Текст книги "Ветер чужого мира"

Картер отодвинул тарелку.

– Бельмонт здесь появлялся. – Гигант подался вперед, положив локти на стол. – Но он мертв. Твари снаружи убили его.

– Убили! – Лицо у Энн побелело. – Ты в этом уверен?

Дядя кивнул:

– Он был единственным человеком, кто мог бы помочь папе, – напряженно произнесла девушка. – Он был единственным, кто мог бы понять…

– Мне Призраки сказали, – пояснил Картер. – Ошибки быть не может. Бельмонт мертв.

Чарли поставил кофейную чашку и уставился на Картера.

– Вы говорили с Призраками, мистер?

Великан кивнул.

– Лопни моя селезенка, – пробормотал старый траппер. – Кто бы мог подумать, что эти твари способны говорить.

Картер оставил без внимания его реплику.

– Энн, – обратился он к девушке, – возможно, я смогу что-нибудь для тебя сделать. Вернее, не сам. Призраки.

– Призраки? – переспросила Энн.

– Конечно Призраки. Что еще изучать здесь, как не Призраков? В Безумном их тысячи. Именно за этим шел сюда Бельмонт. Когда он не вернулся и никто не смог его отыскать, я тайно отправился в это место. Я полагал, что он нашел нечто такое, о чем не хотел поведать остальному миру, поэтому и сам постарался не оставить следов, чтобы никто не пошел за мной.

– Но как Призраки могут кому-либо помочь? – спросил Кент. – Они явно существа совершенно иного порядка. Они не имеют ничего общего с человечеством. Никакого взаимопонимания.

Борода у Картера воинственно встопорщилась.

– Призраки, – произнес он, – существа свободные. Вместо протоплазмы они состоят из определенных силовых полей. Они существуют независимо от всего, что для нас жизненно необходимо. И все же это жизнь. Разумная жизнь. Они являются истинно господствующей расой Марса. Некогда они были не такими, как сейчас. Их нынешняя форма – продукт эволюции. Едоки эволюционировали, нарастив силикатные латы. Гончие и бобры противостояли среде, научившись обходиться минимумом еды и воды и отрастив густой мех, чтобы защититься от холода. Все это результат эволюции.

Призраки могли бы решить многие проблемы человечества, могли бы за одну ночь сделать нашу расу богоравной. Если бы захотели, конечно. Но они не захотят. У них нет ни способности жалеть или ненавидеть, ни стремления сделаться благодетелями. Им просто все равно. Они совершенно бесстрастно наблюдают за жалкой борьбой людей здесь, на Марсе, и если вообще что-то чувствуют, то разве что только некую разновидность самодовольной иронии.

– Но ты все-таки подружился с ними, – заметила Энн.

– Не подружился. Мы просто пришли к пониманию, заключили соглашение. Призракам недостает чувства сотрудничества и ответственности. У них отсутствует понятие лидерства. Призраки – истинные индивидуалисты, но они понимают, что именно эти недостатки встали на пути прогресса. Их знание при всем его величии тысячи лет пролежало в спячке. Они сознают, что при разумном руководстве могут пойти вперед и увеличить это знание, сделаться расой чисто интеллектуальных существ, ровней чему угодно в Солнечной системе, а то и во всей Галактике.

Картер задумался на мгновение, барабаня пальцами по столу.

– Я обеспечил им это руководство, – заявил он.

– Но как насчет папы? – напомнила Энн. – Вы с ним никогда не ладили, ненавидели друг друга, я знаю, но ты можешь помочь ему. Ты ведь поможешь ему, правда?

Ученый молча поднялся из-за стола и проследовал к той самой загадочной машине, что бормотала и щелкала в дальнем конце зала.

– Мой коммуникатор, – пояснил он. – Устройство, которое позволяет говорить с Призраками. Создано по принципу радио. Настраивается на частоты мысленных волн Призраков. Через эту машину проходит каждый клочок информации, которую Призраки желают мне передать. Мысли записываются на бобины тонкой проволоки. Чтобы узнать, что было передано на коммуникатор, мне остается лишь надеть мыслепередающий шлем, прокрутить через него бобины с проволокой, и их мысли соприкасаются с моим мозгом. Я ничего не слышу, ничего не чувствую – но я знаю. Мысли призраков отпечатываются у меня в мозгу, становясь моими собственными.

