Текст книги "Россия. Снова эксперимент"

На первый взгляд, все шло прекрасно. Шли демократические перемены в жизни общества, внедрялась гласность, пусть и дозированная… Обществом овладела эйфория. Овладела настолько, что миллионы людей в рабочее время льнули к телевизорам и радиоприемникам, восхищаясь интригами заседаний Верховного Совета и съездов народных депутатов. А бедная работа в это время стояла. Поэтому, и не только поэтому, резко упала трудовая дисциплина. Но, похоже, это уже никого не волновало. Все должно было свершиться по воле божьей и горбачевской.

Естественно, в экономике никаких позитивных сдвигов не произошло. Наоборот, положение даже ухудшилось. Вот к чему привело то, что политика пошла впереди экономики. В этих понятиях была нарушена элементарная последовательность. А попытки внедрения сначала первой, а затем и второй моделей хозрасчета можно было расценить лишь как выдающиеся провалы. Еще Андропов неоднократно повторял, что мы, дескать, не знаем общества, в котором живем. Не знал его и одержимый благими намерениями Горбачев. Он не уловил процесса разложения номенклатуры, прежде всего, его среднего звена, которое на местах своей некомпетентностью и безразличием губило все его начинания в реформировании экономики. Особенно удручает тот факт, что на финише своего правления он планировал создание в Сибири большого нефтехимического комплекса. Это было как раз в то время, когда существенно упала цена на сырую нефть. А продукты ее переработки стали бы на порядок дороже, поскольку основную долю цены в этом варианте составляет не сырье, а труд. О препятствиях на пути к осуществлению того плана пишут авторы книги [175, стр.172]: «Тогда к сожалению, политическая неразбериха не позволила довести разумную идею до осуществления. Одним из активнейших оппонентов проекта оказался заместитель главного редактора ежемесячника «Коммунист» Егор Тимурович Гайдар». Там же авторы отмечают: «Впрочем на всех последующих постах он (Гайдар – К.Х.) проявлял столь впечатляющую нечувствительность к стратегическим планам». Как в воду смотрели авторы, в чем мы убедимся далее. А как бы реализация того плана Горбачева пригодилась в наше время, когда страна прочно села на «нефтяную иглу».

К тому же в самой верхушке возглавляемой им партии произошел раскол. Значительная часть ее была настроена на углубление реформ. Другая, консервативная часть, иногда скрытно, а порой и явно, выражала недовольство и даже противилась. И не только в области экономики, но и во внутренней политике. Особенно это проявилось на заключительном этапе правления Горбачева. Так, без его ведома были жестоко подавлены демонстрации в Вильнюсе и Тбилиси. Особенно страшным было преступление в Тбилиси, где подручные генерала И. Родионова преследовали и убивали саперными лопатками безоружных женщин. Именно эта бесчеловечная акция 9 апреля 1989 года положила начало подрыву вековой дружбы русского и грузинского народов. Впоследствии этот процесс все обострялся и в конечном счете привел к войне в августе 2008 года. Вся страна наблюдала по телевидению, как на заседании Верховного Совета пытались обвинить Родионова в его изуверстве и как консервативное ядро стало его выгораживать. Но тут Родионов выдал сам себя: «Это была маххрровая…». Здесь микрофоны были моментально выключены, но и этого было достаточно.

А пока начали вводиться новые формы собственности. Но в стране, так неудачно строившей в последний период социализм, так же неудачно создавались и эти новые формы. Прежде всего, речь пойдет о кооперативах, и не будем дискредитировать саму идею создания кооперативной собственности. Но явно было необходимо на первых порах рост этого вида собственности поставить в какие-то рамки. Следовало первоначально ограничить кооперативы сферой услуг населению в области быта или чем-то близким с этим, т. е. в тех щелях, куда государственным структурам, увлеченным масштабностью своей деятельности, недосуг было запустить свои руки. Очень важно было на первых порах, чтобы заработки в кооперативах достигались трудом, а не спекулятивными операциями, чтобы в кооперативы людей привлекали не столько высокие заработки, а лишь независимость от чиновников и начальства. Другими словами, в труде там главным стимулом должна была стать самостоятельность. Подчеркнем еще раз – все эти ограничения только на первых порах, ибо быстрое накопление большой массы незаработанных денег – это прямой путь к инфляции. Так оно и получилось на деле. А в мелких кооперативах доминирующее положение занял шашлычник, подешевле где-то скупивший мясо и втридорога продававший свою продукцию. К тому же кооперативное движение сразу приняло такой размах, что охватило практически все отрасли хозяйства, что одноразово никак нельзя было допустить.

