Текст книги "Обман"

Мы идем с Леонардом к его машине. По дороге он с одобрением отзывается об организации панихиды, отмечает большое количество людей, пришедших помянуть Гарри, проявленное ими уважение к нему.

Подойдя к машине, он аккуратно кладет кейс на заднее сидение, поворачивается ко мне и осторожно обнимает за плечи.

– Эллен, дорогая. – Леонард запечатлевает родительский поцелуй на моем лбу. – С вами все будет в порядке? Вы не будете одиноки? Если хотите, можете на некоторое время прислать к нам Джоша, мы с удовольствием…

Я знаю, что у Леонарда очень добрая жена, она же – нежная бабушка. Правда, я ее никогда не видела. Говорят, она выходит из дома только в церковь.

– Джош с понедельника идет в школу.

– Ну, если вообще будет желание… Мой племянник каждое воскресенье ездит на рыбалку. Если Джош захочет, он всегда может присоединиться.

Разговор о рыбалке напоминает мне о Ричарде Морланде. Я спрашиваю Леонарда, знает ли он его.

– О, да! – с явным удовлетворением восклицает Леонард. – Прекрасный человек! Друг Дартингтонов. Он арендует у них дом в Уолдрингфилде.

Семья Дартингтонов живет на противоположной стороне Вудбриджа. Это богатые землевладельцы, потомственные представители высшего класса, люди, которых Энн и Чарльз несколько экзальтированно причисляют к числу своих друзей. Глава клана Дартингтонов – отставной адмирал и бывший адъютант одного из видных членов королевской семьи. Двое из троих сыновей, насколько я помню, служат во флоте. В нашей округе дружба с семьей Дартингтонов уже сама по себе характеризует любого человека.

– А вы что, знаете Морланда? – в свою очередь спрашивает Леонард. – Ну, конечно, вы должны его знать. Он же служил на Фолклендах с Гарри.

– Да нет, я его не знаю.

– Тогда почему..? – Леонард в удивлении смотрит на меня. – А, понятно, вас познакомили с ним сегодня. Очень хороший человек, очень!

Я целую его в щеку.

– До свидания, Леонард. И спасибо вам.

Он отъезжает на несколько метров, затем тормозит и оборачивается ко мне из открытого окна.

– Вы уверены, что с вами все нормально?

Я заверяю его, что я в порядке, и Леонард, наконец, уезжает.

Я возвращаюсь в дом. Вдруг меня пронзает мысль: «Здесь нет Кэти». Я закрываю дверь и абсолютная тишина дома поглощает меня. Даже когда Гарри не было дома, здесь незримо присутствовала какая-то частичка его дел. Он часто просил меня устраивать то благотворительные мероприятия, то вечеринки для местных шишек, а то и обеды для столичных знаменитостей. Я всегда, даже в его отсутствие, была чем-то занята, и со временем привыкла к этому ритму и даже развила в себе способность неплохой хозяйки.

Уже почти половина девятого. Пора бы Джошу появиться. Я иду к комнате, где хранится обувь, чтобы переобуться. Обувь расставлена на специальных стеллажах, и большая ее часть принадлежала Гарри: болотные сапоги для рыбной ловли, в них Гарри ловил лосося в Шотландии (правда, это увлечение оказалось недолгим – по его словам, Шотландия далеко, а сам вид спорта слишком статичный), грубые кожаные сапоги для фазаньей охоты (Гарри частенько занимался этим зимой), практически новые теннисные кроссовки и туфли для сквоша, которые Гарри ни разу не надел. У Гарри часто появлялось разное хобби, и он отдавался увлечению с энтузиазмом, но и остывал быстро. Причина, видимо, заключалась в том, что он не располагал достаточным свободным временем для занятий, а уступать кому бы то ни было и в чем бы то ни было не любил. Поэтому его увлечения исчезали так же быстро, как и возникали. Единственным исключением стала яхта, хотя я это поняла не сразу.

Я иду по лужайке, окликая Джоша. Потом прохожу через боковую калитку и вступаю на тропинку, ведущую к реке. Не раз за последние недели в моем воображении возникала эта картина: я вновь на дорожке после всего того, что случилось. Странно, но не чувствую ничего необычного. Только немножко першит в горле и холодеет в желудке.

Небо темнеет. Под подобием арки, образуемой кронами деревьев, уже лежат черные тени. Я снова зову Джоша. Тайник, в котором он обычно прячется, где-то впереди. Точное его расположение я не знаю, потому что Джош никогда не приглашал меня туда. Где-то вверху каркает ворона. Со стороны реки доносится пыхтение какого-то суденышка.

