Текст книги "Психология, лингвистика и междисциплинарные связи"

Роль тела в языковой коммуникации широко обсуждается в последние годы с разных позиций (см. обзор: Залевская, 2003).Представители разных наук о человеке приходят к общему выводу: язык ничего не значит сам по себе, означаемые естественного языка требуют тела и эмоций для того, чтобы стать семантически функциональными.

Важно подчеркнуть, что особую роль взаимодействие языка, разума и тела человека приобретает в процессах спонтанного, или естественного, семиозиса, что имеет непосредственное отношение к более общей междисциплинарной проблеме понимания и взаимопонимания. Речь идет о выявлении и объяснении механизмов означивания «для себя» (т.е. о процессе поиска опор для переживания языкового знака как понятого) в условиях функционирования языка как «живого знания». Чтобы объяснить механизмы такого понимания/переживания, необходимо выяснить, что лежит за словом у пользующегося им индивида, обеспечивая человеку саму возможность в той или иной мере успешно решать сложнейшие задачи познания мира и взаимопонимания при общении (уточним, что задачи эти относятся к разряду «плохо сформулированных», а при их решении приходится оперировать «расплывчатыми множествами»).

Один из возможных подходов к рассмотрению этой проблемы опирается на психолингвистическую концепцию ментального лексикона, представленную в работе (Залевская, 1977) и исходящую из признания того, что язык как достояние пользующегося им человека (т.е. как средство познания и общения) функционирует в сложном взаимодействии с другими психическими процессами и под воздействием ряда внутренних и внешних факторов. Эта концепция опирается на идеи И.М. Сеченова, Л.С. Выготского, П.К. Анохина, Н.И. Жинкина и других отечественных ученых, в том числе – Л.В. Щербы (Щерба, 1974), особо подчеркнувшего роль психофизиологической и в то же время социальной по своей природе речевой организации индивида как продукта своеобразной переработки речевого опыта, обусловливающего саму возможность речевой деятельности. С учетом особенностей формирования речевой организации у детей и на базе предлагаемой нами модели процесса продуцирования речи (Залевская, 1977)ментальный лексикон трактуется в названной работе как функциональная динамическая (самоорганизующаяся) система, как система кодов и кодовых переходов и как средство доступа к единой информационной базе индивида – продуктам переработки перцептивного, когнитивного и аффективного (эмоционально-оценочного) опыта.

С позиций такой концепции ментального лексикона слово выступает как точка пересечения множественных связей по всем возможным признакам и признакам признаков, так или иначе увязываемых в сознании и подсознании индивида как с формой, так и со значением слова. При этом значение не является конечной инстанцией, определяющей переживание слова как понятного: оно лишь обеспечивает доступ к тому, что лежит за словом в единой информационной базе – памяти и без чего знание слова оказывается «мертвым», «пустым» (без постоянного взаимодействия тела и разума, осознаваемого и неосознаваемого, непосредственно актуального и опосредованного выводными знаниями разных видов и т.д. никакое понимание и взаимопонимание состояться не могут).

Предложенная там же голографическая гипотеза организации ментального лексикона позволяет приравнивать роль слова в процессах его функционирования к роли лазерного луча при считывании голограммы: акцентирование внимания на каком-либо аспекте формы или содержания слова одновременно сочетается с подсознательным учетом всего того, что остается «за кадром» и в случае надобности может быть «высвечено» при изменении ракурса, переведено в «окно сознания» под определенным углом зрения.

Дальнейшее развитие рассматриваемой концепции ментального лексикона, а также обобщение результатов выполняемых на базе предложенной концепции экспериментальных исследований нашли отражение в книгах (Залевская, 1982; 1990; 1999). Особое внимание было уделено специфике и механизмам функционирования индивидуального знания, его отличиям от знания коллективного, которое лишь частично находит отображение в «зарегистрированных» продуктах речемыслительной и прочей деятельности людей (Залевская, 1992).

