Текст книги "Душа собаки. Как и почему ваша собака вас любит"

Но что означает эта привязанность? Мой опыт наблюдения за поведением животных научил меня скептически относиться ко всему, что лежало на поверхности, что казалось естественным и очевидным. Но при всем при том я не мог отрицать, что это доказательство явно подтверждало мою собственную гипотезу: поведение собак в этих экспериментах подразумевало, что ими двигала эмоциональная связь с людьми.

Приятно взволнованный этими открытиями, я сопротивлялся желанию ученого абстрагироваться и удивиться по-настоящему. Казалось, у нас есть доказательства эмоционального отношения собак к людям, но – недостаточно. Оставалось лишь нарушить закон скупости и искать все новые и новые подтверждения наличия этих эмоциональных связей.

Павлов, Топал, Эрика Фейербахер и особенно Ксифос – все они, казалось, пытались сказать мне, что эмоциональная связь между собаками и их хозяевами существует. Но я все еще не готов был принять их посылы на веру. Для подтверждения этой гипотезы я, как любитель собак, руководствовался своими инстинктами, но думал все еще как скептик. Старался тщательно проверять свою теорию о природе отношений этих животных с людьми даже в надежде, что она окажется правильной.

Я осознавал, что на проживание в доме с людьми могут рассчитывать меньшинство собак во всем мире. Мне предстояло выяснить, было ли поведение этих избалованных четвероногих типичным для вида в целом и было ли оно вызвано тем, что они жили вместе с нами (почти как у детей).

Предположительно, общее число собак в мире колеблется в пределах миллиарда. Из этого миллиарда, возможно, около трехсот миллионов являются домашними питомцами. Многие из нас живут в таких местах, как Северная Америка, Северо-Западная Европа и Австралазия[10]10
  Австралазия – термин, употребляемый для обозначения региона, включающего Австралию и некоторые из близлежащих островов.


[Закрыть], где почти нет собак, способных выжить в природе. Но на глобусе еще достаточно мест, включая Южную и Центральную Америку, Африку, Восточную и Южную Европу и Азию, где намного больше этих четвероногих живут на улице, чем в домашних условиях.

И если я хотел заявить нечто особенное о собаках как о целом виде, а не только об определенных в определенных условиях, то мне необходимо было исследовать поведение собак, не имеющих хозяев. Но признаюсь, подобное таило в себе некоторые трудности.

Изучая этот вопрос, мы с коллегами должны были найти способ отличить собак, просто взаимодействующих с людьми для собственной выгоды, от собак, действительно с этими людьми связанных. Столь тонкое, но принципиальное различие стало для меня очевидным во время посещения России незадолго до этого.

В 2010 году, когда во время исследовательской поездки я оказался в Москве, мне выпал шанс провести увлекательный день с Андреем Поярковым, профессором Института проблем экологии и эволюции им. А. Н. Северцова, и его бывшим студентом, а в настоящее время коллегой Алексеем Верещагиным. Поярков гораздо меньше известен на Западе, чем, безусловно, заслуживает, поскольку он мало публикуется на английском языке. Я обнаружил, что он не только обладает прекрасными знаниями в области собачьих, но также является человеком с добрым сердцем, который заботится о жизни собак в своем городе. Андрей с энтузиазмом рассказал мне о том, что обнаружил за многие годы наблюдения за бездомными животными.

Поярков начал изучать бродячих собак Москвы примерно тридцать лет назад, во времена распада Советского Союза, когда они большими стаями стали появляться на улицах столицы. В ходе увлекательной беседы с ним и несколькими студентами в исследовательском здании Московского зоопарка я многое узнал о бедственном положении этих животных до и после того переломного момента. Помимо прочего, я получил представление о проблемах, с которыми, должно быть, сталкивались сами люди, пережившие советскую эпоху.

Я:

– Что случалось с бродячими собаками в советское время?

Поярков:

– Их быстро хватали, и если за ними не приходили в течение сорока восьми часов, то убивали.

Нахальный студент:

– Примерно так же, как и бродячих людей.