Чарли в изумлении затряс бородой.

– Тогда вам известно все, что происходит на Марсе, – восторженно произнес он. – Призраки повсюду, они все видят.

– Я знаю лишь то, что они считают необходимым мне сообщить, – поправил Картер. – А они в свою очередь имеют возможность выяснить все, что мне захочется знать.

– А как вы сами разговариваете с ними? – спросил Кент.

– Процесс один и тот же, – ответил ученый. – Шлем передает мои мысли им.

Картер взял шлем и водрузил на голову.

– Сейчас узнаю про твоего отца, – обратился он к Энн.

– Но он не в этом пространстве-времени, – запротестовала девушка. – Он где-то еще.

Великан улыбнулся:

– Призраки все про него знают. Несколько недель назад они рассказывали мне о человеке, затерянном вне нашей пространственно-временно́й структуры. Должно быть, речь шла о твоем отце. А я и не подозревал.

Он посмотрел прямо на племянницу.

– Пожалуйста, поверь мне. Если бы я знал, кто это, я бы непременно что-нибудь предпринял.

Та кивнула, глаза у нее горели.

В пещере повисла долгая тишина. Наконец Картер снял с головы шлем и поставил его на металлическую подставку.

– Ну? Ты знаешь… Призраки знают что-нибудь о нем? – раздался нетерпеливый девичий голос.

Дядя кивнул.

– Энн, – сказал он, – твоего отца вернут. Ни один смертный не в силах вернуть его обратно в нормальное измерение, но Призраки могут. Они владеют способностью взаимодействовать с материальными предметами, искривлять мировые линии и перекручивать межизмеренческие координаты.

– Ты говоришь правду? – взволнованно спросила девушка. – Это не просто твой очередной розыгрыш?

Лицо в обрамлении золотой бороды широко ухмыльнулось, а затем помрачнело.

– Дитя, я не шучу с такими вещами. Это слишком серьезно.

Великан оглядел помещение, словно ожидая какого-то события.

– Твой отец будет здесь с минуты на минуту, – заявил он.

– Здесь?! – воскликнула Энн. – Здесь, в этой пещере?..

Ее голос внезапно прервался. Зал вдруг наполнился Призраками, и в самой их гуще материализовался человек – мужчина с морщинами изумления поперек лба, с сутулыми плечами, в очках с толстыми линзами. Словно от дуновения ветра Призраки исчезли, оставив человека в одиночестве.

– Папа! – подлетела к нему Энн. – Ты вернулся, папа!

Она бросилась к нему в объятия, а мужчина, глядя через ее плечо, вдруг заметил гиганта с бородой.

– Да, Энн, – произнес он, – я вернулся.

Лицо его напряглось, когда Картер сделал шаг в их сторону.

– Ты здесь, – рявкнул доставленный Призраками незнакомец. – Так я и знал. Где что-то затевается, ты всегда поблизости.

У бородатого гиганта в горле клокотал смех.

– Стало быть, ты отважился сунуться в измерения, не так ли? – насмешливо поинтересовался он. – Ты же всегда мечтал это сделать. Великий Джон Смит, единственный человек, когда-либо выбиравшийся за пределы четырехмерного континуума.

Смех его, казалось, сотряс пещеру.

– Полагаю, ты меня вытащил, – процедил Смит сквозь зубы. – Поэтому можешь насмехаться надо мной.

Мужчины стояли, меряясь взглядами, и Кент кожей ощутил существующее между ними непримиримое противоречие, не поддающееся доводам разума.

– Я не стану благодарить тебя за это!

– Что ж, Джон, я и не рассчитывал, – хохотнул Картер. – Я знал, что ты меня за это еще больше возненавидишь, а старался вовсе не ради тебя. Я сделал это для твоей девочки. Ради твоего спасения она примчалась сюда из Лэндинг-Сити, преодолев сотни миль пустыни и каналов. Она спустилась в Безумный. Для нее я это сделал. Для нее и для двух храбрых парней, которые ей помогли.

