Текст книги "Обман"

– Она просто старалась произвести впечатление, чтобы на ее Чарльза обратили внимание.

Может, Диана и права, но я слишком устала, чтобы об этом думать.

– Неужели?

– Политика, политика! Всю дорогу в машине только об этом и говорили. Они думали, я сплю, а я все слышала.

Я смотрю на Маргарет, обращая к ней молчаливый вопрос. Она всегда говорит прямо, но при этом старается смягчить свои слова:

– Чарльз включен в список кандидатов на предстоящих парламентских выборах.

Я не верю своим ушам. Я-то думала, что он навсегда отказался от политической карьеры еще восемь лет назад, после неудачной попытки пройти в парламент от соседнего округа. Что-то слишком много вокруг моей семьи амбициозных политиков. Джек. Теперь вот Чарльз.

– Ну что же, очень хорошо. – Я глубоко вздыхаю и поднимаюсь. – Пойду заварю чай.

– Все только что пили чай! – говорит Диана, но этим аргументом меня не остановить.

На кухне прохладно и спокойно, здесь я больше всего чувствую себя дома. Кухня обставлена сосновой мебелью, которую я приобретала на деревенских распродажах: шкаф для посуды – на его полках красиво смотрится голубой фарфоровый сервиз; подвесные шкафчики – их дверцы сделаны из старых ставен; большой стол в викторианском стиле – от него с трудом оттирается малейшее пятнышко жира.

Из кухни небольшой коридорчик ведет в кладовую и буфетную. В конце прошлой осени, когда подумывала снова приняться за работу, я очистила буфетную и устроила там что-то вроде небольшой мастерской. Купила дорогой мольберт и полный набор новых кистей и красок. Я сделала несколько эскизов для рекламного плаката (речь шла о проекте Молли), но они не особенно получились. К тому же мы не нашли спонсора, чтобы их отпечатать, и я отбросила эскизы в сторону.

Я ставлю чайник на плиту, нахожу пакетик с чаем и присаживаюсь на табуретку, ожидая, пока закипит вода. Я размышляю над волной политической активности, захлестнувшей всех во время моего отсутствия, и благодарю Бога, что меня это не касается. Политика всегда была для меня сложна. Интриги, сплетни и подсиживания никогда не волновали меня так, как Гарри. Я не жила ожиданием вечеров в Клубе консерваторов и не стремилась к общению со сторонниками партии. Думаю, мне удавалось скрывать эти настроения, и если Гарри и понимал, что я на самом деле чувствовала, то никогда об этом не говорил. Он просто думал, что может на меня положиться, и был прав. Если уж на то пошло, то вот из Энн наверняка получится вполне достойная супруга кандидата в члены парламента. Она амбициозна и энергична, хотя в наличии подобных качеств у Чарльза я не уверена. На мой взгляд, в нем нет напористости, или того, что Гарри называл «пробивными способностями». К тому же я никогда не замечала в нем таланта убеждать людей.

В этой части дома совсем тихо. На стене напротив меня висит доска, куда я прикалываю списки покупок, расписание школьных мероприятий и календарь местных событий. К доске никто не прикасался с того момента, как я уехала. Ежедневник, в который я записываю все семейные планы, все еще открыт на странице 12 апреля. Пасха. На той неделе мы улетели в Америку. Я беру ежедневник в руки и медленно пролистываю назад, до пятницы, 26 марта. Тут нет никакой примечательной записи. Двумя днями раньше Джош ходил на день рождения. Кажется, что это было так давно. В четверг приходил механик ремонтировать стиральную машину. На листке за пятницу стоит неразборчивая запись: «Загрузить яхту», а на субботнем листке – одна строчка крупными буквами: «Г. и Д. идут на яхте в Гэймбл». Я уже не помню, как Джек увильнул от путешествия. Вроде бы какая-то деловая встреча, которую он не мог отменить. Это его любимая отговорка: «Не могу не присутствовать там-то…» К тому же, я думаю, сама идея прогулки на яхте его не особо привлекала. Тихая прогулка вдоль побережья – не для Джека. Занимает слишком много времени и малоинтересна. Если он и ходит под парусом, то лишь с целью промчаться вокруг буев, чтобы разогнать кровь, а затем выпить джин-тоник в клубе.

