Текст книги "Нормотворческая юридическая техника"

Шрифт является важнейшей деталью законодательной техники. Шрифт должен полностью соответствовать внутренним закономерностям текста нормативного правового акта, быть его внешним выразителем. Заголовок закона, название разделов, нумерация статей, их названия, заголовки таблиц, приложений и др. набирается соответствующим шрифтом. Недопустимо в официальном источнике еле заметным шрифтом набрать название законодательного акта, его заголовок, а название дополнительных элементов (таблиц, перечней и т. п.) несоразмерно выделять.

Графические средства – важнейший элемент нормотворческой юридической техники. Недостаточное внимание к графическим требованиям влияет на композиционность нормативного правового текста, затрудняет пользование им и, в конечном итоге, снижает уровень юридической культуры.

Подытоживая, заметим следующее. Так называемые тематические требования нормотворческой юридической техники представляют собой ее важнейший инструментарий. Их профессиональное творческое использование позволяет решать главные задачи правового регулирования. Речь идет об определении содержания нормативного правового акта, предмета и участников регламентируемых отношений. Безусловно, отделение тематических требований нормотворческой юридической техники от логических и языковых правил, как отмечалось выше, является в значительной мере условным. Логические и языковые требования как бы подчинены тематическим и являются их внутренним механизмом.

§ 2. Логические требования к тексту нормативного правового акта

Структурирование проектов нормативных правовых актов, формулирование терминов и понятий, предложений, дефиниций, невозможно вне требований и приемов формальной логики. Знание логики и умение применять эти знания образуют краеугольный камень правового мышления и являются показателем его квалифицированности. Присутствие логики в правотворчестве «негласно», но естественно. Действия и операции нормоустановителя с единицами русского языка подчинены законам и правилам формальной логики и образуют внешне невидимую, но крайне важную логическую основу нормативного правового акта.

Непротиворечивость мышления считается самой существенной чертой логического мышления. Закон непротиворечия, запрещающий рассогласованность в тексте, формулируется так: не могут быть истинными два суждения (две мысли), одно из которых отрицает другое («а» и «не-а»). Противоречивость текста квалифицируется как серьезная ошибка, несовместимая с такими его важнейшими началами, как последовательность и взаимосвязанность. Нормативный правовой акт (как основная форма выражения права) не является исключением. Более того, противоречивость (антиномия) норм всегда была и остается одной из наиболее серьезных и «агрессивных» деформаций системы права, ибо покушается на ведущее, основное свойство права – быть системным, гармоничным социальным регулятором общественных отношений. При появлении юридических фактов противоречивость норм приводит к их коллизии, представляющей собой одновременное действие в системе права нескольких правил, регламентирующих одно и то же фактическое отношение. По своей сути коллизия норм – это возникающее на основе регламентирования одной фактической ситуации отношение между нормами, выступающее в форме противоречия (например, конфликт между запрещающим и управомочивающим правилом) или различия (разные санкции за одно и то же правонарушение)[123]123
  См.: Власенко Н. А. Коллизионные нормы в советском праве. – Иркутск, 1984; Юридическая конфликтология / под ред. В. Н. Кудрявцева. – М., 1995. – С. 98–106; Тихомиров Ю. А. Коллизионное право. – М., 2000.


[Закрыть]. Такая ситуация не только усложняет правореализацию, но и неизбежно снижает эффект юридического регулирования в целом.

Словом, непоследовательность положений нормативного правового текста, особенно нормативных правовых актов, призванных регулировать наиболее принципиальные стороны общественной жизни, ведет к хаосу юридических поступков, перерастающих в свою противоположность – произвол.

Противоречия в тексте подразделяются на контактные и дистантные. Для нормативных правовых актов в большей мере характерны так называемые дистантные противоречия норм – это, условно говоря, соседствующие противоречия, т. е. находящиеся в пределах одного текста (контекста). К дистантным относят текстуальные противоречия, члены которых разделены более или менее обширными участками текста[124]124
  Свинцов В. И. Логика. – М., 1987. – С. 135.


