Текст книги "Вечно 17. Мы – одинокое поколение"

Глава 6

Наверное, в прошлой жизни я была одной из жертв тайных сообществ, в которых на людях ставили опыты, потому что мои чувства, мои руки, мой мозг и мое сердце просто-напросто не подчиняются мне. Я – человек, не умеющий контролировать боль. Мне не удается бежать от эмоций; они меня затягивают в круговорот чувств, а именно таких, как злость, боль, гнев, обида. Иногда, когда я иду по улице в наушниках, мне кажется, словно я в другой вселенной. В этом мире есть только я и только моя музыка. Запомните: никто никогда не должен нарушать границы вашего личного рая. В этом раю вы – президент своей страны, мэр своего города; только в ваших руках находится ваша же жизнь. Если люди губят свое будущее, это не значит, что им можно травить ваше настоящее.

Надо жить по трем законам:

1) Чувствуй злость, но будь добрым.

2) Оставайся всегда собой – это самая лучшая роль, которая тебе дана в этой жизни.

3) Будь сильным несмотря ни на что. Люди не должны видеть твоих слез – они получают удовольствие от чужой боли.

Я знаю, что моя жизнь не соответствует этим законам, но мне хочется, чтобы по ним жили вы. Моя проблема заключается в следующем: я боюсь любить и быть любимой. Папа доказал мне, что любви нет. Это просто несмешная шутка. Я не хочу быть кем-то преданной. Это отстойно, глупо и однообразно. Я скорее позволю столкнуть себя с обрыва, чем разбить мне сердце.

Чтобы вы лучше понимали, о чем я, поделюсь с вами одной историей. Рассказ недолгий, не бойтесь. Ее звали Бритни. Это моя бывшая одноклассница, которая ушла из наших жизней примерно три года назад. Был февральский день. Вся школа стояла на ушах; подростки бегали туда-сюда, подсовывая в шкафчики любовные записки. День святого Валентина – праздник, который превращал простой учебный день в какой-то балаган. По мне так этот праздник создан, чтобы лишний раз напомнить, как мы одиноки. Мы лишние в своих же жизнях, никому не нужные букашки.

Бритни была красивой… внутри, где-то в глубине ее темной души. Она была одной из тех, кого привлекали смерть, спиритизм, кладбища и тому подобные вещи. Бритни – гот. Возможно, если бы она сняла с себя все эти кольца, амулеты, банданы, то не выглядела бы столь отталкивающе. К сожалению, это правда жизни – люди сторонятся странных, по их мнению, вещей, не принимают и осуждают.

И вот как-то раз я искала в школьной библиотеке нужные источники для доклада по биологии. Миссис Грэм была зла на меня за то, что мы с Роуз и Беном смеялись весь урок, поэтому она поручила мне написать огромное эссе, материал для которого было очень трудно найти. Пришлось копаться в архивах, но не суть…

Бритни и ее единственная подружка Джанет сидели слева от меня, обсуждая какого-то мальчика. Да, подслушивать нехорошо, даже отвратительно, но я не смогла сдержать свое любопытство, да и к тому же мне было до смерти скучно. Оказалось, Бритни влюблена в Гарри, местного задиру и огромного идиота. Можно ли терпеть вечные обзывательства? Да, если ты влюблен в этого человека. Гарри мог себе позволить разного рода оскорбления, типа тряпки и крысы, грязной оборванки…

И вот, когда настал Валентинов день, она не удержалась и призналась ему в письме в своих чувствах.

Гарри поступил подло.

После четвертого урока по всей школе развесили копии письма, а оригинал парень использовал в качестве туалетной бумаги. Не выдержав насмешек, Бритни покончила с собой. Она спрыгнула с крыши в тот же день. Я это видела, видела выражение ее заплаканного лица, пока она летела вниз. И, возможно, никогда уже не забуду.

После этого случая школу собирались закрыть, а на Гарри подали в суд родители Бритни. Задира подался в бега.

С тех пор прошло много лет, но я отчетливо помню каждую деталь того злополучного дня. Вот еще одна причина, почему не стоит влюбляться. Безответная любовь чревата самоубийствами.

Бритни как-то писала:

«Людей учат наукам, искусствам, но их никто никогда не учил любить. Любовь – это единственное, чему нельзя научить человека, но не единственное, что можно отнять».

