Текст книги "Фарландер"

Оба рошуна тут же проскользнули во двор. За ними проковылял Алеас. Сразу за воротами на земле ворочался облепленный крысами стражник. Эш прошел мимо, стараясь не смотреть на несчастного. Остальные последовали его примеру.

Впереди их ждал короткий проход с еще одними воротами в конце. Но только эти открывать не требовалось.

В мутном свете газовых фонарей рошуны увидели поделенное на стойла просторное помещение с канавками для воды вдоль стен. В некоторых стойлах еще находились верховые зелы. Пара коридоров вела на открытую территорию. Рошуны выбрали тот, что шел непосредственно вперед. Эш возглавил группу, Алеас двигался в арьергарде.

Коридор, как вскоре выяснилось, вел к нижнему святилищу Храма Шепотов, самому большому открытому пространству на территории башни. Стены здесь имели цвет обнаженной плоти; в дальнем конце виднелся жертвенный алтарь из белого камня, выступавший, казалось, из озерца бледного света, разлившегося под газовым фонарем. Вдоль всего святилища шли колонны из розового мрамора, поддерживавшие невидимый в темноте куполообразный потолок, украшенный фризами Манна – образами, во многом отражавшими тот хаос, что творился сейчас на земле.

Причиной этого хаоса была паника, отчаянные попытки спастись от заполонившей все бесчисленной орды крыс. Алтарники носились туда-сюда, словно ошпаренные, и каждый как будто прятался под шевелящейся накидкой из бурого меха. Некоторые падали и катались по полу, стараясь раздавить зверьков своим весом. И только трех рошунов все это серое полчище словно и не замечало.

– Не думал, что будет так легко, – сказал Бараха, человек, только что оставшийся практически без уха.

Дорогу в этом хаосе прокладывали крысы. В каждом углу храмового пространства имелся лестничный колодец. Три винтовые лестницы уходили вверх, но ближайшая, справа, вела вниз.

– Камеры для рабов, – уверенно заметил Эш, заглянув в темноту.

– Почему ты так решил? – засомневался Бараха.

– А ты принюхайся.

В дальнем конце святилища они остановились перед неглубоким, но широким, растянувшимся на весь этаж прудом, отделявшим от алтаря остальную часть храма.

– Думаешь, Киркус еще в Штормовой Палате? – спросил Бараха.

Промчавшийся мимо алтарник прыгнул в воду – на него никто даже не посмотрел.

– Будем считать, что там. – Эш пожал плечами. – Ничего другого нам не остается.

– Здесь должна быть подъемная кабина. Они во всех башнях есть. Не видишь?

– Вон там. – Алеас кивком указал на дверь в стене, очертания которой едва просматривались за алтарем.

– Тогда попробуем подняться там, – решил Бараха. – По лестнице, с боями, не пробиться.

– Согласен, – кивнул Эш и направился к переброшенному через пруд мостику.

Бараха двинулся напрямик, вброд. Алеас после недолгого колебания потащился за Эшем.

Двойная чугунная дверь подъемной шахты оказалась, однако, закрытой. Замочной скважины для ключа не было.

– Лом. – Бараха протянул руку и щелкнул пальцами.

Алеас снова завозился, и рошун, не вытерпев, разорвал на нем рясу, выхватил из петли ломик и принялся за дверь.

Дверь не поддавалась.

– Придется подрывать, – пропыхтел Бараха, откладывая ломик.

Эш согласно кивнул. Они взяли второй кег с порохом, поставили под дверь и смочили фитиль.

– Прячься! – зычным голосом скомандовал Бараха.

Все попрятались и, наученные горьким опытом, заткнули уши. Когда дым рассеялся, за развороченной дверью открылась уходящая вверх, в темноту, шахта с натянутым железным канатом и железной лестницей.

– Вообще-то я рассчитывал прокатиться, – разочарованно вздохнул Алеас.

– Ничего, пройдемся, – проворчал Бараха.

