Текст книги "Поднять «Титаник»!"

Глава 2

Сид Коплин был уверен, что умирает.

Глаза его были прикрыты, кровь медленно стекала в снег. Когда сознание начало понемногу возвращаться к нему, перед глазами запрыгали огни. По телу прошла сильная судорога, задела желудок, и Коплина вырвало. В него попали один или два раза? Он не был уверен.

Он открыл глаза, перевернулся на живот и осторожно встал на четвереньки. Голова гудела, как колокол. Он потрогал рукой холодную, с запекшейся вокруг кровью, рану над левым виском. Самым неприятным ощущением в данную минуту была чудовищная головная боль. Мороз действовал как анестезия. Перестало жечь в левом боку, под ребрами, куда попала вторая пуля, пальцами он чувствовал мерзкую липкость сочившейся крови. Кровь пропитала одежду, стекала по телу и дальше – по ноге.

Автоматная очередь эхом отдалась в горах. Коплин огляделся, насколько это оказалось возможным, однако со всех сторон видел только снег, снег и снег, задуваемый норовистым арктическим ветром. Еще один выстрел сотряс ледяной воздух. Коплин подумал, что стреляют где-то неподалеку, ярдов за сто, не больше. Должно быть, русские пограничники палят наугад.

Всякая мысль о том, чтобы выбраться отсюда живым, казалась праздной. Все было кончено. Ни за что не добраться ему до бухты, куда причалило его лодку. Да и не смог бы он в таком состоянии на лодке двадцати восьми футов в длину проплыть пятьдесят миль по морю до американского океанографического судна.

Он повалился в снег. Потеря крови лишила его сил. Русские едва ли найдут его. Если найдут, то мертвым. Это было непременное условие сделки с Мета Секшн. Если придется умирать, следует сделать так, чтобы тела его не нашли.

Превозмогая боль, Коплин принялся рыть снег около себя. Скоро от него останется лишь маленький холмик. Придется умереть тут, на склоне горы Бедная, под снегом.

На секунду он остановился и прислушался. Слышны были только завывания ветра да собственное его хриплое дыхание. Он приложил ладонь к уху и вслушался внимательнее: еле слышно лаяла собака. Почти совсем не слышно.

«Бож-же мой!» – подумал он. До тех пор, покуда тело не остынет окончательно, от него будет исходить запах. У собак чуткий нюх, они найдут его. Коплин повалился на спину. Только и остается лежать и тихо подыхать.

Но внутри продолжала теплиться безумная надежда. На что именно? Он и сам не знал. Мозг отказывался мириться с неизбежной смертью. И Коплин понял вдруг, что не сможет вот так лежать и дожидаться, когда его обнаружат русские. Он ведь не какой-нибудь супермен-агент-разведчик, он же самый обыкновенный профессор минералогии. Его сорокалетнее тело, и главное – его сознание не подготовлено к пыткам, он не выдержит! Тем более, если за него возьмутся как следует. Если прежде он не умрет, то захваченный в плен, очень скоро вынужден будет рассказать все, что знает. Боль поражения вдруг оказалась даже сильнее физической боли. Он крепко зажмурился.

Когда он открыл глаза, прямо перед ним была морда огромной собаки. Коплин решил, что это комондор, мощное животное с белой, под стать снегу шерстью. Псина зарычала, и наверное, перегрызла бы ему глотку, если бы собаку вовремя не осадила рука солдата в толстой варежке. У советского пограничника был какой-то равнодушный, меланхоличный взгляд. Он стоял и безучастно смотрел на Коплина: в левой руке поводок, правая на автомате. Солдат в своем длинном, до пят, тулупе казался чудовищем. Вид кровоточащей раны в боку Коплина решительно не вызывал у пограничника никакого сочувствия. Солдат забросил свой автомат на плечо, рывком поставил Коплина на ноги. Затем, не говоря ни слова, потащил раненого американца к своим для выяснения обстоятельств.