* * *

Я наконец сняла бинт со своей руки. Свежие порезы на фоне старых. Эти линии похожи на рельсы, по которым никогда не проедет поезд. Что же я сейчас чувствую… Легче будет спросить, чего я не чувствую.

Роуз завалила меня сообщениями и звонками. Я на нее зла, обижена; мне прямо-таки хочется громко выругаться на весь дом.

Завтра будет вечеринка, на которую мне не стоит идти. Во-первых, там будет Бен, а мне с ним очень не хочется пересекаться. Во-вторых, я не люблю многолюдные места, поскольку ощущаю там себя лишней. Это довольно странно, ведь мое сердце наполняется воздухом, когда я ощущаю на себе взгляды людей. Неуверенность в себе – признак саморазрушения. Может, я социофоб?

Уловив какое-то движение за дверью, я быстро надела черную кофту, судорожно пряча изуродованную руку. Мама не должна видеть порезы; она ни в коем случае не должна узнать о моем проступке. Ох, лучше бы я прятала от нее дневник, а не это… В дверь постучались, и через мгновение в мою комнату вошла мама. Я изображала невозмутимость.

– Чем занимаешься? – мама оглянулась, словно кого-то ища.

Я заметила окровавленный бинт и аккуратно приподнялась, спрятав то, что для маминых глаз не предназначалось. Надеюсь, она ничего не поняла.

– Собираюсь делать домашнее задание. – Ложь.

Вообще-то я хотела послушать музыку. Запомните: если у вас болит душа, то просто включите любимую песню. Она залечит раны, хотя бы принесет временное облегчение.

Мама выдохнула и потянулась рукой к дверной ручке.

– Хорошо, я буду в гостиной, если что… – и вышла из комнаты.

В последнее время мама сама не своя. Она вялая, безжизненная. Кризис среднего возраста? Может быть, но я хочу ей помочь. Мама – самый родной человек, в котором я железно уверена. Она никогда не предаст меня. Я люблю ее, и она это знает.

Время уже позднее. За окном полная тьма. Наш город почему-то оживает именно в ночное время. Люди-роботы прячутся в своих домах, рассуждая о завтрашней рутине, а им на замену выходят весельчаки, которые привыкли к музыке и к танцам. Они не знают значение слова «работа». Им незнакомо понятие «обязательство». Эти люди живут одним днем или, если точнее, – вечером. Иногда мне тоже хочется поменять свои ценности, привычки и просто начать жить для себя.

Экран мобильника резко загорелся уже в который раз за день, и я ощутила вибрацию. Лениво потянулась за ним, поморщилась, но все же сняла трубку.

– Не думал, что ты ответишь, – сразу сказал Коди.

Я вскочила с кровати, бессмысленно блуждая по комнате. Признайтесь, вы ведь тоже так делаете?

– Но я ответила. Чего тебе?

– Знаю, ты злишься на Бена, но давай будем умнее него, согласна?

– Зачем мне это? – я рассерженно свела брови к переносице.

В голове мелькнули воспоминания, как Бен накричал на меня, введя тем самым в ступор. Мое тело напряглось.

– Мы дружим с младших классов, Рэйчел. Ты хочешь, чтобы все так закончилось? Это ведь глупо!

Глупо, значит… Я ощутила внутри себя какой-то комок, который хочет вырваться наружу. Нервозность не проходила, поэтому я подошла к комоду и провела пальцем по рамке, на которой изображены мы с мамой. Я крепко обнимала ее и смеялась, а она мило и неловко улыбалась в объектив. Это моя любимая фотография, потому что она живая…

– Я не хочу делать первые шаги! Пусть Бен извинится!

– Нельзя быть такой гордой!

– Я не гордая, просто мне обидно, ясно?! Это Бен ведет себя как осел! Он мог мне хотя бы написать, черт возьми!

Тишина. Коди нечего ответить, потому что я права. Дружба исчезает из-за любви и гордости.

– Рэйчел… я жду тебя завтра на вечеринке, – я хотела было уже протестовать, но Хвостик быстро добавил: – Обещаю, Бен попросит прощения.

И как мне быть? На самом деле, верите или нет, но я хочу помириться с Беном. Он мой друг. И я точно уверена, что уже спустя два дня буду скучать по нашим шуткам, жестам, приколам. Черт возьми, не прошло и суток, как мы поссорились, а я уже скучаю. Ненавижу свою привязанность к людям. Люди уходят или умирают, а наша привязанность живет вечно. По крайней мере, со мной происходит именно так.