Разработанная параллельно с этим спиралевидная модель идентификации слова и понимания текста (Залевская, 1988; 1999) учитывает многослойность, многоярусность ментального лексикона и наличие множественных связей между единицами разных ярусов и внутри последних по множеству разнообразных параметров, признаков и признаков признаков перцептивной, когнитивной и аффективной (эмоционально-оценочной) природы. При этом подчеркивается, что актуализация прошлого опыта происходит на разных уровнях осознаваемости и с различной глубиной опоры на многообразные выводные знания; параллельно с этим имеет место постоянное построение проекций в будущее, т.е.прогнозирование возможной развертки ситуации, сообщения и т.д. с учетом перцептивно-когнитивно-аффективного переживания того, что лежит за идентифицируемым словом/текстом. Графическое изображение этой модели имеет форму песочных часов с двунаправленной раскруткой спирали в прошлый опыт и в будущее при наличии двунаправленных стрелок внутри «срезов»раскручивающейся спирали (по горизонтали) и между ними (по вертикали); учитываются также взаимодействие внешнего и внутреннего контекстов, индивидуального и социального опыта (до рамок культуры).

В работе (Залевская, 1999а) в частности рассматривается функция слова как медиатора межличностного общения. В этой связи следует особо подчеркнуть принципиальную важность введенного ранее (Залевская, 1977) разграничения понятий «слово для себя»и «слово для других»2222
  Ср. со ставшими в последнее время популярными ссылками на работу Д.Слобина (Slobin, 1996), где с иными целями «думание для говорения» отграничивается от «думания для себя» (см. подробно: [Slobin 2003]).


[Закрыть]; рассматриваемая концепция ментального лексикона исходит прежде всего из специфики «слова для себя»как реализация «человеческого фактора», что объясняет, почему для человека значение слова выступает как живое знание/переживание, изначально формируемое как сложный продукт постоянного взаимодействия между индивидом и его физическим и социальным окружением, между телом и разумом, осознаваемым и неосознаваемым, непосредственно актуальным и опосредуемым выводными знаниями различной природы и степени выводимости. При этом и формирование таких продуктов, и их функционирование преломляются через призму личностной установки «для меня – здесь – сейчас» и далеко не всегда согласуются с требованиями «языковой правильности»: полноты, согласованности и т.д. и т.п., поскольку все подобные «детали поверхностного уровня» требуются при использовании «слова для других».

С позиций концепции слова как достояния пользующегося им индивида идентификация вербальной единицы в процессе естественного семиозиса может реализоваться на разных уровнях внешнего или внутреннего контекста с использованием различных стратегий и опор, имеющих универсальный характер для человека как представителя вида при некоторых расхождениях в степени актуальности тех или иных стратегий и/или опор для разных ситуаций речемыслительной деятельности и общения, для условий различающихся языков и культур. Каждый возможный подуровень внешнего или внутреннего контекста может дать основания для актуализации множественных связей (в том числе по линиям выводных знаний, воображения, эмоционально-оценочных переживаний), что таит в себе опасность срабатывания принципа «испорченного телефона» и может вести к тем или иным межличностным или межкультурным расхождениям в продуктах семиозиса.

Высказанные соображения основываются на результатах многолетнего экспериментального исследования особенностей функционирования слова в лексиконе человека, которое показало необходимость уточнения (а в некоторых случаях – пересмотра) понятий референции, репрезентации, идентификации значения слова и др. с позиций концепции естественного семиозиса и с учетом новейших результатов исследований в ряде наук, в том числе в свете современных представлений о динамике как основе когнитивных процессов человека (см. о возможностях использования уже имеющегося опыта применения методов нелинейной динамики в когнитивных исследованиях, распространения идей синергетики и теорий хаоса на область всей культуры в: Синергетика и психология, 2004), о неразрывной психосоматической связке тела и разума – телесной «встроенности» многомерного интеллекта, в частности – практического интеллекта, а также мультисенсорного восприятия и переживания, увязываемого с вербальными обозначениями синестезий, и т.д.

Дальнейшее теоретическое осмысление экспериментальных материалов и результатов их анализа в свете новейших научных подходов в мировой науке и обоснование концепции естественного семиозиса могут выступить в качестве очередного шага на пути к объяснению механизмов понимания (означивания «для себя») и взаимопонимания (означивания «для других» или «с позиций другого»).

Литература

Бодуэн де Куртене И.А. Избранные труды по общему языкознанию: В2 т.М.: Изд-во АН СССР, 1963.

Большой психологический словарь / Сост. и общ. ред. Б.Г. Мещеряков, В.П. Зинченко. СПб.: ПРАЙМ-ЕВРОЗНАК, 2004.

Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М.: Смысл, 1998.

Газарова Е.Э. Психология телесности. М.: Ин-т общегуманитарных исследований, 2002.

