Текст книги "Космическая трилогия"

Глава XIII

Наутро вся деревня поднялась еще до рассвета (точнее, харандру солнце уже озарило, однако сам лес тонул во тьме). Хроссы спешно сновали туда-обратно в свете костров: женщины разливали по кособоким плошкам дымящийся завтрак, мужчины под руководством Хнохры таскали по лодкам охапки дротиков, Хьои, возглавив отряд самых опытных охотников, давал им какие-то наставления – на слух Рэнсома, слишком мудреные. С окрестных деревень тоже стягивался народ, а под ногами у взрослых с радостным визгом носились детеныши.

Видимо, участие в охоте Рэнсома подразумевалось само собой. Ему выпало сидеть в одной лодке с Хьои и Уином. Те решили грести по очереди, а отдыхать на носу, там же усадили и Рэнсома. Он уже неплохо изучил повадки хросса, чтобы понять: ему отвели самое почетное место, ведь оба его спутника не хотели бы оказаться на веслах, когда вдруг объявится хнарха. Еще совсем недавно, в Англии, Рэнсом в жизни не согласился бы примерить на себя столь опасную роль при поимке неведомого смертоносного чудища. Да и после этого, когда он бежал от сорнов или валялся на берегу ручья, страдая от жалости к себе, сегодняшний подвиг оказался бы ему не по силам. Однако нынче он был преисполнен решимости. Что бы ни случилось сегодня, он докажет: люди – достойнейшие из хнау! Рэнсом, конечно же, сознавал, что на деле может выйти иначе, но отчего-то верил, что обязательно справится. Все-таки он сильно переменился за последние дни, и не важно, что было тому причиной: вдыхаемый на Малакандре воздух или общество хросса.

На озеро упали первые лучи восходящего солнца. Рэнсом, как было велено, встал на коленях рядом с Уином, держа в правой руке дротик, а остальные сложив у ног. Он старался стоять прямо, хотя лодку, которую Хьои выводил из заводи, сильно качало на волнах. На охоту за хнархой вышло не меньше сотни судов, которые разошлись в разные стороны. Первый отряд, самый малочисленный, поплыл по протоке, которой Хьои привел Рэнсома в деревню. Эти лодки были больше обычного, на восемь весел каждая. Обычно хнарха предпочитает плыть по течению и, наткнувшись на судно, бросится в сторону или нападет. Следовательно, центральный отряд должен неторопливо прочесывать все русло, а более легкие маневренные суденышки – носиться взад-вперед, подстерегая добычу, покинувшую свое, так сказать, «логово». Хроссы тем самым полагались на численное преимущество и тонкую стратегию, на стороне же хнархи была скорость и невидимость: поди разгляди ее под водой. И неуязвимость к тому же – если оба охотника с судна промахнутся и не попадут копьем в разинутую пасть, лодку со всем экипажем ждет незавидная кончина.

Итак, в плавучих отрядах самые отважные охотники могли выбирать: или держаться близ больших лодок, которые почти наверняка возьмут хнарху в кольцо, или уплыть вперед: вдруг повезет случайно на нее наткнуться, застать врасплох – и одним метким броском, опередив забойщиков, положить охоте конец. Об этом пылко мечтали и Хьои, и Уин. Да что там, даже Рэнсом заразился их страстью. Поэтому, едва тяжелые лодки поползли вверх по течению, поднимая облака пены, проворное суденышко Хьои стремительно рвануло на север, обгоняя флотилию. От скорости захватывало дух. Поднимавшийся от синей воды пар разгонял утренний морозец. Позади неслись голоса двух, а то и трех сотен хросса, сливавшиеся в один бесконечный гулкий колокольный бой, отраженный от скалистых стен, по обе стороны обрамлявших долину. Словно лай гончих, взявших наконец след, – разве что более мелодичный… А в душе Рэнсома разгорались доселе спавшие инстинкты. Вдруг и впрямь обернется так, что он своей рукой поразит хнарху; тогда слава о чхеловеке-хнархапунте будет передаваться из поколения в поколение в мире, не знававшем других людей… Впрочем, Рэнсом и прежде позволял себе помечтать и знал, что ничем хорошим это не заканчивается. Смирив разбушевавшиеся чувства, он устремил взгляд на кипевшую за бортом воду, высматривая хищного зверя.