– Договорились, – сдалась я. – Что насчет дресс-кода?

Хвостик начал разговаривать с кем-то на другой линии. Голос женский. Пришлось подождать несколько секунд, пока он не вернется.

– Захвати с собой в школу красивое платье. Будем танцевать весь вечер, – по голосу понятно, что парень самодовольно улыбнулся.

Он начал напевать мелодию какой-то зажигательной песни, отчего я растаяла и легонько приподняла уголок рта.

– Хорошо-хорошо, только перестань петь! – жалобно взмолилась я, ненароком вспомнив Эрика и его виртуозное «на-на-на».

– Договорились. Увидимся завтра, Кнопка!

Я отключила телефон и бросилась на кровать. Мое лицо оказалось в объятиях подушки, а тело – в плену покрывала. Мне чертовски хочется раствориться в этом моменте; превратиться в молекулы, в частицы.

Сегодня я поругалась с Беном, поссорилась с Роуз… За что вселенная меня так ненавидит? Да еще вдобавок я провела полдня с этим Эриком. Эрик… Нет, он не такой плохой, как я считала. Еще одно правило мне на заметку: не суди человека, если его не знаешь. Мы не знаем, что происходит в жизни каждого из нас; не надо делать поспешные выводы. Каждый может ошибиться, но не каждый способен свою ошибку исправить. До вечеринки остались считаные часы.

Начинаю обратный отсчет. Время пошло.

Глава 7

Этой ночью мне приснился странный сон. Все выглядело очень реалистично и в то же время нереально. Отчетливо помню место… Это была набережная нашего озера, которое еще называют Озеро-убийца. Дело в том, что полгода назад, где-то в середине июля, в этом самом озере утонуло шесть человек. Их тела так и не сумели найти. Молодые говорят, что людей съело морское чудовище (тинейджеры придумали легенду о гибриде – акулозавре, живущем в нашем маленьком водоеме еще с юрского периода. Чушь редкостная), а взрослые утверждают, что погибшие были пьяны и могли утонуть по неосторожности, а их тела унесло течение (из нашего озера вытекает одна огромная река, которая впадает в какое-то море).

Итак, мы с Ро и Коди сидели на берегу и играли в песке, словно нам по десять лет; потом каким-то образом там появились Эрик и Эмма. Я уже не помню, что они говорили, но речь шла о луне и волнах. Я хорошо помню, что небо над нами меняло цвет: оно было и розовым, и желтым, и фиолетовым, а затем небо исчезло и остался только космос. Коди и Эмма прыгнули в озеро, громко хохоча. Они без причины смеялись, и это было страшно. Роуз куда-то пропала, и мы с Эриком остались наедине. На нем была серая майка и джинсы, а на голове красовался странный головной убор, что-то среднее между кепкой и ушанкой – не угадать…

Эрик сел рядом со мной, решив помочь строить замок из песка. Поначалу все шло просто замечательно, но потом… потом песок исчез и появилась кровь… много крови. Я так и тонула в этом красном океане.

«Помоги мне, Эрик!» – кричала я, но парень посмотрел на мое окровавленное лицо и ушел.

Я детально запомнила его уход: эту тень, звуки и запах. Пахло газом.

Когда я почувствовала, что задыхаюсь, то начала кричать и колотить руками по воздуху. В конце концов мои глаза распахнулись, и я увидела свой потолок со звездным небом. Сердце билось как ненормальное. Подскочив, я пыталась прийти в себя, массируя грудную клетку. Я вся вспотела, как будто пробежала эстафету. Проснуться и уже быть убитой – нормальное состояние ненормального человека. Ну очень доброе утро!

На мне полосатая пижама. Я, лениво протирая опухшие веки, поплелась в ванную комнату. По звукам понятно, что мама на кухне, судя по всему, готовила мне завтрак.

Я ловко юркнула в ванную, закрыв дверь на замок, и сняла с себя одежду. Холодный душ – вот что мне сейчас так необходимо. Под холодной водой люди трезвеют. Я хоть и не пьяна, но зато до ужаса размякшая. Мое состояние настолько ватное, что, кажется, я сейчас испарюсь в воздухе.

