Текст книги "Кольцо (Звонок)"

Глава IV. КРУГИ ПО ВОДЕ

1

29 октября, пятница

Асакаву разбудил экстренный звонок с вахты: «Расчетный час у нас в одиннадцать утра, и не желают ли уважаемые гости остановиться еще на одни сутки?». Не выпуская трубки, он потянулся за часами, лежавшими у подушки. Из-за слабости даже руками шевелить не хотелось. Пока все нормально, но уж завтра-то боль в мышцах будет по полной программе. Без очков он не мог разобрать, сколько времени, и поднес часы к самым глазам. Двенадцатый час. Асакава несколько секунд не мог сообразить, что ответить. Он даже с трудом представлял, где находится.

– Будете продлять проживание? – поинтересовался администратор, который уже явно начинал нервничать… Под боком мычал во сне Рюдзи. Ясно, он не у себя в комнате. Спали и не заметили, как кто-то перекрасил мир. Прошлое, настоящее и будущее связаны воедино прочной нитью, и только сон прерывает ее…

– Алло… – администратор забеспокоился, слушает ли его собеседник. И тут, безо всякой причины, Асакава ощутил необъяснимый прилив радости. Рюдзи заворочался и приоткрыл глаза, на губах выступила пена. Все в памяти Асакавы перемешалось, он как будто на ощупь пробирался в потемках. Последнее, что он более-менее помнил – это как они выехали в сторону Минами-Хаконэ из клиники Нагао, а дальше все было затянуто пеленой. Какие-то темные образы лезли отовсюду, в груди было тесно. Как будто видел сон, полный тревожных намеков, но стоило открыть глаза, как все тут же исчезло, и ничего уже не вспомнить. И все же, как-то удивительно светло и безоблачно было на душе.

– Алло, вы меня слышите?

– Что? Да-да… – ответил наконец Асакава и переложил трубку в другую руку.

– В одиннадцать – расчетный час!

– Понял вас. Немедленно собираемся и выходим. – Он нарочно подстроился под конторский тон администратора. Было слышно, как из крана на кухне тонкой струйкой льется вода. Наверное, перед сном забыли затянуть вентиль. Асакава повесил трубку.

Глаза Рюдзи, еще минуту назад подглядывавшие за ним, были закрыты. Асакава тронул его за плечо.

Сколько они проспали? Обычно Асакаве удавалось поспать от силы пять-шесть часов, но по теперешнему своему состоянию он понял, что на этот раз провалялся гораздо дольше. Причем спал безмятежно, как младенец, о чем в последние годы вообще мог только мечтать.

– Слышишь, Рюдзи! Ехать уже надо, а то за вторые сутки деньги сдерут.

Асакава потормошил Рюдзи посильнее, но тот не просыпался. Поглядел на обеденный стол: там лежал виниловый пакет – белый, непрозрачный. «Что это там, внутри?» – мелькнуло в голове Асакавы. Что-то связанное с тем, что он видел во сне. Кажется, звал Садако по имени… Вытащил ее из влажной холодной земли где-то под полом, и теперь она здесь, вся уместилась в небольшом пластиковом пакете. Вода из крана… Вчера вечером они начисто отмыли ее над раковиной, Рюдзи отмыл. А вода продолжает течь… Это было уже после обещанного срока. И даже сейчас Асакава все еще жив. Смерть уже маячила перед глазами, но отпрянула, позорно бежала, и теперь жизнь сверкает перед глазами всеми своими красками, кажется еще насыщеннее, чем всегда. А череп Садако Ямамуры светит мраморной белизной, как изысканное настольное украшение.

– Эй, Рюдзи! Вставай!

Что-то неладно… На душе стало неспокойно. Асакава поднес ухо к груди Рюдзи – хотел удостовериться, бьется ли сердце под его толстой водолазкой, но не успел коснуться ухом его груди, как две здоровенные ручищи сграбастали за шею и припечатали к матрацу. В панике Асакава только и мог, что беспомощно барахтаться.

– Гы-гы-гы, что? Купился! Думал, я мертвый, да?