Долгое время ничего не происходило. Вскоре Уин нехотя пересел за весла, и его место занял Хьои. Едва он сел на носу, как произнес вполголоса, не отрывая глаз от течения:

– К нам по воде движется эльдил.

Рэнсом ничего не видел – разве что блики солнца на поверхности озера. Хьои вдруг заговорил снова, на сей раз обращаясь не к Рэнсому.

– Что такое, рожденный небом?

И тут случилось нечто невообразимое – даже для Малакандры, к которой Рэнсом уже почти привык. Он услышал голос. Тот доносился прямо из воздуха: из пустоты где-то над головой. Тонкий, чуть ли не на октаву выше, чем у Рэнсома, не говоря уж про хроссов. Наверное, уши человека тоже не очень-то приспособлены, чтобы слышать эльдилов.

– С вами человек, Хьои, – произнес голос. – Его не должно быть здесь. Он должен идти к Уарсе. За ним гонятся гнилые хнау с Тулкандры; ему надо к Ойрасе. Иначе случится беда.

– Он слышит тебя, рожденный небом, – ответил Хьои. – А для моей жены у тебя послания нет? Ты знаешь, каких вестей она ждет.

– У меня есть послание для Хлери, – отозвался эльдил. – Но тебе я сказать не могу. Я сам к ней спешу. Все будет хорошо. Только… пусть человек идет к Уарсе.

В тот же миг настала полная тишина.

– Ушел… Жаль, пропустим охоту, – уныло покачал головой Уин.

– Да, – вздохнул Хьои. – Надо высадить чхеловека на берегу и показать ему дорогу до Мельдилорна.

Не то чтобы Рэнсом трусил, однако украдкой все-таки перевел дух, узнав, что участвовать в охоте не придется. И все же отчего-то он решил не отступать: либо теперь, либо никогда; со спутниками или без них, он не должен останавливаться на полпути к очередной мечте. Повинуясь неожиданному порыву, Рэнсом воскликнул:

– Нет! Уйду после охоты. Сперва убьем хнарху!

– Если эльдил велел… – заговорил было Хьои, но тут Уин издал вопль («звериный рев», как сказал бы пару недель назад Рэнсом) и указал на воду.

Там, ярдах в двухстах, вскипала пенная полоса, в которой на миг мелькнула серебристая спина чудовища. Уин яростно замахал веслом. Хьои бросил дротик и промахнулся. Впрочем, не успело первое копье упасть в воду, как Хьои схватился за второе. Кажется, на сей раз ему удалось зацепить хнарху. Та метнулась в их сторону, щелкая огромной черной пастью, утыканной акульими клыками. Тогда и Рэнсом метнул свой дротик – торопливо и неуклюже.

– Назад! – завопил Хьои, хотя Уин уже и сам греб обратно, всем телом налегая на весло.

И вдруг все смешалось. «Берег!» – крикнул Уин. Лодку тряхнуло, и Рэнсома бросило вперед, едва ли не в самую пасть хнархе. Он очутился по пояс в воде. Совсем рядом защелкали челюсти. Рэнсом один за другим метнул в разинутый зев твари несколько дротиков – и с изумлением увидал у нее на спине Хьои. Тот перевалился вперед, скатываясь на морду, и с силой вонзил в нее дротик. В следующий миг он с фонтаном брызг отлетел в сторону ярдов на десять. Однако тварь уже издыхала. Она билась на боку, изрыгая вонючую черную кровь. Вокруг по воде растекалось темное пятно.

В себя Рэнсом пришел на берегу – насквозь промокший, трясущийся, чуть дышащий, он обнимался с обоими хросса. Теперь, как ни странно, его не смущали ни мокрая шерсть, ни звериное дыхание – пусть не вонючее, но такое непохожее на человеческое. Он стал с ними заодно. Испытание, преодоленное вместе, начисто снесло стену. Все они – хнау. И плевать, у кого какая шкура, ведь они плечом к плечу выстояли против врага. Даже он, Рэнсом, справился. Не опозорил себя!

