я все повторю? – спросила София и посмотрела на Ругера. – Это не проблема.

Прежде чем Ругер успел ответить, в дверь совещательной комнаты постучали. Не дожидаясь ответа, Павлинша открыла ее и просунула внутрь голову.

У нее было странное выражение лица.

– Юхан. Твоя мама, – сказала она и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

В руке она держала офисный мобильник.

– Она в телефоне, – добавила Павлинша.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Щеки Юхана покраснели, руки вспотели, он тяжело сглотнул.

Лена и София разинули рты, а Юхан лихорадочно пытался найти какие-то слова, чтобы сгладить ситуацию.

– Тебе в любом случае лучше ответить, – сказал наконец Ругер. – Никогда ведь не знаешь, представится ли еще возможность поговорить с потусторонним миром.

– Извините меня. Скорей всего произошла какая-то ошибка, – промямлил Юхан и поднялся.

Стул заскрежетал о пол, когда он отодвинул его назад.

Ругер неотрывно смотрел на него. Казалось, его седые волосы встали торчком от злости. Лицо шефа было красным. Бледные щеки Софии побелели еще больше. Лицо Лены, наоборот, стало почти пунцовым.

– Черт побери, Юхан… – пробормотала она.

Ноги Юхана дрожали, когда он взял телефон из руки Павлинши. Он вышел из комнаты и направился к кофейному автомату, около которого сейчас – слава богу! – никого не было.

Мама радостно поздоровалась, от чего у Юхана аж голова закружилась, и он почувствовал, что вот-вот упадет в обморок. Ему пришлось вцепиться левой рукой в стойку ресепшена, чтобы не свалиться.

– Ты не могла бы перезвонить на мой мобильник? – сказал он тихо.

– Я делала это. Ты не отвечал. Ты не ответил ни на один из наших звонков. И на наши сообщения тоже. Мы с папой знаем, что у тебя ужасно много дел, и на работе, и с разводом, и именно поэтому очень беспокоимся за тебя. Даже начали бояться, не случилось ли чего.

– Но почему ты позвонила сюда?

– Потому что хотели узнать у твоих коллег, не случилось ли с тобой чего дурного.

Ее жалобный голос говорил сам за себя. Маме всегда удавалось вызвать у него угрызения совести, а сейчас на то еще и причина имелась.

– У тебя дома никто не отвечал, поэтому я подумала, что ты на работе, – продолжила она. – И да, я очень волновалась. Вдруг что-то случилось. Я же знаю, как сейчас складываются твои отношения с Мартой. Неужели я поступила плохо? Но и до нее мы не смогли дозвониться. Мы ведь даже не знаем, насколько тяжело она переживает разрыв. Может, она просто не хочет с нами разговаривать?

– Ты можешь перезвонить позднее?

– Ты можешь сделать это сам, если у тебя будет время. В любом случае, было приятно слышать твой голос.

– Мне тоже. Я скоро дам о себе знать, – сказал Юхан и отключился.

У него возникло страстное желание схватить куртку и убежать прочь, но за время разговора его окружили Ругер, Лена и София.

– И как ты объяснишь это все? – спросил Ругер.

Шеф больше не выглядел сердитым, скорее собранным, готовым броситься на свою добычу. Его плечи как будто бы стали шире, руки он слегка расставил в сторону, отчего напоминал стервятника, расправившего крылья.

По спине Юхана стекали капельки ледяного пота. Он пытался думать о том, что это мучительное мгновение все равно скоро закончится. Еще немного, и оно станет историей, останется в прошлом. К сожалению, с помощью таких мыслей ему не удавалось справиться с охватившим его отчаянием и унять дрожь.

– Пожалуй, я немного перегнул палку, – пробормотал он.

– Немного? – переспросил Ругер. – Это ты называешь немного? Неужели?

София и Лена таращились на Юхана так, словно хотели испепелить его взглядами, разорвать на части.

– У тебя есть какое-то разумное объяснение? – спросил Ругер. – В таком случае ты должен дать его прямо сейчас. В течение пяти секунд.

Юхан покачал головой. У него не было ни объяснений, ни времени, чтобы придумать новую ложь. Ругер ухмыльнулся.

– Ты можешь идти, – сказал он. – Ты можешь идти. И тебе, черт побери, не обязательно возвращаться.

– Мне жаль, – пробормотал Юхан. – Мне очень жаль.

– Ты можешь идти, – повторил Ругер.

Юхан ушел. От стыда у него заныл живот. Его мучили мысли о том, что он скажет Марте. И как справится с потерей работы. Он даже не представлял, насколько его жизнь теперь изменится.