Деревья расступаются, и я выхожу на небольшую полянку. Дальше Джошу ходить одному не разрешается.

Прислушавшись, направляюсь к реке. Тропинка выравнивается. Вокруг открываются небольшие пастбища, где пасутся черномордые овцы. Уже у самой реки виднеется небольшая рощица – там растут дубы, березы и кусты боярышника. За рощицей идет поросший травой и усеянный кочками пологий спуск к реке. На нем там и здесь проглядывают островки крупнозернистого песка.

Вот и пристань. Это старое, но хорошо сохранившееся каменное сооружение. Оно имеет метра четыре в ширину и метров на десять-двенадцать выдается в реку. Рядом с пристанью расположен судоподъемный эллинг. Он тоже весьма почтенного возраста. Я не в силах остановить нахлынувшие на меня воспоминания. Я вижу «Минерву» в тот день. Она стоит боком у пристани. Серебристые мачты без парусов. На палубе валяются канаты. Я вижу, как Гарри перегружает с пирса коробки с провизией. Перегибаясь через поручни яхты, он ставит их на палубу. Вижу темнеющее небо и приближающуюся стену дождя. Картина возникает ясная. И странно, что мне не хочется стряхнуть это видение: видимо, уже привыкла к нему, ведь оно являлось мне много раз.

Я вижу выражение лица Гарри, хотя оно и скрыто капюшоном прорезиненного плаща. Угрюмое, злое выражение. Черты лица заострены, желваки играют.

Боже мой! Был ли он хоть когда-нибудь счастлив? Хотя бы в первые годы нашей совместной жизни?

Да, Гарри пытался быть счастливым. Он старался подходить к женитьбе так же, как и ко всему остальному: с аккуратностью и дисциплинированностью. Но внутри всегда оставлял часть себя, которую никому не доверял и в которую никого не пускал. Он знал, что я любила его, но, судя по всему, так и не смог вполне принять это чувство – вероятно, оно казалось ему в чем-то необычным. Я знаю, Гарри никогда не понимал, почему я не воспринимаю его с такой же строгостью, с какой он привык относиться к себе сам. Разумеется, я имею в виду всю нашу совместную жизнь за исключением последнего периода.

Я прекрасно знаю, что лодка Гарри находится сейчас в лодочном ангаре в Уоддрингфилде, но это не мешает мне бросить взгляд на то место, где она обычно болталась привязанной к пирсу. Как часто любил Гарри, прыгнув в нее, дернуть шнур подвесного мотора и унестись в паб в Уолдрингфилд на огромной скорости.

Сейчас отлив и вода из реки ушла, небольшая зыбь лениво лижет обнажившийся илистый берег. Посредине реки, вверх по течению, медленно поднимается небольшой катер. На противоположном берегу виднеется группа людей, идущих друг за другом по тропинке, извивающейся вдоль реки. Там же, километрах в двух ниже по течению, расположена большая платная пристань для путешествующих по реке яхт. Их много сейчас сгрудилось у причальной стенки – время года благоприятствует парусным прогулкам, к тому же начинается уик-энд. Завтра река будет заполнена яхтами и катерами, везде будут слышны смех и говор людей. Эти места считаются одними из самых живописных в южной части страны.

Последний раз я была здесь в сопровождении старшего полицейского офицера Доусона. Я показала ему пристань и рассказала об обстоятельствах отплытия Гарри. Это было спустя пятеро суток после его исчезновения. В тот холодный день на реке гулял сильный ветер. Вокруг не было ни души.

Я запомнила этот день и еще по одной причине: именно тогда я впервые поняла, что мне необходимо как можно быстрее уехать из Пеннигейта самой и увезти детей. Оставаться там наедине со всем, что свалилось на нас, больше было нельзя. Иначе моя семья погибла бы.

Я выхожу на тропинку и иду в обратном направлении. Продолжаю звать Джоша со все возрастающим беспокойством. В тот момент, когда я останавливаюсь, чтобы перевести дух, сзади раздается:

– Мам!

– Где ты был? – кричу я, еле сдерживая гнев. Губы у Джоша морщатся, брови насупливаются.

Я оглядываюсь кругом и понимаю, что мы находимся на территории, где сыну разрешено гулять, хотя и на самой ее границе. Напряжение внутри меня несколько ослабевает.