Веки предательски тяжелели, казалось, я вот-вот рухну на пол и начну считать овец. Вместо того чтобы вырубиться, я залезла под душ и смыла с себя все негативное. Считайте меня ненормальной, но, когда я умываюсь, всегда говорю одну фразу: «С плохим прощаюсь, хорошее встречаю».

Да, звучит, может быть, как бред, но я в это верю… Я хочу в это верить. Моя покойная бабушка всегда повторяла:

«Рэйчел, людей нельзя изменить. В твоей жизни каждый человек имеет особую роль. И неважно, плохой он или хороший. Порой плохие люди оказываются хорошими, а хорошие – плохими».

Я верю в эти слова, стараясь вспоминать в тяжелые для себя моменты. В порыве гнева мы вспоминаем все только плохое, а если мыслить по-другому? Хотя, честно говоря, это сложно. Нельзя думать о приятном, когда больно, – это своего рода антонимы.

* * *

Занятия в школе отменили. Я рада, ведь мне не придется видеть лица Бена, Роуз и даже Коди. Пусть мы вчера и поговорили, но внутри меня все еще остался какой-то липкий осадок.

Вернувшись домой, я первым делом помчалась в ванную, чтобы обработать раны на руке. В мою коллекцию «Ошибки молодости» добавились новые шрамы, отлично.

Мне почему-то так тоскливо. Я чувствую себя одинокой. Да, у меня есть друзья, семья (хоть и неполноценная). По сути, у меня есть все, но в то же время ничего. Сколько бы мне ни говорили о моих плюсах, я буду вспоминать минусы.

Как же странно… Вы знали, что подростковый возраст – это самый тяжелый период в жизни человека? Именно в этот промежуток времени наши чувства обостряются. Нам скажут какую-то глупость – и мы плачем, пошутят – и мы смеемся. Как можно быть нормальным, если наше настроение в чужих руках? Порой люди не понимают ценность своих высказываний. Люди не понимают, что любое неверное слово, любой неверный жест способен разрушить человека изнутри: мы будем улыбаться снаружи, но умирать внутри. Хочу обратиться к каждому из нас, даже к себе: прежде чем обидеть человека, подумайте о последствиях. Сколько нужно самоубийств, чтобы люди наконец-то поняли, как легко разрушить жизнь человеку? Просто помните, что шутка над прической, лицом, рукой, одеждой или над весом может убить в человеке личность – не только морально, но и физически. Нет смысла скрывать, когда-то я страдала от издевательств. Меня травили, но я терпела. Дело в том, что в младших классах мне пришлось носить скобы для зубов, и выглядела я, мягко говоря, причудливо. Красные колготки, розовая пачка с белой кофточкой, два хвоста на голове и голливудская улыбка с железками, которые блестели, как снег на солнце. Младшая школа была самым отстойным временем в моей жизни.

Все эти мысли роились в голове, пока я лежала на диване и уплетала соленый попкорн. Мне нечего делать – дома скучно, а с Роуз я не разговаривала, хотя она мне и названивала целое утро. Бывают такие дни, когда друзья – это всего лишь слово.

Внезапно раздался шум во дворе, и я резко присела на диван, да так, что весь попкорн оказался на полу. Паниковать не разрешается! Я, представляя, как мама будет меня корить за это, принялась лихорадочно подбирать весь мусор, затем побежала на кухню выбрасывать остатки.

– …Нет, она в школе, мам, – послышался голос из гостиной.

Входная дверь захлопнулась, после чего заговорил другой человек. Это была бабушка.

– Хейли, ты оставила телевизор включенным? Ну и безалаберность! – нашла за что ухватиться она.

Они спорили, а я тем временем вышла из укрытия, пряча улыбку. Мы не виделись неприлично долго, поэтому я позволила себе ее обнять, вдыхая приятный запах французских духов. Она тоже крепко прижалась ко мне, гладя рукой по спине. Я и позабыла, какие красивые у нее серые глаза, забыла и о прекрасной коже, несмотря на пожилой возраст. Мама явно унаследовала гены бабушки. Они обе худые и высокие, у обеих ровный острый носик и тонкие губы.

– Рэйчел, ты сбросила вес? – сразу же с упреком поинтересовалась бабушка, и я шутливо закатила глаза.

