Текст книги "Все ловушки земли"

Шкуры и жир больше не нужны
Перевод С. Удалина

1

Лейтенант Нед Бентон остановил своего буланого и выпрямился в седле, будто хотел раздвинуть горизонт и заглянуть немного дальше.

Ведь дальше лежало то, по чему он истосковался, о чем он мечтал четыре года, среди крови и пота, страха и голода, холода и жары. Мечтал в пыли Геттисберга и в утренних туманах лагерей на Миссисипи, в бесконечности маневров и контрманевров, кажущейся победы и убийственно-очевидного поражения. То, что всегда оставалось с ним в те годы бедствий, мытарств и горечи, когда он служил в армии Юга.

Ведь это – наконец-то! – была земля Бентона, раскинувшаяся на много акров под закатным солнцем Техаса. Земля Бентона и его скот… но шкуры и жир больше не нужны. Ведь в новых городках со странными именами, выросших как из-под земли там, где Миссури поворачивает к северу, происходили удивительные вещи. Эти города жаждали заполучить техасский скот – не шкуры и жир, а мясо. Мясо для голодного Востока, мясо, которое стоило неплохих денег.

Он слышал об этом еще до того, как переправился через Миссисипи… об огромных стадах, что стекались на север, преодолевая ветры, бури и метели, перебирались через реки и оставляли за собой облака пыли, реявшие в небе, словно походные знамена. И это было только начало… ведь Техас изобиловал стадами, полудикими, никому толком не нужными – те, кто нуждался в деньгах, иногда отправляли животных на забой ради шкур и жира, вот и все. Этих денег, совсем небольших, едва хватало, чтобы свести концы с концами и удержаться на грани мало-мальски достойной бедности.

Но теперь все изменится, ведь стада направляются на север. Стада, что сулят богатство. Богатство принесет старикам достаток, к которому они всегда стремились, хотя никогда и не говорили об этом. Деньги на дом, который Бентон и Дженни собирались построить, когда он вернется с войны. Деньги на лошадей и свежевыкрашенный забор вокруг дома…

Он причмокнул, подгоняя буланого. Конь тронулся по едва заметной тропе среди высокой, по колено, травы, что колыхалась, словно морские волны, под ветром, дующим над низинами.

«Осталось совсем чуть-чуть, – говорил себе Бентон. – Совсем чуть-чуть, и я доберусь до ранчо». Вспоминая, он прикрыл глаза, как делал много раз за эти долгие четыре года… и опять увидел окруженный тополями большой серый дом из тесаных бревен, услышал радостный лай Бродяги и суетливое, испуганное квохтанье матушкиных кур.

Бентон открыл глаза и увидел всадника: тот появился на тропе, шедшей через низины, пока он грезил о доме под тополями.

Прищурившись против солнца, Бентон разглядел всадника. Джейк Роллинс уже много лет скакал под клеймом «Якоря» Дона Уотсона. Как только Бентон узнал Джейка Роллинса, он тут же вспомнил, что этот человек ему не нравится.

Крупный вороной конь Роллинса принял в сторону и остановился. Бентон осадил своего буланого.

– Здорово, Джейк, – сказал он.

Роллинс сощурил глаза.

– Ты едва не напугал меня, Нед, – ответил Роллинс. – Не ожидал тебя здесь…

– Война окончилась, – объяснил Бентон. – Ты наверняка слышал.

– Конечно слышал. Конечно, все правильно, но… – Он помедлил, а потом выпалил: – Но мы слышали, что ты погиб.

Бентон покачал головой:

– Десятки раз ходил на волосок от смерти, но меня так и не подстрелили.

Роллинс выдавил сквозь зубы мерзкий смешок.

– Эти янки – никудышные стрелки.

«Ничего веселого, – подумал Бентон. – Ничего такого, о чем можно шутить. Особенно если повидаешь с мое».

– Они вовсе не плохие стрелки, – сказал он. – И не дураки подраться. Не так-то просто утереть им нос. – Он помолчал, глядя на многие мили колышущейся травы, и добавил: – По правде говоря, это они нам утерли нос.

– Ребята будут рады тебя видеть, – сказал Роллинс, заерзав в седле.

– Я тоже буду рад, – сдержанно ответил Бентон.