– Разве ты не слышал меня? – уже спокойнее спрашиваю я.

Джош отрицательно мотает головой.

– Ну извини, дорогой, – вздыхаю я. – Рот у сына немного разглаживается. Это знак примирения. Охваченная эмоциями, я порывисто обнимаю его за плечи и прижимаю к себе. – Будем ужинать? – Мое предложение он воспринимает безо всякого энтузиазма. Мы идем по тропинке вверх. – Трудный был сегодня день, – замечаю я как бы между прочим. Знаю, что он устал и не слишком расположен к разговору, но мне хочется восстановить с ним ту линию отношений, которая была несколько нарушена вихрем событий последних дней. – Хорошо погулял? – спрашиваю я.

Его плечи поднимаются – Джош часто заменяет свою речь жестами. Я отмечаю про себя, что одежда сына осталась сравнительно чистой: необычно для его прогулок в саду. Интересно, чем он занимался?

– Тайник в порядке?

Джош выдвигает нижнюю губу, что, видимо, должно означать утвердительный ответ.

Я лихорадочно придумываю следующий вопрос:

– Есть что-нибудь новенькое?

– Там кто-то был.

– Где?

– В лесу.

– Туристы?

– Ага, в кустарнике, – кивает Джош.

В голове у меня прыгают мысли о бродягах и растлителях малолетних.

– Ты кого-нибудь видел?

Он отрицательно качает головой.

– Следы-то были давнишние.

«Следы». Все это часть скаутских штучек Джоша, всех этих полупартизанских навыков. Я никогда этого не понимала, но то, что следы давнишние, поняла хорошо.

– Этот кто-то воспользовался твоим тайником?

Джош презрительно кривит губы, из чего я заключаю, что тайник так хорошо замаскирован, что постороннему его не обнаружить.

Тропинка становится все круче. Мы медленно идем по темнеющему лесу. Джош пинает камешки носком ботинка.

– Может, пригласим завтра кого-нибудь из твоих школьных друзей? – С несколько искусственным оживлением предлагаю я. – Дэна или еще кого?

Джош весьма сдержанно относится к моим попыткам поближе свести его со сверстниками. Ему, в принципе, нравится проводить время с Дэном, но с таким же удовольствием он играет и один. На этот раз, однако, я полна решимости реализовать свое предложение. С понедельника Джош пойдет в школу и общение с Дэном должно помочь ему настроиться на несколько забытый им ритм жизни и атмосферу школьного коллектива.

– Думаю, мне даже удалось бы договориться с отцом Дэна, чтобы он взял вас на рыбалку.

– На рыбалку меня берет с собой Ричард, – как бы между прочим произносит он.

– Ричард? Какой Ричард?

Джош озадаченно смотрит на меня, как бы удивляясь моей неосведомленности.

– Друг отца, – объясняет он.

– Ааа… – тяну я. При этом в памяти возникает лицо в проеме дверцы машины. – Ты имеешь в виду Ричарда Морланда?

– Ну да. Он служил в морской пехоте.

– Да, да… Я припоминаю. А когда он сказал тебе про рыбалку?

Вопрос заставляет Джоша задуматься. Он всегда испытывает трудности в определении времени.

– Хм… Когда пьют чай.

– То есть, когда я отвозила Кэти?

– Ага.

– Он что, звонил?

– Нет, я его видел.

– Где?

– Да он приходил сюда.

– Вот как? Но я ведь просила тебя, чтобы ты не разговаривал с незнакомыми людьми.

Джош на секунду задумывается.

– Какой же он незнакомый? Я ведь познакомился с ним еще утром. А разговаривали мы в присутствии дяди Леонарда.

– На панихиде?

Джош кивает.

– Ах так… – бормочу я. Мы продолжаем идти. – Я не знала этого. Ну ладно, посмотрим.

– Он сказал, что позвонит тебе. – В голосе сына слышатся нотки надежды. Джош любит рыбалку больше всего на свете, и после стольких недель вынужденного пребывания в нашем с Кэти обществе он, конечно, хочет вырваться на рыбную ловлю в мужской компании.

– Ну хорошо, – сдаюсь я. – Но я должна быть уверена, что у вас будут спасательные жилеты и достаточный запас провизии. И разумеется, мне необходимо быть в курсе того, куда вы отправитесь и когда намерены вернуться. – Мне не хочется давить на Джоша, но я всегда очень волнуюсь за него.