Глава 16

Пятница, 4 октября

Последнее за неделю возвращение в учительскую было для него самым худшим.

Петер вел себя как обычно: расположился в углу большого дивана и постарался слиться с его уже прилично выцветшей сине-серой обивкой. Ему хотелось стать как можно более незаметным, лучше всего невидимым, и сейчас коллеги будто бы откликнулись на его безмолвную просьбу, словно договорись друг с другом на сей счет.

Ула, громкоголосый преподаватель психологии, который пришел одним из первых, лишь молча кивнул ему.

Коллеги уже давно перестали спрашивать, чем он собирался заниматься в выходные. Задавать такие вопросы Петеру не имело смысла.

Люди вокруг все рассказывали друг другу о семейных планах или хвастались, как много времени тратят на детей. Кто-то, правда, сетовал, что дети уже выросли и начали жить своей жизнью. Однако Петера в эти разговоры они никогда не вовлекали.

Тем самым они как бы заботились о нем. На самом деле его никто не травил и не игнорировал. Наоборот, слушали с большим интересом, когда он рассказывал о том, что через десять лет вряд ли уже найдется хотя бы один хорошо образованный взрослый, который будет знать разницу между политическим письмом и законопроектом. А еще его слово имело немалый вес, когда дело касалось общественных наук и всего, связанного с американскими выборами.

Однако на человека, который в пятьдесят пять лет продолжал жить с матерью, люди смотрели с опаской. Они редко говорили о марафонах в присутствии прикованной к инвалидной коляске учительницы французского языка Ингелы и точно так же даже не заикались о личной жизни Петера, когда тот находился рядом. Но ему уж точно хватало ума понять, что они порой обсуждали его и наверняка не в самом положительном ключе.

– Такое случается с некоторыми, – сказала как-то учительница рисования Таня, когда всем вдруг приспичило поговорить о безбрачии.

При этом она посмотрела в сторону Петера с ободряющей улыбкой, тем самым пытаясь продемонстрировать свое сочувствие, но сделала все только хуже.

Он поднялся и прошел мимо Улы, чтобы налить себе кофе.

«Боже, неужели я и дальше буду молчать, даже тогда, когда могу планировать выходные исключительно по собственному желанию, – подумал он. – Я ведь больше могу не скучать. Отныне я могу ввязываться в приключения! Дать волю своим страстям! Заниматься черт знает чем!»

– Я думаю сходить за грибами, – сказал Петер, вернувшись на свое место.

Он произнес слова осторожно, словно на пробу, и тут же сам понял, как неловко это прозвучало. Но с чего-то ведь надо было начинать.

– Ничего себе! – воскликнул Ула, и Петер почувствовал себя героем.

Стена молчания, все это время окружавшая его, начала рушиться. И пусть из нее пока выпало лишь несколько камней. Да и Ула его явно одобрял.

– Я могу подсказать тебе шикарное место, – предложил он.

Учительская постепенно заполнялась, и Ула принялся старательно вовлекать коллег в разговор или, скорее, лекцию о грибах, поскольку он, Петер, играл в нем главную скрипку. С плеч Петера как будто свалился тяжелый груз, он наконец стал частью компании и последний час рабочей недели уже не оставит на душе горький осадок, а выходные пройдут легко и радостно.

Возможно, именно этого ему и не хватало. Здоровой активности.

«Пожалуй, я даже могу поехать в музей акварели на побережье», – подумал он.

«Пожалуй, я даже могу позволить себе выпить там кофе», – подумал он после и почувствовал вдруг к себе такую нежность, какую давно уже не испытывал. Перед ним открывались широкие возможности. Например, он уже мог больше не думать о том, что бутерброды в школьном кафе стоят очень дорого.

И даже мог вступить в любительский хор.

Ему не нужно было теперь сидеть дома с утра до вечера. Он хотел иметь свои личные интересы, чтобы ему было о чем поговорить с другими.

«И я могу пользоваться маминым автомобилем», – подумал он. Машина все равно стояла без дела. И он решил в эти выходные попробовать по-настоящему насладиться жизнью.

До места, о котором говорили коллеги, было не слишком далеко. Ула показал, где оно находилось, на карте Гугла, когда остальные напряженно слушали его. Конечно, он вряд ли смог заинтересовать коллег своими неловкими рассуждениями. Все дело было в обаянии Улы, умевшего очаровывать любую аудиторию, и неважно было, о чем он говорил. Учительница рисования Таня, например, молча слушала его даже тогда, когда он разглагольствовал о футболе.