Вот еще кое-что. На линии между пятницей и субботой моим почерком написано: «Отвести Джоша к Джилл. Эллен ужинает у Молли.» Затем на листке в субботу: «Сходить куда-нибудь с Кэти?» Я медленно вырываю эту страничку, а за ней и все предыдущие. А потом – все вплоть до текущей недели. Не знаю, зачем я это делаю, но аккуратно рву их пополам и еще раз пополам.

– А, так вот ты где! – говорит Энн, входя на кухню. Она подходит к мойке. – Я не знала, что ты вернулась.

Похоже, она на меня сердита. Я бросаю клочки бумаги в мусорное ведро и объясняю:

– Я разговаривала с Дианой.

– Мы все тебя очень ждали. – Она не может скрыть раздражение. – И Леонард тоже.

– Извини, – улыбаюсь я, – но мне надо было повидать воспитательницу Кэти.

– А, понятно… Тут столько предстоит разбирать. Мы кое-что сделали за время твоего отсутствия. Письма, счета… Сотрудники Гарри, мама… Все нелегкая работа.

– Я тебе очень благодарна, правда.

Она быстро моргает, еще не совсем успокоившись.

– И еще хотела бы поблагодарить тебя за панихиду, я знаю, сколько сил ты вложила в нее. Все было прекрасно.

– Неужели? – Энн не знает, как реагировать, видимо, думает, что я над ней подшучиваю. Почему-то мои слова всегда сбивают Энн с толку, ставят ее в тупик. Она с достоинством отвечает:

– Я думаю, это самое меньшее, что мы могли сделать.

– Пришло так много людей…

– Ты действительно так думаешь? Должна признаться, было очень нелегко. Люди теперь такие занятые. Но большая часть тех, кого, наверное, хотел бы видеть сам Гарри, пришли.

«Кого хотел бы видеть сам Гарри». Я с ней согласна. У Гарри было много знакомых, но больше всего он любил либо преуспевающих людей, о которых много говорили и общение с которыми поднимало его в собственных глазах, либо наоборот, людей самых обыкновенных, вроде местных жителей. С ними он встречался по воскресеньям в деревенской пивной, и они, по его словам, помогали ему не отрываться от реальности. Я думаю, помимо всего прочего Гарри было приятно, что они напоминали ему о его личных достижениях.

Почему-то я думаю и о тех, кто не пришел на панихиду, с кем Гарри постепенно разошелся на протяжении своей жизни: первые деловые партнеры, соратники по политической деятельности, друзья из прошлого. Гарри в трудных ситуациях бывал резок, поэтому друзей он потерял немало.

На лице у Энн появляется страдальческое выражение.

– Я до сих пор не могу поверить, что его нет с нами. Бывает, когда я просто… – Она делает отчаянный жест рукой. – Эта неопределенность… Мне бы очень хотелось, чтобы его нашли! Не могу спокойно думать о том, что он где-то там. Это просто ужасно!

Я наливаю кипяток в чашку и ложкой нажимаю на пакетик с заваркой, пока чай не становится почти черным.

– Но мы не позволили им прекратить поиски! – произносит Энн с ударением.

Немного подумав, я пододвигаю ей табуретку из-за стойки и спрашиваю:

– Не позволили кому?

Она присаживается на краешек табуретки, как будто не собирается задерживаться здесь надолго.

– Как кому? Береговой охране.

По мне, наверное, заметно, что я встревожена или озадачена, поскольку Энн громко поясняет:

– Не позволили прекратить поиски. Они охотно это сделали бы еще несколько недель назад. Но мы не собирались сдаваться. Чарльз обратился к каким-то рыбакам из Филикстоу, попросил их составить таблицу приливов и отливов и указать наиболее вероятный район гибели яхты. Мы отвезли эти данные в береговую охрану. А иначе они спокойно сидели бы себе и ждали. Все твердят, что рано или поздно она сама обнаружится.