Даже на крупных предприятиях возникали кооперативы, которые параллельно производили ту же продукцию, что и основное производство, или близкую к нему, пользуясь дармовой электроэнергией и прочими энергоносителями самого предприятия. Многие работники предприятия являлись одновременно членами кооператива, зарабатывали и здесь и там. На многих предприятиях едва ли не основной деятельностью прилипших кооперативов стало превращение безналичных денег в наличность. Не секрет также, что значительная часть кооперативов явились фактически предприятиями по «отмыву» ранее добытых неправедным путем денег. Наделавшие много шума сомнительные сделки (так и не получившие настоящей правовой оценки), такие как дело АНТа, Арт. Тарасова и др., лишь усугубили негативный образ кооперативов. Кооперативы не создали конкурентной среды, как ожидалось, а стали еще большими, чем государственные предприятия, монополистами, дав стимул росту цен. Доходы воротил кооперативного бизнеса росли баснословно. Войдя в роль, они посмеивались над беспомощностью перед ними государства, в своем кругу признаваясь, что оно для них превратилось в своеобразный Клондайк. Так уже упомянутый чуть выше Артем Тарасов, ушедший недавно в мир иной, организовал в 1987 году кооператив «Техника» и стал во главе его. За 2 года его зарплата увеличилась… до 3 млн. рублей. И это в то время, когда наибольшая зарплата не превышала 200 руб. После упомянутой выше сделки он в целях профилактики бежал в Англию, а в Россию вернулся уже при ельцинской вседозволенности. Огромная масса незаработанных денег, в конечном счете, набросилась на прилавки магазинов, сметая оттуда все товары. Кооперативы закупали все подряд, рассчитывая, и не без оснований, на постоянный рост цен, позволяющий продать закупленное подороже. К 1992 году полки всех магазинов оказались пустыми. Набирал силу инфляционный процесс, предтеча «спасительных» реформ. Произошло в массовом масштабе слияние кооперативной собственности с ранее возникшей и вышедшей на поверхность теневой. «К моменту последнего коммунистического правительства и экономика, и политика, и общественная жизнь России были уже глубоко пронизаны отношениями черного, теневого рынка», – так характеризует ситуацию писатель Л. Тимофеев в статье «Последний грех интеллигенции…» [151].

А тем временем государственный сектор экономики добивался экспериментами, связанными с безуспешными попытками внедрения моделей хозрасчета. К этому добавились негативные последствия нового закона о предприятии, фактически освобождавшего директоров от выполнения указаний сверху. Теперь директора, представляющие среднее звено «ожиревшей» номенклатуры, сами решали, какую продукцию им выпускать. Естественно, более привлекательным оказался выпуск дорогостоящего ассортимента. В результате произошло полное вымывание из торговли дешевого ассортимента товаров, доступных рядовому покупателю. И так каждое благое мероприятие оборачивалось своей негативной стороной.

После всех этих неудач взоры обратились к введению рыночных отношений в экономике. С чьей-то легкой руки они стали рассматриваться, как наиболее радикальное средство, как панацея от всех бед. При этом никому не приходило в голову, что в капиталистическом мире рыночные отношения не вводились никем, а сами развивались в результате естественного развития общества. Надо сказать, что Горбачев сначала противился введению рынка, очень долго противился. «Вы хотите мужика через рынок, через колено…», – звучало в одном из его выступлений. Однако уже к концу эпохи своего правления он твердо заявлял, что альтернативы рынку нет. Мы уже отмечали, что, в отличие от консервативного Андропова, Горбачев обладал способностью к эволюции мышления. К сожалению, эта положительная сторона в создавшихся условиях принесла больше вреда, чем пользы. А главная беда, что Горбачев не осознавал (не осознавал почти никто), что перестройку ему делать не с кем. Болезнь общества, и прежде всего, номенклатурного класса, приняла уже необратимый характер. Уже к концу своего правления, чувствуя тупиковость ситуации, он в своих решениях стал метаться между демократами и консерваторами. Это и вызвало вопрос со стороны первых: «С кем Вы, Михаил Сергеевич?»