«Мне не нравится этот человек, – подумал он. – И не нравился никогда, за свой поганый язык и косой, давящий взгляд. Но все равно приятно видеть его. Приятно видеть кого-то своего. Приятно слышать, как он запросто говорит о людях, которых ты знаешь».

Роллинс поднял поводья, подавая скакуну знак ехать дальше.

– Увидимся, – сказал он.

Бентон слегка пришпорил буланого и в тот же миг ощутил нечто вроде толчка между лопаток – крохотные танцующие ножки протопали по спине, предупреждая об опасности. Хорошо знакомый по многим сражениям сигнал, словно то, что превыше зрения и слуха, заботится о тебе и оберегает тебя.

Быстро развернувшись в седле, Бентон уже почти спрыгнул, когда заметил револьвер в руке Роллинса и его лицо под широкополой шляпой – холодное, безжалостное, обратившееся в лед и гранит. Вытаскивая левую ногу из стремени, Бентон жестоко расцарапал шпорой бок буланого. Испуганное, рассерженное животное поднялось на дыбы и замолотило копытами по воздуху, тряся головой так, что задребезжала цепочка на удилах.

Револьвер в руке Роллинса рявкнул с внезапной ненавистью, и буланый дернулся от удара пули. Ноги Бентона коснулись земли, он отпрыгнул в сторону, освобождая коню место для падения, а рука его тем временем рванулась к шестизаряднику.

Револьвер Роллинса прогремел еще раз, но конь затанцевал под ним, и пуля ушла в молоко, просвистев в траве на уровне лодыжки. Ледяное лицо всадника расплылось в гримасе страха, и в это мгновение правый револьвер Бентона взбрыкнул и уперся ему в запястье. Конь Роллинса испуганно отпрыгнул, а сам он, словно привязанная тряпичная кукла, стал раскачиваться из стороны в сторону в такт движениям скакуна, безвольно хватаясь за луку седла, меж тем как по его яркой белой рубашке растекалось алое пятно.

Роллинс обмяк и соскользнул вниз, а конь совсем обезумел. Бросившись вперед, Бентон схватил волочившиеся по земле поводья и повис на шее скакуна, но тот продолжал сопротивляться, лягаться и шарахаться, со стуком волоча за собой что-то тяжелое, застрявшее в стремени.

По-прежнему крепко сжимая поводья, Бентон потихоньку передвигался к седлу, пока не уцепился за стремя и не высвободил засевший там сапог. Конь присмирел, но все еще фыркал, беспокойно и подозрительно.

Роллинс лежал в примятой траве, нелепо растопырив руки. Бентон понял, что он мертв. «Готов», – подумал Бентон с безошибочной и беспристрастной убежденностью, почувствовав слабость при взгляде на труп.

Он медленно вывел скакуна Роллинса обратно на тропу. Неподалеку лежал его собственный конь, получивший пулю прямо в горло в тот момент, когда поднимался на дыбы.

Бентон остановился и посмотрел на него.

«Черта с два мне теперь обрадуются дома, – подумал он. – Черта с два».

Верхом на вороном Бентон поднялся на холм, склон которого спускался к ранчо, окинул взглядом постройки и понял, что все здесь выглядит ветхим, запущенным и безлюдным. Когда-то ранчо казалось ему огромным, цветущим и полным жизни. Возможно, потому, что Бентон в те времена еще не видел ничего такого, с чем его можно было бы сравнить. Например, плантаций на берегах Миссисипи, или чистеньких, ухоженных ферм Пенсильвании, или усадеб на реках Виргинии.

Тонкая струйка дыма поднималась над кухонной трубой, и больше не было никаких признаков жизни. Ни суеты на крохотном дворе, ни беготни вокруг коровника. Ни звука, ни движения. Только лениво вьющийся дымок на фоне заходящего солнца.

Понукая вороного, Бентон спустился с холма.

Никто не вышел на крыльцо и не встретил его. И Бродяга не выскочил из-за угла, чтобы предупредить о появлении гостя. Никто не окликнул его ни из барака для работников, ни из коровника.

Когда же Бентон сам решил крикнуть, язык вдруг онемел, в горле пересохло. Так он и спустился – в молчании.

Он подъехал к коновязи. Уныло ковырявшийся в земле петух скептически посмотрел на него, склонив голову, а затем вернулся к своему занятию.

Бентон медленно поднялся по расшатанным ступенькам крыльца, потянулся к дверной ручке и замер в нерешительности. Постоял неподвижно и наконец постучал в дверь.