Они находились на каком-то голом мыске, куда их выбросило в пылу схватки. Рядом на воде качались обломки лодки и дохлая туша монстра. Остальных охотников отсюда было даже не слыхать. Все трое сели, чтобы перевести дух.

– Что ж, – заговорил Хьои, – вот мы и хнархапунти. Я всю жизнь об этом мечтал.

Тут Рэнсома оглушил пронзительный грохот – до боли знакомый и совершенно здесь неуместный. Слишком земной, слишком цивилизованный. Звук выстрела из английской винтовки. Хьои вдруг качнулся, хватая ртом воздух, и упал. Белая трава под ним окрасилась кровью. Рэнсом опустился на колени, переворачивая его на спину, но грузный Хьои был слишком тяжелым. Уин поспешил на помощь.

– Хьои, слышишь?.. – Рэнсом прижался лбом к круглой мохнатой башке. – Хьои, это все из-за меня. Это те двое, что прилетели на Малакандру вместе со мной. Они умеют бить насмерть издалека. Я должен был тебе сказать. Мы все гнилые. Мы прибыли, чтобы сеять на Малакандре зло. Мы вовсе не хнау. Хьои…

Он затих, не зная, как на местном наречии сказать «виноват» или «стыдно»… да что там, обычное «прости»! Мог лишь в бессильном отчаянии вглядываться в лицо, искаженное безмолвной гримасой боли. Хросс, однако, его понял. Он силился что-то сказать, хотя взгляд стремительно стекленел.

– Чхел… ховек, – выдавил тот наконец. – Чхеловек храхрапунт.

Хьои изогнулся всем телом, изо рта хлынула кровь, запрокинутая голова ужасно потяжелела, а лицо вдруг стало по-звериному тупым, бессмысленным и чуждым, каким Рэнсом увидел его в первый миг встречи. Стеклянные глаза, всклокоченная мокрая шкура – обычный дохлый зверь из земного леса…

Рэнсому хотелось заорать, призвать все небесные кары на головы Уэстона и Дивайна. Но что толку?.. Поэтому он лишь поднял глаза, встречая взгляд Уина, сидевшего на корточках по ту сторону тела (хросса не умеют стоять на коленях).

– Я во власти твоего народа, Уин. Пусть делают, что должны. Для вас умнее будет убить меня, а потом и тех двоих.

– Хнау не убивают других хнау, – ответил Уин. – Это дано лишь Уарсе. А те двое… Где они?

Рэнсом обернулся. Ярдах в двухстах на берегу начинался густой лес.

– Где-то за деревьями, наверное. Не вставай, Уин! Лучше иди сюда, здесь есть ложбина. Они снова могут бросить смерть из своего оружия.

Не без труда он заставил Уина пригнуться. Друзья легли в траву у самой воды, ногами почти что в озере. Хросс заговорил:

– Почему они его убили?

– Они не знали, что он хнау, – ответил Рэнсом. – Я ведь рассказывал, что в моем мире есть лишь один вид хнау. Они могли принять его за зверя. И убить просто так, из страха, например, или… – Он замешкался. – Или потому что были голодны. Уин, я должен сказать тебе кое-что. Они и хнау могут убить – даже зная, что он хнау, если решат, будто им это выгодно.

Долгая тишина в ответ.

– Не знаю, видели меня или нет, – сказал Рэнсом. – Пришли-то за мной. Наверное, я пойду к ним, чтобы ваши земли не тревожили. Но почему они не выходят из леса посмотреть, кого убили?

– Наши уже рядом, – сказал Уин.

Рэнсом обернулся и увидел, что к берегу приближаются первые лодки. Основная часть отряда подтянется сюда через несколько минут.

– Они боятся хросса, – догадался Рэнсом. – Поэтому и не выходят… Уин, я пойду к ним.

– Нет, – ответил тот. – Я все понял. Зря мы ослушались эльдила. Он велел тебе идти к Уарсе. Ты был бы уже в пути. Ступай прямо сейчас.

– Тогда гнилые чхеловеки останутся здесь. И могут натворить еще больше бед!

– Они не тронут хросса. Ты сам сказал, они нас боятся. Скорее уж мы за ними пойдем. Не волнуйся, они нас не увидят и не услышат. Мы просто выведем их к Уарсе. Но ты должен идти прямо сейчас, как велел эльдил.