В 1988 году Горбачев подошел к экватору своей деятельности. По воле судьбы этот экватор как раз и разделил рейтинг его популярности. Если до экватора он все время набирал популярность, то после него она начала постепенно сходить по убывающей. Решающая ошибка была допущена в том же злополучном 1988 году, когда на XIX партконференции Горбачев провозгласил разделение властей. Партии при этом отводилась роль идеологического руководства, хоть идеология была уже мертва, а бразды управления хозяйственной деятельностью были переданы беспомощным Советам. Казалось бы, незначительная оплошность, а на самом деле, решающая ошибка, имевшая весьма серьезные последствия. Ведь в кармане руководителя всегда был партийный билет, и никакой другой. Каким образом Советы могли воздействовать на этого руководителя? Партбилет выражал его зависимость от партии, а не от Советов. На этой зависимости в течение многих лет функционировала номенклатурная пирамида. Теперь она была обречена на разрушение. Несмотря на постоянное скольжение вниз советской экономики последнего периода, только партия могла управлять ею, используя указанную зависимость. Приходится повторять, что партбилет в кармане руководителя служил двигателем социалистической экономики. Только благодаря этому двигателю ржавое колесо ее еще вращалось. Лишившись его, маховик начал раскручиваться в обратную сторону. Резко упала плановая дисциплина, сплошь и рядом перестали выполняться договорные обязательства, рвались связи (пусть во многом искусственные) между предприятиями. За счет всех этих явлений увеличился дефицит товаров народного потребления и продовольствия. И как обратная связь, утеря партией столь важной функции принизила ее роль в жизни страны, высветила ее ненужность, ибо идеология, на которую была ориентирована деятельность партии, как уже отмечалось, была давно мертва. Кончилось многолетнее комфортное существование КПСС. Последующие три года прошли под знаком дальнейших утрат ее позиций вплоть до полного краха в августе 1991 года.

Так что, допустив неосторожность, Горбачев практически пустил партию под откос. Очень резко об этом шаге Горбачева высказывается автор книги о нем О. Давыдов. «Не хочет понять того, что «руководящая роль партии» – именно краеугольный камень того государства, в котором мы вместе с ним жили, его – как угодно – конститутивная или конструктивная особенность. Не может понять, что без этой «руководящей роли партии» советское государство разрушается автоматически. Хорошо это или плохо – вопрос другой, но – именно так Советский Союз был устроен. Если замковый камень, каковым была КПСС, вынимают из свода сознательно, чтобы разрушить империю зла, я это понимаю и даже приветствую, хотя предпочел бы, чтобы предварительно была создана какая-то другая конструкция, поддерживающая свод. Но если человек вынимает этот камень нечаянно, не зная, что он, собственно, делает, вынимает просто потому, что с комсомольской юности не любил руководить хозяйственными процессами, а любил заниматься «чисто политической работой», я это, конечно, могу понять, но предпочитаю, чтобы такие люди все-таки (из уважения к Михаилу Сергеевичу не будем повторять, какого рода деятельность предлагает автор своему герою, а ограничимся многоточием. – К. X.)… а не руководили страной» [18, стр., 220, 221].

Сейчас, рассматривая то событие сквозь призму времени, трудно удержаться от удивления, как можно было допустить такую оплошность. Остается лишь согласиться, что на всякого мудреца довольно простоты. Но где было в это время его ближайшее окружение? Особенно консервативное ядро. Неужели никто из них не понимал, чем это чревато? Остается лишь признать и повторить опять: Горбачеву не с кем было делать перестройку. А после описанных событий в партийной среде все больше ощущалось его одиночество. Попытка его по ходу движения перепрыгнуть в созданные им же новые структуры власти (институт президентства) мало что изменила. Лишившись поддержки той среды, которая его взрастила и возвела к вершине власти, он уподобился Антею, лишенному связи с матерью-землей Геей. Несмотря на все его метания из стороны в сторону, процесс, набравший инерцию, пошел настолько интенсивно, что сдуло, как ветром, партию и государство, им возглавляемые. Сдуло его самого с вершины власти. Падение его, правда, не было столь болезненным, как это случалось в советской истории, благодаря тому, что за годы своего правления он успел обеспечить себе демократическую «подстилку». Крах КПСС обернулся в конечном счете распадом Советского государства и одновременно концом первого эксперимента.

