Текст книги "Космическая трилогия"

Глава XV

– Иди сюда, – пророкотал сорн. – Дай на тебя взглянуть.

Итак, Рэнсом стоял лицом к лицу со своим кошмаром, преследовавшим его с самого появления на Малакандре, – и как ни странно, ровным счетом ничего не испытывал. Он не представлял, что теперь будет, однако бежать не собирался: слишком в пещере было тепло, слишком сладкий воздух густился в ее стенах…

Путник шагнул вперед, вставая спиной к костру, и ответил сорну. Правда, голос прозвучал пронзительно и визгливо:

– Хросса отправили меня к Уарсе.

Сорн не сводил с него взгляда.

– Ты не из нашего мира, – промолвил он.

– Верно, – отозвался Рэнсом и сел.

Для подробностей он слишком устал.

– Думаю, ты с Тулкандры, – сказал сорн.

– Почему? – спросил Рэнсом.

– Ты маленький и плотный, как существа из тяжелых миров. Не с Глундандры – она такая тяжелая, что если бы там и обитали живые существа, они были бы плоскими, как тарелки. И вряд ли ты с Переландры – там слишком жарко. Значит, ты с Тулкандры.

– У нас мой мир называют Землей, – ответил Рэнсом. – И там теплее, чем здесь. Снаружи пещеры я чуть не умер от холода и недостатка воздуха.

Сорн вдруг вскинул длинную переднюю лапу. Рэнсом застыл, лишь неимоверным усилием воли удержавшись на месте, – неужто это существо хочет его схватить? Однако нет, хозяин пещеры дурных намерений не имел. Он взял с уступа стены какой-то предмет, похожий на чашу с прикрепленной длинной трубкой.

Сорн протянул загадочное изделие гостю.

– Вдохни. Хросса это тоже нужно, когда они сюда приходят.

Рэнсом сделал вдох, и ему мигом полегчало. Одышка унялась, боль в груди и ногах ослабла. Пещера и сорн, до сих пор расплывавшиеся в глазах, обрели ясные очертания.

– Это кислород? – спросил он.

Сорн, конечно же, не знал английского слова.

– Это ты – Огрей? – уточнил тогда Рэнсом.

– Да, – ответил сорн. – А ты кто?

– У нас существо моего вида называется человек, поэтому сорны прозвали меня Чхеловеком. А зовут меня Рэнсом.

– Че-ло-век. Рэн-со-ом, – произнес на пробу сорн, иначе, нежели хросса, без их извечного «кхеканья».

Он сидел на длинных ягодицах, притянув к себе ноги. Человеку в той же позе пришлось бы положить подбородок на колени, однако у сорна конечности были слишком длинными. Похожие на гигантские карикатурные уши, они с обеих сторон торчали над плечами, а подбородок примостился на выступающей груди. Причем двойной подбородок… (Или то борода? В неверном свете костра толком не разглядеть). Тело – не то белое, не то кремовое – прикрывала длинная хламида из странной ткани, отражающей свет. Приглядевшись получше, Рэнсом понял, что это не одежда, а нечто вроде шкуры. Даже не мех, а перья. В целом сорн вблизи выглядел не таким уж и жутким. От лица, правда, порой бросало в дрожь: слишком оно было вытянутым, бесцветным, с пафосной гримасой – и поразительно похожим на человеческое. Глаза, как у всех крупных существ, казались слишком маленькими. В общем, выглядел сорн не пугающе, а скорее нелепо. Не великаном и призраком, а дурацким гоблином.

– Может, ты голоден? – спросил сорн.

Рэнсому оставалось лишь кивнуть. Сорн встал и, по-паучьи странно передвигая ногами, в сопровождении тонкой призрачной тени отошел к дальней стене. Принес он оттуда обычные малакандрийские овощи, какой-то незнакомый крепкий напиток, а еще кусочек странной коричневой субстанции, и на вкус, и на запах удивительно похожей на сыр. Рэнсом спросил, что это.