Гальперин П.Я. Предисловие // Подольский А.И. Становление познавательного действия: научная абстракция и реальность. М.: Изд-во Моск.ун-та, 1987. С. 3 – 4.

Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М.: Наука, 1982.

Жинкин Н.И. Язык – речь – творчество: (Избранные труды). М.: Изд-во «Лабиринт», 1998.

Залевская А.А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека. Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1977. (Репродуцировано в: Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. М.: Гнозис, 2005. С. 31 – 85).

Залевская А.А. Межъязыковые сопоставления в психолингвистике.Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1979.

Залевская А.А. Психолингвистические проблемы семантики слова.Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1982.

Залевская А.А. Понимание текста: Психолингвистический подход.Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1988.

Залевская А.А. Слово в лексиконе человека: Психолингвистическое исследование. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990.

Залевская А.А. Индивидуальное знание: Специфика и принципы функционирования. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1992.

Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999.

Залевская А.А. Психолингвистический подход к анализу языковых явлений // Вопросы языкознанияю. 1999а. № 6. С. 31 – 42.

Залевская А.А. Роль тела в языковой коммуникации: Корпореальная семантика // Психолингвистические исследования: слово и текст. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. С. 35 – 46.

Залевская А.А. Время перемен в теориях лексической семантики //Прямая и непрямая коммуникация. Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж»,2003. С. 120 – 135.

Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. М.: Гнозис, 2005.

Залевская А.А. «Чувствующий мозг» в трактовке А. Дамазио // Слово и текст: Психолингвистический подход. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2005а. Вып.4. С. 41 – 55.

Зинченко В.П. Посох Осипа Мандельштама и Трубка Мамардашвили: К началам органической психологии. М.: Новая школа, 1997.

Зинченко В.П. Психологическая педагогика. Материалы к курсу лекций. Ч. 1: Живое знание. Самара: «Самарский Дом печати», 1998.

Кравченко А.В. Когнитивная лингвистика сегодня: интеграционные процессы и проблема метода // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004.№ 1. С. 37 – 52.

Крушевский Н.В. Очерк науки о языке // Хрестоматия по истории русского языкознания / Под ред. Ф.П. Филина. М.: Высшая школа, 1973. С.417 – 433.

Леонтьев А.А. Слово в речевой деятельности. М.: Наука, 1965.

Леонтьев А.А. Психолингвистика. Л.: Наука, 1967.

Менегетти А. Психосоматика: Новейшие достижения. М.: ННБФ«Онтопсихология», 2003.

Наумова Т.Н. Психологически ориентированные синтаксические теории в русской и советской лингвистике. Саратов: Изд-во Сарат. гос. унта, 1990.

Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976.

Рубинштейн С.Л. Избранные философско-психологические труды.Основы онтологии, логики и психологии. М.: Наука, 1997.

Сеченов И.М. Избранные произведения. М.: Учпедгиз, 1953.

Синергетика и психология: Тексты. Вып. 3: Когнитивные процессы /Под ред. В.И. Аршинова, И.Н. Трофимовой, В.М. Шендяпина. М.: «Когито-Центр», 2003.

Сорокин Ю.А. Этническая конфликтология. Самара: Русский лицей,1994.

Сорокин Ю.А. Соматическая карта: икона, символ, индекс // Языковое бытие человека и этноса. М.; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2003.

Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение // Хрестоматия по истории русского языкознания / Под ред. Ф.П. Филина. М.: Высшая школа,1973. С. 308 – 339.

Холодная М.А. Психология интеллекта: Парадоксы исследования. 2-е изд. СПб.: Питер, 2002.

Шарадзенидзе Т.С. Лингвистическая теория И.А. Бодуэна де Куртене и ее место в языкознании ХIХ – ХХ веков. М.: Наука, 1980.

Шахматов А.А. Синтаксис русского языка // Хрестоматия по истории русского языкознания / Под ред. Ф.П. Филина. М.: Высшая школа, 1973.С. 339 – 357.

Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность.Л.: Наука, 1974. С. 24 – 39.

Ярошевский М.Г. Сеченов и мировая психологическая мысль. М.: Наука, 1981.

Chomsky N. On nature and language. Cambridge: Cambridge University Press,2002.

Christiansen M.H., Chater N. (Eds.) Connectionist psycholinguistics. Westport (CO); London: Ablex, 2001.

Damasio A. Descartes’ error: Emotion, reason, and the human brain. New York: Avon Books, 1994.

Damasio A. The feeling of what happens: Body and emotion in the making of consciousness. New York; San Diego; London: Harcourt Brace & Co., 1999.