Успех того или иного властителя либо политического деятеля зависит, кроме его личных способностей, от такого важного фактора, как исторический процесс. Поясним это на примере Наполеона. Наделенный незаурядными способностями, он длительное время, будучи корсиканцем, т. е. представителем нацменьшинства, не мог добиться подобающих ему высших чинов в армии. Его амбициозность и целеустремленность не находили возможности самореализации. Он даже помышлял о самоубийстве. Но вскоре путь ему открыла Французская революция 1789 года, которая покончила с устоявшимися предрассудками и помогла вознести его на вершину славы и власти. Это был сопутствующий ему исторический процесс. С Горбачевым судьба обошлась более сурово. Он не попал в струю исторического процесса перелицовки номенклатуры. Зато в эту струю удачно вписался его оппонент Б. Ельцин. Впрочем, оппонентом его можно назвать чисто условно, ибо в его позиции не было определенности, руководствовался он исключительно принципом «а Баба-Яга против». Можно даже с большой долей вероятности предположить, что если бы Горбачев стал проводить рыночные реформы, Ельцин выступал бы против них. Еще дальше зашел в догадках Б.Федоров [118, стр. 25]: «Стань он Генеральным секретарем коммунистической партии, он бы защищал коммунизм изо всех сил, ничуть не щадя демократов и реформаторов. Нам очень повезло, что не Ельцин спасал коммунизм. У меня нет в этом никаких сомнений».

Хотя эпоха Горбачева и завершилась крахом Советского государства, нельзя не отметить и позитивные результаты его деяний. Прежде всего, он сумел прекратить затеянную его предшественниками бессмысленную войну в Афганистане. Был достигнут ощутимый прогресс в вопросе сокращения вооружений, да и вообще в глазах Запада Советский Союз, а за ним и Россия, перестали быть «империей зла». Был вызволен из горьковской ссылки академик А.Д.Сахаров, и прекратились преследования инакомыслящих. Получили свободу бывшие страны социалистического лагеря и произошло объединение Германии. Но от остальных начинаний Горбачева остались лишь благие намерения. Особенно удручает тот факт, что на финише своего правления он планировал создание в Сибири большого нефтехимического комплекса. Это было как раз в то время, когда упала цена на сырую нефть. А продукты ее переработки, «где основную долю цены составляет не сырье, а труд» стали бы существенно дороже. «Тогда, к сожалению, политическая неразбериха не позволила довести разумную идею до осуществления. Одним из активнейших публичных оппонентов проекта оказался заместитель главного редактора ежемесячника «Коммунист» Егор Тимурович Гайдар (в то время – К.Х.).» [175, стр.172]. Там же авторы отмечают: «Впрочем на всех последующих постах он (Гайдар – К.Х.) проявлял столь же впечатляющую нечувствительность к стратегическим планам». Как в воду смотрели авторы, в чем мы убедимся далее. А как бы это пригодилось в наше время, когда страна прочно села на «нефтяную иглу».

Как раз на финише правления Горбачева обострилась борьба между ним и Ельциным. Собственно, слово «борьба» звучит здесь не совсем точно. Горбачев правил и терпел неудачи, на которых Ельцин набирал очки. На этом фоне взоры демократов, сторонников более радикальных реформ, а также откровенно деструктивных элементов обращались в сторону Ельцина. При поддержке всей этой разношерстной компании Ельцин стал во главе Российской Федерации и начал проводить курс, совершенно самостоятельный от центра. Венцом этих действий стал отказ России вносить свою долю в союзный бюджет, что буквально взорвало финансовую систему Союза.

Безошибочный инстинкт подсказал Ельцину линию поведения во время августовского путча 1991 года. После провала путчистов и вызволения Горбачева из форосского заточения последний уже смотрелся как свадебный генерал на пиру победителей во главе с Ельциным. Для того, чтобы легимитизировать свою власть, Ельцин умело воспользовался фактором Кравчука, примазавшегося в последний момент к движению за независимость Украины. И беловежский сговор поставил точку на существовании Советского Союза.