Сорн принялся мучительно объяснять, что самки некоторых местных животных выделяют для кормления детенышей жидкость. Потом начал подробнейшим образом описывать процесс доения, но Рэнсом его перебил:

– Да, да! У нас на Земле тоже так делают. Что это за животные?

– Желтые звери с длинной шеей, питаются побегами на хандрамите. Наши подростки, не обучившиеся пока более полезному делу, утром собирают их и гонят вниз, а вечером отводят обратно в пещеры.

Итак, сорны – пастухи. Это успокаивало. Впрочем, гомеровский Циклоп занимался тем же ремеслом…

– По-моему, я видел одного из ваших за работой, – сказал Рэнсом. – Но как же хросса… разве они дают вам опустошать их леса?

– А почему нет?

– Они вам подчиняются?

– Они подчиняются Уарсе.

– А кому подчиняетесь вы?

– Уарсе.

– Но вы знаете больше, чем хросса?

– Хросса знают только, как складывать песни, собирать моллюсков и растить травы.

– А Уарса – он сорн?

– Нет. Я ведь сказал, он правит всеми нау. – Так сорн произносил слово «хнау». – И всем живым на Малакандре.

– Я не понимаю, – признался Рэнсом. – Расскажи о нем.

– Уарса не умирает. И он не рождает детей. Он прибыл управлять Малакандрой, когда ее создали. Его трудно увидеть.

– Как эльдилов?

– Да, он величайший из эльдилов.

– А кто такие эльдилы?

– Хочешь сказать, в твоем мире эльдилов не бывает?

– Насколько мне известно, нет. Кто это вообще такие, почему их не видно? У них что, нет тела?

– Есть, конечно же. Просто ты многое не видишь. У любого животного глаза одно видят, а другое – нет. Вы же на Тулкандре знаете, что тела бывают разными?

Рэнсом как мог описал сорну земное представление о твердом, жидком и газообразном состояниях вещества. Тот внимательно выслушал.

– Это другое, – вынес он наконец вердикт. – Тело – это движение. На одной скорости ты почувствуешь запах, на другой услышишь звук, на третьей – увидишь очертания. А иногда бывает такая скорость, что нельзя ни увидеть, ни услышать, ни почуять. Но заметь: крайности сходятся.

– Как это?

– Если двигаться еще быстрее, то окажешься в двух местах одновременно.

– Да, верно.

– А если еще быстрее (мне сложно объяснить, ты многих слов не понимаешь), все быстрее и быстрее, то в конце концов окажешься везде и сразу.

– Вроде бы ясно…

– Так вот, есть высшая форма всех тел: когда движешься так быстро, что остаешься на месте, а тело вовсе перестает быть телом. Но об этом мы говорить не будем. Начнем с того, что попроще. Самое быстрое, что достигает наших чувств, – это свет. Правда, по-настоящему мы видим не его, а более медленные тела, которые он освещает. Поэтому свет – последнее, что мы способны воспринять, пока тело не станет слишком быстрым. Тело эльдилов – быстрое, как свет. Можно даже сказать, что они из света состоят. Правда, для самих эльдилов свет – это нечто другое: еще более стремительное движение, которое мы вовсе не способны уловить. А то, что считаем светом мы, – для них вещество плотное, осязаемое, как вода, в котором можно даже плавать. И наш свет кажется им темным. А то, что мы считаем твердым – например, землю или плоть, – они почти не видит, для них оно похоже на невесомые облака. Для нас эльдил – прозрачное создание, способное проходить сквозь стены и скалы, а он считает, что способен проходить сквозь них, потому что сам твердый, а они – воздушные. И то, что для него свет, наполняющий небеса, для нас черная небесная пропасть. Ясно? Странно одно: почему эльдилы никогда не бывали на Тулкандре?..

– Я в этом уже не уверен, – признал Рэнсом.