Из-за двери ответило глухое эхо, и он постучал еще раз. Послышались медленные шаги, и дверь отворилась.

Там стоял… старик, гораздо старше того мужчины, которого помнил Бентон, старше, чем он вообще мог себе представить.

– Пап!

Долгое мгновение старик смотрел на него так, словно не узнавал. А затем вцепился в его локоть костлявой, но твердеющей с каждым мигом рукой.

– Нед! – проговорил старик. – Мальчик мой!

Он втащил Бентона за порог и захлопнул дверь, скрывая из виду пустой двор и безмолвный коровник, роющегося в земле петуха и расшатанные ступеньки просевшего крыльца.

Бентон обнял старика за плечи и на краткое мгновение прижал к себе. «Какой маленький, – подумал он, – какой жилистый и сухой… словно старый пастуший конь, с дубленой шкурой и стойким нравом».

Голос отца звучал слабо, едва не сползая на шепот:

– Мы слышали, что тебя убили, Нед.

– Даже не задели, – ответил Бентон. – А где же мама?

– Твоя мать больна, Нед.

– А Бродяга? Почему он меня не встретил?

– Сдох Бродяга, – сказал отец. – Попал под телегу. Стал уже не таким проворным, как прежде, и не смог вовремя отпрыгнуть.

Бок о бок они молча вошли в темный дом, а возле двери в спальню старик отступил в сторону, пропуская сына вперед.

Сразу за дверью Бентон остановился, и взгляд его внезапно затуманился при виде пожилой женщины, приподнявшей седую голову над подушкой.

Он услышал ее голос, слабый и дрожащий, но исполненный прежней, памятной ему нежности:

– Нед! Мы слышали…

Он бросился к ней и опустился на колени перед кроватью.

– Да, я знаю. Но это неправда. Много есть таких рассказов, и многие из них оказываются неправдой.

– Жив, – произнесла мать так, словно сама до конца не верила в это. – Жив и здоров, и снова дома. Мой мальчик! Дорогой мой мальчик!

Он прижимал ее к себе, а мать тонкой рукой гладила его волосы.

– Я молилась за тебя. Молилась, молилась и…

Она тихо всхлипнула в быстро наступающей темноте, продолжая гладить его, и на миг Бентон испытал, как в детстве, ощущение безопасности, тепла и любви.

Под ногами отца скрипнула половица, Бентон поднял голову и оглядел спальню в первый раз с того момента, как зашел туда. Простая, строгая, почти бедная обстановка, хранившая дух дома. Лампа с закопченным колпаком на обшарпанном буфете. Выцветшая картина: овцы на берегу ручья. Треснувшее зеркало на вбитом в стену гвозде.

– Я немного приболела, – сказала мать, – но теперь быстро поправлюсь. Ты для меня – лучшее лекарство.

Отец, стоявший по другую сторону от кровати, горячо закивал.

– Она поправится, сынок. Очень горевала из-за тебя.

– А как дела у остальных? – спросил Бентон. – Я проведаю их завтра, а сейчас просто хочу…

Отец снова покачал головой:

– Больше здесь никого нет.

– Никого? Но работники…

– И работников нет.

В комнате повисла тишина – холодная, напряженная. В последних лучах солнца, проникавших в западное окно, отец внезапно показался измученным и сломленным: старик со сгорбленными плечами и глубокими морщинами на лице.

– Джинго Чарли ушел сегодня утром, – заговорил отец. – Он был последним. Я собирался рассчитать его еще месяц назад, но он отказался уходить. Уверял, что все наладится. А сегодня утром взял и ушел.

– Но ранчо без работников… – начал Бентон.

– Нет больше ранчо.

Бентон медленно поднялся на ноги. Мать сжала его руку двумя ладонями.

– Не принимай близко к сердцу, – сказала она. – У нас все-таки есть дом и немного земли.

– Банк продал нашу землю, – объяснил отец. – Мы взяли ссуду на лечение твоей матери и на другие дела. А банк разорился и продал нашу землю. Ее купил Уотсон.

– Но он поступил с нами по-людски, – добавила мать. – Старый Дэн Уотсон оставил нам дом и десять акров земли. Сказал, что не может забрать все у своих соседей.

– Закладная была у Уотсона?

Отец покачал головой:

– Нет, у банка. Но банк разорился и продал землю. А Уотсон купил ее у банка.