Damasio A. Looking for Spinoza: Joy, sorrow, and the feeling brain. Orlando;Austin; New York etc.: Harcourt, Inc., 2003.

Danesi M., Perron P. Analyzing cultures: An introduction and handbook.Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1999.

Denhiиre G. О специфике психолингвистического подхода к исследованию мышления и речи // Вопросы психолингвистики. 2004. № 2. С. 98 – 99.

Dupoux E. (Ed.) Language, brain, and cognitive development: Essays in Honor of Jacques Mehler. Cambridge (MA); London: The MIT Press (A Bradford Book),2001.

Eco U. Kant and the platypus: Essays on language and cognition. San Diego;New York; London: Harcourt, Inc., 2001.

Gertner D., Goldin-Meadow S. (Eds.) Language in mind: Advances in the study of language and thought. Cambridge (MA); London: The MIT Press (A Bradford Book), 2003.

Hardy C. Networks of meaning: A bridge between mind and matter. Westport (CO); London: Praeger, 1998.

Kess J.F. Psycholinguistics: Psychology, linguistics, and the study of natural language. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Co., 1993.

Maturana U. Metadesign: Human beings versus machines, or machines as instruments of human designs? Available: // http://www.inteco.cl/articulos/metadesign_parte1.htm

Ruthrof H. Semantics and the body: Meaning from Frege to the postmodern.Toronto: University of Toronto Press, 1998.

Ruthrof H. The body in language. London; New York: Cassell, 2000.

Slobin D. From «thought and language» to «thinking for speaking» //Grammatical constructions: Their form and meaning / Ed. by J.J. Gumperz,S.C. Levinson. Oxford: Oxford University Press, 1996. P. 70 – 96.

Slobin D. Language and thought online: Cognitive consequences of linguistic relativity // Language in mind: Advances in the study of language and thought /Ed. by J.J. Gumperz, S.C. Levinson. Cambridge (MA); London: The MIT Press (A Bradford Book), 2003. P. 157 – 191.

Violi P. Meaning and experience. Bloomington: Indiana University Press,2001.

ОНТОГЕНЕЗ ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Н.В.Уфимцева

Под овладением языком (родным или иностранным) психологи, как правило, понимают формирование умений и навыков понимания и выражения своих мыслей. Приступая к усвоению родного языка, ребенок, как пишет А.А. Леонтьев, сталкивается только с фактами, относящимися к области нормы. Он располагает известным тождеством звукового облика слова и известным тождеством предметной отнесенности (Леонтьев А.А., 1965, с.83).Исходя из этих двух нормативных данностей он постепенно реконструирует систему языка. Однако речь идет не о привычной для лингвиста системе, состоящей из языковых уровней, а о структуре языковой способности как части психики, в которой также выделяются несколько уровней: уровень предложений-квантов, уровень слов-квантов, формальный уровень и слоговой уровень (там же, с.123). И язык здесь понимается как деятельностная структура, к которой принадлежат 1) значения как социальные по своей сущности единицы, 2) универсальная организация речевой деятельности по единицам и уровням и 3) специфические для каждого языка операторы (непосредственные средства речепорождения и восприятия) (Леонтьев А.А., 1996, с.42).

Язык существует вне каждого из нас (иначе мы не могли бы общаться друг с другом). Он – достояние народа, нации, общества, к которому мы принадлежим. Но язык существует и внутри нас – он основа нашей психики. Понятие и слово – это часть человеческого мира, мира конкретной культуры, и именно через звук человеческой речи ребенок усваивает социальный опыт родной культуры. Имя, которое дается образу сознания (а одна из функций культуры как раз и состоит в том, что культура дает особое имя всем предметам и явлениям своего «культурного космоса») есть живое имя, ибо оно вырастает из действия и несет в себе его скрытую энергию (потенциальную модель культурного действия).

Как считает Н.И. Жинкин, «человеческий язык появился в процессе коммуникации в составе двух языков – внутреннего и внешнего. Это значит, что у человека развилось в этом процессе явление, которое мы теперь называем сознанием» (Жинкин, 1982,с.141). Внешний язык служит для взаимопонимания, внутренний – для поиска и обработки информации. Внешний язык формален, внутренний – концептуален. Язык-речь – это механизм, способный управлять получением и обработкой информации с тем, чтобы оптимизировать поведение и все виды человеческой деятельности.

