Текст книги "Муравьиная ферма. Мистический триллер"

Глава 7

Дональду Уизерби до векового юбилея оставалось два года. Он был еще крепок и свеж, а его состояние было одним из самых внушительных среди жителей Лейкфорда.

Поговаривали, что Уизерби сколотил свое состояние во время войны, продавая кое-что япошкам, но подробностей никто толком не помнил, да и война казалась чем-то таким же древним, пыльным и забытым, как сам старый Дональд.

Дом Уизерби был таким же огромным и старым, как тот, что купил Оуэнс, и с каждым днем Бетти Уизерби было все труднее убирать его в одиночку.

Некоторые комнаты были заперты вот уже несколько лет, но ведь оставались еще кладовые, просторная гостиная с персидским ковром на полу, который не брала ни одна щетка, и кухня, и спальни – Дональд был нежадным и нежно любил свою жену, несмотря на то (а может, благодаря тому), что прожил с нею без малого шестьдесят лет. Он легко согласился с ее робким предложением нанять помощницу по хозяйству.

Эми Джонс появилась в их доме через неделю. Бетти она сразу пришлась по душе – молодая, но почтительная и такая расторопная! В первые же дни дом стал просто сверкать чистотой. Эми бесстрашно залезала в самые темные и пыльные углы, куда старики не могли забраться уже долгие годы, боясь свернуть себе шею.

Девушка поселилась у них – это было обязательное условие, и настояла на нем Бетти.

Решение обзавестись помощницей стоило жизни пожилой женщине.

***

Старый Дональд сидел в кресле, наблюдая, как Эми стирает пыль с камина. На ней была плиссированная юбчонка, и, когда она вставала на небольшую скамеечку, чтобы дотянуться до верхних полок, Дональд мог видеть узенькую полоску ее трусов.

Он совсем забыл, как это выглядит. Забыл, какого он пола, и зачем живет. Эта мерзавка издевалась над ним, Дональд был в этом уверен. Нарочно виляла задницей, нарочно наклонялась, протягивая ему газету, и тогда большие белые сиськи болтались прямо перед его лицом, и он с трудом сдерживал себя, чтобы не вцепиться своими зубными протезами в эту молочную мякоть.

Дональд ненавидел молодых.

Он завидовал им, их жизни, тому, что они будут жить – а он умрет, и умрет очень скоро, не сегодня-завтра, и кто-то другой, молодой и наглый, укусит эти сиськи, а не он, не Дональд, а чем он хуже… Он заслуживал жить, как никто другой, и на войне он зубами рвал глотки врагов, чтобы только жить, дышать и чувствовать, только чтобы знать, что кто-то другой сегодня ляжет в неглубокую братскую могилу, но не он, не Дональд. И он убивал молодых, таких же, как он сам, и каждый раз, спуская курок, молился о том, чтобы вражеская пуля не задела его самого. Потому что он очень хотел жить.

И от этих мыслей невиданная злоба поднималась в его груди, и поднимала его член в потертых штанах, чего с ним вот уже столько лет не случалось. Эти короткие эрекции радовали Дональда и злили одновременно, ведь каждая из них могла оказаться последней.

– Хотите, чтобы я почистила эту решетку, мистер Уизерби? – голос Эми, звонкий и высокий, сверлом врезался в закостенелый старческий мозг, и Дональд заскрипел зубами, еле сдерживаясь.

– Это может подождать, Эмили, – сипло проговорил он. – Не поможешь мне подняться наверх? Я хочу лечь в постель.

– Конечно, мистер Уизерби.

Мистер Уизерби. Мистер. Так вот какого он пола. Мужского. Он – мужчина. И всегда был им. Оставался все эти годы. Это Бетти убивала в нем мужика, год за годом, ночь за ночью, когда ложилась рядом в своей линялой сорочке, а римские полководцы вызывали к себе в палатки по ночам юных красавиц, и те грели их своими упругими телами, и утром те шли на подвиги, напоенные их страстью допьяна.

Он мог поклясться, что Эми заметила его эрекцию. Она бережно помогла ему подняться с глубокого кресла и повела его в спальню. И слишком сильно прижималась к нему грудью, когда они поднимались по лестнице.