Мое сердце забилось быстрее.

– Яхта?

Энн слегка ухмыляется в ответ:

– Конечно, яхта. – На лице у нее появляется страдальческое выражение. – Хотя о Гарри они ничего не говорят, ничего… – Она прижимает кулак к губам и делает глубокий вдох.

Я достаю пакетик с чаем и с силой выжимаю его. В горле у меня пересохло, мне хочется пить, и когда я делаю глоток чая, то обжигаю язык.

– Почему они думают, что яхта обнаружится?

Энн нетерпеливо пожимает плечами.

– Ну не знаю, что-то связанное с рыбацкими судами… Словом, сейчас они ищут так, как надо. И это самое главное!

Я продолжаю помешивать чай, чтобы он хоть немного остыл.

Не услышав от меня никакого ответа, Энн опять повторяет:

– А ведь они бы прекратили поиски.

– Да. Просто я этого не понимала. – Стараюсь не думать о яхте, но все равно представляю ее лежащей на дне моря. Ее белый корпус слабо отражает блики солнечного света.

Но почему они должны найти ее? Я не понимаю. Море огромное, а яхта такая маленькая. И почему они хотят продолжать поиски? Прошло столько времени, и я уже решила, что они больше не будут ее искать. На самом же деле я просто убедила себя в этом. Забыв, что чай еще горячий, делаю глоток и снова обжигаюсь.

Энн возвращается к предыдущей теме.

– Столько всего надо было уладить, – вздыхает она. – Ты знала, что сотрудникам не платили зарплату? Банк прекратил выплачивать мамино содержание. С тех пор его выплачиваем мы. Конечно же, с удовольствием, но не в этом дело. – Энн не может говорить спокойно о деньгах, как и сам Гарри. Их отец жил на широкую ногу, оставив после себя множество долгов, так что Диане с трудом удалось оплатить обучение детей. На лыжные курорты и увеселения денег не было вовсе, так что даже спустя тридцать лет Гарри продолжал сетовать на то, что не мог держаться наравне со школьными товарищами.

– Я и не представляла, что тебе пришлось столько сделать. Спасибо.

– Но ведь кто-то должен был все это сделать. – Ее резкий тон не оставляет сомнений в том, что она считает меня дезертиром. – Ты так быстро уехала, как будто потеряла всякую надежду.

– К тому времени прошло почти три недели, Энн.

– А по-моему, немногим более двух, Эллен.

Я не собираюсь ввязываться в спор, результатом которого могут быть лишь неприятные переживания. Но вдруг с неожиданной прямотой говорю ей:

– Я бы сошла с ума, если бы осталась. К тому же мне хотелось увезти детей.

– Одно дело просто уехать, а другое дело уехать так, как уехала ты. Заявив об отъезде за два дня, оставив все в беспорядке. А что касается детей, то я думаю, им не было лучше вдали от своих друзей, в незнакомом месте.

У меня нет сил защищаться, я пожимаю плечами, как бы извиняясь и говорю:

– Я сделала то, что считала необходимым в тот момент. А теперь извини, но меня ждет Леонард…

Я поднимаюсь. На лице Энн отражается борьба чувств. Ей не нравится, когда ее прерывают. Во всяком случае, когда ей все еще есть что сказать. Она достает свежий платок. Я ловлю момент, раскрываю объятия и иду к Энн. Занятия с Бобом Блоком, равно как и переживания последних недель, помогли мне осознать, что жизнь слишком коротка и не стоит тратить ее на мелкие обиды. После секундного колебания (я думаю, мой жест застал Энн врасплох) она поднимает руки и мы обнимаемся. У Энн теплая и мягкая щека, ее пухлая спина затянута в корсет.