Смит явно впервые заметил Кента и Чарли.

– Благодарю вас, – кивнул он, – за все, что вы сделали.

– Ерунда, – отозвался Чарли. – Ничего особенного. Мне всегда хотелось проведать Безумный. Никто еще не выбирался отсюда в своем уме. Большинство вообще не выбирались.

– Если бы не мои Призраки, вы бы тоже не выбрались, – напомнил ему Картер.

– Отец, – взмолилась Энн, – ты не должен вести себя так. Дядя Говард вернул тебя назад. Он единственный человек, который оказался на это способен. Если бы не он, ты бы до сих пор пребывал в другом измерении.

– Каково это, Джон? – поинтересовался Картер. – Темно и ничего не видно?

– Между прочим, – отозвался Смит, – именно так и было.

– Это ты так думал, – хихикнул великан. – Потому что у тебя не было нужных ощущений и способности к восприятию, чтобы видеть, слышать или установить какие-либо связи или ассоциации в том мире. Неужели ты на самом деле думал, что твои жалкие человеческие чувства буду служить тебе в подобном месте?

– Что ты об этом знаешь? – прорычал Смит.

– Призраки, – ответил Картер. – Не забывай, Призраки рассказывают мне все.

Великан обвел взглядом пещеру.

– А теперь, боюсь, вам пора. – Золотобородый гигант посмотрел на Энн. – Я сделал, что от меня требовалось, не так ли?

Она кивнула и поинтересовалась:

– Ты нас выгоняешь?

– Называй это так, если хочешь, – пожал плечами Картер. – Мне нужно работать. Дел непочатый край. Одна из причин, по которым я забрался в самую глубину канала Безумцев, – необходимость побыть одному.

– Эй, послушайте, мистер, – резко произнес Чарли, – подъем из Безумного долог. Еще дольше добираться до нашего иглу. Вы же не выставите нас, не дав отдохнуть?

– Не обращайте внимания на этого безумца, – заметил Смит. – Он всегда был таким. Разум просыпается в нем лишь изредка.

Картер, словно не слыша слов брата, обратился к Чарли:

– Вам не придется идти назад пешком. Там, снаружи, мой ракетный корабль. Возьмите его. – Великан хихикнул. – Можете не возвращать. Это мой подарок.

– Но дядя! – воскликнула Энн. – А как же ты?

– Не беспокойся. Мне он не понадобится. Призраки в мгновение ока могут доставить меня куда угодно – стоит только передать им мое пожелание. Я перерос ваши глупые ракетные корабли. Как и множество других вещей.

Он обвел рукой пещеру и указал на сияющий шар, что висел между полом и потолком.

– Чистая энергия. Внутри этой сферы из силовых волн генерируется колоссальная мощь. Постоянный, эффективный и очень надежный источник энергии. Это единственная оболочка, способная выдержать невероятное давление и любую температуру.

Великан умолк, огляделся.

– Одна из вещей, которым я научился, – продолжил он. – Только одна из многих. Призраки – мои учителя, но со временем я стану их повелителем.

В его глазах зажегся безумный огонек фанатизма.

– Эй, парень, – подал голос Кент, – да ты прославишься как величайший ученый, какого знал мир.

Глаза Картера, казалось, вспыхнули.

– Нет, не прославлюсь! Потому что не собираюсь никому ничего рассказывать. Почему я должен что-то кому-то рассказывать? Что такого сделало для меня человечество? – Его смех гремел и отдавался эхом под сводами. – Сами ищите! – выкрикнул он. – Идите и ищите сами! Вы потратите на это миллион лет!

Голос его сделался спокойнее.

– Призраки практически бессмертны. Не абсолютно, но близко к тому. Прежде чем покончить с исследованиями, я сам стану бессмертным. Есть способ. Еще немного – и я им овладею. Я стану Призраком! Сверх-Призраком – существом чистой силы. И когда это произойдет, мы с остальными Призраками покинем изношенный мир. Мы выйдем в бездну и построим новый мир, совершенный. Мы будем жить целую вечность, будем наблюдать и смеяться над глупыми трепыханиями мелких людишек.

Четыре пары глаз, не мигая, следили за ним.