– Значит, это Уотсон запретил ее выкупать?

– Нет, это банк запретил и продал землю Уотсону.

– Понятно, – сказал Бентон. – А что стало с банком?

– Снова работает.

Бентон прикрыл глаза, чувствуя, как его накрывает усталость, накопленная за четыре долгих и горьких года, ощущая запах разбившихся надежд. В голове все смешалось. Но оставалось еще одно дело. Еще один вопрос.

Он открыл глаза.

– А как поживает Дженни Лэтроп?

– Ну так ведь, – ответила мать, – когда она услышала, что ты…

Ее голос дрогнул и сменился молчанием.

– Когда она услышала, что меня убили, – безжалостно закончил за нее Бентон, – то вышла замуж за другого.

Мать кивнула, оторвав голову от подушки.

– Она думала, что ты уже не вернешься, сынок.

– За кого?

– Так ты же его знаешь, Нед. Это Билл Уотсон.

– Сын старого Дэна Уотсона.

– Правильно, – сказала мать. – Бедная девочка. Он ведь ужасный пьяница.

2

Город Бедствие ничуть не изменился за последние четыре года. Он все так же торчал среди ветра и пыли на голой равнине, что тянулась до самого подножья Кустистых холмов. Старая деревянная вывеска над лавкой болталась на одном гвозде, как и шесть лет назад, когда ее сорвало ветром. Коновязь до сих безумно кособочилась, словно целая вереница пьянчуг брела, пошатываясь, по центральной улице. Перед банком все еще булькала грязная лужа, не успевавшая просохнуть от одного ливня до другого.

Бентон ехал по улице, и ему казалось, будто он никогда не уезжал отсюда. «Такие города, как Бедствие, никогда не меняются, – говорил он себе. – Просто становятся все грязнее, дома ветшают с каждым годом, доски постепенно отваливаются, а сорванную кровлю не заменяют новой. Однажды этот город возьмет да и исчезнет без следа».

Один конь был привязан к столбу возле банка, и еще несколько – перед салуном «Одинокая звезда». Из-за угла лавки выкатился фургон, который тащила упряжка крупных серых лошадей.

Бентон подал вороного в сторону, освобождая дорогу, а сам посмотрел на мужчину и девушку в фургоне. Грузный мужчина в годах, с широкой грудью и густой, нестриженой, седеющей бородой, сидел на передке, держа в одной руке вожжи, а в другой сжимая длинный кнут. Лицо девушки закрывала тень от соломенной шляпы.

«Я почему-то знаю этого человека», – подумал Бентон.

И тут же вспомнил. Это же Мэдокс. Старый Боб Мэдокс с «Опрокинутого Эй». Почти сосед.

Бентон осадил вороного и повернулся к остановившемуся фургону.

Мэдокс бросил на него взгляд, в котором ощущалась недюжинная сила. Широкая, словно бочка, грудь, руки толщиной с добрый окорок и голубые глаза, прищуренные под полуденным солнцем.

Бентон протянул ему руку:

– Узнаешь меня? Я Нед Бентон.

– Конечно, – ответил Мэдокс. – Конечно, я узнаю тебя, мальчик. Значит, ты вернулся домой.

– Вчера вечером.

– Ты должен помнить мою дочку, – сказал Мэдокс. – Ее зовут Элен. Сними эту проклятую шляпу, Элен, чтобы можно было разглядеть твое лицо.

Она сдернула шляпу – та повисла на ремешке – и посмотрела смеющимися глазами на Бентона.

– Хорошо, когда соседи возвращаются, – сказала она.

Бентон приложил руку к своей шляпе.

– Последний раз я видел тебя, Элен, когда ты была маленькой девочкой с веснушками и смешными косичками.

– Черт возьми, да она и теперь ходит с косичками, – сказал старый Мэдокс. – Прячет их только тогда, когда выезжает в город. Не иначе как задумала свести родную мать с ума. Носит штаны своего брата каждый божий день и ведет себя как мальчишка.

– Отец! – одернула его Элен.

– Должна была родиться мальчишкой, – продолжал Мэдокс. – И дерется прямо как дикая кошка.

– Мой отец с годами совсем забыл о приличных манерах, – пожаловалась Элен Бентону.

– Заходи как-нибудь, – сказал Мэдокс. – И не тяни с этим. Надо кое о чем поговорить.