В двери кухни появляется Чарльз. Сразу уловив внешне позитивную атмосферу, он растягивает губы в ленивой улыбке. Как и я, он предпочитает жить без ссор. Уже не в первый раз в голову мне приходит мысль о том, что, в принципе, Чарльз хороший человек. Может быть, даже слишком хороший для политики.

Я приветливо склоняю голову.

– Слышала, что ты собираешься броситься на съедение к волкам.

– Что? Ах, это. – Чарльз пытается изобразить на лице скромность. – Решение пока не окончательное. Вполне можно успеть и отказаться. А что ты думаешь? Я давно хотел поговорить с тобой об этом.

– Со мной? Почему со мной?

– Ну, мне казалось… Значит, ты не против?

– С чего же мне быть против? – Я беру его за руку. – Могу только пожелать тебе удачи.

Из-за моей спины в разговор с некоторой поспешностью вступает Энн:

– Мы давно хотели сообщить тебе об этом, Эллен, не так ли, Чарльз? Мы исходим из того, что было бы замечательно удержать это место за представителем нашей семьи. – Видимо, эта идея давно выстрадана ею. Глаза у Энн увлажняются, а голос немного дрожит. – Представляешь, дорогая, это будет семейная традиция. Мы продолжим дело Гарри.

Я смотрю на Чарльза. Может, мне это кажется, но в его доброй улыбке я вдруг отмечаю некоторую глуповатость.

Энн направляется в гостиную. Я слегка прикасаюсь рукой к локтю Чарльза, и мы немножко отстаем.

– Энн рассказала мне, что ты встречался недавно с представителями береговой охраны, – говорю я, убедившись, что Энн нас не слышит.

Чарльз останавливается, на лице у него проступает беспокойство. Судя по всему, он боится расстроить меня.

– Понимаешь, я считаю, что они могли бы сделать намного больше, – с неожиданным ударением говорит Чарльз.

– А они что говорят?

Чарльз скрещивает пальцы рук перед собой и угрюмо смотрит на носки своих туфель.

– Ну… в конце концов они согласились осуществить дополнительные поисковые мероприятия, посмотреть другие вероятные районы гибели яхты.

– Значит, они продолжают поиски?

Он отрицательно покачивает головой.

– К сожалению, у них не хватает собственных сил. – (Я незаметно с облегчением перевожу дух.) – Но они плотно работают с местными рыбаками и всерьез рассчитывают на их помощь, – продолжает Чарльз. – Все капитаны рыболовных судов оповещены о пропаже Гарри и проинструктированы насчет того, чтобы внимательнейшим образом фиксировать подозрительные сигналы сонаров и осматривать предметы, попадающие в сети. Береговая охрана утверждает, что, по статистике, большинство пропавших частных катеров и яхт обнаруживают как раз рыбаки.

Меня вновь охватывает волнение. Чарльз, видимо, замечает это, потому что произносит с беспокойством:

– Я не хотел говорить тебе об этом раньше времени. Чтобы излишне не обнадеживать.

Обнадеживать? Меня? Я ловлю себя на том, что секунду смотрю на Чарльза с нескрываемым изумлением, и поспешно отвожу взгляд в сторону.

– Так что это за другие вероятные районы?

– По южному направлению, как и раньше. Но чуть-чуть в сторону, с учетом течений. Нам кажется, что береговая охрана неправильно рассчитала фактор течений.

– Немного в сторону?

Чарльз кивает, полагая, что такого ответа для меня вполне достаточно.

– В какую именно сторону? – как можно более равнодушно спрашиваю я.

– Ну, немного западнее, – объясняет Чарльз, – в районе отмели Ганфлит. Там проходят довольно сильные течения. Они начинаются у самого устья Темзы. Эти течения многим доставляют серьезные неприятности. Если Гарри не знал или забыл о них… они могли подхватить яхту и… Ты понимаешь?

– Понимаю, – киваю я.