Рюдзи разжал тиски и заливисто, по ребячьему, загоготал во весь голос. После всего, что произошло, было уже не смешно. Сейчас всего можно ожидать. Даже если бы сейчас там, у стола, стояла Садако, а Рюдзи рвал на себе волосы в смертных судорогах, Асакава так бы и принял все, как есть, за чистую монету. Но он сдержался – все-таки был перед Рюдзи в порядочном долгу.

– Шуточки у тебя дурацкие.

– Ладно, будем считать, что мы квиты. Ты, признаться, вечером меня тоже порядком напугал, – прохохотал Рюдзи, сладко потягиваясь.

– Я? Чем же это?

– Так ты же на дне слетел с катушек, я и думаю: все, петля, помер мужик… Я ж тоже волнуюсь – как-никак лимит времени-то вышел, все – аут!

– …………? – Асакава захлопал глазами.

– Что, не помнишь? Х-хе! Беда с тобой, ей богу!

По правде говоря, Асакава не помнил, чтобы сам выбирался из колодца. Только сейчас смутно припоминал, как его, вконец обессилевшего, тащили вверх на веревке. Рюдзи, даже с его мускулами, вряд ли было легко поднять шестьдесят килограмм веса с пятиметровой глубины. Наверное, в таком подвешенном состоянии Асакава чем-то смахивал на каменную статую Энно-Одзуну, поднимаемую со дна морского. Только Сидзуко в награду за свой подвиг получила ясновидческий дар, а поднявшему Асакаву бедолаге Рюдзи досталась только боль в мышцах.

– Рюдзи, – голос Асакавы зазвучал странно торжественно.

– Чего?

– А ведь я у тебя в долгу.

– Чушь не городи! Слушать противно.

– Но если б не ты, я бы уже… Спасибо тебе.

– Ой, заткнулся бы, а? Рвать тянет. Да и толку-то с твоей благодарности!

– Слушай, ну хоть пошли, пообедаем! Я угощаю.

– Ну, это-то по любому!

Рюдзи поднялся резво, но при ходьбе заметно покачивался. Еще бы, с такой слабостью во всем теле даже Рюдзи ноги не слушаются.

Из ресторана «Пасифик Ленда» он позвонил жене в Асикага и передал, что в воскресенье, как и обещал, возьмет машину и приедет за ними с Ёко.

– Ну, как, распутал свое дело? – спросила Сидзука, но Асакава не смог ответить ничего, кроме: «Возможно…». Конечно, сам-то он был жив, и естественно предполагал, что проблема решена, но, уже положив трубку, поймал себя на мысли, что в этом деле и сейчас остается гораздо больше неясного. И это не дает покоя. Понятно, что если сам остался в живых, то по-человечески хочется верить, что вопрос закрыт окончательно. Вполне может быть, что и Рюдзи испытывает те же сомнения, поэтому, вернувшись за стол, Асакава первым делом спросил:

– Слушай, а ты и вправду уверен, что все кончено?

Пока Асакава говорил по телефону, Рюдзи успел без остатка умять свой обед.

– Ну, и как твоя… бэйби, рада ли? – он явно не торопился отвечать на вопрос.

– Ага. Нет, серьезно, что думаешь? Что-то не дышится легко, правда?

– Сомнения грызут?

– А тебя?

– Ну, в общем… да.

– На предмет?

– На предмет бабкиных слов… "Даасень ёгора мати те" – «В том году рожать тебе». Она ж не просто болтала – предсказывала!

Стоило убедиться, что Рюдзи терзается теми же вопросами, как Асакава тут же активно занялся самоуспокоением.

– Хм… а что, если старуха обращается к Сидзуко?…

– Быть этого не может. – Отрезал Рюдзи, – на видео запечатлелось увиденное и пережитое Садако Ямамурой, так что бабка обращается именно к ней. К ней и ни к кому другому.

– А может, врут ее предсказания?

– Зато предсказания Садако подтверждаются на все сто.

– Да не могла она родить, физически не могла!

– Неувязочка получается. По всем законам биологии Садако – не женщина, а мужчина, и ребенка родить не может. Вдобавок, до самой смерти девочкой была… Плюс еще…

– Что еще?

– Первый партнер не кто-нибудь, а этот Нагао… последняя жертва оспы в Японии. Странное, однако же, совпадение.

…Говорят, что когда-то, в незапамятные времена Бог и Дьявол, клетка и вирус, мужчина и женщина, свет и тьма были одним, безраздельным, и не знали противоречий.