Она любитель побурчать и наставить, словно была рождена для этого. Бабуля, многим на зависть, выглядит моложе своих лет не только внешне, но и внутренне. Она понимает молодежный сленг, одевается в лучших магазинах, в хороших отношениях с электроникой. Никто, посмотрев на нее, и не скажет, что ей под семьдесят.

Опомнившись, я поняла, что пауза затянулась, и покачала головой. Бабушка схватила меня за щеки холодными ладонями и ущипнула их. Я еле держусь, чтобы не завизжать, как ненормальная, от боли. Это, возможно, единственное, что мне не нравится в наших встречах.

– Бабушка… ты сейчас оторвешь мои щеки… – буркнула я недовольно, на что она посмеялась, но все же отпустила меня.

Щеки тут же загудели, будто их отхлестали крапивой, – неприятное ощущение.

Фрейя – так зовут мою старушку – освободилась от серой шубки и прошла с пакетами на кухню. Я уже хотела побежать за ней, как меня догнала реплика со спины.

– И почему ты не в школе? – разулась и убрала обувь в сторону мама.

– Занятия отменили из-за сегодняшней вечеринки.

– Вечеринка? Есть повод?

– Есть, – ответила я, – наши баскетболисты выиграли последний матч сезона.

Мы вошли на кухню, которую бабушка успела уже оккупировать. Она разбирала продукты, одновременно раскладывая столовые приборы по своим местам. Для нее это привычное дело; если Фрейя не приберется, будет всем худо, потому-то мама не делает ей замечания. Мы уже давно привыкли.

Когда бабушка привела все в порядок, они с мамой уселись за обеденный стол, обсуждая последние события. Я решила не встревать в их разговор. А зачем? Разве могут быть интересны такие новости – новая стрижка бабушкиной подруги, чья-то свадьба или развод? Я считаю, что не стоит вмешиваться в чужие дела. Правильно говорят: меньше знаешь – крепче спишь.

По просьбе мамы я готовила им кофе, привезенный в подарок Фрейей.

– Знаешь, Хейли, ты бы могла сделать в доме косметический ремонт, – заметила бабушка, оглядывая стены.

Я краем уха уловила мамин усталый вздох. Я понимаю ее лучше всех на свете и знаю, что ей не нравится, когда бабушка привередничает, из-за нашего материального состояния.

– Для ремонта нужны деньги. Сейчас я не могу себе позволить даже новую мебель, – ответила та.

– А вот твоя сестра все успевает и не жалуется на жизнь.

– Я тоже не жалуюсь на свою жизнь, – быстро вставила мама. – Я только говорю, что в данный момент у меня нет средств на ремонт.

– Я тебя поняла.

Ох, не сомневаюсь, мама сейчас испепеляла бабушку взглядом. Моя тетя Кларисса живет в Портленде. Она занимается ресторанным бизнесом, а ее муж Ричард – хозяин отеля „Flor“ (Flor – в переводе с испанского значит цветок, именно так Ричард ласково зовет любимую жену). Моя тетя – хорошая и добрая женщина, но порой ведет себя слишком эксцентрично. Если честно, вся в бабушку.

У нее есть дочь – Джесс, она, как и я, заканчивает старшую школу и планирует переехать в Италию. Иначе говоря, у этой семьи нет повода для жалоб и слез. Бабушка гордится второй дочкой; она не понимает, как иногда ее сравнения ранят маму. И не только ее.

Кофе уже был готов, и я подала его на стол. Изящно взяв чашечку, бабушка приблизила ее к тонким губам и отпила маленький глоток бразильского кофе. Ее левая бровь дернулась, и она резко отвела чашку ото рта. Неужели все настолько плохо?

– Горячо… – шепотом объяснила Фрейя, вытирая белой салфеткой уголки губ.

Я криво улыбнулась. Главное, что она не обозвала мое «творение» помоями.

– Мам, может, будешь вафли? – любезно предложила мама. Бабушка помотала головой, тихо повторяя: «Нет-нет, спасибо».

Я отодвинула деревянный стул и, присев за стол, оказалась между мамой и Фрейей. Надо как можно больше времени провести с бабушкой, пока она не уехала куда-то еще.

– Как дела у Джорджа? – неожиданно для всех поинтересовалась Фрейя.

Я наблюдаю за поведением мамы. Ее выражение лица изменилось: оно становится мрачным, но в то же время спокойным, как море.