Чарльз снова неправильно истолковывает выражение моего лица. Он неловко берет меня за руку и осторожно говорит:

– Но не надейся на слишком многое, Эллен.

Я пытаюсь придать мужественности своему взгляду.

– Конечно, я понимаю, Чарльз. В любом случае спасибо за хлопоты.

Улыбка озаряет его лицо.

– Ну что ты! Я был просто обязан сделать это. – Он отпускает мою руку и невольно расправляет плечи.

Возвращается Энн. Она жестами нетерпеливо зовет нас в гостиную. Когда мы входим, Энн продолжает убеждать весьма воинственно настроенную Диану, что той пора ехать домой. Только совместными усилиями нам удается усадить Диану в машину.

Перед тем, как забраться на водительское сидение, Чарльз дружески обнимает меня.

– Мне кажется, тебе не следует оставаться здесь одной, – говорит он озабоченно.

Я отвечаю, что со мной Джош и что все будет в порядке. В последнем я, по правде говоря, не уверена, но уже привыкла к тому, что в минуты неопределенности мне всегда легче быть одной. Так я чувствую себя в большей безопасности.

Когда машина трогается с места, Диана оборачивается к заднему стеклу и с укоризной смотрит на меня. Ее взгляд, видимо, означает, что я расстроила ее. Я машу Диане рукой.

Вместе со мной в дом возвращается Маргарет. Она уверена, что может сделать для меня что-то полезное. Как и Чарльз, Маргарет считает, что меня не следует оставлять одну. Однако я убеждаю ее, что чувствую себя нормально и уговариваю возвращаться домой, а в понедельник увидимся, дескать, и разберем бумаги Гарри. Я уже успела заглянуть в его кабинет и заметила аккуратные пачки писем и счетов на рабочем столе.

– С вами в самом деле все в порядке? – спрашивает Маргарет.

Я знаю, что она не любит оставлять какие бы то ни было вопросы без логического разрешения. Обычно она работает в офисе Гарри в Ипсуиче. Она поступила к нему на работу девять лет назад, когда Гарри и Джек основали фирму «Недвижимость Эйнсвика» и приступили к своему первому проекту – строительству магазина и офисов рядом со станцией Ипсуич. Маргарет тогда только что развелась с мужем, с которым прожила долгие и, судя по всему, нелегкие годы. Сейчас ей за пятьдесят. Она сухощава, подвижна и энергична. У нее очень рациональный ум. И кроме всего прочего, Маргарет отлично играет в гольф – в течение нескольких лет занимает первые места на женских чемпионатах нашего графства.

– Спасибо, не беспокойтесь, Маргарет, – отвечаю я, – поезжайте домой. Когда я произношу эти слова, в голове неожиданно всплывает какая-то мысль, которую отметила для себя сегодня, но упустила в суете дня. Что бы это могло быть? Ах, да! Вот оно! – Благотворительное общество по сбору средств для румынских сирот, Маргарет. У нас есть что-нибудь по этому вопросу? Не знаю, какие-то письма, бумаги?

– Что-то должно быть, – отвечает Маргарет. – Я помню какие-то письма с просьбами о спонсорской помощи или что-то в этом роде. Бумаги в офисе. Мне следует привезти их сюда?

– Нет, нет, не надо. Дело в том, что директор этой благотворительной программы настойчиво напрашивается на встречу. В понедельник мне придется его принять.

– Тим Шварц? – восклицает Маргарет. – Но это же нахальство! Он ведь уже выходил на меня и мистера Гиллеспи. Я поговорю с этим парнем. Что за бесцеремонность! Как он может обременять своими проблемами в такое трудное для вас время!?

– Он говорил, что пытался выйти на мистера Гиллеспи, но ему это не удалось.

– Вот именно! Тем более он не имеет права беспокоить вас. Давайте, я отошью его, хорошо?

Я почти готова сказать «Хорошо», но воспоминание о настойчивости Шварца мешает мне сделать это.

– Он не говорил вам, чего он хочет?