Асакаву охватила тревога. Если речь идет о структуре генов, о Вселенной до того, как родилась Земля, то где уж тут разобраться одному человеку. Тогда ничего и не останется, кроме самоутешения. Во что бы то ни стало нужно развеять сомнения, пусть даже доводы трещат по швам.

– Слушай, но ведь я же жив! Значит, разгадана таки тайна стертого заклинания. Все кончено, и дело…, – тут Асакаву осенило. А может, все дело в том, что статуя Энно-Одзуну сама хотела, чтобы ее достали со дна? Этот зов передался Сидзуко, побудил ее к действию, и в результате она получила свой необычный дар. Очень уж все похоже. Останки Садако поднимают со дна колодца, статую отшельника поднимают с морского дна. Одно смущает: чудесные способности, дарованные Сидзуко Ямамуре, за всю жизнь не принесли ей ничего, кроме сплошной вереницы несчастий. Хотя, если говорить о результатах, то избавление от проклятия – чем не «особый дар». Асакаве попросту хотелось так думать.

Рюдзи скользнул взглядом по его лицу и плечам, удостоверился, что человек, сидящий перед ним, действительно скорее жив, чем мертв, покачал головой.

– Ну, с тобой-то, пожалуй, все в порядке, – сказал Рюдзи, глубоко вздохнул и откинулся на стуле. – И что? – спросил он сам себя и снова выпрямился, – Что же тогда родила Садако?

2

Они распрощались на вокзале Атами. Асакаве нужно было отвезти прах Садако ее родственникам, чтобы те отпели ее, как полагается. Хотя, конечно же, останки племянницы, от которой тридцать лет не было ни единой весточки, не значат для них ровным счетом ничего, кроме лишних хлопот. Но они есть, и что-то надо с ними делать. Личность официально не установлена, и можно захоронить ее как «невостребованного покойника» на муниципальном кладбище, но уж доколе им самим известно, что это Садако Ямамура, то придется везти ее в Сасикидзи. Все сроки давности уже вышли, и возбуждать дело об убийстве себе дороже выйдет, поэтому Асакава собирался сказать, что скорей всего, это было самоубийство. Он хотел передать останки и сразу же вернуться в Токио, но как назло, на катер уже не успеть, так что придется заночевать в Идзу-Осима. Взятая напрокат машина осталась в Атами, поэтому самолетом улететь тоже не удастся, иначе потом хлопот не оберешься.

– Ну, уж кости-то, надеюсь, ты и без меня довезешь! – слегка насмешливо сказал Рюдзи, вылезая из машины перед станцией. Останки Садако лежали на заднем сиденье, уже не в пакете, а аккуратно завернутые в черный фуросики[7]7
  Фуросики – квадратный лоскут материи; до сих пор используются в Японии для переноски вещей.


[Закрыть]. Такую маленькую посылку в Сасикидзи и ребенок доставит без труда. Главное, чтобы адресаты от нее не отказались. А то, чего доброго, придется с ними таскаться. Почему-то казалось, что панихиду обязательно должны отслужить родственники, иначе заклинание будет неполным, может не подействовать. Хотя, если через двадцать пять лет людям предъявить кучку костей и сказать, что это, мол, ваша родственница Садако Ямамура, то с какой стати они обязаны в это верить? Асакава чувствовал легкое беспокойство.

– Все. Встречаемся в Токио.

Рюдзи сделал ручкой и прошел за турникет.

– Я б с тобой поехал, если бы не работа.

У него скопилась целая куча статей, которые нужно закончить как можно скорее.

– Ну, еще раз спасибо.

– Да ладно, мне самому интересно было!