[Закрыть]. Понятно, что это деление во многом условно. Однако нормоустановитель должен иметь в виду, что особенность права как текста в том, что здесь противоречие может возникнуть не только в одной статье, нормативном правовом акте, но и в совершенно разных по «нормативной» теме правовых документах, неодинаковых и по юридической силе.

Несогласованность норм, подчеркнем еще раз, была и остается наиболее серьезным дефектом системы права, ибо покушается на основное качество – быть единообразным и сбалансированным социальным регламентатором общественных отношений. Конфликтующие нормы не только усложняют процесс правоприменения и низводят юридический эффект в целом. «Юридические коллизии, безусловно, – отмечает Н. И. Матузов, – мешают нормальной, слаженной работе правовой системы, нередко ущемляют права граждан, сказываются на эффективности правового регулирования, состоянии законности и правопорядка, правосознании и правовой культуры общества»[125]125
  Теория государства и права / под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. – Саратов, 2001. – С. 354.


[Закрыть].

Противоречивыми юридические нормы можно назвать тогда, когда они предлагают разные решения по одному вопросу Степень конфликтности норм («внутреннее напряжение») не всегда одинакова. В этой связи следует выделить антиномию норм, вызванную взаимоисключающими по содержанию предписаниями (запрещающие и управомочивающие правила), и антиномию, возникающую в случае менее существенных различий (например, разные санкции за одно и то же деяние).

Одновременно применение закона тождества позволяет увидеть в ходе работы над нормативным правовым текстом явные и скрытые противоречия. Первые хорошо видны в самом тексте, их обнаружение, как правило, не составляет труда. Вторые могут быть выделены только при помощи определенных аналитических операций.

Скрытые противоречия обнаружить сложнее, большую трудность составляет и их преодоление в процессе правоприменения. Коллизии (противоречия) в праве, с точки зрения природы появления и особенностей, подразделяются на темпоральные (временные), пространственные (территориальные), содержательные и иерархические. Темпоральные конфликты норм возникают по причине разновременного принятия правовых предписаний. Иначе говоря, одни нормы действуют, и по этому же вопросу нормодателем принимаются другие юридические правила. Территориальные коллизии появляются в связи с так называемой «вытянутостью» правового отношения в пространстве, изменениями федеральных и административных границ. Содержательные противоречия образуются в случаях частичного совпадения объемов регулирования юридических норм и возникают между предписаниями одинаковой правовой силы (объем регулирования специальной (исключительной) нормы охватывается общей). Иерархические (субординационные) столкновения возникают в связи с тем, что нормы разной юридической силы претендуют на регулирование одного фактического отношения.

Коллизии могут совпадать, как бы накладываться, нанизываться друг на друга, что, безусловно, дополнительно усложняет правоприменение. Это явление в праве получило название совпадение коллизий[126]126
  О совпадении коллизий подробнее см.: Opalek К., Wroblewski J. Zagadnienia teorii prawa. – Warszawa, 1969. – C. 102–104; Власенко H. A. Коллизионные нормы в советском праве. – С. 90–95; данная проблема, к сожалению, пока так и не привлекла к себе внимание исследователей.


[Закрыть]. В процессе правоприменения они преодолеваются соответствующими коллизионными нормами (темпоральными, пространственными, содержательными, иерархическими)[127]127
  Подробнее см.: Власенко Н. А. Коллизионные нормы в советском праве. – С. 56–90.


[Закрыть], регламентируя действия правоприменителя по выбору одной из конфликтующих норм. Это позволяет говорить о самостоятельности данной группы норм в системе права, о их специфичном предмете регулирования.

Важно подчеркнуть, что не все противоречия в праве носят негативный характер и, следовательно, являются дефектом системы права. В отдельных случаях противоречивость (конкуренция норм) вызвана необходимостью более точного (более тонкого) правового регулирования.

В соответствии с законом тождества («а» есть «а») предмет мысли в пределах одного рассуждения, одного доказательства, одной теории остается неизменным. Это утверждение бесспорно и относительно нормативного правового документа.