Вдруг сказания про эфемерных существ – эльфов, дэвов, призраков, – которые есть у всех народов мира, имеют рациональное объяснение? Правда, тогда с ног на голову переворачивается все представление о мире… Впрочем, после путешествия на космическом корабле Рэнсома мало что удивляло.

– Зачем Уарса послал за мной?

– Уарса не говорил. Полагаю, ему интересно взглянуть на жителя чужой хандры.

– А в моем мире Уарсы нет, – сообщил Рэнсом.

– Вот еще одно доказательство, что ты с Тулкандры, безмолвной планеты.

– Почему ты так думаешь?

Сорн удивился:

– Будь у вас Уарса, он обязательно беседовал бы с нашим.

– С вашим? Через многие тысячи миль?!

– Для Уарсы все по-другому.

– Хочешь сказать, он часто получает вести с иных планет?

– Опять-таки сам Уарса выразился бы иначе. Он никогда не скажет, что живет на Малакандре, а другой Уарса – где-то на другой земле. Для него Малакандра – лишь место на небесах, где он живет с другими. И, само собой, они все часто беседуют.

Услышанное с трудом укладывалось в голове. Рэнсома клонило в сон. Наверное, он просто неправильно понимает сорна.

– Мне надо поспать, Огрей. Толком не разберу, о чем ты говоришь. Может, я и не с Тулкандры вовсе…

– Сейчас мы оба ляжем спать, – заверил сорн. – Однако сперва я покажу тебе Тулкандру.

Рэнсом последовал за ним в дальнюю часть пещеры. Там обнаружилась расселина и ведущая наверх винтовая лестница. Ступени, рассчитанные на рост сорна, для человека были слишком высоки, однако Рэнсому с помощью локтей и коленей удалось-таки ее преодолеть. Сорн держался позади, неся в руке какой-то круглый предмет, излучавший свет. Шли они очень долго, поднимаясь едва ли не к самой вершине. И наконец попали в темную теплую пещеру.

– Она на юге, над самым горизонтом.

Сорн указал на небольшое окошко. Оно чем-то походило на земной телескоп, лишь устроено было иначе. Правда, когда следующим утром Рэнсом попытался объяснить сорну принцип его действия, то сам не понял, в чем разница. А пока он подался вперед, упираясь локтями в стену, и прильнул к оконцу. За ним царила беспроглядная чернота, а в самой середине, едва ли не на расстоянии вытянутой руки, плавал яркий диск размером с монету. Почти весь он был серебристым, лишь в самом низу виднелись неясные очертания темных пиков, увенчанных белыми шапками. Такие же Рэнсом видел на фотографиях Марса… может, это он и есть? Однако, приглядевшись, он различил контуры Северной Европы и кусочек Америки, только перевернутые вверх ногами, отчего Северный полюс очутился внизу (почему-то Рэнсома это неприятно поразило). Так или иначе, перед ним Земля. Кажется, с самого краешку видно даже Англию, хотя картинка немного дрожала, и глаза быстро устали. Не исключено, что и померещилось… На этом крохотном диске поместилось все: Лондон, Афины, Иерусалим, Шекспир, ныне живущие люди и давно минувшее прошлое. Может статься, даже брошенный рюкзак до сих пор лежит на крыльце опустевшего дома близ Стерка…

– Да, – глухо сказал Рэнсом сорну. – Это мой мир.

И впервые за все путешествие ему стало по-настоящему горько.

Глава XVI

Следующим утром Рэнсом проснулся со странным чувством: будто с души у него свалился огромный камень. Затем он вспомнил, что гостит у сорна – и что существо, от которого он всячески скрывался, ничуть не уступает хроссам в дружелюбии. В общем, бояться на Малакандре теперь нечего – разве что самого Уарсы.

Огрей дал ему еды и воды.

– Что ж, – заговорил Рэнсом, – как мне добраться до Уарсы?