Асакава провожал Рюдзи глазами, пока тот шел к лестнице, ведущей на платформу. Уже почти скрывшись из виду, Рюдзи оступился и чуть не упал. Он чудом удержался на ногах, но Асакаве показалось, что коренастое тело Рюдзи как будто раздваивается. Почувствовав усталость, Асакава пальцами потер воспаленные глаза, а когда открыл их, Рюдзи уже растворился в толпе. В эту секунду возникло странное ощущение в груди, а в нос ударил резкий запах цитрусовых…

Во второй половине дня Асакава благополучно доставил останки Садако в Сасикидзи и передавал их Такаси Ямамуре. Только что вернувшийся с лова Ямамура с первого взгляда догадался о его содержимом черного платка в руках Асакавы. «Прах Садако-сан», – сказал Асакава и протянул сверток. Некоторое время старик недоверчиво смотрел на сверток, затем решительно подошел и принял его обеими руками, низко склонив голову и учтиво произнеся: «Мне право неловко, что невольно заставил везти вас это в такую даль»… На душе Асакавы тут же полегчало: он и не думал, что сможет так легко отделаться от своей ноши. Ямамура понял его удивление и твердым голосом сказал

– Садако. Без всякого сомнения, это она.

Садако жила в усадьбе семьи Ямамура до трех лет, потом еще год с девяти до десяти. Кем она была для Такаси Ямамуры, недавно разменявшего седьмой десяток? По тому, как он принимал ее прах, было видно, что к ней он питал большую привязанность, чем можно было ожидать. Даже проверять не стал. Наверное, шестое чувство подсказало ему, что останки, завернутые в черный платок, принадлежат именно ей. Ведь, стоило ему увидеть сверток, как глаза его заблестели. Какая-то удивительная «сила» чувствовалась во всем этом…

Покончив с делами, Асакава хотел тут же, не медля ни минуты, бежать прочь от самого имени Садако Ямамуры, сославшись на то, что «на самолет опаздывает». Еще не хватало, чтобы родственники одумались и потребовали доказательства принадлежности останков, тогда вся работа насмарку. А если его начнут расспрашивать о ней, попросят рассказать всю подноготную? Должно еще пройти немалое время, прежде, чем это можно будет кому-то рассказывать, тем более, кровной родне.

По пути навестив Хаяцу и поблагодарив за неоценимую помощь, Асакава направился в отель «Осима-онсэн». Хотелось вдоволь попариться на горячих источниках, а заодно в тишине подытожить свои великие достижения.

3

В тот самый момент, когда Асакава переступал порог отеля, Рюдзи спал, уронив голову на стол, у себя в квартире в Хигаси-Накано. Губами и носом он уткнулся в неоконченную статью, в лужице слюны переливались темно-синие чернила. Он настолько вымотался, что так и задремал, зажав в руке свою любимую ручку «Монблан» (до сих пор не удосужился купить ничего электронного и писал по старинке).

Плечи его дернулись, прижатое к столу лицо неестественно исказилось. Он невольно подскочил. Резко выпрямил спину и так вытаращил глаза, будто и не спал еще секунду назад. Когда человек, который обычно прикрывает глаза веками, вдруг распахивает их до отказа, он всегда выглядит неожиданно забавно. Глаза налились кровью. Он видел сон… Рюдзи, всю жизнь кичившийся своим бесстрашием, теперь дрожал всем своим существом. Конечно же, увиденного во сне он не помнил. Но дикая дрожь во всем теле лучше всего показывала, насколько этот сон был ужасен. Почувствовав удушье, он взглянул на часы. Девять сорок. В первый момент даже не понял, что означает это время. Люминесцентная лампа на потолке и светильник на столе поблекли – они по-прежнему горели, но тусклым, неровным светом. Инстинктивный страх темноты… А ведь и там, в его сне, безраздельно господствовал мрак, ни с чем не сравнимая тьма.

Рюдзи повернулся на крутящемся стуле и впился глазами в видеодвойку у стены. С того самого вечера он так и не вытащил кассету. Он не мог отвести глаз, смотрел, смотрел и смотрел. Дыхание стало прерывистым. На лице застыло недоумение. Отчетливый образ возник в сознании, не оставив места для логических измышлений.