Сейчас же Петер вещал о грибах и чем дольше делал это, тем более привлекательной казалась ему идея отправиться в лес. Заветная делянка находилась неподалеку, и он мог потешить свою душу уже этим вечером, если отправиться в дорогу сразу после работы. И снова в этом не было ничего невозможного. Он мог позаимствовать ведро в школьной кладовке, пособирать до темноты, а на следующий день вернуться. Это было намного лучше, чем провести еще одни выходные у телевизора.

Глава 17

На работе Анне пока удавалось поддерживать впечатление, будто ее жизнь оставалась все такой же безоблачной, как и прежде, и она небезосновательно гордилась собой. Ей и в голову не могло прийти, что кто-то из коллег заметил, сколь отвратительно она себя чувствовала в последнее время. Все обращались с ней как прежде, она не ловила на себе вопросительных взглядов и, как обычно, непринужденно болтала с коллегами за обедом и все так же смеялась над их скучными шутками.

И даже тогда, когда вспоминала о произошедшем, то умудрялась ничем не выказать своего волнения.

Во всяком случае, все было хорошо вплоть до этого дня. Еще до полудня она пролила кофе, забыла тампоны на письменном столе, а во время утренней летучки сильно нервничала по непонятной причине и у нее никак не получалось сосредоточиться, когда Стефан монотонно рассказывал о том, как они смогли бы улучшить дошкольные учреждения муниципалитета при нынешнем крайне незначительном увеличении бюджета.

Он стоял перед висевшей на стене совещательной комнаты большой картиной, на которой была изображена городская ратуша в дождливую погоду, и бубнил, казалось, целую вечность.

Неужели ради этого она училась и брала студенческие кредиты?

Для чего, собственно? И вообще, если говорить обо всех серьезных решениях и поступках в нашей молодости, разве можно знать их последствия наверняка? Разве она могла представить себе когда-то, что после всех лет учебы будет сейчас сидеть здесь и слушать нудную болтовню Стефана, или ее изначально счастливый брак с Магнусом превратится в черт знает что, а вдобавок она еще и по собственной воле захочет порвать с тем единственным мужчиной, который мог сделать ее по-настоящему счастливой.

Когда совещание закончилось, Анна вернулась в свой офис, закрыла дверь и долго таращилась на отпускную фотографию своего семейства, стоявшую в рамке на письменном столе, прикусив губу и чувствуя, как паника охватывает ее. Снимок сделали в южной Франции, когда Магнус трудился IT-консультантом и она еще любила его. Были ведь в ее жизни и такие времена. В ту пору она действительно любила мужа.

На обручальном кольце были выгравированы их имена – «Магнус и Анна Эк». Магнус даже настоял на том, чтобы они носили общую фамилию, тем самым они, по его мнению, показывали, что по-настоящему принадлежали друг другу. И теперь Анна отчетливо понимала, что полиция легко найдет ее, если случится худшее.

Она не должна была потерять кольцо в лесу. Анна пыталась избавиться от страшных видений, которые воображение раз за разом рисовало в голове. Тех, где полиция арестовывает ее, где она сидит одна в камере, где она узнает, что никогда уже не сможет увидеться с малышами, и где она выходит из тюрьмы мужеподобной бабищей с татуировками и прической маллет, когда дети уже стали подростками и стыдятся своей мамы-убийцы…

Анна вздрогнула. Это ведь были не просто фантазии, а реальная возможность. Полиция могла в любой момент прийти к ней на работу, коллеги стали бы глазеть на то, как ее в наручниках уводят прочь. И Анна знала, что попыталась бы объяснить происходящее недоразумением, заявила бы, что никогда не стала бы прятать мертвую женщину в лесу с целью скрыть супружескую неверность.

О чем, собственно, они думали, она и Юхан? Почему он не настоял на своем и не позвонил в полицию? Почему она сама так испугалась того, как на Сикстене скажется развод, что выбрала гораздо худшую альтернативу? А ведь сын в последнее время выглядел почти нормальным. Конечно, проблемы время от времени возникали, но персонал детского сада особо не беспокоился по этому поводу.

Она не понимала, как вообще могла принять подобное решение. Было такое чувство, что вместо нее действовал какой-то другой человек.

Анна тяжело опустилась на стул. Кольца не было и на работе. Она несколько раз глубоко вздохнула, а потом со всей силы ударила по столешнице. Нужно было действовать и немедленно.

Она отправила сообщение Юхану в надежде, что кольцо упало где-то в его машине.