Алеас шел последним. Сцепив зубы, с трудом перебирая руками и подтягивая ноги. Внизу шахта освещалась газовым фонарем, но Эш уже скрылся во мраке, а Бараха, поднимавшийся медленнее из-за своих габаритов, виделся только темным пятном. В шахте пахло жиром, пыль лезла в нос, так что Алеас то и дело останавливался, чтобы чихнуть.

Через какое-то время ему пришлось остановиться и отдохнуть. В горле клокотал воздух. Легкие горели. Он вы-тер рукавом нос и зацепился рукой за перекладину. Хватит ли сил завершить восхождение? Алеас поймал себя на том, что уже сомневается в собственных силах. Свет, проникавший в шахту через открытую дверь внизу, сюда не доходил, но глаза уже приспособились к темноте, и Алеас видел исчезающего вверху учителя.

Ему не оставалось ничего другого, как только следовать за алхазом.

Когда он, сделав по пути еще четыре остановки, присоединился к Барахе, тот поджидал его в темноте.

– Ты что так долго? – прошипел алхаз.

– Наслаждался видами. А потом еще разговорился с симпатичной девушкой из Экзанса. Или из Пало-Валетты? Уже и не помню.

– Подай лом, – буркнул Бараха.

Сделать это было не так-то легко, учитывая, что оба висели на узкой лестнице. Бараха передал лом еще выше, Эшу, продвинуться которому мешало что-то твердое. Через некоторое время сверху посыпались щепки.

Что-то попало в глаз. Алеас выругался и заморгал. Ноги соскочили с перекладины и повисли над шахтой.

– Осторожно! – прошипел Бараха.

Мимо, кувыркаясь и стукаясь о стену, пролетела целая доска. За ней последовали еще две. Эш пролез дальше, в пробитую им дыру. Алеасу протиснуться не хватило сил, и он застрял, зацепившись плечом за острый выступ. Бараха схватил ученика за шкирку и потянул вверх. Повиснув на уровне ног алхаза, Алеас потер глаз, но лишь усугубил положение. В нос бил сильный запах жира и пота.

Сдвинуть кабину мешала железная дверь с рычажками по обе стороны. За дверью приглушенно звучал колокол. Визгливый голос отдавал какие-то приказания.

Эш снова попытался воздействовать на дверь ломиком, и у него снова ничего не получилось.

– Застопорилась, – вздохнул Бараха.

Эш, внимательно осмотрев рычажки, поднял один. Кабина дернулась вверх и тут же остановилась. Рычажок щелкнул и вернулся в первоначальное положение.

– Мы еще не на самом верху. Кабина идет выше.

– Тогда почему она застряла?

Эш стер пыль с латунной пластинки, привинченной к двери под рычагом. Все трое впились в нее глазами. На пластине имелись четыре латунных барабана с цифрами. Эш потрогал их пальцем. Барабаны крутились, как колесики на оси, и цифры при этом менялись.

– Я слышал про такое, – подал голос Алеас. – Это цифровой замок. Чтобы его открыть, надо поставить все четыре барабана в нужное положение.

Эш еще раз покрутил барабаны, а когда ничего не получилось, махнул рукой:

– Бесполезно. Похоже, мы тут крепко застряли.

Едва он произнес эти слова, как половинки двери раздвинулись.

С десяток алтарников в изумлении уставились на трех рошунов, которые в полной растерянности смотрели на них.

Первым опомнился Бараха, который схватил ближайшего к нему алтарника и втянул в кабину.

В следующее мгновение Эш и Алеас навалились на двери с обеих сторон, чтобы закрыть их, а алтарники устремились в узкую щель. На голову Алеаса обрушились кулаки, его колотили, хватали за волосы.

Блокируя одной рукой сыплющиеся удары и налегая одновременно на дверь, он видел оскаленные зубы, злые выпученные глаза, бритые затылки и обнаженные клинки. Двери уже почти закрылись; мешал только один алтарник, втиснувшийся между створками.

– Достань меч, – процедил сквозь зубы Эш, уклоняясь от очередного удара.

Вытащив из ножен клинок, он увернулся от короткого выпада кинжалом и рубанул сверху вниз по хрипящей и сопящей человеческой массе.

В кабину хлынула кровь – густая, красная, нереально яркая.