– Я тебя отнесу, – сказал сорн. – Для такого пути ты слишком маленький, а я с удовольствием побываю в Мельдилорне. Хросса не стоило отправлять тебя в путь этой дорогой. Почему-то они, глядя на живое создание, не могут понять, что у него иначе устроены легкие и в этих местах ему не выжить. Весьма на них похоже. Если бы ты погиб на харандре, тут же сложили бы песнь об отважном человеке. О том, как упрямо ты шел к цели, невзирая на чернеющее небо и слепящие ледяные звезды. А перед смертью ты, конечно же, произнес бы целую речь. А ведь прояви они немного осмотрительности, можно было показать тебе другой путь.

– Мне хросса нравятся! – сухо произнес Рэнсом. – И они очень правильно думают о смерти.

– Они правы, что ее не боятся, Рэн-со-ом, но они не относятся к ней разумно, не воспринимают ее как естественное свойство наших тел – и порой гибнут очень глупо, когда смерти можно легко избежать. Например, этот предмет спас немало жизней, однако хросса и не думают брать его с собой!

Он показал Рэнсому колбу с трубкой, на другом конце которой висела чаша – видимо, дыхательный аппарат.

– Дыши через нее, когда потребуется. А потом закрывай.

Сорн закрепил колбу у него на спине, а трубку перекинул через плечо и протянул Рэнсому. Того от касаний длинных паучьих рук с семью пальцами на каждой, холодных и костлявых, как птичьи лапы, бросило в дрожь. Чтобы хоть немного отвлечься, он спросил, где был изготовлен аппарат – ведь явно в какой-то лаборатории, а то и на фабрике. До сих пор ему не попадалось ничего похожего.

– Мы придумали, а пфифльтригги смастерили.

– Смастерили? – переспросил Рэнсом, в который раз пытаясь со своим скудным лексическим запасом выяснить экономическое и политическое устройство малакандрийского общества.

– Они любят мастерить разные вещи, – пояснил Огрей. – Лучше всего им удаются предметы на вид красивые, но совершенно бесполезные. Хотя иногда они мастерят разные предметы для нас. Только изделия должны быть сложными; на легкие поделки, пусть даже очень нужные, у них не хватает терпения. Впрочем, нам пора. Садись мне на плечо.

Предложение прозвучало до того неожиданно, что Рэнсом опешил, однако деваться было некуда – сорн уже присел на корточки; оставалось лишь собрать все мужество и взгромоздиться на покрытое чем-то вроде перьев плечо, прижаться боком к длинной блеклой щеке, а правой рукой обвить широченную шею, смиряясь со столь рисковым способом передвижения. Великан осторожно выпрямил спину, и Рэнсом взмыл в небо футов эдак на пятнадцать.

– Все хорошо? – спросил сорн.

– Да, вполне… – выдавил Рэнсом, и они двинулись в путь.

Более всего от человека сорна отличала походка. Он очень высоко поднимал ноги и ставил их необычайно бережно. Рэнсому вспоминалась то крадущаяся кошка, то вальяжно вышагивающий петух, то гарцующая лошадь, но из всех земных созданий ни одно не могло сравниться с сорном. Передвигаться на нем, к слову, было очень удобно. Вскоре голова кружиться перестала, взамен нахлынули забавные сентиментальные воспоминания, как он подростком катался в зоопарке на слоне или, совсем еще маленьким ребенком, на отцовской спине. В общем, стало даже весело. Двигались они довольно быстро: миль шесть, а то и семь в час. Холод был терпим, дышалось благодаря кислородной маске легко. Вот только открывавшийся с плеча сорна пейзаж был довольно унылым. Хандрамит давно пропал из виду. Шли они по дну неглубокого оврага, по обе стороны от которого тянулись голые зеленоватые скалы, испещренные кое-где красными пятнами. Небо у горизонта было темно-синим, в зените – почти черным; прикрыв глаза от слепящего солнца, удавалось разглядеть звезды. Со слов сорна Рэнсом понял, что не ошибался: еще чуть выше – и дышать уже нечем. Даже здесь, на скалах, стеной окружавших харандру, и в мелкой впадине, по которой проходил их путь, воздух был очень разреженным, как где-нибудь в Гималаях, и для дыхания почти не годился. А если подняться еще хоть на сотню футов, на харандру, истинную поверхность планеты, то и вовсе вмиг задохнешься. Поэтому и свет здесь такой яркий, ведь атмосфера его почти не затмевает.