«Кольца я не видел. Машина на свалке. Ее все равно больше нет, – написал он. – Это был наилучший вариант после случившегося. Она могла стать уликой».

«Он что, рехнулся? Кто пишет такое открытым текстом?» – подумала Анна.

Так она и написала в ответ. Боже, как неосторожно с его стороны. Кто мог знать, а вдруг полиция все-таки будет проводить расследование.

Анна проверила все карманы брюк и куртки. Она вытряхнула содержимое сумочки. Открыла все ящики письменного стола. Заглянула во все папки и коробки. Ей надо было снова обыскать дом, а потом решить, стоит ли вернуться в лес и попробовать найти место преступления или надо постараться забыть о кольце, которое сейчас, возможно, спокойненько себе лежит на земле, тускло поблескивая среди опавших листьев и жухлого мха.

Ей нужно было покурить, и как можно скорее.

Анна взяла сумочку, спустилась к входу, махнула рукой старухе Элизабет, которая забирала коробку с бумагой для принтера у прыщавого курьера. Выйдя наружу, она закурила и посмотрела в сторону станции, расположенной напротив. В это время суток вокруг было пустынно, Анне на глаза попались только несколько мужчин в возрасте, одетых в темно-синие пальто, с одинаковыми портфелями. Они выглядели настолько похожими, что могли даже знать друг друга, однако на перроне стояли порознь, уткнувшись каждый в свой мобильный.

– Вот ты где! – услышала она голос у себя за спиной. – Ты что, куришь?

Анна обернулась. В дверях стоял ее шеф Кай.

– Вот, значит, какой у нас день, – продолжил он. – Не одолжишь сигарету?

Анна достала пачку и зажигалку из сумочки.

– Спасибо, – улыбнулся Кай. – У меня тоже сегодня не задалось.

– Что случилось? – вяло поинтересовалась Анна.

– Небольшой завал, – пожал он плечами.

Анне всегда нравился Кай. Ему было уже далеко за пятьдесят, но он казался молодым. Седовласый, но довольно крепкий, он относился к той породе людей, которые всегда все делают увлеченно, чем бы они ни занимались. Он регулярно участвовал в марафонах и выглядел на удивление свежим. Всегда был весел и любезен, но никогда не выходил за рамки приличия. Однако при необходимости мог и наорать, хотя делал это довольно редко. За такого человека она, пожалуй, могла бы выйти замуж. Иногда ей даже становилось любопытно, как он выглядит голым. Кай всегда казался очень спокойным, а по словам ее подруги, Йонны, у таких мужчин был большой член. И ей было интересно, была ли теория Йонны верна в случае Кая.

– Как у тебя дела в семье? – спросил он. Ему несколько раз случалось видеть ее детей, когда они приходили с Анной в офис.

– Хорошо… по-моему, – ответила она и попыталась изобразить на лице некое подобие улыбки. – Хотя, честно говоря, похвастаться особо нечем.

Кай слабо усмехнулся, особо радостным он не выглядел.

– Мне тоже. У меня рак, – сказал он.

– Как так?

Анна поняла, насколько глупо звучал ее вопрос, но ведь это не могло быть правдой? Он же выглядел таким здоровым, бодрым и хорошо тренированным?

– Лучше не говори ничего другим.

Анна не поняла, почему он доверился именно ей. Впрочем, между заядлыми курильщиками порой возникали особые отношения. Но ведь они просто баловались сигареткой время от времени, дымили иногда после обеда – не больше.

– Стоит ли тебе тогда курить? – спросила она и сразу же пожалела о сказанном. Но Кай хорошо воспринял ее слова и рассмеялся.

– Как раз сейчас я могу себе это позволить. Ведь мне не надо больше беспокоиться, что у меня будет рак. Не так ли?

– Все настолько серьезно?

– Скоро узнаю.

– И как ты себя чувствуешь?

Кай провел рукой по своим красивым седым волосам.

– Я не знаю, но решил пока меньше работать.

Анна кивнула. Будь у нее рак, она просто бросила бы работу.

– Я хочу проводить больше времени с детьми, на случай, если мне не повезет, – продолжил он. – Но захотят ли они того же? Не знаю. Они ведь уже подростки. Скоро станут совсем большими.

Он улыбнулся, но она увидела, что его глаза увлажнились.

Сейчас она уже не знала, что сказать. Кай на мгновение заключил ее в объятия, и такое поведение было ему совсем не свойственно. Когда он разомкнул руки, Анна еще какое-то время продолжала держать его. Он пах приятным мужским парфюмом. Она уткнулась головой в его плечо.