Эми кайфовала от этой игры. Она видела, как тяжело дышит Дональд Уизерби, когда она словно невзначай оглаживала свою блузку на груди, облизывала губы розовым язычком, ловя на себе его тяжелый взгляд, и даже пару раз потерлась о его сухие бедра через заношенные брюки, когда вела старика наверх, в его спальню.

Старик тяжело дышал, глаза его налились кровью, когда Эми со всеми предосторожностями устроила его на постели.

– Если вам что-то понадобится, мистер Уизерби – только скажите, – она обольстительно улыбнулась.

– Cними с меня штаны, – прохрипел он.

– Что, мистер Уизерби?

– Ты слышала, Эми, – Дональд смотрел ей прямо в глаза. – Помоги мне снять штаны. У меня рука отнимается…

Глаза Эми были прикованы к твердому бугорку на штанах старика. Она с явным непониманием переводила взгляд с лица Дональда на его бедра, и он видел, что она была действительно смущена происходящим.

– Я… Я, пожалуй, пойду, мистер Уизерби, – пролепетала она. – Позовите, если что-то понадобится. – С этими словами она юркнула за дверь.

– Непременно, Эми, непременно… – Дональд взялся за член и начал неистово мастурбировать, прикрыв глаза складчатыми веками. С уголка его рта стекала тонкая струйка слюны, а вскоре еще одна струя, густая и желтоватая, стекла вниз по простыням на пол.

Той же ночью Зверь велел Крису навестить старого Дональда. Тело мальчишки вскоре станет непригодным для использования, отсутствие сна его измотало практически до предела возможностей человеческого организма, такого хрупкого и неуклюжего… Но еще немного мальчишка все же сумеет помочь.

Дональд тоже не спал по ночам. Если ему удавалось задремать на пару часов, забыться беспокойным сном – это была «счастливая ночь», как он ее называл. Но счастливые ночи бывают редко, и полуночная тьма для него была борьбой с демонами прошлого. Приходили люди, мертвые люди, садились без приглашения на краешек его постели и начинали долгие беседы. Они рассказывали ему обо всех его старых друзьях, о том, как хорошо им живется там, где нет живых, с их больными душами, расспрашивали – отчего старина Дональд так задержался? Отчего не присоединяется к ним на Великом Пиршестве?

Потом духи стали приходить днем. С нарастающей тревогой следила Бетти за мужем, пока он, сидя в кресле с закрытыми глазами, бормотал что-то, размахивал костлявыми руками, и речь его в такие моменты была вполне отчетлива – вот только Бетти не могла ее разобрать. Она сама не заметила, как оглохла на одно ухо семь лет назад.

Зато Дональд прекрасно знал о том, что сошел с ума. Однако он был уверен, что это вполне нормально для его возраста, и даже втайне гордился собой – смотрите-ка, дожил почти до ста, а спятил лишь под конец, не то, что его закадычный друг, отставной полковник Смиттсон, который слетел с катушек, едва выйдя на пенсию.

Каждый вечер Бетти, приняв лошадиную дозу транквилизаторов, засыпала до самого утра, и Дональд был рад, что духи мертвых приходят к нему поговорить, без них он бы спятил еще быстрее, от скуки и одиночества.

И когда в его комнате появился худенький девятилетний мальчик той ночью, старик не удивился, а принял его за очередного ночного друга. Крису даже не пришлось рассказывать наспех придуманную легенду, чтобы не испугать старика.

Тот сам охотно усадил Криса на кровать, и рассказал ему о больной руке, а потом – о ночных поллюциях («У тебя ведь это уже было, правда, сынок?») и о том, как проклятая Эми жмется к нему большими белыми сиськами.

Крис улыбнулся старику и рассказал ему, как следует поступить, рассказал подробно, повторяя по нескольку раз, как обычно повторяют слабоумным.

Старик блаженно хихикал и соглашался. Разговор был окончен, Крис заботливо подоткнул одеяло наконец уснувшему усталому старику.

Зверь был доволен Крисом.