Если вы хоть что-нибудь слышали об уличных собаках в Москве, то наверняка знаете о тех из них, которые спускаются в метро. Об этом мне было известно еще до того, как я посетил русскую столицу. Но хотя эти животные и попадают в новостные заголовки, они составляют лишь небольшой процент от числа всех московских собак.

У бездомных животных имелись веские причины тянуться к станциям метро, но не к самим поездам. В огромных шумных залах можно было укрыться от холода и дождя, а в урнах найти вкусные объедки. Не успев доесть купленный по дороге пирожок, люди часто выбрасывали его, прежде чем спуститься в метро и успеть на свой поезд. Все, что нужно собакам, есть на станции, поэтому им нет необходимости спускаться к платформе и садиться в шумный вагон.

По подсчетам Пояркова, на улицах Москвы живут примерно 35 тысяч собак. Среди них, как он полагал, лишь «горстка» ездила в поездах. Еще один эксперт по собакам, Андрей Нейронов, насчитал всего лишь двадцать из тех, кто регулярно ездит на метро. В любом случае цифры показывают, что у собак не так много причин пользоваться московским метрополитеном, а не скитаться по улицам и надземным станциям.

Вечером того дня, который я провел в зоопарке с Андреем Поярковым, я пошел прогуляться в поисках собак по улицам центральной Москвы с коллегой Пояркова Алексеем Верещагиным. Верещагин является представителем нового поколения российских ученых, хорошо знакомых с научными традициями своей родины, а также с новейшими исследованиями западных специалистов. Я привык к тому, что бродячие собаки живут на улицах в условиях теплого климата, но для меня было немного странно видеть животных, обитающих на улицах там, где даже в сентябре становилось достаточно прохладно.

Собаки были крупнее тех, что я видел в других местах, и большинство из них покрыто густой шерстью, местами спутавшейся, слежавшейся и грязной. На одной из пригородных станций мы увидели интересную картину. Трое парней пили пиво, держа по бутылке в одной руке и по хот-догу в другой. Судя по тому, как они раскачивались, эти бутылки были не первыми за вечер. Рядом с ними крутилась довольно крупная собака. Когда-то она была белой, но теперь ее длинная косматая шерсть была в серых тонах, а местами покрыта грязью. Я не собирался подходить ближе, просто мне было интересно, что же произойдет дальше.

Вскоре стало ясно, что у каждого из троих абсолютно разное отношение к животным. Один время от времени поворачивался к собаке и даже, казалось, готов был поделиться своим хот-догом. Другой всякий раз, когда она приближалась, норовил пнуть ее ногой. Третьему было совершенно все равно. Он был так сосредоточен на себе, что, по всей видимости, совершенно не замечал собаку.

Наблюдая за этой сценой, я подумал, что уличные собаки, возможно, уделяют людям еще более пристальное внимание, чем домашние питомцы, несмотря на тот факт, что они очень чувствительны к нам и нашим действиям. Но домашним обычно не приходится опасаться агрессии со стороны хозяев, тогда как бездомные животные должны постоянно остерегаться людей, чтобы не попасть в беду. Это было мучительным напоминанием о трудностях и неопределенности, с которыми ежедневно сталкивается примерно 70 процентов собак на Земле.

В другом месте в центре Москвы мы с Верещагиным увидели двух собак, которые лежали на земле рядом с киосками. Когда они поняли, что мы обратили на них внимание, то начали рычать. Но мы не двинулись с места. Тогда собаки поднялись и пошли прочь, на ходу оборачиваясь и следя за нами. Очевидно, что для них люди, которые подходят слишком близко, но не предлагают ничего съедобного, представляют собой потенциальную опасность, и ее следует избегать.

Я наблюдал за тем, как эти собаки проявляли интерес к людям лишь ради еды. Но воспринимали ли они нас как нечто большее, чем возможность получить пищу? Увы, мне не довелось побыть в Москве достаточно долго, чтобы изучить этот вопрос вместе с Андреем, Алексеем и их командой. Кроме того, как мне известно, в России не проводилось никаких исследований по этой проблеме. Но, к счастью, ученые в других странах начали заполнять данный пробел.