Алеас все еще возился со своим мечом. Левый глаз практически ничего не видел – что-то застряло в уголке под веком и никак не желало выходить. В конце концов он все-таки высвободил клинок и ткнул им вслепую в проем двери.

– Код! – взревел Бараха, прижимая пленника к стене. – Назови код!

– Нажимай, – прохрипел Эш, подбадривая Алеаса.

Створки еще немного сблизились.

Застрявший в двери алтарник либо потерял сознание, либо уже умер, и обе стороны использовали его в качестве прикрытия. Лучше других создавшейся ситуацией пользовался Эш, раз за разом наносивший противнику рассчитанные удары. Кровь летела на стены и собиралась в лужу на полу. Поскользнувшись на ней, Алеас удержался на ногах только потому, что выронил меч и ухватился за ручку. Щеку обожгла боль. Он откинул голову и почувствовал, как по лицу поползло что-то влажное.

– Мастер! – крикнул Алеас, поворачиваясь к алхазу.

Бараха обернулся. Человек, которого он допрашивал, был и не алтарником вовсе, а пожилым священником с плешью на затылке и торчащими из ноздрей волосками.

– Ты ничего от меня не узнаешь, – прошипел пленный. – Я ничего тебе не скажу.

– Неужели? – Бараха наклонился, задрал на священнике рясу и сунул под подол руку.

Эш отлетел вдруг от двери и свалился на пол. К освободившейся ручке тут же метнулась чужая рука. Створки немного раздвинулись, и в расширившуюся щель полезли плечи и головы. Алеас взревел, собирая остаток сил. «Ну вот и все, – мелькнуло в голове. Он сжался, ожидая в любой момент получить нож под ребра. – У нас нет ни малейшего шанса».

– Нет! – взвыл священник, прижатый Барахой к стене. – Прекрати!

– Мастер! – снова позвал Алеас.

Прорывавшийся между створками алтарник выругался и дохнул ему в лицо тяжелым запахом чеснока. Кто-то уже вставил между створками деревянный брусок и, используя его как рычаг, раздвигал половинки двери.

Бараха, словно и не слыша ученика, продолжал нажимать на священника.

– Код! Назови код или оторву!

Эш зашевелился и попытался встать, но двигался словно пьяный.

– Прекрати! – Голос у священника сорвался на истерическую ноту. В следующий миг он взвыл от боли.

– Код!

– Четыре-девять-четыре-один! Четыре-девять-четыре-один! – Жуткий вой достиг предела, заполнив все небольшое пространство, и внезапно оборвался. Священник сполз по стене и растянулся на полу.

Бараха швырнул на пол что-то окровавленное. Алеас на мгновение зажмурился, сдерживая подступившую к горлу желчь, и тут же почувствовал, как в живот ему тычется острие кинжала.

Перегнувшись через его плечо, Бараха стал набирать номер латунной панели.

– Быстрее, – прохрипел Алеас.

– Не работает. Он меня обманул!

– Рычаг! Дави на рычаг!

Кабина дрогнула и поползла вверх, сопровождаемая воплями, криками и проклятиями. Кто-то не успел убрать руку, кому-то зажало ногу, и они торопились высвободиться.

Алеас привалился к задней стенке. По лицу его градом катился пот. Переведя дыхание, он оттолкнулся от стены и встал на колени перед Эшем.

– Что с ним? – спросил Бараха.

Приглядевшись, Алеас увидел, что из бедра у старика торчит нож, и наклонился к ране.

– Кость не задета. – Он осторожно вытащил лезвие.

Эш захрипел.

– Дай сюда. – Бараха взял нож и обнюхал лезвие.

– Отравлено. Давай, парень, ищи противоядие.

Алеас заставил себя сосредоточиться.

– Какое нужно? – Он раскрыл висевшую на боку медицинскую сумку.

– Давай все.

Алеас достал четыре пузырька с различными противоядиями и капнул по несколько капель каждого на сухие, горячие губы Эша.

Кабинка заскрипела и остановилась. Бараха тут же прыгнул к двери и схватился за обе ручки, чтобы не дать двери открыться. Войти, однако, никто и не попытался.