– Ты говоришь это не всерьез, Говард, – запротестовал Смит. – Ты не можешь так думать.

Безумный огонь исчез из глаз Картера.

– Почему, Джон? – поинтересовался он гулким от готового прорваться наружу смеха голосом.

Сунув руку за пазуху, Картер извлек маленький предмет, блеснувший в свете радиевых колб. Все увидели висевший на цепочке ключ. Гигант через голову снял с шеи цепочку и протянул ключ Кенту.

– От ракетного корабля, – пояснил он. – Топливные баки почти полные. Поднимете его под углом градусов в тридцать, чтобы миновать скалы.

Молодой траппер взял ключ и неловко повертел в руках.

– Надеюсь, ваше путешествие будет приятным, – не без ехидства произнес Картер и церемонно поклонился.

Двое трапперов, девушка и профессор медленно повернулись и направились к двери.

– И скажите всем, кого встретите, – крикнул им вслед великан, – чтобы не пытались спускаться в Безумный. Передайте им, что у них могут быть неприятности.

Чарли обернулся:

– Мистер, по-моему, у вас не все дома.

– Вы не первый, кто мне это говорит, – успокоил его Картер. – И может быть… Что ж, порой мне кажется, что они правы.

Крепкий и надежный ракетный корабль несся над красными пустынями. Далеко внизу беспорядочное пересечение каналов, имевших более глубокий оттенок, казалось вытравленным огненными линиями.

– Вот тебе, парень, и еще одна история, чтобы рассказывать мальчишкам, – обратился Чарли к Кенту. – Очередная байка про Гарри Отшельника.

– Не поверят, – отмахнулся молодой траппер. – Выслушают, а потом немного подправят и перескажут еще кому-нибудь. А кто-то другой добавит что-то свое. Все, что мы можем, Чарли, это дать жизнь другому, еще более великому Гарри Отшельнику.

Сидящая рядом с отцом Энн улыбнулась.

– Ну просто парочка мифотворцев.

Чарли, почесывая бороду, изучал проплывающий внизу пейзаж.

– Знаете, – произнес он, – я по-прежнему думаю, что тот парень не в своем уме. Он попытается превратиться в Призрака – и сделается самым что ни на есть обычным земным привидением. Тем, которых просто не существует…

Призрак материализовался внезапно, слегка мерцая в кабине…

И впервые за известное человеку время – возможно, впервые за всю историю – призрак заговорил. Голосом, который все мгновенно узнали. Громкий и насмешливый, он принадлежал великану из канала Безумцев:

– Вы действительно так считаете?

В следующее мгновение Призрак потускнел и пропал из глаз.

Бесконечные миры

1

На вид эта женщина была не из тех, кто мог бы обратиться к ним по поводу сновидения. С другой стороны, подумал Норман Блейн, никогда не знаешь, что кому взбредет в голову.

Вместо того чтобы сразу внести названное ею имя в бланк заявления, Блейн записал его в блокнот – не спеша, давая себе время подумать, поскольку что-то в этом имени его озадачивало.

Люсинда Сайлоун.

Странное имя, подумал он. Не похоже на настоящее. Скорее псевдоним, скрывающий под собой скромные Сьюзен Браун, обычные Бетти Смит или еще какие-нибудь вполне рядовые имя и фамилию.

Он не торопился, пытался размышлять, но голова была забита другими мыслями – о взбудоражившем всех слухе насчет какой-то перетряски, уже несколько дней блуждавшем по Центру, о том, что этот слух непосредственно касается его самого, и о совете, который ему дали. Совет выглядел довольно странно – не доверять Фаррису (как будто Блейн нуждался в такой подсказке!) и хорошенько подумать, прежде чем соглашаться на должность. Совет был вполне дружеским, но что толку?

Да еще этот прилипала, который поймал его утром на парковке и от которого с трудом удалось отделаться. И Гарриет Марш – с ней ему предстоит свидание сегодня вечером.

И вдобавок ко всему – женщина, что сейчас сидит напротив него.

Хотя, если подумать, глупо связывать ее со всеми остальными проблемами, которые сталкиваются у него в голове, будто плывущие по реке бревна. Ибо никакой связи попросту не может быть.