Индия – еще один пример страны с огромным числом бездомных собак. Научная группа из Индийского института образования и исследований в области науки в Калькутте, возглавляемая Аниндитой Бхадрой, проводит интереснейшие эксперименты с этими уличными животными. Бхадра и ее коллеги отмечают, что для многих людей в Индии свободно разгуливающие по улицам собаки являются большой неприятностью.

Животные забираются в мусор, расшвыривают его и оставляют после себя ужасный беспорядок. Зачастую они испражняются там, где ходят люди. И если даже собаки здоровы, от них повсюду кошмарная грязь. А значительная часть этих уличных животных больны. Они являются носителями многих серьезных болезней, включая бешенство, до сих пор уносящее в Индии жизни примерно 20 тысяч человек в год. Большинство жертв подхватывают эту страшную болезнь от собак. Добавьте к этому ночной лай, мешающий спать, и вы поймете, почему они вызывают такое раздражение у людей.

Печально, но в Индии убийство уличных собак не редкость. Некоторые намеренно отравляют их или даже забивают до смерти. Большое число животных становятся жертвами дорожно-транспортных происшествий. И все же многие люди заботятся об этих собаках, давая им еду и в некотором роде приют. Какими же мы должны казаться им непредсказуемыми…

Собаки часто щенятся вблизи нашего жилья, видимо понимая, что человек может обеспечить им определенные удобства, которые смогли бы компенсировать опасности, исходящие от людей. Индийские уличные собаки успешно прошли тест, о котором говорилось в первой главе, тем самым доказав, что способны отслеживать человеческие жесты.

Учитывая факты жестокого обращения с уличными собаками в Индии, я не удивлюсь, если они, и это в лучшем случае, будут относиться к людям противоречиво. Но мне хотелось узнать, как они на самом деле относятся к нам. Боятся ли они людей или их к ним тянет? И если мы важны для них, есть ли у них какая-либо привязанность к человеку, которую ученые обнаружили в собаках, живущих с людьми?

Проведение тестов на уличных животных намного сложнее, чем проведение экспериментов над домашними питомцами или собаками из приюта. Я был крайне удивлен, обнаружив отчет об исследовании, которое провел один из студентов в группе Бхадры, Деботтам Бхаттачарджи. Он задался тем же вопросом, который уже давно интересовал меня: как уличные собаки относятся к людям? Результаты стали полнейшей неожиданностью.

В трех разных районах неподалеку от Калькутты, в Западной Бенгалии, ученые нашли одиноких уличных собак. Некоторые бродячие животные образуют группы, или стаи, но я предпочитаю избегать данного термина, потому что эти группы более подвижны, нежели устойчивые стаи, например, волчьи. Другие уличные собаки – одиночки. Бхаттачарджи решил сосредоточиться именно на них, так как хотел получить единовременный результат от одной конкретной собаки.

Ученый и его команда предоставляли собакам выбор между куском мяса на земле и таким же точно куском, который держал в руке человек. Неудивительно, что собаки осторожно относились к незнакомым людям и в основном брали еду с земли, но предпочтение было не ярко выраженным. Почти 40 процентов животных подошли к человеку, кого никогда не видели прежде, и взяли мясо из его рук.

Этот результат меня несколько удивил, но следующий тест Бхаттачарджи и его коллег привел к еще более неожиданным выводам. В дальнейших экспериментах с несколькими уличными собаками-одиночками люди делали одно из двух: либо давали им мясо, либо гладили по голове три раза. Они проделывали подобное с каждой собакой в общей сложности шесть раз в течение нескольких недель. Выглядело это так: одних постоянно кормили, других постоянно гладили. В конце эксперимента исследователи предлагали каждой собаке еду и оценивали, насколько быстро животные из двух групп подходили к человеку и брали ее.

К своему удивлению, Бхаттачарджи и его команда обнаружили, что собаки, которых регулярно гладили на протяжении двух недель, теперь приближались к экспериментатору быстрее и были более склонны брать еду из его рук, нежели те, которых регулярно кормили.