Алеас потер свой воспаленный глаз, потом достал фляжку с водой и попытался его промыть. Вроде бы удалось. Он осторожно поморгал и, удостоверившись, что все в порядке, сделал пару глотков.

– Тростниковое масло, – прохрипел Эш.

Алеас опустился на колени, вытряхнул из сумки глиняный горшочек, вырвал бумажную затычку, окунул палец в напоминающую воск субстанцию и помазал Эшу губы.

Глаза старика заблестели.

– Помоги подняться.

– Полегче, – предостерег Алеас. – Тебя же отравили, и яд еще не вышел.

– Знаю. Я его чувствую.

Бараха, приникший к двери своим здоровым ухом, повернулся и негромко спросил:

– Ты как?

Эш качнул головой.

– Думаю, это было толченое семя халло, – заключил, обнюхав отравленное лезвие, Алеас.

– Редкая вещь.

– Его и выгнать трудно. Вот выберемся отсюда и устроим тебе чистку.

– Вы готовы? – спросил Бараха. – Оба?

Эш поднял с пола меч, сбросил рясу и вытер ею окровавленный клинок и рукоятку. Делал он это с неторопливостью крестьянина, вытирающего серп.

Закончив, Эш стал подниматься, и в этот момент в бок ударила острая боль. Он уронил руку, согнулся и затаил дыхание. Потом с заметным напряжением воли выпрямился и наконец кивнул.

Бараха открыл дверь.

Глава 26. Убийство

Киркуса тошнило от страха. Приникнув к тяжелой, массивной двери, он пытался ловить доносящиеся с другой стороны звуки и понять, что там происходит. Но за дверью было тихо.

Киркус знал: они пришли и идут за ним, и его первым желанием было бежать. Но куда? Он находился на самой вершине башни, и единственный путь к спасению вел вниз, мимо тех самых людей, что пришли его убивать.

Оставалось только надеяться, что храмовая стража сумеет сдержать незваных гостей и отвратить опасность. В конце концов, разве не этому их учат с самого детства? Разве не за это им платят? С другой стороны, как удалось этим людям, рошунам, зайти столь далеко?

Оттолкнувшись от двери, Киркус вернулся в Штормовую Палату, взял короткий меч и несколько раз рубанул им воздух.

Нет, оружие не понадобится, уверил он себя. Они не попадут внутрь. Посредине комнаты, втянув руки в рукава и склонив голову, стоял старый священник по имени Мане. Занимавшаяся камином немая служанка исподтишка посматривала на Киркуса.

– Вы оба, идите к двери, – распорядился он. – Слушайте и, если что услышите, сообщите мне.

Священник и служанка поспешили к двери. Киркус прошелся по комнате и, остановившись у окна, прижался лбом к прохладному стеклу. Туман не поднимался на такую высоту, и оттого казалось, что башня возвышается над облачным морем вместе с другими, торчащими тут и там башнями-островами.

Крик, прозвучавший этажом ниже, проник даже через толстое стекло. У него снова засосало под ложечкой. По спине скатилась капля холодного пота.

За всю свою жизнь, пусть и недолгую, Киркусу лишь однажды было по-настоящему страшно – несколько лет назад, во время первого очищения. Он сломался на середине длящегося неделю ритуала и, как ни пытался, так и не нашел в себе сил продолжать.

Тогда к нему пришла бабушка. Предложила воды. Вытерла губкой лицо. Лишь тогда ему удалось справиться с ознобом, остановить слезы. Он посмотрел на нее, но перед глазами еще стояли призраки. Киркус не сомневался, что сходит с ума.

– Почему священная плоть так крепка? – прошептала она ему в ухо.

Он только прохрипел что-то вместо ответа.

– Отвечай!

Ее голос обжег его, как удар хлыстом.

– Потому что… потому что… ей неведома слабость, – процитировал он, с трудом ворочая языком.

– Хорошо. А теперь расскажи мне о других слабостях.

Мысли разбегались, внимание рассеивалось, и сосредоточиться никак не удавалось.

Он попытался как можно быстрее реагировать на вопросы.

– Совесть.