Итак, Люсинда Сайлоун. Что-то в ее имени и в тоне, которым оно произнесено – слегка певучем, добавляющем изящества, – насторожило его, вызвав тревожный звоночек в мозгу.

– Вы из Развлечений? – небрежно спросил он, хотя на самом деле в вопросе содержался подвох, который мог заметить не каждый.

– С чего бы? – удивилась она. – Конечно нет.

Блейн не уловил в ее голосе ничего необычного – лишь мимолетную радость, вызванную его предположением. Собственно, другого ждать и не приходилось. Именно так реагировали большинство остальных, польщенные тем фактом, что их причислили к легендарной гильдии Развлечений.

Он решил еще немного ей польстить:

– Я был уверен, что вы оттуда. – Он пристально смотрел на Люсинду Сайлоун, изучая выражение ее лица, а заодно отмечая приятные черты. – Мы хорошо научились оценивать людей. И редко ошибаемся.

Она даже глазом не моргнула. Вообще никакой реакции – ни замешательства, ни виноватой улыбки. Волосы медового цвета, глаза голубые, как китайский фарфор, кожа настолько молочно-белая, что на первый взгляд кажется нереальной.

«Нечасто к нам приходят такие, – подумал Блейн. – Чего не скажешь о старых, больных, разочаровавшихся в жизни. Переживших крушение надежд».

– Вы ошиблись, мистер Блейн, – сказала она. – Я из Просвещения.

– Возможно, из-за имени. – Он записал в блокнот: «Просвещение». – У вас прекрасное имя. Легко произносимое, мелодичное. Хорошо подходит для сцены. – Он поднял взгляд от блокнота и натянуто улыбнулся, превозмогая охватившее его необъяснимое напряжение. – Хотя можно не сомневаться, что дело не только в нем.

Она не улыбнулась в ответ, и он встревожился, не сказал ли бестактность. Быстро воспроизведя в памяти собственные слова, решил, что беспокоится зря. Начальник отдела разработки сновидений просто не может вести себя бестактно. Ты умеешь управлять людьми – без этого попросту никак. И ты точно так же умеешь управлять выражением собственного лица, когда говоришь одно, а в мыслях совсем другое.

Нет, его слова прозвучали как комплимент, причем вполне уместный. Так что она должна была улыбнуться. И отсутствие ответной улыбки может что-то означать – а может и не означать ничего, кроме того, что Люсинда Сайлоун умная женщина. Норман Блейн не сомневался в ее уме, а также в хладнокровии, какого не встречал еще ни у кого из клиентов.

Хотя в хладнокровии самом по себе нет ничего необычного. Бывали здесь хладнокровные и расчетливые, которые все продумали заранее и знали, на что идут. Бывали и другие, отрезавшие себе все пути к отступлению.

– Желаете погрузиться в Сон?

Она кивнула.

– И вы хотите сновидение?

– И сновидение, – подтвердила она.

– Полагаю, вы все как следует обдумали. Будь у вас хоть малейшие сомнения, вы бы наверняка не пришли.

– Я все обдумала, – сказала она, – и у меня нет никаких сомнений.

– У вас еще есть время. У вас будет возможность передумать до последнего момента. Нам крайне важно, чтобы вы четко зафиксировали в мозгу этот факт.

– Я не передумаю.

– И все же мы исходим из предположения, что вы можете передумать. Мы не пытаемся вас переубедить, но вы должны в полной мере понимать, что решать вам. У вас нет перед нами никаких обязательств, сколь бы далеко ни зашла процедура. Предположим, сновидение уже сформировано и введено в систему, и вы внесли полагающуюся плату и даже легли в хранилище – но у вас еще есть шанс отказаться. В таком случае сновидение будет уничтожено, вам вернут деньги и все записи будут стерты. Все будет выглядеть так, будто мы никогда вас не видели.

– Я все понимаю, – ответила она.

– Ну, раз понимаете – продолжим, – спокойно кивнул Блейн. Взяв карандаш, он вписал ее имя и классификацию в бланк заявления. – Возраст?

– Двадцать девять лет.

– Замужем?

– Нет.