– О продаже земли с молотка?

Мэдокс сплюнул под колеса.

– Да, черт возьми. Похоже, нас всех обвели вокруг пальца.

– А как дела у братьев Ли?

– Так же, как у всех остальных.

Мэдокс скосил глаза на вороного.

– Разъезжаешь на коне с «Якоря», – сказал он безразличным тоном.

– Обменял на своего, – объяснил Бентон.

– Несколько парней с «Якоря» сидят сейчас в «Одинокой звезде», – предупредил Мэдокс.

– Спасибо, – ответил Бентон.

Мэдокс щелкнул кнутом, и упряжка тронулась. Элен помахала Бентону, он помахал в ответ.

Он постоял немного посреди улицы, провожая взглядом громыхающий фургон, а затем развернул коня и направился к «Одинокой звезде».

Кроме ребят с «Якоря» и бармена, там никого не было. Бармен дремал, облокотившись на стойку. Остальные собрались за столом, погрузившись в карточную игру.

Бентон переводил взгляд с одного игрока на другого. Джим Вест, старший пастух, Индеец Джо и Змей Макафи – все они сидели лицом к нему, – Фрэнк Холл, Эрл Эндрюс и еще один, который как раз обернулся. Парень, конечно, сильно изменился, но не настолько, чтобы Бентон его не признал. Билл Уотсон был в точности как его краснолицый отец, только моложе.

Младший Уотсон снова оглянулся, словно кто-то пошлепал его по плечу, замер на мгновение, а потом вскочил со стула, положив свои карты на стол рубашкой вверх.

– Привет, Билл, – сказал Бентон.

Уотсон не ответил. Все забеспокоились, задвигали стульями и побросали карты.

– Я приехал на коне с клеймом «Якоря», – объявил Бентон. – Надеюсь, никто не против?

Молодой Уотсон облизал губы.

– Откуда у тебя конь с клеймом «Якоря»?

– Забрал у Роллинса.

Вест поднялся со стула.

– Роллинс не появлялся на ранчо со вчерашнего вечера.

– Вы найдете его на старой короткой дороге, если двинетесь прямо на север от своего жилища, – сказал Бентон.

Билл Уотсон неуверенно шагнул вперед.

– Что у вас с ним приключилось, Нед? – спросил он.

– Роллинс хотел выстрелить мне в спину.

– Должно быть, ты дал ему повод, – вскинулся Вест.

– Сдается мне, кто-то мог распустить слух о том, что я не вернусь домой, – сказал Бентон. – И есть подозрение, что за тропой могли присматривать.

Никто не шевельнулся. Внутри салуна не раздалось ни единого звука. Бентон следил за выражением на их лицах. Уотсон напуган. Вест рассержен, но не рискнет схватиться за оружие. По лицу Индейца Джо трудно было что-то определить.

– Я плачу за выпивку, – произнес наконец Уотсон.

Никто не сдвинулся с места. Никто даже не взглянул в сторону барной стойки.

– Я не пью, – резко ответил Бентон.

Все то же молчание – молчание и неподвижность тех, кто стоял вокруг стола.

– Я даю вам, койоты, шанс решить все в честном бою, – сказал Бентон.

Лицо Уотсона окаменело, и только губы шевелились, выдавливая слова.

– Ни у кого из нас нет желания стреляться с тобой, Бентон.

– Если оно вдруг появится, – предупредил Бентон, – не обвиняйте меня в том, что произойдет.

Он долго стоял в дверях и наблюдал за ними. Никто не шевелился. Карты лежали на столе, игроки стояли на месте.

Бентон развернулся, нарочито медленно, а затем быстро шагнул за дверь, чувствуя, как холодок пробегает между лопатками, как раз в том месте, куда может прилететь пуля.

И вот он уже снова на улице, омываемый солнечным светом. Пуля так и не прилетела. У парней с «Якоря» не хватило духа.

Он отвязал вороного и повел его под уздцы вдоль по улице. А возле банка опять привязал и вошел внутрь.

Ни одного клиента в банке не было. За кассовой стойкой сидел Коулмен Грей. Подняв голову, он увидел Бентона сквозь окошко кассы. На лице его понемногу стало отражаться узнавание.

– Молодой Бентон! – воскликнул он. – Рад видеть тебя, Нед. Не знал, что ты вернулся.