От боли Коплин чуть не потерял сознание. Он прошел каких-нибудь полсотни ярдов, хотя ему показалось – многие мили. Тут из снега и мороза вдруг соткался некий силуэт, некая фигура. Краем угасающего сознания Коплин отметил, что при виде этой фигуры солдат весь напрягся.

Раздался мягкий звук – «плоп», – и огромнейший комондор вдруг без единого звука завалился в снег. Солдат отпустил Коплина и схватился за автомат, но таинственный звук «плоп» повторился, и пограничник с небольшим красным пятном на лбу вдруг замешкался, глаза его подернулись поволокой, и он грохнулся возле своего пса.

Мозг Коплина, перегруженный впечатлениями последних минут, лишь отметил, что вокруг происходит некая чертовщина. Он опустился на снег и бессмысленно наблюдал за тем, как из снежной мглы материализуется высокий мужчина в серой парке. Нагнувшись над псом, мужчина покачал головой:

– М-да, – сказал он лаконично.

Мужчина выглядел весьма внушительно. Лицо его было цвета мореного дуба, черты лица суровые. Но Коплин обратил внимание на глаза: он прежде никогда не видел таких зеленых проницательных, излучающих тепло глаз, столь явно контрастирующих с выражением лица мужчины.

Мужчина улыбнулся Коплину и вдруг произнес:

– Если не ошибаюсь, вы доктор Коплин? – сказано все это было мягко, даже деликатно.

Незнакомец запихнул свой пистолет с глушителем в карман, нагнулся и внимательно изучил следы крови на парке Коплина.

– Я лучше отведу вас в одно место, тут неподалеку. Там и займемся лечением.

Он легко взял американца на руки и пошел вниз по склону, в сторону побережья.

– Кто вы? – сумел выдавить из себя Коплин.

– Питт. Дирк Питт.

– Не понимаю… Откуда вы тут взялись?

Коплин так и не услышал ответа на свой вопрос. Накатила сплошная черная волна, и он потерял сознание.

Глава 3

Сигрем выкурил сигарету, пока ожидал за столиком открытого всем ветрам ресторана на Кэпитол-стрит свою жену. Она опаздывала. За восемь лет, что они были женаты, он не мог припомнить даже одного-единственного случая, чтобы жена пришла вовремя. Он жестом подозвал официанта и заказал спиртного.

Наконец появилась Дана. Она застыла у входа, высматривая мужа, наконец увидела его и начала пробираться между столиками. На ней были оранжевый свитер и коричневая твидовая юбка: в таком наряде она выглядела прямо-таки девочкой выпускного класса. Светлые волосы Дана повязала платком. Ее кофейного цвета глаза глядели живо, радостно, даже несколько насмешливо.

– Давно ждешь? – с улыбкой спросила она.

– Чтобы не соврать, восемнадцать минут. Иначе говоря, ты опоздала против обыкновения на две минуты десять секунд.

– Извини. Адмирал Сэндекер созвал совещание – только что закончили.

– И какие же именно светлые идеи?

– Ну, например насчет морского музея. Раздобыли деньги, теперь нужно раздобывать экспонаты.

– Экспонаты? – уточнил Сигрем.

– Ну да, всякое старье, останки знаменитых кораблей, в таком духе.

Официант поставил перед Сигремом заказ. Наведенная на мысль видом бокала. Дана попросила себе дайкири.

– Осталось всего так мало, – продолжила она свою мысль. – На удивление мало. Канат с «Луизианы», вентилятор с «Мейна», якорь от «Баунти». И ведь все это раскидано по разным углам…

– По-моему, есть куда лучшие способы транжирить государственные субсидии. Ее лицо исказилось:

– Чем ты недоволен?

– Все это глупости. Собирать гнилые обломки неизвестно чего, укладывать их под стекло и ахать по этому поводу. Верь на слово, чушь это.

Слова его были поняты как вызов.

– Сохраняя останки кораблей, мы способствуем установлению элементарных связей между человеком и его историческим прошлым, – глаза Даны гневно заблестели. – Все это называется приумножением культурного богатства нации, понял? Это мудакам вроде тебя на все плевать.

– Заметь, ты уже пользуешься морской лексикой.