– Дети?

– Нет.

– Ближайшие родственники?

– Тетя.

– Имя?

Она назвала имя тети, и он записал его вместе с адресом, возрастом и классификацией.

– Другие есть?

– Больше никого.

– А ваши родители?

Люсинда Сайлоун ответила, что родители давно умерли и она была единственным ребенком. Она назвала имена родителей, их классификации, возраст на день смерти, последнее место жительства, место похорон.

– Вы это будете проверять? – спросила она.

– Мы все проверяем.

Именно в такой момент большинство заявителей – даже те, кому нечего было скрывать, – начинали слегка нервничать, лихорадочно искали в памяти некий давно забытый инцидент, который мог бы вызвать стыд или стать непреодолимой помехой.

Люсинда Сайлоун нисколько не нервничала. Она просто сидела, ожидая новых вопросов.

Норман Блейн спросил ее обо всем, что полагалось: номер гильдии, номер карточки, имя непосредственного начальника, дата последнего медосмотра, психические или физические дефекты или заболевания и прочие банальности, составлявшие подробности повседневной жизни.

Закончив, он положил карандаш.

– Все еще никаких сомнений?

Она покачала головой.

– Я постоянно возвращаюсь к этому вопросу, – сказал Блейн, – чтобы полностью убедиться, что вы пришли к нам добровольно. Иначе у нас нет никаких законных оснований. Помимо того, есть вопрос этики…

– Понимаю, – сказала она. – В этичности вам не откажешь.

Это могла быть ирония, и если так, то весьма тонкая.

– Нам никуда от этого не деться, – ответил он. – Чтобы выжить, мы должны придерживаться самых высоких этических принципов. Вы отдаете нам на хранение свое тело на многие годы. Более того, вы отдаете ваш разум, хоть и в меньшей степени. В процессе работы с вами мы получаем самые сокровенные знания о вашей жизни. Чтобы продолжать заниматься своим делом, нам требуется полное доверие не только клиентов, но и общественности. Малейший намек на скандал…

– У вас никогда не случалось скандалов?

– В самом начале было несколько. О них давно забыли; по крайней мере, мы на это надеемся. Именно после тех скандалов наша гильдия поняла, насколько важно иметь незапятнанную профессиональную репутацию. Скандал в любой другой гильдии – не более чем правовой вопрос, который может быть решен в суде, а затем прощен и забыт. Но нам никто ничего не простит и не забудет – мы этого попросту не переживем.

Норман Блейн ощутил гордость за свою работу – светлую, спокойную гордость человека, хорошо делающего свое дело. И подобные чувства испытывал не только он, но и все в Центре. Сколь бы легкомысленно они ни говорили о работе между собой, в глубине души каждый гордился ею.

– Такое впечатление, – заметила она, – что у вас работают очень преданные своему делу люди.

Снова ирония? Или попытка польстить в ответ? Он едва заметно улыбнулся.

– Вряд ли, – сказал он. – По крайней мере, мы никогда об этом не думали.

Блейн знал, что это не вполне правда, поскольку каждый наверняка хотя бы изредка задумывался о профессии и о своем месте в ней. Естественно, никто не говорил об этом вслух.

Странная ситуация, решил он. С одной стороны любовь к своему делу и беззаветная преданность гильдии, а с другой – существующие на фоне этой любви и преданности яростная конкуренция и жестокая политика Центра.

Взять, к примеру, Джона Ремера. Его, несмотря на многие годы работы, собираются отстранить от должности. Об этом уже давно идут разговоры по всему Центру. Какое-то отношение к этому имеет Фаррис, какое-то – Лью Гизи; упоминались и другие. Сам Блейн, например, упоминался как один из возможных кандидатов на должность Ремера. Слава богу, все эти годы он держался в стороне от политики Центра – слишком уж много от нее было головной боли. Норману Блейну вполне хватало его собственных обязанностей.

Хотя, подумал он, было бы не так уж и плохо получить должность Ремера. Она выше по карьерной лестнице, за нее лучше платят, и если он будет больше зарабатывать, ему, быть может, удастся уговорить Гарриет уйти с журналистской работы, и тогда…

Блейн заставил себя вернуться к более насущным задачам.