– Твой народ решит, что я сбежал – не решаюсь после смерти Хьои показываться на глаза.

– Надо думать не о других, а о том, что сказал эльдил. Не будь как детеныш. Теперь слушай, я расскажу, куда идти.

Хросс объяснил, что в пяти днях ходьбы на юг этот хандрамит соединяется с другим, и если там повернуть на северо-запад, то через три дня выйдешь к Мельдилорну и Уарсе. Есть путь короче, через горы, по склону харандры между этими двумя каньонами – тогда к Мельдилорну можно выйти уже на второй день. Надо только войти в лес и идти прямо, пока не упрешься в скалистую стену хандрамита, там у корней горы[10]10
  Здесь К. С. Льюис отдает дань уважения Уильяму Моррису, английскому поэту и прозаику XIX века, который считается основоположником жанра фэнтези. Его романы – в частности «Корни горы» – оказали немалое влияние на творчество как самого Льюиса, так и его близкого друга и единомышленника Дж. Р. Р. Толкина.


[Закрыть] повернуть на юг. Потом будет дорога, по ней поднимешься наверх и попадешь к оплоту Огрея. Огрей поможет. Только перед тем как лезть в гору, следует запастись едой: нарезать травы. И вот еще в чем сложность: в лесу можно столкнуться с двумя гнилыми чхеловеками.

– Если тебя поймают, в наши земли они, как ты и сказал, больше не пойдут, – заключил Уин. – Но лучше, чтобы это случилось не здесь, а на дороге к Уарсе. Думаю, как только ты тронешься в путь, он не позволит гнилым тебя тронуть.

Рэнсом сомневался, что это и впрямь лучший выход и для него, и для хросса. Однако внезапная гибель Хьои так его поразила, что он не нашел в себе сил спорить. Он был готов сделать для хросса что угодно, лишь бы не стать причиной новых бед. Если надо уйти – он уйдет. Непонятно, что чувствовал Уин, – и оттого Рэнсому еще сильнее хотелось валяться у того в ногах, вымаливая прощение. Правда, Хьои на последнем издыхании назвал его победителем хнархи… Не величайшая ли это милость и отпущение всех грехов?

Запомнив подробности дороги, Рэнсом попрощался с Уином и зашагал в сторону леса.

Глава XIV

До самых деревьев он думал только об одном: не грянет ли вот-вот новый ружейный выстрел? Впрочем, скорее всего, Уэстон с Дивайном предпочтут взять его живым… Еще и хросс глядел ему в спину, поэтому Рэнсом постарался сохранить хоть какую-то видимость самообладания. А между тем в лесу спокойнее не стало. Длинные лысые стебли могли укрыть от выстрела разве что на очень большом расстоянии. Ужасно хотелось окликнуть Уэстона с Дивайном, сдаться им наконец. Это было бы разумно: тогда захватчики покинут земли хросса, чтобы отвести пленника к сорнам. Однако Рэнсом немного смыслил в психологии и знал, что беглецы нередко чувствуют глупое желание капитулировать; он и сам порой во сне испытывал подобные страхи. Наверное, просто сдают нервы. Так или иначе, отныне он будет подчиняться всем приказам хросса или эльдилов. Пока что попытки жить на Малакандре своим умом ни к чему хорошему не привели. Рэнсом твердо решил любой ценой, невзирая на перемены настроения, добраться до Мельдилорна.

Он не сомневался, что это единственный правильный выход, и все же его терзали дурные предчувствия. На харандре, куда ему предстоит держать путь, обитают сорны. Выходит, он добровольно шагает в западню, от которой бегал с тех самых пор, как очутился на Малакандре. Даже если благополучно миновать земли сорнов и попасть в Мельдилорн… кто он такой, этот Уарса, что он собой представляет? Тем более Уин обмолвился: мол, Уарса в отличие от хросса не гнушается проливать кровь других хнау. И опять-таки он правит не только хросса и пфифльтриггами, но и сорнами. Быть может, это просто самый главный сорн? Рэнсом в который раз запаниковал. В душе заворочался старый земной страх перед инопланетным сверхразумом: холодным, нечеловечески жестоким.