Она виновато улыбнулась, почувствовав себя сконфуженной от его вовремя произнесенного замечания.

– Скажи лучше, тебя заедает, когда жене удается сделать хоть что-то без твоей подсказки. Разве не так?

– Ладно, ладно… Единственное, если хочешь знать, что меня заедает, так это твоя новая манера разговаривать. Почему-то все симпатичные феминисточки полагают, что им чертовски идет лексика портовых шлюх.

– Уж кто бы говорил! Пять лет он живет в столице, а посмотреть на тебя – мужик мужиком, даже одеваться не научился. Посмотрись в зеркало, прежде чем делать замечания другим! Тоже мне… Почему ты не можешь, например, подстричься, как это делают другие мужчины? То, что у тебя на голове, уже сто лет не в моде. Когда нас видят с тобой вместе, мне всегда стыдно, что у меня такой муж.

– Видишь ли, я достиг, будем откровенны, таких степеней, такого положения в научном мире, что могу ходить вовсе нестриженным и голым.

– Вот только, пожалуйста, вот только ради Бога… Надо было выйти замуж за нормального сантехника или садовника – на худой конец… Надо же было на физика нарваться!

– Приятно слышать, что хоть когда-то меня любили.

– И до сих пор любят, если на то пошло. – Глаза ее сделались мягче при этих словах. – Это последние два года все идет, черт знает как. Даже вот в ресторан пришли, и то не можем отдохнуть, обязательно ругаемся. Пойдем-ка, снимем номер в мотеле, займемся, чем положено заниматься супругам в часы досуга. Почти в рифму получилось. Как ты смотришь?

– Это что-нибудь изменит?

– Это будет хорошим началом. А все с чего-то нужно начинать.

– Увы, не могу.

– Опять твоя идиотская работа?! Неужели ты не понимаешь, что твоя работа, моя работа – они разводят нас. Мы делаемся чужими. Подумай, Джен. Мы ведь можем все бросить и снова работать обыкновенными учителями. Ты доктор физики, у меня докторская степень по археологии, нас с радостью примет любой университет! Помнишь студенческую пору. Вот уж когда я была действительно счастлива.

– Не нужно на эту тему, Дана. Я не могу бросить свою нынешнюю работу.

– Но почему?

– У меня интересный проект.

– Последние пять лет у тебя что ни проект – все интересный. Джен, подумай о нас с тобой. Сделай первый шаг. Если примешь решение уехать отсюда, я пойду за тобой, куда хочешь. Этот город разрушает нашу любовь, разве ты не видишь?

– Ну пойми, мне нужен еще хотя бы год.

– Имей в виду, каждый день может многое решить. Как бы потом не пришлось жалеть.

– В том деле, которое сейчас у меня, не может быть обратного хода. Надо все довести до конца.

– И когда только перестанут финансировать эти ваши чертовы секретные проекты? Это все потому, что в Белом доме собрались такие, как ты…

– Слушай, я умоляю.

– Джен, бросай все к дьяволу!

– Дьяволу это не нужно, а нужно моей стране. Жаль, что ты не можешь понять столь простых истин.

– Бросай, пожалуйста, Джен, – в ее глазах стояли слезы. – Незаменимых людей нет. Мел Доннер превосходно заменит тебя.

Он покачал головой:

– Увы. Этот проект придумал я, придумал своей башкой и должен увидеть его воплощение.

Подошедший официант поинтересовался, будут ли они заказывать.

– Я абсолютно не голодна, – заявила Дана, поднялась из-за стола и сухо поинтересовалась: – тебя ожидать к ужину?

– Сегодня мне придется задержаться. Теперь она уже и не пыталась скрыть слезы.

– Что бы ты там ни изобретал, я надеюсь, это очень понадобится Америке. Потому что тебе это будет стоить очень и очень дорого, постарайся понять.

Не оглядываясь, Дана пошла к выходу.