Настолько доволен, что даже разрешил ему немного поспать той ночью. И в тот краткий миг, когда Крис засыпал, в нем на мгновение можно было увидеть смертельно усталого перепуганного насмерть несчастного мальчика. Мальчика, которого больше никто никогда не видел.

А сутки спустя страшная новость начала свой путь по городу.

О таком не пишут в газетах, это не обсуждают с друзьями за ланчем, и только шепотом, только украдкой, оглянувшись, нет ли детей рядом: «…такая молоденькая… насиловал и душил….о господи… лежала вся черная, без одежды… вставной челюстью – прямо за сосок…», и главное, шекспировское: «Кто бы мог подумать, что в старике еще столько крови?».

Бетти Уизерби скончалась от сердечного приступа в тот же день.

Дональда Уизерби увезли в психиатрическую лечебницу – доживать, сколько осталось. Он не возражал – его мертвым друзьям безразлично, где его навещать.

Глава 8

Если бы кто-то спросил Пола Суона, любит ли он Сару, он бы очень удивился.

Ну конечно, он любит Сару. Разве он не говорит ей об этом постоянно? Ну ладно. Пусть не говорит. Но он дарит ей подарки. Постоянно. Взять хотя бы… к примеру… Хорошо, пусть не дарит.

Но она знает об этом. Точно знает. И она его любит. Безумно.

Сара в тот момент была и в самом деле близка к безумию. Она сидела, запершись в своей комнате, ее трясло крупной дрожью. Она слышала шаги Пола на лестнице. Он поднимался к ней.

Удар.

Дверь задрожала.

Удар.

– Выходи, милая!

От его вкрадчивого голоса Сару зазнобило еще сильнее, из глаз полились слезы отчаяния.

Еще удар. Тонкая филенка не выдержала и треснула.

Пол легко выломал дверь и ворвался в комнату.

Сара в ужасе забилась в угол.

– Нет, нет! Пол! Пожалуйста, не бей меня!

На круглом лице Пола проступил румянец, он растянул в улыбке пухлые губы.

– А с чего это ты взяла, радость моя, что я должен тебя бить? – спросил он почти ласково.

Сара сильнее вжалась в стену, прикрыв лицо руками. Ласковый Пол – самый опасный Пол. Пол – зверь.

– То есть ты понимаешь, что заслужила наказание? И готова его понести? Ты просишь наказать тебя, Сара?

Удар.

На этот раз Сара не закричала. Не стоит тратить силы на крик, это она знала наверняка. Они ей еще очень пригодятся.

Удар.

Едва зажившая с прошлого наказания губа треснула, словно спелая ягода, кровь брызнула прямо на брюки Пола.

– Ты думала, я ничего не узнаю, а? Как ты кокетничала с тем типом на заправке? Уже и отлить нельзя отойти, чтобы ты не попыталась лечь под кого-нибудь!

Еще удар.

В голове Сары зашумело, и она потеряла сознание. Второй раз за сутки и четвертый раз за неделю.

Пол любил Сару. Пусть кто-то попробовал бы ему сказать, что это не так.

Отец Пола, Кирк Суон успел преподать ему главный жизненный урок, точнехонько перед тем, как его печень сгнила прямо в брюхе, и диагноз «неоперабельный цирроз» стал гимном свободы матери Пола.

– Не давай бабам спуску, сынок, – хрипел отец ему на ухо, его сухие губы терлись друг о друга, и Пол прошибал пот от этого звука. – Проклятые суки только и думают, как выпить твою кровушку. Погляди, что они сделали со мной, Пол… Погляди… Ты должен беречь себя, мальчик мой. Не давай им спуску, Пол. Не давай…

И Пол не давал. Мать его сбежала через три дня после похорон Кирка с каким-то совсем уж случайным человеком, убедив Пола в правоте отца окончательно.

На Сару при первой же встрече он произвел благоприятное впечатление. Образованный, непьющий, к тому же сирота – чем не отличная партия? Она была не особенно искушена в таких вопросах. Полу явно понравилось то, что она была девственницей.

Через три недели он ударил ее в первый раз.