– Приперлась, сука…

Рюдзи схватился руками за край стола, прислушался: за спиной кто-то был… Квартира находилась в тихом закоулке, и шум автострад почти не долетал сюда. Только изредка слышался рев двигателя и визг покрышек резко рванувшейся с места машины, а звуки улиц сливались в единый гул и еле слышно витали в углах комнаты. Хорошенько прислушавшись, можно было даже угадать источник некоторых из них, вплоть до жужжания насекомых. Теперь этот рой бесчисленных звуков превратился в единое целое, что-то туманное, колыхающееся как привидение. Рюдзи почувствовал, что утрачивает чувство реальности… И чем дальше уходила реальность, тем больше возникало в теле щелей и лазеек, в которые упорно просачивался бесплотный, призрачный дух смерти. Промозглый вечерний воздух и оседающая на коже неприятная влага превратились в подобие тени, обволакивали со всех сторон. Биение сердца участилось и уже обгоняло мерное тиканье секундной стрелки. Призрак подступал, сдавливая грудь. Рюдзи снова взглянул на циферблат. Девять сорок пять. Каждый взгляд на часы заставлял его с шумом сглатывать слюну.

…Сколько было времени, когда неделю назад у Асакавы я впервые посмотрел эту дрянь? Вошли мы около девяти, я еще спросил, спят ли его бэйби… потом включил видео… а во сколько кончил смотреть?

Рюдзи не помнил точного времени, когда он досмотрел видеокассету, но было примерно столько же, сколько сейчас, это однозначно. И еще он абсолютно точно знал, что призрак, присутствие которого чувствовалось в комнате – никакой не розыгрыш. Это не страх, подстегнутый больным воображением – случай не тот. Мнимой беременностью тут и не пахнет. Это уже совсем близко, подступает как вода, заполняя собой всю комнату.

…А почему только ко мне? Вот вопрос.

…Почему только ко мне, почему не к Асакаве? Эй, какого черта, что за дискриминация!

Неудержимый поток вопросов.

…Что творится? Мы же нашли заклинание, разве нет? Тогда почему? Почему? Почему?

Сердце бешено колотилось. Как будто кто-то влез своей лапой прямо под ребра, сжал его в кулаке. Режущая боль в позвоночнике. Что-то холодное коснулось шеи, Рюдзи вздрогнул, попытался подняться со стула, но тут же нестерпимая боль прошила спину и поясницу, повалила на пол.

…Думай! Думай, что делать!

Воля упорно сопротивлялась, приказывала телу бороться. Встань! Встань и задумайся! Рюдзи прополз по татами, добрался до видеодеки. Нажал на кнопку, вытащил кассету из слота. Зачем… А что еще можно сделать? Что, кроме как снова досконально исследовать пленку, с которой все и началось? Ничего больше не сделаешь. Рюдзи еще раз осмотрел кассету со всех сторон и уже снова хотел вставить ее в магнитофон, но остановился. Взгляд упал на этикетку с названием. На корешке рукой Асакавы написано: «Лайза Минелли, Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис – 1989». Здесь была запись с телевизора. Асакава записал на ее место копию пресловутого видео. По спине побежал электрический ток. Рюдзи осенила одна простая мысль. Догадка эта была у него и раньше, но он еще подумал, что вряд ли, и на время забыл о ней. Но теперь, перевернув кассету, он на какое-то мгновение ощутил в теле прилив энергии, которая тут же преобразовалось в уверенность. Мгновенно сообразив, что к чему, он нашел ключ сразу к нескольким вопросам. Загадка заклинания, предсказание старухи и еще одна, ранее незамеченная сила, заключенная в самой кассете. Так вот почему эти четверо недорослей, снявшие коттедж, не попытались применить заклинание… Вот почему Асакава спасся, а над ним самим нависла угроза смерти… Вот оно, истинное порождение Садако… Подсказка здесь, совсем рядом. Он не учел, что кроме способностей Садако, тут задействована другая сила, совсем иного порядка. Она хотела ребенка, но родить его физически не могла. И тогда заключила договор с самим Дьяволом, чтобы не одного, а уже многих детей… Рюдзи представил себе… представил, какие будут последствия, и, корчась от боли, разразился хохотом. Безудержным, гомерическим смехом.

…Да-а, тут уж не до шуток! Хотел увидеть конец света, а теперь вот так, здесь… В первых рядах…

Рюдзи подполз к телефону и уже собирался было набрать номер Асакавы, но тут вспомнил, что тот сейчас в Осима.

…Соб-бака… Вот он удивится, если я подохну!

Грудь сдавило так, что затрещали ребра.

Рюдзи набрал номер Маи Такано. Он сам плохо понимал, что его, собственно, заставило это сделать: то ли он так цеплялся за жизнь, то ли просто хотел в последний раз ее услышать. Внутренний голос требовал: «Остановись! Не смей ее впутывать!»