В свете этих неожиданных и впечатляющих результатов авторы исследования пришли к выводу, что «награда в виде общения является более эффективной в построении доверительных отношений между бродячими собаками и незнакомыми людьми, чем награда едой».

Так же как и собаки в исследовании Эрики, у которых был выбор между приветствием своего хозяина и удовольствием от еды, для животных в эксперименте Бхаттачарджи тоже большее значение имело общение с человеком.

Признаться, я был совершенно не готов к такому результату. Несомненно, Ксифос показывала мне, насколько мы, люди, важны для нее, но никак не предполагал, что это обнаружится и у уличных собак, которых я наблюдал в Москве и других местах. Я не ожидал, что социальный контакт с людьми будет настолько значимым для собак, в буквальном смысле изгоев на улицах больших городов, где люди их всячески притесняют и стремятся уничтожить.

То, что индийские уличные собаки позволили себя гладить, само по себе меня несколько удивляло. А то, что эти ласки заслужат их доверие больше, чем многократная кормежка, напоминало эффект разорвавшейся бомбы. Оказалось, положительный социальный контакт с людьми обладает невероятной силой даже для собак, не имеющих защитной привязанности к какому-либо конкретному человеку. Кроме того, стало вероятным, что у этих животных социальный рефлекс, как это называл Павлов, может стать ключевым фактором, определяющим их поведение даже в большей степени, чем желание есть.

Это открытие было тем более невероятным, что еда – основной стимул для данного вида (как скажет вам любой владелец собак). А уж особенно значимым стимулом она является для тощих дворняг, живущих впроголодь на улице. Если бы вы искали доказательство, что люди важны для собак независимо от их положения и социального статуса, то вам не удалось бы найти более удачного примера, чем этот.

Но хотя группа Аниндиты Бхадры в Индии доказала, что собакам хочется получать «награды в виде общения», исследователи не задумывались, почему так могло произойти. В частности, они не выдвигали никаких предположений, что же такого было в общении с людьми столь важного для собак. Контакт с человеком, несомненно, представал формой поддержки для этих существ. Но что именно в нашем присутствии для них значимо? И являлось ли это глубокое влечение к людям действительно уникальным для собак?

Я упоминал ранее, что бихевиористы имеют репутацию людей, игнорирующих наличие эмоций у животных. Поэтому можно назвать иронией тот факт, что когда я стал все больше интересоваться доказательством точного характера уникальных связей собак с людьми, именно бихевиорист подтолкнул меня в правильном направлении.

Марианна Бентосела является научным сотрудником Национального совета по научно-техническим исследованиям Аргентины в Буэнос-Айресе. Она приехала на несколько недель в университет во Флориде, видимо, для изучения некоторых наших методов исследования. Но на самом деле, я думаю, она научила нас гораздо большему, чем мы ее.

Марианна разделяла наш интерес к попыткам охарактеризовать замечательное поведение собак. Мы до поздней ночи болтали о том, что делает их особенными, и обсуждали проблемы, с которыми каждый из нас сталкивался в своей работе. В то время я пытался найти быстрый, очень простой и надежный способ оценить уровень заинтересованности собаки в человеке. При исследовании реакций приютских и домашних питомцев на право выбора между обществом человека и едой Эрика показала, как собаки к нам относятся. Так же сделал и Бхаттачарджи, изучая реакцию индийских уличных собак на людей, которые их гладят и предлагают им еду. Но эти тесты были довольно трудоемкими. Есть ли более простой способ измерить привязанность собак к людям, который можно было бы использовать там, где он необходим больше всего?

Помимо нашего научного интереса к тому, что делает собак такими замечательными, нас с Марианной объединяли опасения по поводу благополучия собак, живущих в приютах, – этой неприятной обратной стороны отношений между нашими двумя видами. Нам хотелось понять, в чем состоит разница между теми собаками, которые легко находят новый дом, и теми, которые томятся в питомниках месяцами или даже годами, если в приюте их не усыпят.