Сару поразил не сам факт того, что Пол поднял на нее руку, а его поведение. Он словно знал, что делает и зачем, он был уверен в своей правоте. Он не извинился, не помог ей встать, когда она упала на выложенный плиткой кухонный пол в его доме. Он просто стоял и ждал. (Потом, много позже, она поняла, что он ждал слов извинения и раскаяния от нее).

Сара заплакала тогда, больше от неожиданности, чем от обиды и боли.

– За что, Пол? – только и выдавила сквозь слезы она.

Он спокойно объяснил ей, что порядочная женщина не ведет себя как последняя шлюха, что ей следует проявлять к нему побольше уважения… еще что-то… Сара не слушала. Она силилась вспомнить сквозь адскую боль в левом ухе, что же она такого сделала.

Через пять часов до нее дошло, что она улыбнулась продавцу в магазине, куда они с Полом зашли за кофе.

Глава 9

– Снова собираетесь задержаться допоздна, инспектор Томпсон, сэр? – За шутливым тоном помощника чувствовалось искреннее беспокойство. – Что же на это скажет миссис Томпсон?

– Нет никакой миссис Томпсон, Джонни, сынок, – инспектор снял очки и потер усталые глаза. – С тех пор, как умер мой брат Сирил, я живу один. Вот уже много лет, Джонни, много лет…

– Я не знал, сэр, – в голосе Джона слышалось искреннее участие.

– Я не люблю трепаться об этом, сынок. Однако годы делают меня болтливым и сентиментальным. Простишь старику минутную слабость? – Инспектор улыбался, но его лицо выглядело очень усталым.

– Хотите, отвезу вас домой, инспектор? – Джон взял куртку с вешалки, нашарил в кармане ключи от машины.

– Ступай. Мне нужно тут кое-что проверить.

Инспектор сам не знал, что он ищет. Чутье подсказывало ему, что череда смертей в городе может быть связана, собрана в одно дело. В одно большое, сложное дело.

Но никаких зацепок он не видел. Перебирал в сотый раз листы с показаниями свидетелей, пытаясь отыскать нечто схожее… или просто странное.

Но все было ясно. Самоубийство – отравление. Должно быть, у этой Мелиссы была причина. Долги, например. Или любовная история. Молодые хорошенькие женщины легко могут сделать жизнь мужчины невыносимой. И свою собственную. Надо будет сделать запрос в банк о ее кредитной истории…

Сынок Билли. Напился в стельку и свалился в канаву. Это случается сплошь и рядом.

Трагедия в доме старого Уизерби тоже не таила в себе загадки. Лечащий врач Дональда охотно подтвердил, что проявления старческой деменции могли послужить почвой случившемуся. Девушку ту – Эмили, кажется – очень жаль. Вроде у нее была сестра на Юге. Интересно, сообщили ли ей уже о случившемся…

Ему еще предстояло передать в суд три пустяковых дела, написать полдюжины отчетов, и… Он закрыл глаза и открыл их снова. Не время спать.

– Помоги мне, Боже, – прошептал он.

Стрелки часов – на два часа ночи. Инспектор, уронив голову на руки, заснул.

Сон его был крепок, хоть и тревожен, и Дэнни мог был не осторожничать, открывая дверь его кабинета. Инспектор все равно бы ничего не услышал.

***

Сара никому бы не рассказала, что еще больше полюбила Пола, после того, как он стал ее бить.

«Выпустив пар», как она это про себя называла, он становился необычайно нежен к ней, гладил ее волосы, и, пусть он ни разу не извинился перед ней, она чувствовала, что он действительно сожалеет о содеянном.

Той ночью в постели он превзошел самого себя. У нее даже мелькнула шальная мысль, что его возбуждает насилие, что он может перестать бить ее, если они превратят это в игру, здесь, в его кровати, и тогда днем ей больше не придется замазывать синяки кремом. И она, смущаясь, шепотом предложила ему «попробовать что-нибудь новенькое, например, наручники». Едва это непристойное предложение слетело с ее уст, как Сара поняла, что совершила роковую ошибку. Даже в кромешной темноте спальни она видела, как глаза Пола побелели от ярости.

– Где это ты набралась этого дерьма, шлюха? – взревел Пол, занося над ней мощную руку.

Удар.