– Я пришел поговорить, – объявил Бентон.

– Заходи, – ответил Грей. – Бери стул и садись.

– То, что я хочу тебе сказать, можно сказать и стоя.

– Ты насчет отцовского ранчо? – вкрадчиво спросил Грей. – Боюсь, ты все неправильно понял.

– Вы с Уотсонами вместе это обстряпали.

– Не держи зла на Уотсонов, сынок, – посоветовал Грей. – Может, в это трудно поверить, но все было по закону. В конце концов, не с одним «Раскоряченным Эйч» так получилось. С Мэдоксом и братьями Ли та же история. Они тоже потеряли свои ранчо.

– Очень подозрительно, что все это случилось в тот момент, когда говядина стала цениться больше шкур и жира, – заметил Бентон.

– Ты обвиняешь меня в том… – вскинулся Грей.

– Я обвиняю тебя в том, – осадил его Бентон, – что ты обанкротился и разорил многих людей, а потом снова открыл дело.

– Это легко объяснимо, если учесть все обстоятельства, – возразил Грей. – Мы раздали так много ссуд, что больше не могли платить по обязательствам. Поэтому мы отозвали деньги назад и таким образом получили новый капитал.

– То есть ты остался при своих, – подытожил Бентон.

Грей кивнул:

– Да, если угодно. Я остался при своих.

Рука Бентона проскользнула за ограждение. Он ухватил банкира за рубашку и жилет и подтянул к себе.

– Ты украл эти ранчо, Грей, – проскрежетал он. – И я верну их законным владельцам. Предупреждаю тебя: я их верну.

На губах у банкира забулькали слова, но страх обратил их в нечто невразумительное.

Презрительно фыркнув, Бентон отшвырнул от себя Грея, тот опрокинул мусорное ведро и врезался в стену.

Бентон резко развернулся и направился к двери.

Пастухи с «Якоря» вывалили на улицу из «Одинокой звезды» и двинулись прочь из города. Бентон остановился и посмотрел им вслед.

– Нед… – послышался тихий голос, почти под боком у него.

Бентон обернулся.

Шериф Джонни Пайк стоял, прислонившись к стене банка. Никелированная звезда сверкала на солнце.

– Привет, Джонни, – сказал Бентон.

– Нед, ты поднимаешь чертовски много шума.

– Это половина от того, что я собираюсь поднять, – ответил Бентон. – Я возвращаюсь с войны и вижу, что стая стервятников обремизила моего старика и отобрала у него ранчо. Я верну это ранчо…

– Очень жаль, что с ранчо так вышло, Нед, но это еще не повод устраивать такую заваруху. Я видел через окно, как ты толкнул банкира и он полетел вверх тормашками.

– Этому жулику чертовски повезло, что я не свернул ему шею, – ощерился Бентон.

– А еще ты помешал игрокам в «Одинокой звезде», – терпеливо продолжил шериф. – Никто тебя не просил заходить туда и делать такие вещи. Вы, ребята, возвращаетесь домой с войны и считаете, что вам все позволено. Считаете, что остальные горожане должны ходить перед вами на цыпочках. Считаете, что раз вы такие герои, то можете…

Бентон шагнул к нему.

– И как же ты намерен поступить, Джонни?

Шериф пригладил усы.

– Думаю, мне придется арестовать тебя, чтобы заставить соблюдать порядок. Это все, что я могу сделать.

Кто-то прошаркал ногами по тротуару и окликнул Бентона надтреснутым голосом:

– У тебя неприятности, малыш?

Бентон обернулся и увидел ковыляющее к нему пугало в человеческом обличье. Кривые ноги семенили по дорожке, седые усы спускались к самому подбородку, шляпа сдвинулась на затылок, открывая глубокие морщины на его озабоченном лице.

– Джинго! – завопил Бентон. – Джинго! А папа сказал, что ты уехал.

– Твой папа – полоумный постельный клоп, – ответил Джинго Чарли. – Меня так легко не выгонишь. Я просто отправился в город промочить горло. – Он покосился на шерифа. – Эта жестяная звезда втирает тебе что-то о законах?

– Говорит, что заставит меня соблюдать порядок, – сказал Бентон.

Джинго Чарли сплюнул под ноги шерифу.

– Да ну его к черту. Он просто подручный Уотсона, который заправляет всем в этом городе. Пойдем лучше домой.