Работники приютов и зоозащитники используют множество различных тестов, пытаясь классифицировать личность собак. В некоторых случаях они хотят определить, стоит ли давать определенным животным шанс на обретение семьи; в других – получить более общие выводы о том, какие виды собак лучше подходят тем или иным людям. Но эти тесты, очень похожие на эксперименты, проводимые Эрикой и Бхаттачарджи, довольно сложные. Марианна изучила их все, чтобы найти то главное, что дает собакам наилучшие шансы стать успешными домашними питомцами.

Со своими студентами в Буэнос-Айресе Марианна разработала удивительно простой тест. В открытом пустом пространстве ставили стул. Вокруг стула чертили круг радиусом примерно три фута. Затем просили кого-нибудь посидеть на стуле около двух минут и записывали, какую часть этого временного интервала собака проводит внутри круга.

Марианна уже опробовала этот тест на нескольких собаках у себя в Аргентине и поняла, что он хорошо показывает разницу, существущую между общительным домашним питомцем и собакой, которую сложнее взять в семью. В ходе нескольких демонстраций этого теста во Флориде выяснилось, что общительные собаки проводят большую часть времени внутри круга с человеком, а необщительные, напротив, – за его пределами.

Тест на общительность собак с моей Ксифос

Я люблю простые тесты. Их намного легче провести и сложнее испортить. Вряд ли можно неправильно истолковать роль сидящего на стуле человека, и подсчет времени, которое собака проводит в круге, тоже далек от области ракетостроения. Я понимал, что тест Марианны обладает огромным потенциалом для собак в приютах. И когда я стал свидетелем проведения ее теста питомцах Волчьего парка в Индиане, то оценил его невероятный потенциал и для собственного исследования связей между собакой и человеком.

Хотя Марианна ставила много экспериментов на собаках, она никогда не сталкивалась близко с волком до своего приезда к нам. Поэтому мы с Моникой Уделл взяли ее с собой в следующее посещение Волчьего парка.

К последнему дню нашего там пребывания мы с Моникой, проведя все исследования в запланированные сроки, спросили Марианну, может, она хотела что-то сделать. Ради забавы она сказала: «А почему бы не попробовать мой тест на общительность?» До этого я не считал ее простой маленький тест имеющим значение для наших дискуссий о том, что делает собак особенными. Но как только Марианна предложила провести его на волках, я понял, что он может оказаться очень интересен для оценки разницы в общительности между этим видом собачьих и их одомашненными собратьями.

Персонал и волонтеры Волчьего парка прекрасно понимают разницу между собаками и волками. Да, волки могут быть очень милыми с хорошо знакомыми людьми, а некоторых просто обожают, но они не проявляют открытого интереса практически ни к чему, что типично для собак. С помощью теста Марианны мы действительно могли оценить различные уровни заинтересованности в людях особей этого вида. Очень захватывающая перспектива.

Мы посадили помощника на перевернутое ведро в вольере и дали волку две минуты, чтобы он определил, насколько ему было интересно находиться на расстоянии в три фута от человека. Так же как и с собаками, в этом тесте участвовали люди, которых волки знали, и совершенно посторонние.

Результат вряд ли мог быть более впечатляющим. Питомцев Волчьего парка, как я уже говорил, можно считать одними из наиболее успешно проходящих процесс социализации с людьми, и вы вряд ли встретите таких волков в другом месте. Многие из них могут безопасно контактировать с незнакомцами. Именно их мы и тестировали. Эти волки, безусловно, дружелюбны и достаточно благородны.

При тестировании Марианны они не пытались убежать от незнакомых людей и, к счастью, не проявляли никаких враждебных намерений к исследователям. Но волки не выказывали и желания находиться рядом с ними. Они лишь изредка входили в круг, где сидел на ведре незнакомец.

Но когда знакомый человек заходил в вольер, волки проявляли значительно больший интерес. Они подходили к Дане Дрензек, директору парка, которую знают всю жизнь, и проводили с ней приблизительно четверть отведенного на эксперимент времени. Остальное время они держались за пределами круга, спокойно занимаясь своими делами.