Мы входим в сад через калитку. Где-то вверху заливается какая-то птица. Необычайно красивый звук. Я на секунду останавливаюсь под деревьями, поднимаю голову и пытаюсь отыскать ее глазами. Никого не видно. Я оглядываюсь вокруг. Джоша рядом уже нет.

– Эй! – кричу я сыну и, догнав его, ласково обнимаю за плечи. – Хорошо возвращаться домой, правда?

Джош не отталкивает меня, но и не обнимает в ответ. Такая сдержанность появилась у него после гибели отца. Не знаю, то ли это своеобразный защитный механизм, то ли он наказывает меня за какой-то проступок.

– Ну что? – сняв руки с его плеч, произношу я с напускной веселостью. – Чего тебе хочется? Пиццы? Тушеных бобов?

В сумерках выражение лица Джоша выглядит особенно безразличным.

– Я не голоден.

Но он чувствует, что из этой затеи у него все равно ничего не выйдет. Когда мы сворачиваем к дому, я спокойно сообщаю, что если он не определит четко свой заказ, то получит на ужин тушеные бобы.

Из темноты, окружающей оранжерею, проступает расплывчатая фигура. Я вздрагиваю и замираю на месте. Мне вдруг кажется, что это Гарри.

– Так вот вы где! – окликает нас Джек и идет через лужайку в нашу сторону. – А я уж думал, вы пропали. Привет, Джош! Как рыбалка? – Джек сжимает плечо Джоша и одаривает его широкой улыбкой. – Может и меня возьмешь с собой как-нибудь? Подцепим нескольких окушков. Правда, тебе придется меня подучить. Я никогда не мог заставить червяка сидеть на крючке. – Джек заливается смехом, потом понижает голос. – Только мы с тобой. Ну и несколько бутылок пива. – Джек игриво смотрит в мою сторону. – Хорошо, кока-колы. А теперь, Джош, позволь мне поговорить несколько минут с твоей мамой, ладно? – Джек подмигивает, ловко поворачивает Джоша за плечо и подталкивает его к дому.

Я с трудом подавляю в себе раздражение. Оно вызвано и неожиданностью этого визита, и тем, что Джек совсем не к месту демонстрирует свое отработанное и несколько нарочитое обаяние, искусственность которого особенно заметна, когда оно обращено к ребенку.

– Нет, – говорю я резче, чем следует. Но тут же, спохватившись, что веду себя просто невежливо, добавляю: – Извини Джек, но я не могу сейчас с тобой беседовать. Мне нужно готовить ужин. – С этими словами я направляюсь к дому вслед за Джошем.

– Эллен! – Джек берет меня за локоть и мягко останавливает. – Ну подожди. Это же минутный разговор. – Его тон подразумевает, что я веду себя по-детски. – Эллен, – повторяет Джек мягким просительным голосом.

Я колеблюсь. И полуобернувшись к нему, я говорю со всей убедительностью, на которую способна:

– Джек, я очень устала. Может, поговорим в другой раз? Если ты не возражаешь.

Он придвигается ко мне почти вплотную. Джек часто делает так, вынуждая собеседника откинуть голову или отвести взгляд в сторону. Он протягивает руку и убирает прядь волос с моих глаз.

– Бедная, как тебе трудно! Я отодвигаюсь от него.

– Вовсе мне не трудно. – Это ложь, потому что я действительно на пределе, но мне не хочется признавать это перед Джеком, который уверен, что может взволновать любую женщину. Поэтому я добавляю: – Просто я сегодня очень устала.

– Эллен. – Он разводит руками, всем своим видом выражая недоумение. – Я приехал лишь для того, чтобы узнать, не нужна ли тебе помощь. Прекрасно понимаю, что ситуация далеко не простая. Леонард держит меня в курсе дел. Просто мне хотелось, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я всегда тебя поддержу. – В его голосе проскальзывают нотки сочувствия. Джек научился владеть своим голосом. Он у него глухой и таинственный, как у хорошего актера.

– Спасибо, это очень мило с твоей стороны, я ценю твою поддержку, – отвечаю я. А в голове проносится мысль о том, в какой степени Джек может быть осведомлен о моем финансовом положении?

– Эллен! – теперь его голос звучит обиженно и удивленно. – Мне кажется, ты на меня сердишься. Скажи, за что? – Он быстро наклоняет голову, чтобы рассмотреть в полумраке мое лицо.

Если я попытаюсь ответить, то только впутаюсь в словесную игру, в которой победить Джека невозможно. Я просто качаю головой и поворачиваюсь к дому.