Соблюдение закона тождества позволяет избежать неопределенности, неконкретности положений текста будущего нормативного правового акта. Непоследовательность терминологии, разнобой понятий, неточность формулировок становятся причиной логико-структурных дефектов права, в основе которых лежит известная логическая ошибка – подмена тезиса.

Одно из средств избежать так называемой подмены слов (в том числе терминов и понятий) – повторяемость логико-структурной единицы[128]128
  Свинцов В. И. Логика. – С. 124.


[Закрыть]. В нормативном правовом тексте данное правило играет особую роль, так как с его помощью достигается точность правового текста и вслед за этим точность правовых норм, категоричность и формальная определенность содержания права. Речь идет о периодическом повторении в нормативном правовом акте (а по большому счету и в нормативно-правовой системе в целом) терминов и понятий, что с позиции общелитературных стандартов в большинстве случаев расценивается как недостаток. Нормоустановителю этого бояться не следует – это специфика нормативного правового текста, условие придания праву свойства единства и согласованности. Однако злоупотреблять, т. е. излишне употреблять одну и ту же логико-языковую единицу по причине нарушения эстетических критериев, не следует.

Способствовать нарушению закона тождества, создавать условия для этого могут такие свойства слов, как полисемия, синонимия и омонимия.

Полисемия (или многозначность) содержит в себе потенциальную многопредметность, способность к переносу значения (акт = документ; действие). В этой связи многозначное слово, не адаптированное в предложении, может не только затруднить понимание его смысла, но и нарушить логику нормативного документа. К сожалению, абстрактные понятия, многозначная терминология используются не только в тексте нормативных и индивидуальных правовых актов, но и в самих названиях, что затрудняет не только их применение, но и поиск (компьютерное хранение).

Синонимия (способность слов и их сочетаний к взаимозаменяемости: «определить» – «установить»; «губернатор» – «глава области») должна быть использована как уточняющее средство в правовом регулировании. Однако по большому счету, и о чем еще пойдет речь, в природе абсолютных синонимов нет. Если это так, то уже не приходится говорить об опасности для нормативного текста так называемых квазисинонимов.

Теоретически можно говорить и об омонимии как условии нарушения закона тождества в тексте акта, но вследствие своей очевидности такие ошибки маловероятны. В большинстве случаев такого рода дефекты права, в силу относительной длительности нормотворческого процесса во времени и системности его операций, снимаются еще в ходе работы над текстом. Однако это не основание полагать, что данные требования законотворческой техники должны оставаться без внимания.

Закон исключенного третьего означает, что в предмете указанный признак либо присутствует, либо нет[129]129
  Гетманова А. Д. Учебник по логике. – М., 1994. – С. 95.


[Закрыть]. В чем специфика проявления (действия) данного логического закона в ходе подготовки текста нормативного правового акта? Применим ли он? Несомненно, да. Конструкция правовых норм строится в соответствии с универсальным логическим приемом «либо – либо». Нельзя регулировать один и тот же поступок, одно и то же действие, состояние предмета (объекта) по-разному. В практической жизни, как очевидно, подобное приводит к хаосу. Регламентируя то или иное фактическое отношение (его сторону, черту), нормоустановитель должен придерживаться следующих требований, вытекающих из логического закона исключенного третьего:

а) нормативное правовое решение должно быть одно;

б) если в проекте нормативного правового акта по одному и тому же вопросу встречаются несколько правовых решений, то истинным, имеющим право на жизнь является только одно.

Анализ правотворческой практики показывает, что разнобой, разновариантность и, как следствие этого, противоречивость норм чаще всего встречаются при коллективной подготовке проектов законов и иных нормативных правовых документов. Речь идет о случаях, когда разными составителями подготавливаются отдельные статьи, главы, разделы проекта документа. Здесь следует обращать особое внимание на согласованность текста и его частей, и не только внутри самого текста, но и в связи с действующим законодательством.