Дана Дрензек, директор Волчьего парка, проводящая тест на общительность с волком

Контраст с обнаруженным у собак был поразительным. Собаки, которых мы тестировали под руководством Марианны, проводили больше времени в круге с незнакомым человеком, чем волки проводили с тем, кого они знали всю жизнь. А когда пес видел, что на стуле сидит хозяин, он оставался с ним все отведенное время.

К этому моменту мы с Моникой уже много раз ездили в Волчий парк и каждый раз обнаруживали, что свидетельства других ученых о различиях между волками и собаками, когда мы пытались воспроизвести опыты этих специалистов, терпели неудачи. Не получалось подтвердить их результаты. В итоге мы заработали репутацию исследователей, утверждающих, что значительной разницы между собаками и волками нет. Конечно, это было не совсем так. Но тот факт, что каждый раз, когда мы пытались найти различие между собаками и волками, обнаруженное другими исследователями, и не находили, оставался фактом. Мы просто не справлялись с этой задачей.

Однако теперь нам удалось обнаружить разницу между собаками и волками – огромную. И не разницу в восприятии или интеллекте, но кое-что намного более фундаментальное: разницу в заинтересованности животных в сближении с людьми. Что-то явно притягивало к нам собак. Вопрос был в том, что же это?

Если бы у меня была профессиональная мантра, то звучала бы она так: действуйте с осторожностью. Я полагаю, что надежные научные знания можно получить, лишь только подвергнув критическому взгляду даже самые правдоподобные заявления. Это особенно верно, когда объект моих же исследований близок моему сердцу. Не так много на свете того, что мне ближе, чем собаки, учитывая, что я работаю с этими замечательными существами, а также живу вместе с одним из них под одной крышей.

Когда я занимался изучением крыс, и голубей, и даже сумчатых, восхитительных, как все эти виды, и периодически чрезвычайно увлекательных, то не было реального риска, что личные чувства возьмут верх над научными знаниями. Но, работая с собаками, которые по праву могут рассчитывать на мои эмоции, я тревожился по поводу того, что здесь личное может повлиять на объективность ученого.

Мне пришлось вернуться и задуматься над тем, как я дошел до такого состояния. Я считал, что уникальная связь с нами объясняется эмоциональной реакцией собак на людей, и что именно привязанность заставляла их вести себя так. Обнаружил убедительные научные доказательства, подтверждающие мои научные взгляды. И все же понимал, что лишь поверхностно коснулся тех откровений, которые должна была предложить наука. К тому же существовал риск, что если начать копать глубже, то окажется, что все это время я переливал из пустого в порожнее.

С другой стороны, мне следовало оставаться открытым для той возможности, которая заставила меня пойти по этому пути в самом начале. Это то, что отличает собак от их диких собратьев, а возможно, даже от всех остальных видов животных на планете, – их способность формировать эмоциональные связи с людьми, чувствовать к ним привязанность.

Мне было явно не по себе, но в то же время очень интересовало, куда же заведут наши исследования. Я чувствовал, что подхожу все ближе к тому моменту, где каждое последующее действие, если и не являлось окончательным табу, то, безусловно, расходилось с моей подготовкой как бихевиориста. Мне приходилось искать простые, скупые ответы на научные вопросы. Вся моя профессиональная жизнь до этого момента заключалась в том, чтобы провести четкую грань между холодными объективными научными описаниями поведения животных и теми не научными, но такими теплыми и эмоциональными характеристиками, которых заслуживали наши любимцы.

И все же я понимал, что многие из тех доказательств, что свидетельствовали об уникальности собак, могли свернуть меня с научного пути и ввергнуть в сентиментальную абракадабру.

Эмоции, казалось, служили сутью отношений между нашими видами, и привязанность собак к людям здесь была ключевым моментом. Это ставило бихевиориста и известного скептика вроде меня в некоторое затруднение.

Поэтому я сделал единственное, что умел: продолжил копать.