– Есть ряд соображений, которые вам следует принять во внимание, – сказал он сидевшей напротив женщине. – Вы должны осознавать все последствия вашего решения. Вы должны понимать, что пробудитесь в среде, не похожей на привычную вам. В течение вашего сна планеты не будут стоять на месте; они разовьются – по крайней мере, мы на это надеемся. Многое изменится. Стиль одежды и поведения, мышление, речь, взгляды – все будет иным. Вы проснетесь чужой в мире, ушедшем далеко вперед. Для него вы будете чересчур старомодной.

В обществе возникнут проблемы, о которых мы сейчас не имеем ни малейшего представления, – продолжал он. – Могут образоваться новые правительства, изменятся обычаи. То, что сегодня считается незаконным, станет вполне приемлемым; то, что приемлемо и законно сегодня, сделается возмутительным или преступным. Всех ваших друзей не будет в живых…

– У меня нет друзей, – сказала Люсинда Сайлоун.

Блейн пропустил ее слова мимо ушей.

– Я просто пытаюсь объяснить, что после того, как проснетесь, вы не сможете шагнуть отсюда прямо в мир, поскольку этот мир уже не будет вашим. Ваш мир будет уже много лет как мертв. Вам придется заново приспосабливаться, пройти курс адаптации. В некоторых случаях – зависит от личности самого проснувшегося, а еще больше от культурных перемен – на адаптацию потребуется значительное время, поскольку нам придется не только познакомить вас с происшедшими за время вашего сна изменениями, но и помочь вам эти изменения принять. И пока вы не приспособитесь не только к новой информации, но и к новой культуре, мы вас не отпустим. Чтобы жить обычной жизнью в мире, в котором вы проснетесь, вы должны будете воспринимать его так, словно в нем родились; по сути, вы должны стать его частью. И как правило, это крайне долгий и мучительный процесс.

– Я понимаю, – сказала она. – Согласна на все ваши условия.

Люсинда Сайлоун ни разу не поколебалась. Казалось, она ни о чем не сожалела и ничто ее не волновало. Она оставалась столь же хладнокровной, как и в тот миг, когда вошла в кабинет.

– А теперь, – сказал Блейн, – хотелось бы узнать причину.

– Причину?

– Причину, по которой вы хотите погрузиться в Сон.

– Вы и ее станете проверять?

– Да, станем. У нас не должно остаться никаких сомнений. Причины бывают самые разные, и их куда больше, чем вам может показаться.

Блейн продолжал говорить, давая ей шанс наконец решиться и сказать правду. Как правило, для клиента это бывало самой сложной задачей.

– Некоторые, – сказал он, – уходят в Сон, поскольку страдают неизлечимой в данный момент болезнью. Они заключают контракт не на какой-то определенный срок, а лишь до того дня, когда будет найдено лекарство. Есть те, кто хочет встретиться с любимым человеком, который сейчас путешествует к звездам, – переждать на Земле субъективное время сверхсветовых перелетов. Есть и такие, кто желает проснуться богатым, сделав выгодное вложение капитала. Обычно мы стараемся их отговорить, призываем на помощь наших экономистов, которые пытаются доказать, что…

– А простой тоски вам недостаточно? – прервала его Люсинда. – Всего лишь тоски?

Блейн вписал «тоску» в качестве причины и отложил заявление в сторону.

– Можете поставить свою подпись позже.

– Я готова подписать прямо сейчас.

– Мы бы предпочли, чтобы вы немного подождали.

Блейн крутил в пальцах карандаш, пытаясь понять, почему эта клиентка так его беспокоит. С Люсиндой Сайлоун было что-то не так, и он не мог понять, что именно, несмотря на свой огромный опыт.

– Если хотите, – предложил он, – мы обсудим ваше сновидение. Обычно этого не делаем, но…

– Давайте обсудим, – кивнула она.

– Сновидение не является обязательным, – объяснил Блейн. – Некоторые обходятся во Сне без него. Не сочтите только, будто я против, – во многих случаях, как мне кажется, оно только на пользу. Вы не будете осознавать течение времени – час или столетие продлятся для вас не дольше секунды. Заснете, а потом проснетесь как ни в чем ни бывало…

– Я хотела бы получить сновидение, – сказала она.