Глава 4

В отличие от стереотипа русского начальника разведки из американских фильмов, у капитана Андрея Превлова не было ни широченного размаха плеч, ни лысого черепа, ничего устрашающего. Это был обыкновенный приятной наружности мужчина, аккуратно подстриженный, с ровным пробором на боку, с тонкими щегольскими усиками. Он копировал прическу и манеры у героев западных фильмов, что не могло нравиться начальству из Отдела внешней морской разведки. Но несмотря на то, что вкусы Превлова многим были не по нраву, он занимал в отделе важный пост и чувствовал себя на этом посту уверенно. Он слыл одним из самых талантливых и эрудированных служащих морской разведки. А кроме того, его отец входил в десятку партийной элиты. То и другое делало его положение весьма устойчивым.

Уверенным движением он зажег свой «уинстон», выпустил дым, налил себе джина «Бомбей», причем налил не по-русски, до краев, а как это было принято на Западе – порцию. Он откинулся в кресле и принялся изучать материалы, которые принес ему лейтенант Павел Марганин, его помощник.

– Не понимаю, – тактично вставил Марганин, – как вы пьете это западное… спиртное, в общем. Что в нем хорошего.

Превлов оторвался от бумаг и внимательно, изучающе посмотрел на Марганина.

– Ты слишком дремучий человек, и в этом смысле типичный. Я же мыслю, как американец; пью, как англичанин; машиной управляю, как итальянец; занимаюсь любовью, скажем мягко, как настоящий француз. И знаешь, почему, лейтенант?

– Нет.

– А потому, что я должен знать своего врага изнутри, знать его на уровне привычек. В этом весь фокус, чтобы знать врага лучше, чем ты знаешь самого себя. Тогда враг тебя никогда не одолеет, тогда ты будешь всегда сильнее.

– Это что, цитата из Чецкого?

Превлов отмахнулся, изобразив на лице брезгливую гримасу.

– Нет, дурак ты. Это еще в Библии сказано. – Он глубоко затянулся, пустил дым через нос и глотнул джина. – Приобщайся к западной культуре, мой друг, потому как, если мы не будем учиться у буржуев, нам всем крышка. Ладно, скажи лучше, почему эти материалы направили именно к нам в отдел?

– Потому что происшествие имело место возле берега.

– Каковы исходные?

– Почти ничего не известно. Пропал солдат из наряда, пограничник с Новой Земли. И собака пропала.

– Не вижу повода для того, чтобы обращаться во внешнюю морскую разведку. Новая Земля – пустынный снежный остров. Там всего-то устаревшая ракетная станция, казарма да несколько рыбацких хижин. На сотни миль в округе – ни одного важного объекта. Непонятно вообще, что там делают пограничники.

– И я думаю, что никто не пошлет туда шпиона.

– Шпиона? – Превлов побарабанил пальцами по столешнице, зачем-то взглянул на потолок. – Шпиона, говоришь? Понимаешь ли, вроде ничего там для шпиона интересного нет… Вроде. Но есть одно «но»… – Он резко придвинулся к столу, надавил кнопку селектора: – Принесите сведения за последние два дня обо всех перемещениях надводных и подводных судов.

Марганин вопросительно приподнял брови.

– Никто не осмелится посылать океанографическую экспедицию в район Новой Земли. Это же наши территориальные воды.

– Баренцево море не вполне наше, – сдерживаясь, пояснил Превлов. – Это международные воды, если уж быть точным.

Симпатичная секретарша-блондинка, которым идут короткие узкие юбки, принесла сводку, положила ее на стол перед Превловым и молча удалилась.

Превлов принялся листать и наконец нашел нужное.

– Ну вот, что и требовалось… «Фёрст Аттемпт», судно, принадлежащее НУМА, было замечено нашей службой на расстоянии 325 морских миль к Юго-Западу от Земли Франца-Иосифа.

– Очень странно, – заметил Марганин, – это же рядом с Новой Землей.

– О чем и речь. Если верить расписанию американских океанографических работ, «Фёрст Аттемпт» в настоящее время должен находиться у побережья Северной Каролины, изучать поведение планктона в том районе.

Весьма любопытно… – он допил джин, затянулся и энергично затушил окурок в пепельнице.

– Что из этого следует? – поинтересовался Марганин.