– Хорошо. У него скоро свадьба, – честно поведала мама, делая глоток кофе. – Рэйчел, ты переборщила с сахаром, – обратилась она ко мне, и мои щеки вспыхнули.

Ну зачем делать замечания перед бабушкой? Это у них семейное!

– Свадьба? И кто же невеста? – бабушка так брезгливо произнесла «невеста», что мне показалось, будто все растения в радиусе двухсот метров превратились в пыль.

Если говорить честно, то Фрейя никогда не поддерживала союз мамы с отцом. Она твердила, что ее дочь достойна всего лучшего и какой-то простой инженер ей не пара. Ужасно, когда твои родители смотрят на статус человека, а не на его хорошие качества. В итоге мама вышла замуж за отца, и бабушке ничего не оставалось, как смириться с ее выбором.

Это еще одна причина, почему бабушка так холодна с мамой, и по этой же причине к ней порой холодна я.

Я не вмешивалась в напряженный разговор, а оставалась лишь слушателем. Мама поправила свои темные локоны, а затем начала теребить салфетку. Ее руки складывали бумажку и раскладывали, делая из салфетки разные фигуры: самолетик, кораблик, простой треугольник.

– Ее зовут Изабелла, она библиотекарь.

Бабушка фыркнула, поерзав на стуле.

– Он променял тебя на библиотекаря?! Я же говорила тебе, Хейли, что он тебе не пара! Как можно было выйти за него…

– Мама! – перебила она бабушку. – Хватит уже мусолить одно и то же! Да, я вышла за него замуж и ничуть не жалею о своем решении!

Голос ее дрожал. Мама серьезно готова была разрыдаться, ведь тяжело свыкнуться с уходом любимого человека. Даже через столько лет.

Мамины глаза блестели от слез, а губы предательски дрожали, как у пятилетней девочки, у которой отобрали леденец. Мое сердце сжалось, мне захотелось обнять ее и сказать: «Все будет хорошо».

Вот и сейчас я не понимаю бабушку. Разве она не чувствует, что маме тяжело от подобных упреков? Черт возьми, твоя дочь развелась с любимым, так помоги ей вернуться к жизни! Пусть и прошло шесть лет, но сердечные раны затягиваются долго, а порой никогда.

– Ты посмотри на свою жизнь! Тебе тридцать восемь, у тебя все еще может наладиться! Дочь у тебя взрослая, хорошенькая и умная. Сама на выданье, – брошенное Фрейей меня рассмешило, но я удержалась, чтобы не хихикнуть. – Ты должна изменить свою жизнь!

Мама рассыпается на глазах и в конечном счете плачет. Она грызла ногти правой руки и смотрела куда-то в сторону. По ее покрасневшим щекам текли молчаливые слезы. Она не заслуживала этих слов. Может, бабушка в чем-то права, но не стоило обвинять маму и критиковать ее жизнь. Теперь мне ясно, почему иногда мама не хочет приглашать Фрейю в гости.

В воздухе повисло напряжение; вот-вот – и будет огромный взрыв, и боюсь, что пострадаю только я.

Мама прополоскала кофейные чашки, и я уверена в том, что она до сих пор льет слезы, но шум воды скрадывает всхлипы. Бабушка молча сидела на стуле, скрестив руки на груди; ее голова направлена в сторону мамы. От всей этой ситуации мне хотелось сделать ноги.

– Ладно, – произнесла мама сломленным голосом, закрыв кран, – думаю, что мне стоит съездить к Клариссе на пару дней.

Я ужаснулась, а бабушка заулыбалась во все зубы.

– Отличная идея! Твоя сестра будет счастлива! – кивнула Фрейя, словно знала наперед.

Мама вяло кивнула, возвращаясь на свое место. Я пожирала ее взглядом, как бы спрашивая: «Ты это серьезно?!»

– Думаю… ближе к лету, – добавила она, но ее уже никто не слушал.

Я старалась держаться прямо, убеждая себя, что мама врала, чтобы бабушка оставила ее в покое.

– А какого числа свадьба Джорджа? – вдруг спросила Фрейя.

«Откуда нам знать?» – подумала я про себя.

– Уже скоро, двадцать первого апреля, – ответила мама.

Мои глаза округлились… Почему мне никто об этом не сказал? Что за секретность?