Три лидера славянских республик (Б.Ельцин, Л.Кравчук, С.Шушкевич) в декабре того же 1991 года собрались в глухом белорусском лесу и провозгласили тройственный союз России, Украины и Беларуси. Уже на первом этапе союз обнаружил свою непрочность из-за непреодолимых противоречий Украины с Россией. Однако вокруг этого ядра уже успели сгруппироваться большинство бывших советских республик, и они образовали новую, совершенно нежизненную структуру – СНГ, назначение которой было хоть как-то закамуфлировать распад Советского Союза. Тем не менее раздел произошел, хоть и со множеством неясностей в отношении границ, армии, долгов, собственности и т. д. Распался некогда единый организм. Исконно русские города, такие как Севастополь, Семипалатинск остались за пределами России, Казахстан остался один на один с аральской бедой, Беларусь – с последствиями чернобыльской катастрофы. Позже прежний лидер Беларуси С.Шушкевич, один из беловежской тройки признает: «Допускаю, что меня просто околпачили» [74]. Впоследствии плотно насаженный колпак удалось снять благодаря усилиям А.Лукашенко. Однако в тот момент лидеры всех республик безропотно приняли решение тройки, некоторое недовольство выразил лишь Н.Назарбаев, популярность которого в Союзе резко возросла в последние годы. Несколько позже будет упомянуто о том, что даже планировалось его выдвижение на пост премьера Союза вместо Павлова. Для лидеров остальных республик, представителей «ожиревшей» номенклатуры, новая ситуация означала освобождение от надзора центра, от отчетности перед ним, превращала их в полных хозяев своих вотчин. Где уж им было думать о резком ухудшении уровня жизни своих народов? Не они же сейчас мигрируют в Москву наниматься в дворники или уборщики. Как бы то ни было, но последняя империя на этой же ноте прекратила свое существование.

А теперь несколько слов о почившей в бозе империи. При всех своих многочисленных недостатках Союз своим существованием дал и немало позитивного, и мы не должны закрывать на это глаза, ибо «…если мы не научимся отделять грязь политики тех лет от чистоты всенародного оптимизма, то так ничего и не поймем в своей истории» [34, стр. 119]. Прежде всего, упомянем о чисто символической плате за жилье для квартиросъемщика. Основную часть расходов по эксплуатации этого жилья несло государство. Добавим сюда бесплатное медицинское обслуживание, образование, льготы при приобретении путевок в санатории, дома отдыха и пр.

Ряд мифов сложился в исторической науке последнего периода. Прежде всего, много спекуляций по поводу возвращения Ленина в Россию после февраля 1917 года. Слишком большое значение придается пломбированному вагону, в котором Ленин с соратниками возвращался через территорию Германии. Логичнее было подумать о предусмотрительности германских властей, обеспечивших безопасность граждан России при проезде через вражескую территорию. Так нет же, новые идеологи возвели это обстоятельство в акт сговора и предательства. А ведь Ленину незачем было прятаться за пломбами. Как нас учили еще в школе, он совершенно открыто пропагандировал свою идею поражения собственной страны в мировой войне. К тому же он призывал революционно настроенный класс всех других воюющих стран. Сейчас эта идея кажется смешной, но не забудем, что он был приверженцем мировой революции, именно мировой, и пораженческая идея проистекала только из этой приверженности.

Но новые идеологи усердствуют над кампанией дискредитации советской власти и ее вождей. Так, 25 января 2004 года в передаче В.Познера по поводу 80-летия со дня смерти Ленина А.Н.Яковлев превратил вождя революции в агента германского Генштаба, причем основываясь на «документальных данных». Вот фрагмент его выступления [32, стр. 107, 108]: «Давно известно из документов, что это была операция Генерального штаба Германии…» Известно «давно», но невольно возникает вопрос, а заикнулся ли бы Яковлев о «давно известном» при советской власти, ну уж хотя бы в период гласности Горбачева, будучи его ближайшим сподвижником? Тут и ответ напрашивается сам собой. Но проследим дальше за выступлением. «Больше всего меня в этом отношении интересуют те деньги, которые Ленин получал через Ганецкого. Организатором был Парвус, это известно вам и всем историкам». Кому – вам, и каким историкам? Ведь в советской истории это имя вообще не упоминалось. Мелькала, правда, порой его настоящая фамилия Гельфанд, но как совершенно второстепенная фигура, да и то больше в роли оппортуниста. Но вот «новейшая история» вознесла его в ранг главного казначея революции. Продолжим далее и постараемся больше не прерывать оратора: «Он (Парвус. – К. X.) первые 2 млн. (по нынешнему это 10 млн.) получил в марте 1915 года, вот так и написано: на подрывные цели. Это все исторические факты, основанные на документах. Теперь, кто участвовал? Главное участие от Ленина принимали Ганецкий, Козловский, Урицкий, будущий председатель Петроградской ЧК. И, наконец, к октябрю 1918 года (автор книги здесь отмечает оговорку и относит это к 1917 году. – К. X.) немецкий Генеральный штаб выделил Ленину 60 млн. марок. Вы посмотрите, пожалуйста, просто документы, расписки Ганецкого, что Ганецкий получил…»