Но подленький голос надежды одновременно нашептывал: «Все нормально, мужик, есть еще время»…

В глаза бросились часы на столе. Девять сорок восемь. Прижав к уху телефонную трубку, Рюдзи ждал ответа. Голова невыносимо зудила. Рюдзи почесался, и ему показалось, что выпала прядь волос. Услышав второй гудок, он поднял голову. Впереди стоял шифоньер с большим зеркалом, в котором он увидел себя. Забыв, что плечом прижимает трубку, придвинул лицо вплотную к стеклу. Трубка упала, но Рюдзи уже не обращал на нее внимания и только глядел на отражение в зеркале. Это был не он. Желтые щеки иссохли, ввалились, потрескались, волосы выпадали целыми прядями, обнажая темно-синие струпья.

…Бред, галлюцинация и больше ничего! – вслух убеждал себя Рюдзи, но контролировать свои чувства уже не мог. «Алло. Я слушаю», – раздалось из трубки, лежащей на полу. Не в силах сдержаться, Рюдзи жалобно взвыл и, оглушенный собственным воем, так и не услышал любимого голоса. Из зеркала глядел на него никто иной, как он сам, только лет через сто. При всем своем цинизме, даже Рюдзи не мог представить себе, насколько это страшно – встретить самого себя, только изменившегося до неузнаваемости, ставшего совершенно другим…

– Алло. Я слушаю, – услышав телефонный звонок, Маи подняла трубку. В ответ донесся только надсадный жалобный вой: «Уоооооооо…!» Из квартиры Рюдзи в комнату Маи ужас долетел по проводам быстрее телефонного сигнала, передался ей безо всяких слов, в чистом виде. От испуга Маи отшатнулась от телефонной трубки. Вой не прекращался. Сначала это был крик отчаяния, а теперь к нему примешивалось чувство крайнего изумления. Это было совсем непохоже на обычные шуточки телефонных хулиганов, и Маи снова схватила трубку. Вой прекратился также внезапно, как и возник. Дальше была только гробовая тишина…

Девять часов сорок девять минут вечера…. Его последнее желание было безжалостно растоптано, раздавлено, разорвано в клочья: голоса любимой женщины он так и не услышал, но вместо этого обрушил на нее свой предсмертный вопль. Рюдзи умер. Сознание погружалось во мрак… Под рукой лежала телефонная трубка, из которой все еще слышался голос Маи. Он сидел на полу у кровати, широко раскинув ноги, левая рука на матраце, правая скрюченными пальцами тянется к телефонной трубке, шепчущей «Алло… алло… алло…». Голова откинута назад, вылезшие из орбит глаза уставились в потолок. Прежде, чем окончательно провалиться в небытие, Рюдзи успел отчетливо осознать, что ему конец, и последней его мыслью было: как же теперь сообщить разгадку этому отморозку Асакаве…

«Алло, алло… говорите!» – продолжала звать Маи, надеясь, что ее услышат. Но ответа не было. Она повесила трубку, но вой не умолкал у нее в голове, а голос казался странно знакомым. С дурным предчувствием она снова поднесла трубку к уху. Гудка не было – соединение не прерывалось. Сколько ни нажимай на рычаг, ответом была все та же зловещая тишина. Первое, что пришло в голову – это что звонил Рюдзи, и что с ним что-то произошло.

20 октября, суббота

Приятно было после долгой отлучки вернуться в свою квартиру, но без жены и дочери она казалась пустой и неприветливой. Сколько же дней он не был дома? День в Камакура, два дня пришлось задержаться в Осима из-за шторма, потом сутки в коттедже «Пасифик Ленда» в Минами-Хаконэ, и снова день в Осима. Всего-то пять дней. Но невозможно избавиться от чувства, что долго-долго скитался где-то. По журналистским делам иногда приходится порой выезжать и на четверо, и на пятеро суток, а приедешь домой – и как будто никуда не уезжал.

Асакава уселся за письменный стол и включил «вапро». Тело все еще ныло, и даже садится и вставать приходилось через боль в пояснице. В отеле он проспал часов десять, да разве этого хватит, чтобы развеять усталость от недельной бессонницы? Но отдыхать и расслабляться некогда. Если не разгрести всю накопившуюся работу, то о своем обещании отвезти семью на уикенды в Никко придется забыть.