– Ничего, – сказал он. – Все будет в порядке.

В конце концов он осторожно освободился из ее объятий.

– Спасибо, Анна. Все образуется, – сказал он и развернулся.

Она смотрела, как он вошел в дверь. Рак. Как человек мог ходить на работу как ни в чем не бывало после такого?

Анна вытащила мобильный из сумочки и позвонила Магнусу.

– Привет, любимый, – сказала она и скривилась на последнем слове. – Ты можешь взять детей из садика? Мне надо съездить по одному делу, так что я приду домой и заберу машину.

Он, конечно, тяжело вздохнул, но Анна уже была привычна к его представлениям. Был лекционный день, а значит, Магнусу нужно было вернуться из университета пораньше. Он пробормотал, что все нормально, и она отключилась. Магнус даже не успел сказать «пока».

Анна отпросилась, сославшись на плохое самочувствие, забрала одежду из комнаты и пошла домой пешком. Она собиралась перевернуть дом вверх дном, по крайней мере, те комнаты, которые посещала.

Четыре часа спустя она стояла и курила на площадке отдыха в лесу. Поиски в доме заняли три часа, после чего она запрыгнула в машину и уже пару раз останавливалась, думая, будто нашла правильное место, но в итоге понимала, что ошиблась. Честно говоря, она толком не помнила его, о том вечере у нее вообще остались туманные воспоминания. А значит, она выглядела бы не лучшим образом, дойди дело до суда.

Анна горько сожалела, что не надела шерстяной свитер, но мы все крепки задним умом. Она не подумала о погоде, когда отправилась в дорогу, и ограничилась только резиновыми сапогами, прихватив с собой еще дождевик, который смогла бы выбросить на обратном пути и который взяла исключительно на тот случай, если ей понадобится перетаскивать тело, чтобы найти кольцо.

«Еще три места. Три остановки, а потом назад», – подумала она и, погасив сигарету, села за руль.

Анна проехала совсем немного, когда ее, казалось, кто-то толкнул под руку. Во время предыдущих остановок она была почти уверена, но сейчас уже не сомневалась в своей правоте. Она ехала довольно быстро, поэтому ей пришлось развернуться и немного вернуться назад. Хорошо еще, вокруг не было ни души, но все равно маневр потребовал особой осторожности, поскольку дорога была довольно узкой. Возникла бы куча новых проблем, если бы машина съехала в кювет.

Анна затормозила у обочины там, где по ее мнению, все и произошло, и подумала, что зря отправилась в поездку столь спонтанно, толком не подготовившись. Ей следовало бы захватить с собой туалетную бумагу на случай, если кто-то будет проезжать мимо и проявит любопытство. Теперь же оставалось только радоваться, что у нее по крайней мере хватило ума взять с собой резиновые перчатки. Она настороженно огляделась и, убедившись, что дорога пуста, надела дождевик.

Анна перепрыгнула через канаву и пошла прямиком в лес. Она тяжело дышала, ноги у нее так дрожали, что, казалось, могли подвести в любой момент. Упади она здесь, ей пришлось бы возвращаться домой с ног до головы покрытой потным слоем грязи.

Она почувствовала зловоние почти сразу же и, остановившись, задумалась, действительно ли ей нужно идти дальше? Да, конечно.

Если бы кто-то нашел кольцо у канавы, она могла бы сказать, что ходила по нужде. Но если бы его обнаружили рядом с трупом, такое объяснение уже не прошло бы.

Она сделала глубокий вдох и шагнула в лес, боясь упасть в обморок – только этого ей сейчас и не хватало, и оказалась на месте на удивление быстро. Как они с Юханом ни старались, им удалось оттащить женщину от дороги не более чем на десять метров. Это выглядело невероятным, не соответствовало картинке, оставшейся в памяти. Может, кто-то передвинул тело?

Воспоминания о жутком зрелище, представшем перед Анной, когда она подошла к телу, потом еще долго преследовало ее, как бы она ни старалась прогнать его из головы раз и навсегда. Все оказалось еще хуже, чем она могла себе представить, хотя этому, пожалуй, не стоило удивляться, ведь лес кишмя кишел дикими животными.

Хорошо еще, она взяла с собой дождевик и перчатки. Кольца, похоже, рядом с телом не было. И Анна, стараясь дышать через рот, только бы не чувствовать тошнотворный запах, попробовала чуточку приподнять его, сначала ноги, а затем плечи. При этом она пыталась внушить себе, что перед ней был не настоящий труп, а просто дурно пахнувшая кукла, слишком долго пролежавшая в лесу.