Далее автор книги В.Познер комментирует выступление Яковлева [там же, стр. 108]: «Единственные «документы», на которые ссылаются обвинители типа Яковлева – это т. н. «Документы Сиссона». Они получили свое название по имени представителя американского правительства Эдгара Сиссона, находившегося в России с ноября 1917-го по март 1918 года, который имел неосторожность их купить, уплатив 25 тыс. долларов. Они являются фальшивкой, причем доказательства их подложности стали поступать сразу же после их публикации в 1918 году. Окончательно же подложность «Документов Сиссона» доказал в 1956 году американский исследователь Дж. Кеннан, причем на основании американской экспертизы. С тех пор подложность «Документов Сиссона» считается общепризнанной и никем из серьезных исследователей не оспаривается». Далее автор книги приводит имена авторов фальшивки [там же]: «Это будущий известный польский писатель Фердинанд Оссендовский и российский журналист Евгений Петрович Семенов-Коган. Парвус к тому времени стал политическим противником Ленина, а Ганецкий просто работал в шведской фирме, занимавшейся контрабандной торговлей между Германией и Россией». Вот так рассыпаются мифы.

По-своему многие историки трактуют роль Сталина в тех или иных событиях. Так, обвиняют Сталина в том, что он обезглавил армию, из-за чего она оказалась не готовой к войне, что он пошел на сговор с Гитлером. Популярна даже была версия В.Суворова о том, что Сталин планировал нападение на Германию, дожидаясь ее ослабления в мировой войне. Правда, сейчас от этой версии не осталось камня на камне (слишком долго пришлось бы ждать того момента). Уничтожение верхушки армии незадолго до войны безусловно вписывается в вереницу преступлений Сталина. Но нет никаких оснований полагать, что при той верхушке армию бы постигла иная судьба в начале войны. Германская армия была на тот период сильнейшей в мире, хорошо организованной, вооруженной передовой военной наукой. Недаром она в считанные недели разгромила на территории Франции англо-французскую группировку и овладела этой территорией. А поражение она в конечном счете понесла в результате истощения ее человеческих и материальных ресурсов. Во всем этом Сталин прекрасно отдавал себе отчет и делал все возможное, чтобы избежать столкновения с таким противником. Результатом явился «Пакт о ненападении» – вынужденная мера, несмотря на весь ее неприглядный характер. И не вина Сталина в том, что Гитлер вероломно нарушил этот договор. А в конечной победе в той страшной войне роль Сталина трудно переоценить.

В период перестройки часто раздавались голоса, что в стране не уделялось достаточного внимания проблемам различных национальностей. Эти обвинения озвучивались на различных пленумах и съездах устами «ожиревшей» республиканской номенклатуры и носили демагогический характер. Мы уже отмечали, что Советский Союз можно было считать образцом устройства многонационального государства. Центральной властью много внимания уделялось экономическому и культурному развитию республик. Регулярно в Москве проводились декады национального искусства даже самых малых народов. Уровень жизни в союзных республиках, особенно в их столицах, зачастую превосходил тот же уровень в российской глубинке. Ярким примером может служить советский Азербайджан, достигший высокого уровня экономики и культуры. Мировую известность приобрели выходцы из этой республики певец Магомаев, многолетний чемпион мира по шахматам Каспаров. Да и сегодняшние молодые гроссмейстеры Мамедьяров, Раджабов, Гашимов по праву могут считаться наследниками советской шахматной школы. Напомним при этом, что значительная часть азербайджанцев проживает на территории Ирана, даже большая часть, чем в самом Азербайджане. Но тот Азербайджан – лишь захудалая иранская провинция.