Шериф шагнул ему навстречу, опустив руки к своим револьверам.

– Эй, вы двое, а ну-ка постойте…

Джинго быстрым движением вскинул кривую ногу и поддел носком каблук шерифа. Тот потерял равновесие и шлепнулся на тротуар. Джинго Чарли наклонился над ним и сдернул с него ремень.

– Чертовски красивые пушки, – сказал он, выпрямившись. – С насечкой и всякими финтифлюшками. Интересно, они вообще стреляют?

– Отдай! – взревел шериф. – Отдай сейчас же, а не то я…

Джинго Чарли неторопливо выбросил их, один за другим, в грязную лужу посреди улицы, и они с плеском исчезли под водой.

– Думаю, это на время успокоит старого козла, – сказал он и огорченно покачал головой. – Жаль пачкать такие красивые пушки. С насечкой и всякими финтифлюшками.

3

Тропа шла сквозь непролазную чащу Кустистых холмов, вершины которых парили в дрожащем послеполуденном мареве. Черные трещины каньонов разрезали залитую солнцем землю.

Джинго Чарли скакал рысцой вровень с Бентоном.

– Здесь нужно смотреть во все глаза, малыш, – предупредил он.

Бентон кивнул.

– Я и сам об этом подумал.

– Если парни с «Якоря» прервали разговор там, в салуне, – сказал Джинго, – это еще ничего не значит. Они могут набраться смелости и подстеречь нас за этими деревьями.

– Не ожидал, что они дадут слабину, – признался Бентон. – Когда я заходил туда, то был уверен, что все закончится перестрелкой.

– Банда Уотсона пойдет на все, чтобы избежать неприятностей, – объяснил старик. – Они собираются гнать стадо на север. Полагаю, там будет не только их собственный скот, но и чужое добро.

– И когда они отправляются? – спросил Бентон.

Джинго сплюнул.

– Через несколько дней. Если ничего не случится.

– Что, например?

– Например, если их коровы чего-нибудь испугаются и разбегутся по кустам.

– Там кто-то есть, – тихо сказал Бентон. – Несется во весь дух.

Они остановились, наблюдая за тем, как по заросшему кустарником склону мчится всадник. Он сидел на лошади прямо, по-индейски, одежда из легкой ткани колыхалась на ветру, отбрасывая солнечные блики.

– Это же та девчонка! – воскликнул Джинго. – Дочка старого Мэдокса.

Бентон развернул коня, пришпорил и рванулся вверх по склону. Девушка заметила его и быстро помахала рукой.

Она ехала без седла, подоткнув юбку под себя, ее ноги блестели на солнце. Шляпу девушка потеряла, и Бентон, поравнявшись с ней, увидел на ее щеке красную полоску, оставленную хлестнувшей по лицу веткой.

Наклонившись, Бентон схватил уздечку громко пыхтевшей лошади, подтянул ее к себе и отрывисто спросил:

– Что случилось, Элен?

– Они поджидают вас на развилке, – задыхаясь, ответила та.

– Уотсон?

Она кивнула, по-прежнему тяжело дыша.

– Когда мы выезжали из города, папа заметил, как они свернули с дороги. Но мы притворились, будто ничего не заметили. А когда нас уже не было видно, мы остановились и разделились.

– Ты сильно рисковала, – мрачно сказал Бентон.

Девушка покачала головой:

– Кто-то должен был вернуться и предупредить вас. Но папа не может скакать без седла. Он слишком растолстел. А я умею скакать как угодно.

Бентон нахмурился:

– Надеюсь, они не видели, как ты возвращалась?

– Нет-нет. Я поехала кружной дорогой, через холмы.

Джинго Чарли поглядел на тяжело вздымающиеся бока лошади:

– Тебе пришлось гнать изо всех сил.

Она кивнула:

– Да, пришлось. Время поджимало. Я ведь не знала, когда вы выехали из города.

Бентон подумал о том, что могло случиться, и по его спине пробежал холодок.

Выйдя из ущелья, дорога круто поднималась, а затем расходилась натрое. Левое ответвление вело на земли «Якоря», правое – на ранчо «Сердце» Лэтропа, а среднее – к «Раскоряченному Эйч» и «Опрокинутому Эй». Бентон и Джинго беспечно въехали бы в ущелье, и их подстрелили бы из засады, словно сидящих на гнезде птиц.