Первым делом Асакава сел за машинку. Половина репортажа уже написана и загнана на дискету. Теперь нужно изложить все, что произошло с воскресенья, с тех пор, как впервые выплыло имя Садако Ямамуры. До ужина было готово еще пять страниц – не так уж плохо, хотя гораздо лучше ему работалось глубокой ночью. Если продолжать в том же темпе, то можно будет спокойно ехать и забирать жену с дочкой. А с понедельника снова потянутся привычные будни. Абсолютно не ясно, как на рукопись отреагирует главный, но ее надо как минимум дописать, прежде чем класть ему на стол. Все события второй половины недели нужно привести к общему знаменателю, хотя вряд ли из этого получится что-нибудь дельное. Только закончив статью, можно считать дело закрытым.

Временами он отрывался от клавиатуры. Сбоку на столе лежал лист с копией фотографии Садако Ямамуры. Вот уж действительно, чудовищно хороша! – подумал Асакава, – и как будто подглядывает… сосредоточиться невозможно. Через эти, слишком даже красивые, глаза он словно видел то же, что и она, и никак не мог избавиться от мысли, что часть ее каким-то образом пробралась в его тело. Он отодвинул фотографию подальше от себя, с глаз долой. Какая уж тут работа, когда она все время на тебя пялится…

Наспех проглотив ужин в ближайшей забегаловке, Асакава подумал, что сейчас поделывает Рюдзи. Не то, чтобы его что-то беспокоило, просто ненароком вспомнилось лицо. Но вернувшись домой и снова сев за работу, он почувствовал, что лицо Рюдзи не выходит из головы – наоборот, теперь его видно даже отчетливее.

…Чем он сейчас занимается? В сей поздний час…

Лицо Рюдзи время от времени раздваивалось. Невесть откуда взявшееся странное беспокойство заставило схватиться за телефон. Только после седьмого гудка с той стороны подняли трубку, и у Асакавы отлегло от сердца. Но голос ответившего принадлежал не Рюдзи.

– Алло, говорите…

Едва слышный, слабый и тонкий голос казался знакомым.

– Алло, извините, это Асакава звонит…

– Слушаю, – коротко ответили в трубке.

– Простите, это наверное Маи-сан? Мы с вами встречались неделю назад, большое спасибо за чай…

– Нет-нет, что вы… – тихо пробормотала Маи, не отходя от телефона.

– А Рюдзи-кун… сейчас дома?

Почему она сразу не позвала его к телефону? – недоумевал Асакава.

– Мне бы Рю…?

– Сэнсэй… Его нет больше.

– А…?

Пауза длилась неопределенно долго. Совершенно одурев, некоторое время Асакава бессмысленно глядел в одну точку на потолке, и только когда трубка стала выскальзывать из рук, пришел в себя и задал единственный вопрос:

– Когда?

– Вчера, около десяти вечера…

Все сходится: ровно неделю назад, у него дома, когда Рюдзи досмотрел видео, на часах было двадцать один сорок девять.

– Так. А причина смерти?

Мог бы и не спрашивать.

– Острая сердечная недостаточность… сказали, что более точную причину сообщат позже.

Асакава еле устоял на ногах. Итак, дело вовсе не закрыто, объявляется второй раунд.

– Маи-сан, вы еще долго будете там?

– Да, нужно разобрать бумаги сэнсэя.

– Я сейчас подъеду. Пожалуйста, не уходите.

Асакава положил трубку и, как стоял, так и осел на пол. У жены и дочери последний срок завтра, в одиннадцать утра, придется бежать наперегонки со временем. Тем более что теперь драться придется одному. Рассиживаться на полу и сопли распускать времени нет. Нужно действовать, и как можно скорее…, скорее, скорее…

Выйдя на главную улицу, первым делом посмотреть, насколько загружена дорога. Чем ехать на электричке, на машине может оказаться даже быстрее. Взятый напрокат автомобиль был припаркован по ту сторону улицы, прямо на дороге. Асакава открыл дверь и прыгнул за руль. Хорошо, что ехать за семьей нужно завтра, а не сейчас. …Что же, черт возьми, происходит?