И все равно, что бы ни случилось, Рэнсом доберется до Мельдилорна! Милые добрые хросса просто-напросто не могут повиноваться злобному выходцу из кошмаров; кроме того, они утверждали (или он просто неправильно понял?), будто Уарса вовсе не сорн. Здешнее божество? Идол, которому сорны хотели принести жертву? Однако хросса отрицали и это. Они говорили, есть лишь один бог – Малельдил Юный. Да и невозможно представить, чтобы Хьои или Хнохра поклонялись обагренному кровью божку. Хотя, быть может, хросса ничего не решают и давно порабощены сорнами, уступающими им в человечности, но превосходящими по интеллекту? Странная была бы иерархия мира: на нижней ступени – героизм и поэзия, выше – холодный научный интеллект, а всем этим правит темное суеверие, перед которым бессильны и эмоции, и разум. Эдакий кровавый истукан.

И снова Рэнсому пришлось брать себя в руки. Глупо так рассуждать. Чуть раньше он посчитал бы того же эльдила изжитком здешних суеверий – а ведь сам слышал его голос! Нет, Уарса, кем бы он ни был, вполне реален.

Рэнсом шагал уже более часа, время близилось к полудню. Заплутать он не боялся: надо просто идти в гору, тогда рано или поздно выйдешь из леса к скалистой стене. Чувствовал он себя замечательно, если забыть об угрызениях совести. Вокруг простирался все тот же безмолвный лиловый лес, что и в первые дни пребывания на Малакандре, зато все остальное отныне изменилось. О том времени Рэнсом вспоминал как о кошмаре, свои тогдашние настроения считал недугом. Та болезнь и вызывала бесконтрольный ужас с истериками. Теперь, в ясном свете осознанного долга, он тоже испытывал страх, но вместе с ним и странное доверие к себе и к окружающему миру, отчасти даже некое довольство. Одно дело быть матросом на тонущем судне, и совсем другое – всадником, под которым понесла лошадь; гибель грозит обоим, но всадник еще может повлиять на развитие ситуации.

Спустя час перед ним неожиданно открылась залитая солнцем опушка. Впереди ярдах в двадцати поднимались шпили – так близко, что макушек их было не видать. Пятачок земли, на котором стоял Рэнсом, клином вдавался в скалистую стену, состоящую, казалось, из громадного неприступного монолита: внизу покатого, словно скат крыши, затем вертикально отвесного, а сверху так и вовсе нависающего здоровенным гребнем, способным, чуть что, обрушиться на голову.

Интересно, как, по мнению хросса, должна выглядеть дорога?..

Рэнсом стал пробираться на юг по узкой извилистой полоске земли между лесом и горой, изрытой скалистыми уступами. Идти было тяжело даже по меркам здешнего мира. Минут через тридцать впервые попался ручей. Рэнсом свернул в лес, нарезал молодого сорняка на обед и устроил на берегу привал. Потом, набив остатками травы карманы, двинулся дальше.

Понемногу он начинал беспокоиться: дороги все было не видать, а если на гору и можно взобраться, то только засветло. А день уже давно перевалил за середину. Впрочем, опасения оказались напрасны: слева между деревьями вдруг появилась широкая просека (наверное, ведущая к деревне хросса), а справа – та самая искомая тропинка, изгибами карабкавшаяся по склону впадины. У Рэнсома перехватило дух: безмерно крутая, узенькая лестница без перил вилась по светло-зеленой скале почти невидимой лентой. Впрочем, тупо пялиться на нее все равно не было времени. Он, конечно, не мастер оценивать расстояния на глаз, но высотой эти горы не уступали Альпам – а времени до заката осталось всего ничего. Рэнсом начал подъем.