– И почему я не знаю об этом? – нахмурившись, воскликнула я.

Мама посмотрела на меня изумленно, словно невинная овечка. Но такая ли она невинная?

– Я думала, ты знаешь. Отец тебе не сказал?

Я покачала головой и опустила взгляд в пол. Спасибо, папа… Я думала, что у нас все снова хорошо, но это оказалось иллюзией.

Мне стало невыносимо больно. Отец не хотел говорить дату своей свадьбы? Почему? Потому что не желает видеть у себя на свадьбе? Мне срочно необходимо побыть одной. Если отец не хочет меня видеть, то пусть так оно и будет. Он больше никогда меня не увидит.

* * *

«Это будет ужасный вечер», – подумала я, выходя из такси.

На улицах Митсент-Сити смеркалось; город погружался в спячку. Хотя на часах и было всего без пятнадцати шесть, солнце давно покатилось за горизонт. Фонари и гирлянды, висевшие на деревьях, слабо светились. Народ не торопясь подходил к школе, хоть вечеринка началась час назад. Я крепко сжала свой клатч и захлопнула дверцу, сделав неуверенный шаг к калитке школы.

Ученики, смеясь, проходили в здание и пропадали за толстыми стенами. Музыка гремела на всю улицу, и подросткам это нравилось. Я чувствую себя ужасно. Это не я… Я не хожу на вечеринки. Все эти люди мне незнакомы, пусть я и учусь с ними в одной школе, это ничего не значит. Мое сердце ушло в пятки, когда я прошла внутрь помещения и увидела огромную толпу тинейджеров. Парни и девушки столпились возле гардеробной. Кто-то с напитками в руках, кто-то с едой или с мобильником. Девушки красиво одеты в нарядные платья, а их волосы аккуратно уложены. Мальчишки особо не стали напрягаться: они надели рубашки, майки или даже что-то повседневное и так пришли на бал. Время от времени я ловила на себе изучающие взгляды, и от этого хотелось спрятаться. Но, увы, некуда бежать.

Протиснувшись через толпу, я оставила в гардеробной свое легкое пальто. Кто-то позади меня присвистнул. Эти глаза… Дикий взгляд смущал и пугал. По спине прошелся легкий холодок, и кожа вмиг превратилась в гусиную. Я большая трусишка.

Собравшись с мыслями, я гордо подняла голову и пронеслась мимо компании парней. Ну да, надела я красивое платье, ну и что? Зачем так таращиться?

Музыка все громче и громче. Я добралась до спортивного зала, откуда доносились крики, аплодисменты и смех. Зал забит полностью. Я не могу ничего уловить. Здесь царил полумрак, лишь диско-шар ослеплял лица людей. Кажется, я сейчас упаду в обморок. Мне нужен воздух… И как я вообще согласилась на этот бред?

Меня кто-то толкнул сзади, отчего я оказалась в эпицентре хаоса. Заиграла новая композиция, после чего народ задвигался резвее. Все крикнули хором «юху-у-у-у-у», подгоняя друг друга.

Мне слишком жарко, платье выше колен прилипало к телу. Я кое-как протиснулась сквозь толпу неадекватных подростков и выбежала наружу. Надо срочно найти хоть чей-нибудь знакомый силуэт. Где все: Коди? Роуз? Бен? Почему я не могу найти их?

На всех парах помчалась вперед, совершенно не глядя на дорогу, пока не врезалась в чью-то спину. Класс, сегодня явно не мой день, не мой месяц, не мой год, не мой век. Какой-то парень обернулся ко мне лицом и пьяно улыбнулся. Что? Алкоголь? Но как… как им удалось провернуть такую махинацию? Если я не ошибаюсь, некоторые учителя дежурят у входа в зал и по коридорам. Невероятно…

Обернувшийся ко мне лицом парень оказался не кем иным, как Вильямом – парнем из параллели. Рыжеволосый улыбнулся мне, шатаясь, переминался с ноги на ногу. Он уже успел испачкать свой костюм каким-то напитком. Его белая рубашка обрела малиновое пятно, которое пахло вишней. Ликер?

– Р-рэй-чел! Какая ты с-сегодня обворожит-тельная! – отрывисто заметил он.