Язык, вслед за А.А. Леонтьевым, можно рассматривать и как систему ориентиров, необходимых человеку для деятельности в мире его родной культуры, т.е. в социальном или предметном мире (Леонтьев А.А., 1997, с.272), а сознание – как «открывающуюся субъекту картину мира, в которую включен и он сам, его действия и состояния» (Леонтьев А.Н., 1975, с.125). Язык можно рассматривать и как практическое… действенное сознание, и тогда сознание соотнесено с языком как с социальной системой, частью опыта данной нации. Язык ни демиург сознания, ни его содержание, а лишь то, в чем и при помощи чего сознание существует.

Осознание возникает только через обозначение словом, через наименование, следовательно, как правило, осознается развернутая речь «или, в лучшем случае, те ее предстадии, когда формализуемые надындивидуальные объективные значения, находящиеся in statu nascendi, уже заметно оттесняют породившие их некоммуницируемые смыслы. Невербализованный же еще смысл не может быть осознан, ибо для того, чтобы он был осознан, он должен быть «назван», обозначен словом, а в таком случае он перестает быть «чистым» смыслом и превращается в элемент развернутой речи» (Бассин и др., 1978, с.40). Из этого преставления с необходимостью вытекает признание существования бессознательного психического, т.е. неосознаваемой психической деятельности.

Феномен сознания может быть представлен и как субъективная реальность (Дубровский, 1978), а точнее, как отображение объективной реальности и самих себя или субъективной реальности и самих себя. Если подойти к проблеме сознания-бессознательного с точки зрения информационных процессов, то тогда «наиболее важное феноменологическое различие между сознательным и бессознательным состоит в том, что первое представляет информацию, «открытую» для личности, а второе – информацию «закрытую», непосредственно для личности недоступную,но играющую, тем не менее, чрезвычайно существенную роль в общем балансе личностных информационных процессов» (там же, с.74). При этом необходимо помнить, что сознательные процессы занимают очень скромную часть среди всех психических процессов человека, а сами психические процессы, в свою очередь, «составляют лишь небольшую часть всего диапазона информационных процессов, осуществляющихся в организме» (там же,с.75). Сам же феномен сознания реализуется за счет снижения скорости информационных процессов. Как указывает Д.И. Дубровский, на бессознательно-психическом уровне за единицу времени перерабатывается в 10000000 раз больший объем информации, чем на сознательном уровне, да и энергетических затрат феномен сознания требует гораздо больших.

Сознание созидается посредством знаков (Л.С. Выготский).Значение слова представляет собой единство общения и обобщения, а это означает, что, с одной стороны, слово существует в реальном процессе общения, в системе «Я» и «Другой», а с другой – «внутренняя сторона слова, его значение выступает как психологический эквивалент обобщения в качестве неотчуждаемого от субъекта умственного образа» (Ярошевский, 1993, с.35). Из такой трактовки значения как основной составляющей сознания и вытекает представление о том, что значение развивается и проходит в онтогенезе определенные стадии своего развития, а в основе усвоения и «присвоения» значения лежит принцип интериоризации. Объектом же интериоризации выступает «инструментальный акт», т.е. опосредованная культурным знаком психическая функция, являющаяся «по происхождению» внешней, данной в системе реального общения и лишь вторично «переместившаяся» в личное, скрытое от других людей сознание (там же, с.70).Отсюда следует, что сознание человека – это явление интерпсихическое, существующее вне индивида в форме знаков и значений. Культурное развитие сознания начинается с момента рождения ребенка и совершается не по биологическим законам, а под действием системы обучения, исторически и культурно обусловленной. Признавая за сознанием системное строение, Л.С. Выготский видел единственный плодотворный путь его изучения в «семическом анализе», цель которого – раскрыть структуру значений и смыслов.

Существуют три типа регуляторов жизненных процессов: регулятор первого типа – наследственная передача информации; регулятор второго типа – мозг, действия которого основаны на научении и создании «проблемных моделей ситуации»; регулятор третьего типа – общественное сознание, основан на научении, но создаваемые им модели действительности основаны не на индивидуальном опыте, а на коллективном. Будучи специфически человеческим регулятором жизненных процессов – общественное сознание основывается на научении, а средством фиксации информации служат различные орудия в широком смысле (орудия труда, одежда, жилища и т.п.) и особые знаковые системы, одной из которых является язык.