Вцепившись в руль, Асакава пытался привести мысли в порядок. Картины мелькали перед глазами, как вспышки стробоскопа, и собрать их воедино не получалось. Чем больше он думал, тем больше все перемешивалось в голове, а связующие нити между событиями спутались и вот-вот готовы были лопнуть. Спокойно! Спокойно сядь и подумай! – твердил себе Асакава. Постепенно стало ясно, на чем следует сосредоточиться прежде всего.

…Итак, никакого заклинания, то есть способа избежать смерти мы так и не нашли, это однозначно. А следовательно, Садако хотела вовсе не того, чтобы кто-то нашел и отпел ее останки. Ей нужно что-то другое. Но что… Что это может быть? И тем более непонятно, почему я до сих пор жив, несмотря на то, что тайна заклинания так и осталась неразгаданной. Что все это значит? Объясните мне, почему я жив?

Завтра в одиннадцать утра жена и дочь Асакавы перешагнут свой смертный рубеж.

Уже девять вечера. И если не управиться за оставшееся время, он их потеряет.

Рюдзи видел причину случившегося в посмертном проклятии Садако Ямамуры, так рано и трагически окончившей свой век. Но теперь эта гипотеза казалась Асакаве все менее и менее правдоподобной. Другая, пока еще неведомая, злая сила стоит за всем этим и словно потешается над людскими несчастьями.

Маи Такано сидела в комнате на татами, перебирая листы еще не опубликованных статей Рюдзи. Внимательно просматривала страницу за страницей, но содержание их было настолько сложным и запутанным, что попросту не укладывалось в голове. Комната была совершенно пуста. Тела Рюдзи уже не было – рано утром его отвезли к родителям в Кавасаки.

– Расскажите поподробнее, что произошло вчера.

Тяжело потерять друга… тем более такого близкого и преданного, как Рюдзи, но сейчас предаваться скорби попросту нет времени. Асакава сел рядом с Маи и опустил голову.

– Было около полвины десятого, когда сэнсэй неожиданно мне позвонил…

Маи рассказала все по порядку. Про крик в телефонной трубке, про сменившую его тишину, про то, как она, сама не своя, прибежала сюда и увидела, что Рюдзи полулежит у кровати, широко раскинув ноги…

Не сводя глаз с того места, где лежало тело Рюдзи, она с трудом сдерживала слезы, но продолжала рассказывать…

– Я зову, зову, а сэнсэй не откликается…

Асакава не дал ей времени выплакаться.

– Ничего необычного в комнате в тот момент не заметили?

Маи задумчиво склонила голову на бок.

– Да нет… только телефонная трубка лежала на полу, и из нее шел резкий неприятный звук.

Он звонил Маи перед самой своей смертью… Зачем? Асакава снова задал наводящий вопрос.

– Рюдзи вам точно ничего не говорил перед смертью? Например, что-нибудь насчет видео…

– Видео?

Маи нахмурилась, не понимая, какая связь может быть между кончиной сэнсэя и каким-то там видео. Асакава так и не смог выяснить, разгадал ли Рюдзи перед смертью тайну заклинания.

…Итак, зачем Рюдзи звонил Маи Такано? Наверняка он чувствовал, что умирает – это его и побудило, но… только ли для того, чтобы перед смертью услышать голос любимой женщины? А нельзя ли предположить, что Рюдзи разгадал-таки тайну заклинания, но для его осуществления нужна была помощь Маи? Потому он ей и звонил. То есть, чтобы заклинание подействовало, необходима помощь третьего лица?

Асакаве пора было уходить, Маи проводила его до прихожей.

– Маи-сан, вы что, и сегодня… здесь?

– Да. Буду рукописи разбирать.

– Вот как… Вы уж извините, что я вас оторвал от дел.

Он толкнул дверь.

– Постойте…

– …?

– Асакава-сан, вы только не подумайте, что я…

– То есть?

– Ну, я имею в виду наши с сэнсэем отношения…

– Ой, да что вы… Не беспокойтесь.

Но Маи хорошо умела различать «понимающие» взгляды, как бы говорящие: «Ну, между этими – точно роман!». А именно это как раз и говорили глаза Асакавы, и это ей, похоже, не нравилось.