– В таком случае будем рады пойти навстречу. Вы уже решили – какое?

– Доброжелательное. Спокойное и доброжелательное.

– Никаких потрясений? Приключений?

– Пожалуй, без них сон будет чересчур монотонным. Но желательно что-нибудь поизящнее.

– Может, светское общество? – предложил Блейн. – Скажем, такое, где крайне заботятся о манерах?

– И если можно, никакого соперничества. Чтобы никто никого не отпихивал локтями.

– Например, старинный дом с установившимися порядками, – продолжал Блейн. – Хорошее положение в обществе, давние семейные традиции, достаточный доход, чтобы не беспокоиться о деньгах.

– Звучит несколько архаично.

– Вы же сами просили о чем-то подобном.

– Ну да, конечно, – кивнула она. – Знаете… мне хотелось бы чего-нибудь… приятного. Такого… такого… – Она рассмеялась. – Такого, что может только присниться.

Блейн рассмеялся вместе с ней.

– Что, нравится? Мы можем что-то поменять, сделать более современным…

– Не нужно, меня все вполне устраивает.

– Полагаю, вам захочется быть помоложе своих двадцати девяти – лет шестнадцати или семнадцати…

Она кивнула.

– Ну а красивой вы останетесь в любом случае.

Она не ответила.

– У вас будет множество поклонников. Для нас это не проблема.

Она снова кивнула.

– Сексуальные приключения?

– Можно, но в меру.

– Все будет вполне пристойно, – пообещал он. – Вы ни о чем не пожалеете. Мы дадим сновидение, которого вам не придется стыдиться и которое вы сможете вспоминать с радостью. Естественно, не обойдется без разочарований, без некоторой душевной боли – счастье не может сохраняться вечно, не черствея. Даже в сновидении должно быть нечто, с чем можно было бы сравнивать.

– Предоставляю решать вам.

– Что ж, ладно, мы этим займемся. Не могли бы вы снова прийти, скажем, через три дня? К тому времени мы сделаем эскиз, чтобы обсудить его вместе с вами. Может потребоваться несколько… скажем так, примерок, прежде чем получится то, чего вы хотите.

Люсинда Сайлоун встала и протянула руку. Ее пожатие было крепким и доброжелательным.

– Зайду в кассу и внесу плату, – сказала она. – И спасибо вам большое.

– Столь рано платить вовсе не обязательно.

– Я буду лучше себя чувствовать, если заплачу.

Посмотрев ей вслед, Норман Блейн снова сел. Зажужжал интерком.

– Да, Ирма?

– Звонила Гарриет, – ответила секретарша. – Вы были с клиентом, и я не стала вас беспокоить.

– Чего она хотела?

– Просто просила передать, что не сможет сегодня поужинать с вами. Сказала, что у нее встреча с какой-то шишкой из «Центавра».

– Мой вам совет, Ирма, – сказал Блейн, – никогда не влюбляйтесь в сотрудника Коммуникаций. На этих людей невозможно положиться.

– Вы все время забываете, мистер Блейн, что мой муж из Транспорта.

– И впрямь забываю.

– Тут в приемной Джордж и Херб. Хлопают друг дружку по спине и чуть ли по полу не катаются. Заберите их, пока они не довели меня до белого каления.

– Пусть войдут, – сказал Блейн.

– У них с головой все в порядке?

– У Джорджа и Херба?

– У кого же еще?

– Конечно, Ирма. Просто иначе они не умеют.

– Рада слышать. Сейчас пригоню их к вам.

Войдя, оба вольготно развалились в креслах. Джордж швырнул Блейну папку:

– Сновидение Дженкинса. Мы все закончили.

– Этот чокнутый хочет поохотиться на крупную дичь, – сказал Херб. – Мы приготовили ему несколько приятных сюрпризов.

– Все будет выглядеть по-настоящему, – с гордостью заявил Джордж, – с точностью до мелочей. Мы засунем его в джунгли, среди болот и жары, насекомых и кошмарных хищников. За каждым кустом его будет подстерегать кровожадная тварь.