– Хорошо. Почему мы считаем совесть слабостью?

На этот раз быстро не получилось. Он знал ответ, но в разбитом состоянии не мог облечь его в правильную словесную форму.

Карга улыбнулась:

– Потому, дитя мое, что совесть не есть наше естественное состояние.

В следующее мгновение голова его устало поникла, и улыбка на ее лице поблекла.

– Слушай, это важно!

Ему удалось, собравшись с силами, поднять голову.

– Это знают даже даосы. В мире нет естественного чувства добра и зла, как нет и присущих природе законов справедливости. Разве волчица испытывает чувство вины, когда съедает что-то юное и беззащитное? Нет. Ведь ей нужно жить и кормить своих волчат. Концепцию совести изобрели люди. Люди используют ее, чтобы научить своих детей отличать добро от зла, но никому эти понятия не даются от рождения.

Киркус нахмурился. Он знал это все и без нее. Зачем она тратит свое бесценное время – а ведь его осталось так мало – на него?

– А теперь говори, почему люди внедряют такие идеалы, как совесть, в головы своих детей?

– Потому что они слабы. – Он кивнул, вспомнив нужные слова. – Им нужны правила, чтобы защититься от сильных.

– Правильно. Потому что они оглядываются и видят вокруг жестокость, смерть и несправедливость. Они видят слепой случай и борьбу за выживание. Они понимают, что смертны, и падают духом, не смея признать горькую правду, потому что правда сводит их с ума, хотя они и называют безумцами последователей Манна. Защищаясь от реальной жизни, они и изобретают всякую чушь: совесть, законы, правосудие, добро и зло, Мать Мира. В этих выдумках они ищут убежища от холодного мира, в них согреваются теплом своих иллюзий.

Но мы – люди Манна. Мы не столь слабы. Тебе и мне, всем нам с детства внушили другие правила. Нас научили смотреть на мир не жмурясь и принимать его таким, каков он есть. В этом наша сила. В этом твоя сила. Не забывай об этом, мой мальчик. Не забывай свою силу, потому что ты – крепкий мальчик.

А теперь перебори себя. Собери в кулак волю. Иди дальше. Пробивайся.

Киркус выдохнул. Облачко пара осело на стекло и затуманило мир за ним. Мысли перескочили на Лару. Интересно, где она сегодня? Может быть, отправилась на игры.

Асам и Брис наверняка уже там. Он представил, как они втроем встречаются в императорской ложе, как разговаривают, легко и непринужденно, вспоминая, может быть, проведенные вместе детские годы. Годы, когда четвертым в их компании был он. Киркус представил личико Лары, ее гримаску, когда ей скажут, что он остался в Храме Шепотов по распоряжению матери. Представил, как она удивленно моргнет, услышав эту новость, как сменит тему, чтобы не вспоминать о нем и не упоминать о нем.

«Лара», – произнес внутренний голос.

Киркус отступил от окна. Прошелся по комнате, целенаправленно собирая в кулак волю. Остановился у курящейся чаши с наркотиками, глубоко вдохнул поднимающиеся над ней белые пары и тут же почувствовал, как раскатилась по мышцам сила, как побежала быстрее кровь. Он снова взмахнул мечом. Клинок со свистом рассек воздух.

Пользоваться этим оружием его обучали с самого детства.

Пусть приходят. Пусть поднимаются сюда. Он убьет их всех. Всех до последнего.

* * *

Верхний этаж выглядел каким-то странно пустынным. Выйдя из кабинки, они оказались в просторном зале с высоким сводчатым потолком, за которым лежали другие помещения, скупо освещенные газовыми лампами. Теплому воздуху определенно недоставало свежести. Под расписными потолками шевелились, извиваясь, длинные щупальца сизого дыма. За дверями слышались приглушенные голоса, обрываемые грубыми, сердитыми криками.

Держась плотной группой, рошуны прошли через зал, осторожно ступая по начищенному до блеска деревянному полу.

Впереди, шагах в пятидесяти, промелькнула под аркой фигура в белой одежде священника. Взглянув на чужаков, он не остановился, но скрылся торопливо за невидимой дверью и заперся изнутри на ключ. Они прошли под той же аркой.