Путники шли к расположенному совсем близко – рукой подать – горизонту, а перед ними на фоне изломанных скал шагала тень сорна с Рэнсомом на плече – донельзя четкая, как силуэт дерева, выхваченного из тьмы автомобильными фарами. Трещины и уступы были резкими и яркими, словно их нарисовала рука древнего живописца, не слыхавшего про законы перспективы. Рэнсом очутился близ тех самых небес, по которым несся на космической колеснице, и его вновь омывали неприкрытые воздушной оболочкой лучи. Поэтому сердце воспарило, и возникло прежнее чувство экстатичного восторга. Казалось, сама жизненная сила непрошено струится нескончаемым потоком. Не береги он в легких воздух, рассмеялся бы. Даже окрестности преобразились. С края оврага свесились пенистые клубы той самой розовой субстанции, которую он и прежде видел издалека. Теперь выяснилось, что она тверда как камень, а внизу клубы собираются в тонкий стебель, будто у растения. Рэнсом угадал – и впрямь точь-в-точь цветная капуста, только розовая и размером с кафедральный собор.

Он спросил, что это такое.

– Древние леса Малакандры, – отозвался Огрей. – Когда-то и на харандре были воздух и тепло. Там жило много существ; сегодня ты, сумей туда подняться, увидел бы их кости. Тогда и выросли эти леса, и с ними народ, которого уже много тысяч лет нет на свете. Росла у них не шерсть, а покров вроде моего. И они не ходили по земле и не плавали в воде, а скользили по воздуху, размахивая широкими лапами. А еще эти существа чудесно пели, и красные леса в те дни звенели от музыки. Увы, сейчас там могут обитать лишь эльдилы.

– В нашем мире такие существа есть до сих пор, – похвастался Рэнсом. – Мы зовем их птицами. А где же тогда был Уарса?

– Там же, где и сейчас.

– Почему он допустил, чтобы они погибли?

– Не знаю. Но никто не должен жить вечно, такова воля Малельдила.

Чем дальше они шли, тем гуще становились окаменелые леса, тем чаще безжизненный пустынный горизонт расцветал ярче летних весенних садов. По дороге не раз попадались пещеры, где, по словам Огрея, жили сорны; порой высокие скалы были испещрены черными дырами, и оттуда доносился неясный шум. «Работают», – говорил сорн, однако Рэнсом так и не понял, о чем речь. И вообще Огрей произносил очень много незнакомых слов, которых хросса в своей речи не использовали. Ничего похожего на селения или города Рэнсом не увидел; должно быть, сорны предпочитали уединение. Пару раз из пещерного зева выглядывала длинная узкая голова, чтобы поприветствовать странников низким трубным голосом, но большей частью каменное ущелье было столь же пустынным, как и вся харандра.

Лишь после полудня, когда путники спускались в расселину, пересекавшую дно оврага, повстречали разом троих сорнов. Те будто не шагали, а скользили, как на коньках. Умело балансируя на крутом склоне – сказывалась необычайная легкость этого мира, – они стремительно неслись вперед, словно корабли под всеми парусами. Двигались сорны столь грациозно, а их оперение так мягко мерцало в солнечных лучах, что Рэнсом окончательно переменил мнение об их расе. Никакие они не «людоеды-великаны», как ему чудилось в первые минуты, когда он вырвался из рук Дивайна и Уэстона; скорее «титаны» или «ангелы». Даже лица их более не внушали ужас: они не застыли в потусторонней гримасе – на них лежала печать величия. Просто сперва Рэнсом – не из трусости, скорее, в силу своей вульгарности – не сумел разглядеть в вытянутых чертах строгость и благородство. Так, наверное, глупый лондонский школьник обсмеял бы Парменида или Конфуция!.. Белые создания проплыли мимо Рэнсома с Огреем, склонив головы, точно макушки деревьев.