Прибалтийские же республики по уровню жизни в советское время воспринимались как заграница людьми из других областей. Советская власть вложила огромные средства в строительство современных портов, в развитие экономики и инфраструктуры этих республик. Поэтому звучат нелепыми претензии сегодняшних политиков этих стран на выплату компенсаций от России за период «оккупации». Поэтому с удивлением читаются следующие строки: «Часа через два после радиосообщения я внезапно увидел вдалеке колонны русских солдат, медленно ползущие грузовики. Когда войска приблизились, в нас ударила сильная вонь от пота и кирзовых сапог. С тех пор, когда кто-нибудь говорит при мне «русская армия», в первую очередь мне вспоминается эта вонь» [26, стр. 12, 13]. Эти памятные впечатления исходят от бывшего президента Литвы В. Адамкуса. Этот чистоплюй, видимо, хотел бы, чтобы от людей, несущих нелегкий ратный труд, пахло Шанелью. Нелишне напомнить, что еще до официального распада Советского Союза именно советская власть принципиально решила вопрос о предоставлении независимости прибалтийским республикам.

Очень болезненной точкой до сих пор является вопрос о репрессированных во время войны народах. Но их переселение происходило в чрезвычайных условиях войны, когда территории этих народов освобождались, но при переменных успехах сторон в войне могли снова оказаться под пятой оккупантов. Не составляет секрета, что значительная часть населения этих областей сражалась на стороне оккупантов. Репрессивной власти оказалось недосуг разбираться, кто сражался, а кто – нет, и народы подверглись поголовному выселению. Исключение составляли поволжские немцы, меры против которых носили профилактический характер, хоть безусловно неадекватный. Тем не менее обратим внимание, как на подобную ситуацию прореагировали в США после нападения 7 декабря 1941 года Японии на Перл-Харбор: «Враги в форме были пока далеки, под рукой были те, кого средний американец считал союзниками микадо – японцы, проживающие в США. Они жили в штатах, прилегавших к западному побережью, главным образом в Калифорнии… Уже в первые дни войны было арестовано 1266 японцев как «подозрительные». Тысяч восемь японцев попытались было избежать печальной участи и рассеялись по стране. Везде, где бы они ни появлялись, их преследовали. Губернаторы штатов призывали к лютой ненависти к ним. Губернатор Айдахо Ч.Кларк учил: «Япошки живут как крысы, размножаются, как крысы, ведут себя, как крысы». В дверях ресторанов выставляли объявления: «Здесь травят крыс и япошек», в парикмахерских: «Япошек бреют, за смерть не отвечают». Им отказывали в магазинах, о работе говорить не приходилось… В военном министерстве составили подробные планы заключения их поголовно, включая женщин и детей, в концентрационные лагеря (заметьте – не переселение в другую местность, как в Союзе, а заключение в лагеря. – К. X.). Дело оставалось за санкцией президента. Рузвельт, занятый по горло текущими военными делами, не имел времени рассматривать объемистое досье. Он решил дело просто и оперативно: 11 февраля (уже 1942 года) президент по телефону отдал соответствующий приказ военному министру Симпсону. Судьба более 100 тысяч человек, из них свыше 60 тысяч женщин и детей, была решена в ходе одного телефонного разговора! В отдаленных местностях США были сооружены концентрационные лагеря, куда за колючую проволоку американские солдаты загнали несчастных людей» [71, стр. 466, 467]. Но может быть, в лагерях с японцами обращались более гуманно, чем с немцами при переселении? Увы, нет. «В начале 1945 года 5766 американцев японского происхождения, доведенные до отчаяния издевательствами в одном из лагерей, демонстративно отказались от гражданства США» [стр. 469]. И все это происходило в демократической Америке, чего же было ждать от тоталитарного советского режима? К сожалению, чрезвычайные обстоятельства военного времени вызывали много спонтанных несправедливых действий. Нельзя все же не отметить, что еще в советский период репрессированные народы были реабилитированы и возвращены в места прежнего проживания. Исключение составили лишь немцы, республика которых в Поволжье не восстановлена и до сих пор. Но мы к этому еще вернемся.