Дверь была одна, и охраняли ее два стражника-алтарника. При появлении рошунов они обнажили клинки, но остались на месте.

– Алеас. – Бараха бросил взгляд на ученика.

Алеас поднял арбалет и, замешкавшись на мгновение, выпустил две стрелы. Оба стражника свалились, хрипя, вцепившись в торчащие из груди короткие древки.

– Идем дальше, – сказал Эш.

У следующей двери они увидели нескольких вооруженных пистолетами алтарников. Рошуны мгновенно укрылись по обе стороны арочного прохода. Бараха разорвал на себе рубаху. Опустившись на колено, Алеас положил на пол арбалет и, чиркнув аккуратно спичкой, поджег мешочек с зажигательным порохом. На пол что-то капнуло – кровоточила рана на щеке.

Он бросил мешочек в зал и тут же отступил и, наученный опытом, закрыл уши. Ослепительная вспышка… взрыв… В следующую секунду Эш и Бараха уже ворвались в комнату. Алеас последовал за ними, но с меньшим проворством.

С десяток алтарников кружились, зажав уши и вопя от боли.

Эш первым вмешался в этот безумный танец. Выпад… косой удар сбоку… звон стали… Алтарник замер, и, казалось, старик промахнулся, но тут голова, лицо которой скрывала маска, соскочила на плечо и свалилась на пол вместе с кистями рук, а из обрубков ударила фонтаном кровь. Громыхнул выстрел, и тут же Бараха вспорол живот второму алтарнику. Остальные побросали пистолеты и устремились на противника, размахивая мечами. Хлопок второго выстрела потерялся в звуках вспыхнувшей схватки.

В центре ее оказался Эш. Его меч мелькал как молния, успевая рубить, колоть, резать и принимать на себя удары. Бараха шел за Фарландером, прикрывая тыл и фланги, и красный отпечаток ладони у него на груди служил мишенью, поразить которую попытался один из нападавших. Он уже почти добрался до цели, когда его подстрелил Алеас. Бараха помощи ученика, конечно, не заметил.

В разгар боя Алеас поднял голову и увидел лестницу, на верхней ступеньке которой высокая, средних лет женщина-алтарник перезаряжала пистолет.

Он вскинул арбалет и хладнокровно выстрелил, целясь ей в грудь.

И ровно в тот же миг лопнула тетива арбалета. Стрела вильнула и ударилась о стену за спиной у женщины, не причинив ей ни малейшего вреда. Она повернулась и, увидев Алеаса, улыбнулась ему ярко-красным ртом.

У него осталась последняя стрела. Отчаянно пытаясь перезарядить арбалет, он краем глаза следил за женщиной, которая подняла руку, прицелилась и выстрелила.

Алеас увидел дымок, вспышку, а потом что-то ударило его в голову, и он, отшатнувшись, упал. Из раны полилась кровь. Лежа на спине, наполовину оглушенный, втягивая воздух через сжатые зубы, он еще пытался положить стрелу в желобок.

Между тем алтарники оправились от первоначального шока и, перестроившись, провели согласованную контратаку. Взять в кольцо Эша не получилось – он был слишком быстр, а вот Бараха, орудовавший более тяжелым мечом, оказался в более трудном положении. Окруженный, он не успел закрыться от рубящего удара в спину, защитить от которого не смогли кожаные доспехи.

Крикнув что-то по-алхазски, Бараха отмахнулся не глядя и, на свою беду, попал мечом между ребрами противнику. Клинок застрял, и Барахе пришлось остановиться. Он еще успел заметить второго алтарника с занесенным над головой мечом, но сделать ничего не успел. Сталь упала на левое запястье, разрубила его и впилась в деревянный пол.

Поправив наконец тетиву, Алеас вытер глаза.

Ревя от боли и ярости, Бараха перехватил меч правой рукой и первым же выпадом проткнул обидчику горло. После этого он словно обезумел.

– Эос, Тумс! – крикнула сверху женщина, снова заряжая пистолет. – Зайдите с флангов и возьмите мальчишку.