На Земле подобный поход был бы немыслим: спустя каких-нибудь пятнадцать минут даже крепкий мужчина вроде Рэнсома рухнул бы без сил. Здесь же он лишь дивился легкости, с какой давался ему путь, хотя вскоре долгая ходьба в гору отозвалась-таки болью в спине и дрожью в ногах. Дальше стало хуже: в ушах зазвенело, а еще Рэнсом понял, что, невзирая на усталость, ничуть не взмок. Холод с каждым шагом становился все пронзительней и вытягивал силы пуще самой невыносимой жары. Губы стали трескаться, с каждым выдохом изо рта вырывалось облачко пара, пальцы заледенели. Казалось, путь лежал прямо в Арктику: английская зима уже миновала, впереди ждали лапландские стужи. Надо передохнуть немедля: если привал сделать позднее, спустя еще хоть сотню ярдов, он просто не найдет сил подняться. Сев на корточки, Рэнсом обхватил себя руками. Пейзаж вокруг внушал ужас. Хандрамит, на последние несколько недель давший приют, отсюда выглядел не более чем лиловой расселиной в безграничной пустоши харандры, которая отчетливо виднелась теперь в просветах между горными пиками. Ничуть не отдохнув, путник встал: надо идти дальше.

А мир вокруг становился все чуднее. Среди хросса Рэнсом и забыл, что он на чужой планете, здесь же это чувство чужеродности накатило с новой силой. Очень остро ощущалось, что вокруг – уже не «мир», а планета, осколок Вселенной в миллионах, миллиардах миль от человека. Здесь все чувства, что он испытывал к Хьои, Уину, эльдилам, Уарсе, утратили всякий смысл. Что за бред – думать, будто он чем-то обязан этим уродцам из космической глуши… да реальны ли они вообще? Он ничего им не должен: он человек! Почему Уэстон с Дивайном его бросили?

И все же прежнее решение, принятое в те моменты, когда он еще мог размышлять здраво, упорно гнало его вперед. Часто Рэнсом забывал, куда вообще идет и зачем. Двигался скорее машинально: слабел, останавливался, начинал замерзать и потому снова переставлял ноги. Над хандрамитом – который отсюда смотрелся мелким клочком пейзажа – висела какая-то дымка. Странно, пока он там жил, никакого тумана не замечал… Может, так сверху выглядит воздух? А воздух, к слову, изменился. В легких хрипело, сердце сбивалось с ритма, причем отнюдь не из-за холода и усталости. Снега на харандре не было, и ее заливал ярчайший свет. Он становился все резче и пронзительней, а небо, напротив, темнело. На почти черном фоне возвышались зубчатые шпили скал – точь-в-точь лунный пейзаж. Над головой проступали звезды.

И вдруг Рэнсом понял, в чем причина этих странных явлений. Просто здесь было очень мало воздуха – он приближался к вершине. Малакандрийская атмосфера оседала в хандрамитах, а саму поверхность планеты укутывал лишь тонкий ее слой – и то, может, не везде. Слепящий свет и чернота над головой – те самые «небеса», с которых он прилетел, только прикрытые тончайшей завесой воздуха. Если до вершины более ста футов, значит, дышать там человек уже не сумеет. Может, у хросса иначе устроены легкие? И они, отправив Рэнсома в путь, невольно обрекли его на гибель? Хотя нет, Рэнсом заметил, что зазубренные пики, полыхавшие от солнца на черном небе, уже вровень с ним. Подъем закончился. Теперь дорога впереди ныряла в мелкую лощину, справа ограниченную скальными вершинами, а слева – покатым склоном, уходящим к харандре. Здесь еще удавалось дышать, пусть через силу, головокружение и боль в легких. Правда, глаза жгло невыносимо: солнце спускалось к самому горизонту. Наверное, поэтому хросса его и предупреждали: для них ночь на харандре столь же губительна, как и для человека. Пошатываясь, Рэнсом брел вперед, высматривая оплот Огрея. И плевать уже, кто такой этот самый Огрей…

Видимо, Рэнсом утратил представление о времени. Казалось, он целую вечность блуждает среди растущих теней, силясь увидеть оплот. Наконец впереди сверкнул огонек. Только сейчас Рэнсом понял, как сильно сгустилась тьма. Он бросился бежать, однако ноги не слушались. Спотыкаясь от спешки и слабости, он рвался к свету и в итоге добрел до входа в пещеру. Изнутри лилось сияние и выходило благословенное тепло. Там горел костер. Рэнсом шагнул в пещеру и, нерешительно потоптавшись у порога, прошел чуть дальше. Когда глаза привыкли, он увидел свод из зеленого камня, а на его фоне два силуэта: один – черный, громадный, угловатый и второй – светлый и поменьше, сидящий у его ног. Тень сорна… и самого сорна.