– Ничего, ровным счетом. Однако мысли кое-какие возникают. Например о том, что солдата убил агент, который с Новой Земли перебрался на «Фёрст Аттемпт». Если уже принадлежащий НУМА корабль находится за сотни миль от места, где он должен быть, значит, американцы что-то задумали, будь уверен.

– А что им здесь нужно, как думаете?

– А вот – думаю. Распорядись, чтобы сделанные со спутника фотографии этого района были увеличены.

Был уже вечер, и свет фонарей дополнил деревья контрастными тенями, когда Марганин принес и положил перед Превловым снимки и большое увеличительное стекло.

– А вы оказались правы. Тут кое-что любопытное. Превлов внимательно изучил фотоснимки.

– Обычный корабль, обычное оборудование, никакой дополнительной электроники…

Марганин тактично пододвинул своему шефу снимок, сделанный широкоугольным объективом.

– Взгляните, вот сам «Фёрст Аттемпт», а вот в правом верхнем углу, или за две тысячи метров по нашим замерам – темная точка…

Превлов на целую минуту застыл над увеличительным стеклом, наконец выдохнул:

– Вертолет.

– Именно. Почему я так и задержался. Я даже отнес снимки и проконсультировался в Отделе "Р".

– Наш пограничный вертолет, я полагаю?

– Ничего подобного.

Превлов изобразил некоторый интерес.

– Ты думаешь, что вертолет поднялся с американского судна?

– Можно лишь гадать. – Марганин положил перед Превловым еще два снимка… – Специалисты изучили еще снимки, сделанные другим спутником. Вот на этом хорошо видно, что вертолет направляется от Новой Земли в сторону судна. Высота полета небольшая, скорость пятнадцать узлов.

– Чтобы не попасть на наши радары, – сказал Превлов.

– Подключать наших агентов в Америке? – спросил Марганин.

– Погоди. Нужно сначала убедиться, американцы ли это гадят. – Он собрал все фотоснимки, сложил их в папку, посмотрел на свои ручные часы. – Успею перекусить, прежде чем пойду в театр. Что-нибудь еще есть у тебя, лейтенант?

– Только информация об экспедиции по изучению морских течений «Лорелей». Американская глубоководная субмарина на глубине пятнадцать тысяч футов, неподалеку от Дакара.

Превлов поднялся, взял папку под мышку.

– Будет время, непременно изучу. Может, ничего и нет интересного. Но все равно почитаем. Эти американцы каких только проектов не напридумывают…

Глава 5

– Будь же все проклято, – прошептала Дана. – Под глазами уже вон сколько морщин! Не зря говорят, что старость, – это разновидность лепры…

Она сидела перед зеркалом и внимательно рассматривала свое отражение.

Сигрем подошел сзади, приподнял с затылка жены волосы и поцеловал в теплую шею.

– Девушке тридцать один год, а она уже рассуждает, как пенсионерка.

Дана изучающе, не поворачиваясь, смотрела на отражение мужа в, зеркале.

– Ты счастливый. У мужиков нет подобных проблем.

– Это все женщины придумали, у нас тоже немало возрастных изменений, болячек, и мы тоже не приходим в восторг, видя лицо в морщинах.

– Да, но вам плевать.

– Принимаем как неизбежность, – сказал он, улыбнувшись. – Кстати, о неизбежности. Когда у нас будет ребенок?

– Скотина ты. Никак не успокоишься. – Она в раздражении швырнула на столик перед зеркалом щетку. Щетка завалила несколько флаконов из ее косметического арсенала. – Я тебе сто раз уже говорила, что не желаю ходить с пузом и стирать пеленки или как их там… Пускай человечество размножается за счет других идиоток! Мы же, в конце концов, цивилизованные люди.

– Глупости. И ты сама понимаешь, что все это глупости.

Она снова уставилась на свое отражение.

– Дана, ребенок спасет нашу любовь, – мягко продолжил он.

Она уткнулась в ладони.

– Я ценю карьеру и свою работу не меньше твоего. Он погладил ее светлые волосы и посмотрел на нее в зеркало.