Два алтарника тут же бросились исполнять приказ.

Все еще лежа на полу, Алеас успел не только положить стрелу, но и послал ее в живот первому из нападавших. Второй бросился на него с мечом, и Алеасу пришлось вступить в поединок с одним лишь незаряженным арбалетом. В первый момент он запаниковал и даже выронил свое единственное оружие после удара сверху, но уже в следующий откатился в сторону, поднялся, пошатываясь под тяжестью арсенала, и вытащил меч.

Алтарник дрался хорошо, но и рошун ни в чем ему не уступал. Уклонившись от внезапного удара сбоку, он провел выпад, целясь противнику в горло. Обоим пришлось нелегко: одному мешали доспехи, другому – арсенал. И все же рошун оказался проворнее. Отразив выпад, он моментально сделал шаг вперед, воткнул клинок противнику в бок, повернул меч и вырвал из раны. Алтарник рухнул лицом вниз.

Заработав передышку, Алеас огляделся. Два оставшихся на ногах алтарника пытались загнать в угол Эша; Бараха же рвался к стоявшей на лестнице женщине, выкрикивая слова, смысл которых терялся в их собственном звуке.

Женщина выстрелила, но промахнулась и, отбросив бесполезный пистолет, выхватила клинок и приняла боевую стойку на верхней ступеньке.

– Давай, жирный ублюдок, иди сюда.

Одолев шесть ступенек, Бараха вдруг швырнул в нее свою отрубленную кисть.

Кровь хлестнула по лицу, и женщина инстинктивно зажмурилась. В следующий миг клинок уже вошел ей в живот и вышел с другой стороны. Бараха подтянул женщину к себе и сбросил с меча коротким пинком. Скатившись по ступенькам, она растянулась на полу.

Все вдруг успокоилось. Драться было не с кем. Стоны, хрипы, кашель улетали к высокому потолку и возвращались эхом.

Бараха опустился на колено.

– Алеас…

Пробравшись между окровавленными телами, Алеас поспешил на помощь учителю.

Тот покачал головой и указал взглядом на крепкую дверь над лестницей:

– Отведи меня туда. Наверх…

Они поднимались вместе, поддерживая друг друга, поскальзываясь на залитых кровью ступеньках. Бараха быстро терял силы. Наверху Алеас помог учителю сесть, прислонив его спиной к двери. Заняв выигрышную позицию, они могли по крайней мере не опасаться внезапного нападения.

– Жгут, – прошептал Бараха. В лице его не осталось и кровинки, зубы стучали.

Алеас торопливо раскрыл медицинскую сумку и взялся за работу.

Рядом с Барахой, поднявшись по ступенькам, упал Эш. Кровь – преимущественно чужая – покрывала его с головы до пят.

– Ты как? – просипел он.

Бараха посмотрел на свой обрубок. После наложения жгута кровотечение замедлилось, но рана все равно выглядела ужасно.

– Вот, остался без руки, – только и сказал он.

Возможно, алхаз добавил бы что-то еще, но Алеас сунул ему между зубами кусок кожи и, разорвав один из мешочков с порохом, посыпал щепотку на рану. Бараха стиснул зубы и напрягся. Алеас чиркнул спичкой и поднес ее к культе. Порох полыхнул, и алхаз уронил голову. Алеас наложил повязку и повернулся к Эшу. Старик уже достал из сумки горшочек с тростниковым маслом, помазал язык и потряс головой.

– Боюсь, мы не в лучшем виде, мастер Эш.

– Ха! Мы и так прошли дальше, чем я ожидал.

Алеас взглянул на дверь:

– Еще дальше уже не получится. Эту дверь нам не пройти. Тут, по-моему, и порох не поможет.

– Чепуха, – возразил старик. – Мозги-то у нас еще при себе. – Он приподнялся и постучал рукоятью меча в дверь.

Никто не отозвался.

Эш постучал еще раз. Сильнее.

– С ними кончено! – крикнул он. – Можно выходить.

– Думаете, они там настолько глупы, что поверят? – недоверчиво нахмурился Алеас.