Именно ориентация на поведение, общение, культуру привели Л.С. Выготского к мысли, что сознание созидается посредством орудий и других экстрацеребральных «инструментов», и прежде всего знаков, а ключом к пониманию природы человеческого сознания являются мышление и речь.

Развитием представлений Л.С. Выготского о структуре сознания являются и концепции А.Н. Леонтьева, В.П. Зинченко (Леонтьев А.Н., 1977; Зинченко, 1988). Сознание отождествляется с картиной мира, которая открывается человеку, в которую включен он сам, его действия и состояния (Леонтьев А.Н., 1977, с.125).Важнейшими образующими сознания признаются значения, поскольку именно они являются преобразованной и свернутой в материи языка идеальной формой существования предметного мира, его свойств, связей и отношений (там же, с.141). Именно значения лежат в основе механизма передачи знаний от поколения к поколению, поскольку, становясь идеальной формой существования предметного мира, они приобретают квазисамостоятельное существование и постоянно воспроизводятся в головах конкретных индивидов, управляют их внутренней и внешней деятельностью. Однако значения не единственные составляющие сознания человека; в индивидуальном сознании происходит дифференциация значений и смыслов в силу того, что присваиваемые индивидуальным сознанием значения хоть и являются производными от существующих в данном обществе «надындивидуальных» значений, но не в полной мере совпадают с последними. Причина этого коренится в том, что значения как бы ведут двойную жизнь: с одной стороны, они принадлежат обществу,а с другой, присваиваясь индивидуальным сознанием, они получают развитие в процессах деятельности и сознания конкретного индивида (там же). Именно в этой второй своей жизни значения и приобретают личностный смысл, т.е. индивидуализируются и субъективируются.

Сознание человека, по мысли А.Н. Леонтьева, это внутреннее движение его образующих, а субстанцией сознания является деятельность человека. Обсуждая вопрос о структуре индивидуального сознания, А.Н. Леонтьев выделил три «образующие»: чувственную ткань восприятия (или образа), значение и смысл. По мнению В.П. Зинченко (1988), эти три «образующие» не в полной мере обеспечивают связь сознания с бытием. Чтобы устранить этот недостаток, он вводит в число «образующих» биодинамическую ткань движения и действия. В новой схеме структуры сознания выделяются два слоя: рефлексивный (или рефлексивно-созерцательный) и бытийный слой2323
  Впоследствии В.П. Зинченко ввел в свою модель и духовный слой сознания.


[Закрыть]. Смысл и значение образуют рефлексивный слой сознания, а биодинамическая ткань движения и действия и чувственная ткань образуют бытийный слой сознания. Компоненты этой структуры не являются независимыми, поскольку они имеют общий источник происхождения – действие. Сами значения также неоднородны: значения могут быть предметными, операциональными, не фиксируемыми словом («ручные понятия», «предметные обобщения», «практические концепты», «ситуативные значения» и т.п.) и собственно вербальными (концептуальными).

Таким образом, индивидуальное сознание существует как весьма сложное образование, в строении которого дано единство субъективного и объективного: самонаблюдению доступны чувственная ткань и смысл, внешнему наблюдателю и регистрации доступны биодинамическая ткань и значение. Слои сознания «как бы пронизывает онтологическая вертикаль», она стоит на фундаменте действия» (Велихов и др., 1988, с.102).

Формирование языкового сознания начинается с бытийного слоя, точнее, с биодинамической ткани движения и действия ичувственной ткани образа до возникновения вербального значения2424
  С психологической точки зрения значения бывают трех видов: операциональные, предметные и вербальные. Такова же и последовательность их формирования в онтогенезе.


[Закрыть].

Как это прекрасно показал Ж. Пиаже (Piajet, 1979), появление языка у ребенка подготавливается развитием сенсомоторного интеллекта, который проходит несколько стадий. На первой стадии, которую Пиаже называет стадией сенсомоторной логики, сенсомоторный интеллект содержит в себе некоторую логику, логику действий, способность к генерализации действий, что,по мнению Пиаже, свидетельствует о начале логической генерализации или мышления (интеллекта). Результатом генерализации действий являются схемы, которые представляют собой своего рода концепты, однако они еще не имеют объема выражения.