– Они оставили коней возле устья Коровьего каньона, – рассказывала Элен. – Их охраняет один человек. Я сама видела, когда проезжала мимо.

– Какой выйдет конфуз, если ребята вернутся домой пешком! – плутовато усмехнулся Джинго Чарли.

– Видимо, тебе надо вернуться назад, Элен, – мрачно сказал Бентон. – Тем же путем, которым ты прискакала сюда. Если что-то случится, никто не должен заподозрить, что ты имеешь к этому отношение.

– Думаю, вы можете поехать вместе со мной, – предложила она. – Зачем вам связываться с ними?

– Нельзя упускать такой шанс, – решительно заключил Джинго Чарли.

Бентон задумался.

– Мы не можем уклониться, – сказал он. – Рано или поздно нам придется драться с ними, так почему бы не сейчас? У нас есть только два выхода: драться или убегать.

Джинго с ожесточением сплюнул.

– Я не дешевка какая-нибудь, чтобы убегать, – объявил он.

– Я тоже, – отозвался Бентон.

Девушка медленно подняла поводья.

– Будь осторожна, – предупредил ее Бентон. – Не попадайся им на глаза. Мы подождем, пока ты не проскочишь мимо.

Она развернула лошадь.

– Не знаю, как благодарить тебя, Элен, – сказал Бентон.

– Мы должны держаться вместе, – просто ответила девушка и поскакала вверх по заросшему склону холма.

Джинго Чарли посмотрел ей вслед:

– Она спасла наши шкуры, вот так-то. Очень храбрая для девушки.

Они подождали, наблюдая за вершинами холмов. Никакого движения. День истекал жгучими лучами солнца и жужжанием насекомых.

Наконец они поехали – в обход дороги, направляясь к устью Коровьего каньона.

Джинго Чарли шикнул на Бентона:

– Потише, малыш! Мы почти на месте.

– Что это? – встревожился Бентон.

Что-то блеснуло высоко над ними, словно солнечный луч вдруг пустился в безумную пляску. И как только Бентон задал вопрос, он тут же понял, что это было.

– Берегись! – крикнул он Джинго Чарли, натянул поводья, чиркнул шпорами по бокам коня и повернул его кругом.

Там, где только что плясал солнечный луч, громыхнула винтовка, и над склоном холма поднялась струйка дыма. Следом фыркнул еще один ствол.

Бентон пришпорил вороного. Испуганный конь рванулся сквозь кусты – ветки хлестали по его бокам, – соскользнул по крутому склону, а затем с громким топотом снова поскакал вверх.

Старый пастух, ехавший впереди, пустил своего скакуна в бешеный галоп. Сзади слышались частый стук копыт и отрывистый кашель револьверов.

Пули шуршали в листве так близко от Бентона, что он иногда слышал их завывающий шепот.

Джинго Чарли покачнулся в седле и помчался дальше. На его рукаве, чуть выше локтя, проступило ярко-красное пятно.

Бентон бросил быстрый взгляд назад. Всадники с дымящимися стволами рассыпались по зарослям. Пока он доставал револьвер из кобуры, ветка больно ужалила его в лицо. Конь запнулся, но удержался на ногах. Пули жужжали над головой, словно ленивые шмели.

Изогнувшись в седле, Бентон разрядил револьвер, и тот дернулся в его руке. Передний всадник перелетел через голову своего скакуна – клубок из мельтешащих рук и ног. Конь дернулся, испугавшись при виде возникшего прямо перед ним человека, налетел на другого коня, опрокинул его и отправил кувыркаться вниз по склону.

Из груди Бентона вырвался торжествующий крик. Остальные всадники повернули назад. Вороной Бентона перевалил через гребень и поскакал вниз, проделывая передними копытами глубокие борозды в рыхлой земле.

Впереди него Джинго Чарли, уже почти добравшийся до подножия холма, развернул коня в сторону устья каньона. Бентон натянул поводья и направил вороного наперерез Джинго, надеясь догнать его.

На вершине холма прозвучал выстрел.

Бентон оглянулся. Там кружили двое-трое всадников.

«Не решаются подойти ближе после того, что случилось на другом склоне», – радостно подумал Бентон.

Он достиг подножия, отставая теперь от Джинго Чарли всего на несколько ярдов, снова оглянулся и увидел всадников, спускавшихся по склону. «Набрались смелости», – сказал он себе.