– Когда человек напуган, от него можно ожидать чего угодно, – понизив голос, ответил Эш. – И прежде всего глупости.

Словно в подтверждение этой сентенции через дверь просочился приглушенный ответ:

– Кто говорит?

– Тумс, – мгновенно откликнулся Эш.

На этот раз ответа не последовало. Они подождали несколько минут – ничего.

Мысли Алеаса повернули к Нико. Смогут ли они в своем нынешнем состоянии найти Нико? Они ведь даже не знают, где его держат. Дело представлялось безнадежным.

В двери лязгнуло. Еще раз. Она начала открываться.

Эш оперся на меч и медленно, покачиваясь, поднялся. В появившейся щели возникло старческое лицо. Рошун хищно усмехнулся и, прежде чем священник успел опомниться, отодвинул его плечом и прошел в комнату.

Сразу за порогом он наткнулся на женщину, которая вскинула от неожиданности руки и испуганно вытаращилась.

– Советую ничего не делать, – предупредил их рошун. – Алеас!

Алеас пытался найти пульс на шее учителя, что оказалось делом совсем не легким. Наконец он нащупал слабое, едва уловимое биение. Ничего больше сделать было нельзя.

Алеас вздохнул и последовал за Эшем.

В серебряных клетках пели птицы. В воздухе так сильно пахло наркотиками, что у Эша закружилась голова. Ему вдруг стало весело.

Света здесь хватало благодаря высоким окнам, расположенным по всему периметру помещения. Туман остался внизу, и за окнами было голубое небо и яркое солнце.

– Киркус! – крикнул Эш.

Старый священник опустил голову. Женщина, вероятно служанка, сделала то же самое, но прежде бросила взгляд на подиум.

Они прошли мимо растопленного камина в центре комнаты и поднялись по деревянным ступенькам, которые вели к спальням, отгороженным тонкими стенами.

Ни в одной из четырех никого не было.

Эш задумчиво огляделся. Потом поднял голову, принюхался и, повернувшись, шагнул к комнате, которую они только что проверили.

Опустившись на колени перед широкой кроватью, рошун сунул под нее руку и, похоже обнаружив что-то, потянул. Сначала появилась нога, потом голые ляжки, затем и все остальное.

Это был молодой священник с утыканной золотыми гвоздиками нижней губой.

– Киркус, – радостно объявил Эш, обращаясь в первую очередь к самому молодому священнику, прикрывавшему ладонью испуганные, остекленевшие глаза. – Нико. Где он?

Киркус моргнул и посмотрел наконец на рошуна с осмысленным выражением. Эш встряхнул его:

– Где Нико?

– Его увезли. – Киркус помахал рукой в неопределенном направлении. – В Шай Мади.

Эш видел – он не врет.

Заметив, что рошун опустил голову, Киркус оживился и как будто даже ощутил прилив сил.

– Вы опоздали, – усмехнулся он и, опершись на ладони, поднялся. – С ним покончено. И с вами будет то же самое, если тронете меня.

– Кончайте его, – холодно сказал Алеас. – Может быть, мы еще успеем спасти Нико.

Эш приставил клинок к белому горлу наследника.

– Подожди! – воскликнул Киркус. – Вы ведь делаете это за золото, так? У меня есть золото. У меня его столько, что вы и за всю жизнь не потратите.

– Тогда зачем оно нам? – пожал плечами Эш и легко, почти без усилия, перечеркнул сталью мягкую плоть.

Киркус захлебнулся. Изо рта высунулся язык. Он даже вскинул руку, пытаясь закрыть рану, но между пальцами уже проступили темно-красные полосы. Кровь прорвалась, и сын Матриарха замертво свалился на пол.

Когда они вышли из комнаты, Бараха уже пришел в сознание и даже пытался встать. Не в первый уже раз Алеас подивился стойкости учителя.

– Закончили? – спросил он, поднимаясь с помощью Алеаса.

Тот кивнул.

– Что с мальчишкой?

– Его увезли в Шай Мади, – хмуро ответил Эш.

– Может, он соврал.

Но Эш уже спускался по ступенькам.

Они вернулись к шахте, вошли в кабинку и поехали вниз.