Переход же от логики действия к концептуальной логике совершается на основе преобразования ассимиляции – основного феномена на уровне сенсомоторной логики. Если на первом этапе ассимиляция заключалась в интеграции объекта в схемы действия, то на этапе концептуальной логики ассимиляция имеет место между объектами, к которым может быть применена данная схема действия, т.е. объекты ассимилируют непосредственно друг другу. Но это предполагает уже наличие представления,и именно в этот момент и возникает символическая или семиотическая функция, поскольку возникает способность думать о какой-то вещи, которая непосредственно не воспринимается в данный момент. Символическая или семиотическая функция формируется в течение второго года жизни ребенка. Язык же, по представлению Пиаже, возникает на базе семиотической функции, но является лишь частным ее случаем. Суть символической функции состоит в дифференциации означающих (знаки или символы) и означаемых (объекты или события – в виде схем или концептуализованные). По мнению Ж. Пиаже, единственное означающее, которое существует на уровне сенсомоторной логики – это признак или сигнал, которые в действительности являются лишь частью или аспектом означаемого, а не являются его представителями (как символ или знак), позволяющими осуществить воспроизведение в памяти объекта или события, которые не воспринимаются непосредственно в данный момент, т.е.они управляют означаемым как часть целым или средство целью.Суть же символической функции, как мы уже указывали выше, состоит в том, чтобы отдифференцировать означающие от означаемых таким образом, чтобы первые могли воспроизводить представления вторых.

Возникновение символической функции знаменует начало формирования рефлексивного слоя сознания, т.е. вербального значения и смысла. Таким образом, мы видим, что за телом знака (означающим) стоит сложная структура образа сознания, который заключает в себе не только рефлексивные знания (значение и смысл), но и биодинамическую ткань живого движения и действия и чувственный образ, возникающий на его основе, и несет в себе энергию этого действия. Именно поэтому слово родного языка – живое слово.

Факторы, влияющие на формирование языкового сознания

Быстрота усвоения родного языка в раннем детстве, которая производит впечатление спонтанного развертывания врожденных структур, склоняет многих исследователей (например, группа ученых во главе с Н. Хомским) к признанию того, что основой такого усвоения являются врожденные знания2525
  См. дискуссию на эту тему между Ж. Пиаже и Н. Хомским (Tйories du langage… 1979).


[Закрыть]. Решающим аргументом в пользу врожденных структур признается наличие языковых универсалий, присущих всем известным языкам, тогда как национальные культуры и методы обучения и воспитания детей различны и, следовательно, не могут служить основой усвоения этих универсалий. Отсюда делается вывод, что усвоение этих универсалий осуществляется на основе врожденных знании

С точки зрения Ж. Пиаже, тот факт, что ребенок всего за несколько лет без всяких видимых усилий усваивает структуры логико-математической природы отнюдь не свидетельствуют в пользу теории врожденных знаний, поскольку сторонники этой теории не учитывают существования механизма саморегуляции, «такого же всеобщего, как и наследственность и, в некотором смысле, управляющего ею» (Пиаже, 1983, с.97). Саморегуляция имеет органические корни, присуща жизненным и мыслительным процессам, и ее действие может быть непосредственно проконтролировано. На аналогичный механизм указывает и Э.С. Маркарян, называя его принципом самоорганизации и считая его общим свойством биологических и общественных систем. Самоорганизующимися считаются информационно упорядоченные системы, способные «в процессах взаимодействия со средой к прогрессивной эволюции путем использования механизмов обратной связи»(Маркарян, 1983, с.93).Основным признаком самоорганизующейся системы является способность «стремиться к некоторому результату, руководствуясь определенными информационными программами» (там же). Эти программы не что иное, как «модели потребного будущего» Н.А. Бернштейна, который считал, что основной особенностью отражения внешнего мира мозгом является то, что это отражение строится по типу моделей, причем «модель потребного будущего» представляет собой отображение в мозгу задачи действия (Бернштейн, 1966, с.110). Таким образом, наш мозг должен обладать наряду со способностью формировать отражение ситуации, переживаемой в настоящий момент, и ситуаций, уже пережитых, зафиксированных в памяти, и способностью в какой-то форме «отражать» или конструировать ситуацию непосредственно предстоящего. В создании «модели потребного будущего», по мнению Н.А. Бернштейна, участвуют два взаимосвязанных процесса: вероятностное прогнозирование по воспринимаемой ситуации и процесс программирования самого действия, которое должно привести к реализации потребного будущего. Н.А. Бернштейн провозглашает принцип активности («модель потребного будущего») общим биологическим законом, а принцип обратной связи – основным принципом регуляции поведения, в том числе и речевого.