Сара лишь успела ощутить ставший привычным вкус крови во рту. Потом в ее голове взорвалось что-то яркое, и впервые за много дней ей стало совсем не больно.

– С кем это ты такое проделывала, а? Отвечай!

Удар.

Сара, полностью парализованная, лежала неподвижно. Тонкая струйка крови стекала с уголка ее рта.

Пол мог бы не тратить силы на второй удар.

Глава 10

Нэнси Перкинс была очень полной девушкой.

В детстве она неизменно умиляла всех вокруг пухлыми ярко-розовыми щечками, и многочисленные родственники так и норовили угостить вкусностями милую девчушку. На праздники ей всегда доставался самый большой кусок торта, а за ужином никто не отказывал в добавке. Нэнси любила поесть по ночам, а домашние, потакая ее маленькой слабости, всегда оставляли в холодильнике что-нибудь вкусное.

Когда Нэнси перешла в средние классы, она наконец-то поняла, почему она совсем не нравится мальчикам.

Но было уже поздно.

Розовые фарфоровые щечки покрыли отвратительные прыщи, живот, большой, белый и рыхлый, вываливался из-под любой майки, а волосы от избытка сала блестели, словно напомаженные и издавали неприятный запах даже после мытья.

Едва закончив школу, Нэнси устроилась на работу в мясную лавку неподалеку от дома.

Мысль о том, чтобы поступить в колледж (и стать там посмешищем) она отвергла сразу. А в лавке выдавали удачную униформу – фартук до колен, широкие штаны. Скроет весь твой жир – и убережет от брызг чужого жира, когда ты разделываешь тяжелую свиную тушу. Силой Нэнси обладала недюжинной, и на разделку ее поставили в первую же неделю.

Никакой самый лучший гель для душа не мог смыть с нее трупный смрад, запах крови и внутренностей – но Нэнси была довольна жизнью. На работе ее ценили как ответственную и трудолюбивую девушку, разрешали откладывать лучшие куски мяса, которые Нэнси потом жарила с картофелем и ела вечерами перед телевизором, а теперь еще и этот красавчик зачастил к ним в лавку!

Нэнси была влюблена в Пола Суона.

Он приходил обычно по вторникам, отпускал остроты, которых она не понимала – но старательно смеялась, чтобы ему понравиться.

С некоторых пор она даже перестала забирать лучшие куски вырезки и оставляла их для него.

Пол всегда искренне интересовался ее делами, находил приятные слова для Нэнси – вторник уже стал для нее особенным днем. И она завивала волосы (он как-то похвалил ее кудряшки) и красила губы яркой помадой, и даже один раз брызнула немного духами на шею, но аромат, получившийся от смешения цветочного парфюма, ее пота и свежей крови, чуть не сбивал с ног даже ее саму, и больше таких экспериментов она не проводила.

Она решила, что обязательно позовет его на свидание – ей нечего терять.

Но сегодня Пол не появился в лавке, не пришел и на следующий день, и Нэнси приуныла. В двух кварталах была еще одна мясная лавка, и мясником там служил здоровенный негр, виртуозно разделывающий туши, а отпускала товар быстроглазая черноволосая Марта, с точеной фигуркой и пышными блестящими волосами, убранными под яркую косынку.

Однако в пятницу Пол переступил порог их лавки, как ни в чем не бывало. Он был в своем обычном приподнятом настроении, отчего-то отказался от свежей вырезки, выбрал пару цыплят, но похвалил ее заколку, и Нэнси решилась.

Пол учтиво выслушал ее сбивчивое предложение.

И согласился.

Они условились встретиться тем же вечером, прогуляться и поужинать.

***

Часы показывали без трех минут шесть, когда инспектор проснулся. Первые лучи солнца ложились на его заваленный бумагами стол сквозь незашторенное окно.

Он со вкусом потянулся и поплелся к кофеварке. Ночевать на работе ему приходилось часто, и в шкафу всегда висела свежая сорочка, в углу ящика стола лежала зубная щетка, завернутая в платок и запасные носки.

Инспектор привел себя в порядок, насколько это было возможно, в уборной участка и, бормоча неразборчиво что-то про утро, которое мудренее, вернулся за свой стол.