Я невольно оглядела свой наряд. На мне легкое бордовое платье выше колен и черные шпильки, на которых я еще плохо ходила. Ключицы и плечи полностью обнажены, что меня все больше начинает напрягать. К счастью, платье с длинными рукавами, и мои шрамы не видны. Этот наряд мне купила Роуз в Италии, я не могла не надеть его. Я ответила:

– Спасибо, Вильям. Ты не видел Коди?

Парень огляделся по сторонам, едва не потеряв равновесие, и нахмурил огненные брови.

– Н-нет, не видел… Может, он во втором зале?

Второй зал? Интересно…

– Где это?

Парень не ответил. Вместо этого он привел меня прямо к месту назначения. Школьный буфет, который превратился в танцплощадку. Все столы придвинуты к стенкам, которые, кстати говоря, украшены лентами, воздушными шарами и гирляндами. Здесь так же, как и в спортзале, играет музыка, но совсем иная – медленная, спокойная.

Я охватила все помещение оценивающим взглядом и нашла в самом углу Хвостика и его друга из баскетбольной команды. На Коди надеты майка болельщика и джинсы, а его друг выглядел нарядно в синем смокинге. Мое лицо озарилось улыбкой. Коди заметил меня и жестами подозвал к себе. Я подчинилась. Уже через мгновение моя спина ощутила дружеские объятия. Чтобы смеяться, причины не нужны, запомните. Именно поэтому мы хохотнули. Просто так. Безо всякой причины.

– Ты выглядишь потрясно, – улыбнулся Коди.

Я заправила выбившуюся прядь за ухо.

– Ты тоже… ничего, – вернула я ему улыбку.

Хвостик усмехнулся.

– Я думал, ты струсишь и не придешь, – заявил он.

Парень, стоявший с Хвостиком, хлопнул его по плечу и убежал, оставив нас одних.

– Мечтай, – подмигнула. – Где Бен? Он готов просить прощения?

Коди откашлялся и прошел к столу с закусками. Мне это не нравится. Наверняка сейчас скажет, что Бену стало плохо и он не смог прийти. Я просто взорвусь, как Везувий. Или как атомная бомба или звезда.

Я направилась вслед за Хвостиком, пристально глядя ему в спину. Жду ответа, но приятель молчал и не спешил говорить. Одно из моих плохих качеств – нетерпеливость, это факт. Вскоре Коди сдулся. Ну наконец-то…

– Бен здесь, – начал тот, – он в спортзале, танцует с Дарси.

Дарси – девушка из параллельного класса. Она уже давно бегает за капитаном «Скорпионов», но тот ее отшивал. Видимо, разбитое сердце требует внимания.

Мои ноги пустили корни прямо в пол, прямо в землю; с одной стороны, я хочу увидеть Бена и закончить эту холодную войну, но с другой… Мое сердце посылает сигналы мозгу, запрещая и думать об этом. Почему злость заслоняет все хорошие моменты? Давайте думать о приятном: о солнце, о маме, о любимом мороженом, о классной песне. Давайте становиться добрее друг к другу. Вы со мной? Надеюсь, да.

Коди что-то тараторил, но я его не слушала – мешала музыка, которая должна была уже снести стены. Хвостик взял меня за руку и закружил в танце, смеясь и вопя.

Мне вдруг стало легко, я напрочь забыла о том, что мучило меня. Мое тело – пушинка, и я хочу танцевать и кружиться; хочу отдаться чувству свободы и легкости. Есть ли такое место, где мне не будет тяжело? Я хочу летать. Летать словно птица, нет – как ветер. Хочу жить без забот и правил. Мой девиз на этот вечер: снеси все к чертям.

Коди наслаждался моментом вместе со мной. Он резко схватил мою вторую руку и притянул к себе, так что я оказалась едва ли не прижата к его груди. В следующую секунду я очутилась на плече Коди, а мои ноги болтались возле его лица. По всему залу прошелся душераздирающий крик израненного лебедя. Этот крик только усугубил ситуацию, и Коди вновь закружился вокруг собственной оси. Я чувствовала, как горело все мое тело, как каждый сантиметр моей кожи покрывался пупырышками. Так мне холодно или жарко? Сердце, словно неродное, забилось с небывалой скоростью, как у самого быстрого истребителя. Я даже не хочу думать о том, что сейчас творилось на моей голове: прическа наверняка превратилась в воронье гнездо.