– Толком я не поняла, – сказала Маргарет и тут же поправилась: – Вообще-то он спрашивал о банке, занимавшемся проводкой собранных средств. Когда же я назвала банк, Тим сказал, что этого ему недостаточно и что он хотел бы получить доступ к счетам. Тогда я адресовала его к мистеру Гиллеспи.

– Счетам? – удивилась я.

– Да, именно. Но, по-моему, у нас их вообще никогда не было. Во всяком случае, я не помню, чтобы они к нам приходили. Бухгалтерский учет по этому проекту вел кто-то в самом благотворительном обществе. Если хотите, я дополнительно уточню у мистера Гиллеспи.

Гиллеспи – это бухгалтер Гарри. Я видела его всего два раза, и от этих встреч у меня сохранилось какое-то неприятное ощущение. Я отрицательно качаю головой.

– Ну что, отшить мне Шварца? – повторяет свой вопрос Маргарет.

Предложение соблазнительное, но если я не встречусь с Тимом Шварцем, то кто же это сделает? А он, по-моему, не из тех, кто легко сносит обиды. Кроме того, Гарри ведь имел какое-то отношение к этому благотворительному проекту. А раз так, я должна разобраться в возникших вокруг него вопросах. Еще в Америке я приняла решение не уходить от оставшихся после Гарри проблем, какими бы неприятными они ни были.

– Нет, не стоит. Будет лучше, если я встречусь с ним.

Уже садясь в машину, Маргарет говорит:

– Может, мне следует все-таки уточнить у мистера Гиллеспи по поводу этих счетов? У кого находятся копии?

Мне не хочется принимать никаких решений, но я коротко соглашаюсь с предложением Маргарет.

Прежде чем пройти в гостиную к терпеливо ожидающему меня Леонарду, я выхожу в сад и зову Джоша. Сад кажется мне огромным. Теплый воздух напоен ароматом сосен и трав. Лучи вечернего солнца красиво освещают лужайку. Лениво жужжат какие-то жуки. Со стороны реки доносятся крики птиц.

Я дома. Неожиданно на меня накатывает волна успокоения и даже благодарности судьбе за то, что я снова нахожусь в этом маленьком уголке Вселенной. И все здесь каким-то чудом сохранилось почти прежним. Я опасалась, что возвращение будет для меня гораздо более тяжелым. Что мне будет больно вновь видеть это великолепие вокруг, спать в нашей с Гарри кровати, дотрагиваться до его одежды… Но оказалось, что внутренне я сильнее, чем представляла раньше. Видимо, прежде просто не замечала этого.

Я снова зову Джоша, но если он меня и слышит, то, наверное, не хочет сейчас отвечать. Возвращаюсь в дом. Прохожу через холл, на цыпочках миную дверь в гостиную и вхожу в небольшой коридорчик, ведущий в кабинет Гарри. Стены здесь обшиты деревом, на них развешаны гравюры с охотничьими сюжетами и старинные карты Саффолка. По середине правой стены висит оправленная в раму большая морская карта. Она тоже старая. Надписи, знаки и стрелки на ней нанесены очень плотно и сильно поблекли. Я вглядываюсь в карту и лишь через несколько секунд нахожу на ней отмель Ганфлит. На карте она представляет из себя как бы язык пламени, вторгающийся в море далеко на юг прямо от устья Темзы. На карте отмель лежит значительно левее того маршрута, по которому должен был следовать Гарри. Если они всерьез собрались его искать, то это место нисколько не перспективнее других.

Но лучше бы они оставили Гарри в покое. Мысль о том, что его могут найти, доставляет мне почти физическую боль. Если его найдут, это выльется в дополнительные страдания для меня и детей и больше ничего. Об этом, похоже, никто просто не задумывается. Видимо, потому, что никто не спрашивает моего мнения, а мне следовало бы высказать все накопившееся на душе. Но если я начну говорить, то ничто уже меня не остановит. Я буду говорить долго и жестко, вот только не уверена, что это получится у меня убедительно.