Поверх всех бумаг лежал конверт.

Инспектор огляделся. Он мог поручиться, что вечером его здесь не было, но, может, его принесли только что?

Кто носит почту в шесть утра?

Инспектор не спеша обошел участок, легонько толкая двери кабинетов коллег. Все они были заперты. Полиция в это время спала сладким сном, рабочий день начнется лишь через два часа.

«Должно быть, их принесли патрульные» – решил инспектор, наливая себе чашку крепкого кофе.

«Что бы сказала на это миссис Томпсон?»

Заткнись-заткнись-заткнись.

Инспектор со всего размаху швырнул кружку с кофе в стену.

И тут в дверь его кабинета постучали.

– Ну и ночка выдалась, сэр!

Патрульные.

Джек и Ник.

Бравые тупые полицейские. Герои анекдотов. Инспектор ценил их за исполнительность.

– По всей округе черт знает что творилось! В трех домах сработала сигнализация, в мясной лавке погас свет, пришлось подключать аварийный генератор, чтоб товар не протух, хотя он и так протух – правда, Джек? – собаки выли всю ночь, аж мороз пробирал от их воя, а под утро у нас еще и тачка заглохла, пришлось толкать… – Ник перевел дух и отхлебнул воды из бутылки, которую держал в руке.

Джек энергично кивал в такт словам напарника, подтверждая его отчет.

– То есть вы, парни, хотите сказать, что не приезжали в участок сегодня утром? – медленно проговорил инспектор.

– В участок? – Патрульные дружно расхохотались. – Сэр, мы никак не могли выехать с окраины битый час. Мы мечтали быть в участке, а-ха-ха-ха, ну разве мы не хорошие работнички – мечтаем о работе даже на работе… умора, да, Джек?

Инспектор треснул кулаком об стол.

– Молчать! Вы мне действуете на нервы! Это вы принесли этот конверт?

– Нет, сэр. – Парни сразу посерьезнели. – Мы ничего не приносили в участок.

– У кого есть доступ в участок в ночное время? – Инспектору стоило большого труда говорить спокойно.

– Вы и сами знаете, сэр. – В голосе Джека была растерянность. – У вас да у вашего помощника, еще у нас есть ключи, только мы ни разу ими не пользовались – здесь всегда кто-то есть…

– Ступайте. Оставьте меня.

Парни, переглядываясь друг с другом, вышли из кабинета.

Инспектор взялся за трубку телефона.

***

Джон был в участке уже через четверть часа.

Инспектора он застал в весьма дурном расположении духа.

– Что произошло, инспектор Томпсон, сэр? Зачем я вам так срочно понадобился? Надеюсь, ничего серьезного?

Инспектор откинулся на стуле и, не мигая, уставился на Джона.

– Это ты расскажи мне, Джонни-малыш, что у нас случилось сегодня утром? Зачем ты принес мне это конверт?

– Сэр, я не понимаю, о чем вы говорите…

– И не прикидывайся дураком! – раздраженно выкрикнул инспектор. – Ключи есть только у тебя!

– Сэр… Я ничего не приносил в участок, сэр. Моя жена может подтвердить – я был дома всю ночь. Выпил вчера снотворного… Знаете ли, проблемы со сном… Мучают кошмары вторую неделю. Синди дала мне таблетку. Я спал как убитый, сэр… – Джон беспомощно умолк.

Инспектор некоторое время пристально вглядывался в лицо своего помощника. Откинулся на спинку стула, тяжело вздохнул.

– Прости старика за вспыльчивость, Джонни, сынок… Бессонные ночи на работе – не для моего возраста. Пора мне на пенсию, Джонни. На заслуженный отдых…. – Он прикрыл веки, под глазами его залегли черные круги.

Джон в душе был полностью с ним согласен. Инспектор выглядел никудышно.

– Что за конверт, сэр? – спросил он осторожно.

Инспектор мотнул подбородком. Джон проследил за его движением и увидел прямо на середине стола большой белый конверт, выпачканный чем-то красным и липким. По спине Джона пробежал холодок. На конверте стояли инициалы «Г.О.»