Джек идет бок о бок, внимательно наблюдая за мной.

– Понимаешь, это не от того, что я должен быть рядом с тобой в качестве доверенного лица и тому подобное. – Его голос становится мягким и теплым. – Я действительно хочу тебе помочь, потому что мне не безразлична твоя судьба. – Он делает паузу, чтобы я осознала всю значимость его слов. Затем придвигается все ближе, гладя мою руку. Физический контакт с противоположным полом обязателен для Джека. – Я просто не могу допустить, чтобы тебе пришлось одной решать эти проблемы.

– Леонард поможет мне.

– Да, конечно, – произносит Джек с оттенком иронии. – Но Леонард не всесилен. – Он обгоняет меня и кладет руку на открытую дверь оранжереи. Когда я пытаюсь его обойти, мягко обнимает меня за плечо. – Эллен, ты ведь на меня не сердишься, правда? – с улыбкой вопрошает Джек.

Меня уже едва держат ноги, и я прислоняюсь к двери.

– Джек, – с трудом выдыхаю я.

– Эллен, если это так, то я очень расстроюсь. Ты для меня очень много значишь, Эллен. – Его голос становится глухим, как будто он сдерживает какое-то глубокое чувство. Слова Джека всегда звучат искренне, а тон внушает доверие.

И все же я не могу серьезно относиться к его словам. Это человек мгновения. Оно проходит, и Джек моментально о нем забывает. По крайней мере, я не во вкусе Джека. Он предпочитает самоуверенных красавиц, которые удостоверяют статус мужчины так же, как дорогая машина.

Я бормочу, что совсем на него не сержусь, и проскальзываю мимо него на кухню.

В последний раз, когда Джек предложил мне свою помощь, это плохо кончилось. Воспоминание вызывает во мне неприятное ощущение. Произошло это однажды вечером в прошлом ноябре. Чувствовала я себя ужасно – мне только что открылась правда о похождениях Гарри. Я тогда не умела скрывать свои чувства, боль пересилила разум. Джек всего лишь обнял меня за плечи, и я разрыдалась, чтобы освободиться от отчаяния. Переживания были настолько сильны, что я чуть не высказала ему свои самые горькие, самые сокровенные чувства. Джек, конечно, не тот человек, которому можно изливать душу. Мне следовало об этом догадаться, следовало понять, что он способен утешать лишь одним известным ему способом. Но когда он от волос прошелся губами по моей щеке и приблизился ко рту, я оторопела, как шестнадцатилетняя девчонка. Среагировала только тогда, когда он несильно сжал мне грудь. Моя реакция была, видимо, слишком резкой из-за ее запоздалости. Я вдруг почувствовала странную ярость, которая, скорее, была направлена на Гарри, а не на Джека. И сделала то, на что раньше, по-моему, не была способна: моя рука медленно пролетела в воздухе, а я зачарованно смотрела на нее, как будто могла еще остановить. Я с силой оттолкнула Джека. Его голова откинулась, и он чуть не упал с кресла. Я не знаю, кто из нас двоих был более ошарашен этой сценой. Джек несколько раз воскликнул: «О Господи!», тупо уставился на меня и пробормотал что-то вроде: «Значит, вот так вот, да?» Затем постепенно пришел в себя, и на лице его появилась мрачноватая ухмылка. «Мне кажется, ты меня не так поняла, – задыхаясь пробормотал Джек. Он даже выдавил из себя слабую улыбку, а затем простодушно добавил: – Я всего лишь пытался помочь тебе». – И коснулся кончиками пальцев моей руки, как ребенок, просящий прощения.

Это случилось давно и сейчас уже ничего не значит. Я быстро иду на кухню, включаю свет и достаю из буфета банку тушеных бобов. Джек проходит за мной и говорит:

– Так вот, сначала надо решить твои денежные проблемы. – Это он произносит уже своим обычным властным голосом. – Леонард обрисовал тебе правовые стороны вопроса? – Я киваю. – Чтобы уладить все юридические формальности, потребуется немало времени, и мы никак не можем ускорить этот процесс. Я договорился с Гиллеспи, и ты получишь кое-что, чтобы преодолеть затруднения с деньгами. Можешь называть это ссудой. Срок ее возврата определишь сама.

Я выкладываю бобы на сковородку.

– Спасибо, тронута твоим вниманием. Я, конечно, буду иметь в виду твое предложение, но надеюсь, что это не понадобится.