– Твой отец был алкоголиком и оставил семью, когда тебе было десять лет. Твоя мать всю жизнь простояла за стойкой бара, она приводила каждый вечер домой мужчин, чтобы подработать. Ты и твой брат жили, как животные, до тех пор, пока вы не убежали с той помойки, которую вы называли своим домом. Твой брат прибился к тем, кто содержал магазины спиртных напитков и бензозаправки. В итоге его обвинили в убийстве, и теперь он отбывает пожизненное заключение в Сан-Квентине. Видит Бог, я уважаю тебя уже за то, что ты сумела окончить школу и колледж, что ты работала по восемнадцать часов в сутки. Да, у тебя было чудовищное детство, не спорю, и ты боишься забеременеть, я понимаю. Дана. Но и ты должна понять, что это не повод для того, чтобы лишать жизни потенциального ребенка.

Она сбросила его руку, давая понять, что разговор на эту тему закончен. Джен более не существовал для нее.

Когда Сигрем вышел из ванной. Дана стояла перед зеркалом, изучая себя столь же придирчиво, словно была дизайнером, который впервые рассматривает создание рук своих. На ней было простое светлое платье, которое облегало торс и свободно спадало бесформенной массой, скрывая ноги. Глубокое декольте давало возможность ознакомиться с ее бюстом.

– Ты уж поторопись, – сказала она таким голосом, словно между ними не произошло и малейшей размолвки. – Не заставляй Президента ждать.

– Там будет человек двести. И никакого учета посещаемости, как ты понимаешь.

– И тем не менее. Мы же не получаем приглашения в Белый дом каждую неделю. Как минимум, мы должны приехать вовремя.

Сигрем вздохнул и стал одеваться. Сначала – рубашка, потом галстук, затем – запонки, с которыми приходилось справляться одной рукой. Ох, как же он ненавидел одеваться для того, чтобы идти на прием. Если для Даны это было развлечением, для него неприятной необходимостью, и только. Наконец он завязал шнурки на ботинках, причесался и вошел в гостиную. Дана сидела на пуфе, просматривая какие-то бумаги. Перед ней на столике лежал распахнутый кейс. Она так зачиталась, что не заметила, как он вошел.

– Я готов.

– Иду, иду. Будь так добр, принеси мое боа.

– На дворе лето, зачем тебе боа?

Она опустила очки на кончик носа, посмотрела на мужа и сказала:

– Пусть хоть один из нас выглядит по-человечески.

Он вышел в холл, снял трубку и набрал номер. Не успел прозвучать в трубке первый сигнал, как Мел Доннер ответил:

– Доннер слушает.

– Какие-нибудь новости? – спросил Сигрем.

– Сообщили, что «Фёрст Аттемпт»…

– Это судно, которое должно было взять Коплина?

– Именно. Судно видели пять дней назад недалеко от Осло.

– Господи! Почему? Коплин же должен был сойти с судна и вернуться авиарейсом.

– Подробностей я не знаю. Согласно твоим инструкциям, судно на связь не выходит.

– Странно.

– Во всяком случае, мы о подобном не договаривались.

– Я приглашен сегодня на прием в Белый дом. Будут новости, непременно сообщи.

– Непременно. Хорошего тебе вечера, – Сигрем хотел уже положить трубку, как вдруг Дана появилась на пороге.

– Какие-то неприятности?

– Как будто пока нет.

Она поцеловала его.

– Одна из особенностей: мы даже не можем, как обычные люди, обсуждать твои проблемы.

– Я прошу тебя, – он погладил ее руку. – Ну конечно, я понимаю. Как-никак, государственный секрет. Ну?

– Что «ну»?

– А то, мужчина ты или уже нет?

– Прости, я забыл. – Он взялся за дверцу, открыл шкаф, выудил оттуда боа и набросил жене на плечи. – Всякий раз забываю о тебе, что ты будешь делать…

Она горько усмехнулась.

– Именно за это ты и будешь наказан.

Господи, думал он с ужасом, неужели Коплин не сумел выбраться с Новой Земли?