Невзирая на холод – тот порой заставлял спускаться с удобного плеча и шагать на своих двоих, – Рэнсом хотел бы, чтобы путешествие продлилось как можно дольше. У Огрея, однако, были свои планы, и он задолго до заката остановился на ночлег в жилище одного старого сорна. Рэнсом понял, что его решили показать местному ученому. Пещера была огромной – не пещера даже, а целый лабиринт из тоннелей и гротов, заполненных непонятными предметами. Особенно Рэнсома заинтересовали свитки из загадочного материала, похожего на кожу, – их покрывала вязь письмен. То явно были книги, которых на Малакандре, судя по всему, не так уж много.

– Лучше держать все в памяти, – пояснили сорны.

Рэнсом спросил, не боятся ли они утратить какие-нибудь важные сведения. Ему пояснили: Уарса ничего не забывает и, если надо, напомнит.

– Раньше у хросса было много книг с песнями, – добавили сорны. – Сейчас их почти не осталось. Хросса говорят, книги разрушают поэзию.

Хозяин жил не один, а с другими сорнами, которые норовили ему угодить. Сперва Рэнсом принял их за слуг, затем, поразмыслив, решил, что это ученики или помощники.

Вряд ли земному читателю будет интересно, о чем они беседовали весь вечер, поскольку сорны засыпали Рэнсома вопросами, не давая ему перехватить инициативу. И допрашивали его совсем иначе, нежели мечтательно настроенные хросса. Сорнов интересовала вся Земля в целом: ее происхождение и нынешняя география, флора, фауна, история человечества, языки, политика и искусство. Выведав все, что Рэнсом знал по одной теме, – а выдыхался он довольно быстро, – они тут же переходили к следующей. Порой они вытягивали нужные им факты не напрямую, а косвенным путем (что говорило об их широком научном кругозоре). Вот Рэнсом обмолвился о деревьях, пытаясь описать процесс производства бумаги – и тем самым заполнил пробелы в своих ответах на ботанические темы; рассказал о навигации – и невольно затронул вопросы минералогии, описал паровой двигатель – и дал представление о земном воздухе и воде. Рэнсом с самого начала понял, что придется быть откровенным; юлить и увиливать – недостойно для хнау, да и попросту бесполезно. Потому он изложил всю историю земной цивилизации как есть; в частности, рассказал о войнах, рабстве и проституции, чем безмерно потряс своих слушателей.

– Все потому, что у них нет Уарсы! – сказал один из учеников.

– Все потому, что каждый из них хочет стать маленьким Уарсой, – уточнил Огрей.

– А какой толк? – возразил старый сорн. – Кто-то должен ими править – кто-то другой, не из их числа. Животными управляют хнау, ими правят эльдилы, а те подчиняются Малельдилу. А у этих созданий эльдилов нет. Они пытаются поднять себя за волосы, или увидеть с одного места всю землю, или родить самих себя.

Особенно сорнов поразили два момента. Во-первых, то, какие колоссальные силы земляне тратят, чтобы поднимать и перемещать разные предметы. И, во-вторых, что на Земле обитает лишь один вид хнау – по мнению сорнов, это сильно ограничивает людскую способность к мышлению.

– Вы мыслите лишь так, как могут существа вашей крови, – объяснил старый сорн. – И не способны понять того, кто другой крови.

Для Рэнсома разговор получился очень утомительным и тягостным. Однако, укладываясь спать, думал он не о человеческой ограниченности или собственном невежестве, а о древних лесах Малакандры и о том, каково жить, постоянно видя перед собой красочный мир, некогда населенный дивными созданиями, но ныне утраченный.