Джек, видимо, считает, что мои слова – всего лишь необходимая дань приличиям перед тем, как принять деньги. Он вежливо уговаривает меня не отказываться от его помощи, затем замолкает, но взгляд его говорит об уверенности, что в конце концов я ее приму.

Джек наблюдает за тем, как я нарезаю хлеб.

– Да, с «Эйнсвиком» туго. Леонард ведь говорил тебе об этом, да?

Я слегка пожимаю плечами.

– Конечно, – продолжает Джек, – остается еще один вариант: если бы кто-нибудь купил это чертово здание в Шордитче.

– А я думала, что ты уже отошел от «Эйнсвика».

Он берет кусок хлеба и, посмотрев на него, кладет в рот.

– Это правда, – тяжело вздохнув, говорит Джек, как будто его это очень огорчает.

Куски хлеба получились слишком толстые, так что мне приходится буквально запихивать их в тостер.

– Интересно, почему ты вышел из дела?

– Что? – Похоже, он немного удивлен моим вопросом. – Думаю, потому что мы с Гарри перестали находить общий язык. Отчасти поэтому, а отчасти… – он на секунду задумался, – потому что он считал, что я обманул его.

– Так и было на самом деле?

Кажется, мой вопрос его обидел, но Джек тут же пересиливает себя.

– Так думал Гарри. В действительности же дело обстояло совсем по-другому. Как-то раз я решил продать принадлежавший «Эйнсвику» безнадежный участок. Тогда нам очень нужны были деньги. Кстати, за землю неплохо заплатили. Может, вдвое больше ее стоимости – ведь речь шла о заброшенном пустыре без всяких перспектив. И вот года два назад – бац! – купившая землю компания вдруг пробивает у местных властей решение о строительстве на участке муниципальных домов. И получает под это наличные средства. Гарри решил, что я его обманул, провернув аферу. Но это чушь. Если уж кому и следовало тогда проворачивать дела, так это самому Гарри. Ведь он тогда был рядом с властью, а не я.

Я-то считаю, что Джек не меньше Гарри старался быть поближе к сильным мира сего, но молчу. Тем временем тостер щелкает, я вынимаю из него кусочки хлеба и кладу их на тарелку.

– Извини, Джек, но мне надо накормить Джоша.

– Конечно, – соглашается он, отодвигаясь от стойки. В одно мгновение Джек приближается и кладет руку мне на плечо. – Но ведь мы еще поговорим об этом, да? Ты ведь позволишь мне решить вопрос с этими деньгами, правда?

Он широко и лениво улыбается. Эта улыбка припасена у него для молодых и симпатичных женщин. Джек снова гладит мое плечо кончиками пальцев. Я отодвигаюсь, слегка коснувшись рукой его груди и чувствую, как он напрягся. Видимо, не забыл, как я оттолкнула его несколько месяцев назад.

– Ты иногда слишком строга с людьми, Эллен.

Я молча пожимаю плечами.

– Ты была чересчур строгой с Гарри, – сухо продолжает он.

– Правда?

– Это дело… Ты приняла его слишком близко к сердцу.

Сковорода шипит, я выключаю газ.

– Ты из мухи раздула слона, – продолжает Джек. – Она была всего лишь… – он пытается найти подходящее слово.

– Моложе, красивее и умней? – Я пытаюсь засмеяться, но получается что-то вроде хрипа.

– Это была обыкновенная интрижка. Ничего серьезного из нее не получилось бы, он бы ни за что тебя не бросил.

Джек считает супружескую измену простой интрижкой. Но ведь он никогда не был женат и никогда не мог взглянуть на этот вопрос с другой точки зрения.

– Я и не считала, что он мог меня бросить, – с возмущением говорю я и тут же жалею о своем тоне.

– Да ладно, Эллен, – мягко произносит Джек. – Ты караулила его, как коршун. Ты была вне себя. Господи, атмосфера была ужасной. Даже лучшие мужчины сбиваются с пути истинного, но это же еще не конец света.

Я не могу об этом говорить. У меня перехватывает дыхание, и я хочу остаться наедине с собой.

– Джек, пожалуйста…

Он грустно качает головой, как будто показывая, что со мной говорить бессмысленно. Когда он целует меня на прощание, то по-отечески улыбается и проводит большим пальцем по моей щеке, как бы смахивая слезы, хотя я и не плачу.

Когда Джек уходит, я, тупо уставившись на пережаренные бобы, думаю о Кэролайн Палмер.