Закон достаточного основания связывают с доказательственным мышлением, а по прямому смыслу слов – доказательственное мышление ассоциируется с доказательством, логическим приемом, в процессе которого истинность некоторого суждения (именуемое тезисом) демонстрируется путем его выведения из других истинных суждений (аргументов)[130]130
  Свинцов В. И. Логика. – С. 149.


[Закрыть]. Значит ли это, что закон достаточного основания «работает» только там, где что-то утверждается или отрицается, – словом где используется такая форма мышления, как суждение? Это крайнее истолкование доказательственности мышления, следовательно, и «поля деятельности» закона достаточного основания, как правильно указывает B. C. Свинцов, необходимо отклонить[131]131
  Свинцов В. И. Указ. соч. Еще более широкое толкование данному правилу дает А. Д. Гетманова, полагая, что «формулы этого закона нет, ибо он имеет только содержательный характер. Иногда, – пишет она, – в книгах для выражения этого закона дается формула а – б, однако это неправильно, ибо а – б не является тождественно-истинной формулой (Гетманова А. Д. Учебник по логике. – С. 100).


[Закрыть].

Закон достаточного основания универсален по характеру и проявляется в разных сферах жизни, в том числе в социально-нормативном регулировании, разновидностью которого является правовое.

Специфика правовой нормы как логико-языкового феномена состоит в том, что она не просто отражает действительность, а сформулирована по принципу «как должно быть», какой правопорядок целесообразнее.

Полностью избежать ошибок в выборе того или иного правового порядка невозможно, однако свести их к минимуму помогает конкретизация данного закона логики в нормотворчестве. Здесь оно приобретает следующую формулу: юридическое регулирование имеет достаточные основания. Иначе говоря, правовые нормы, как важнейшая разновидность специальных регуляторов, должны иметь достаточные основания, предопределяемые прагматизмом самой общественной жизни и установленные нормодателем для регламентирования общественных отношений. В этом случае они могут характеризоваться как доказательственные и аргументированные регламентаторы фактических отношений.

Доказательственное значение рассматриваемого логического закона мыслится только в рамках правовых норм и текстов, их выражающих. Здесь неизбежно еще раз возвращаемся к логической и языковой природе правовых норм, в частности в связи с суждениями. Не вдаваясь в дискуссию по этому вопросу, отметим лишь полярные суждения, имеющиеся в юридической науке. Одни авторы считают, что норма права – суждение со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами[132]132
  См., например: Бабаев В. К. Норма права как истинное суждение // Правоведение. – 1976. – № 2. – С. 30–37; Баранов В. М. Истинность норм советского права. – Саратов, 1989. – С. 50.


[Закрыть]. Другие, наоборот, категорически отрицают такое видение норм права, считая подобный подход ошибочным, отрицающим все многообразие и богатство права как логико-языкового явления в практике социально-нормативного опосредования общественных отношений[133]133
  См., например: Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. – Екатеринбург, 1993. – С 23–33; Кнапп В., Герлох А. Логика в правовом сознании. – С. 181. Подробнее о дискуссии по этому вопросу см.: Сырых В. М. Воистину ли нормы законов истинны? // Государство и право. – 1996. – № 7. – С. 26–33.


[Закрыть]. Достаточно искусственно выглядит позиция, согласно которой практически все логико-языковое многообразие правовых норм отождествляется с суждением. Другое дело – видеть в логико-языковом феномене права элементы суждения, и в этой связи – возможность и необходимость применения правила достаточного основания. Например, при формулировании правового понятия, диспозиции нормы и санкции нормы.

Достаточные основания (признаки) должны быть у правовой дефиниции. Без соответствующих оснований в гипотезе вряд ли можно представить себе соответствующие права и обязанности, изложенные в диспозиции, и достаточные основания, необходимые для той или иной санкции нормы права.

Итак, законы логики являются важнейшим элементом юридической техники, в том числе нормотворческой и имеют определенную специфику в ходе подготовки текста будущих правовых норм, что дает основание считать их в значительной мере самостоятельным требованием нормотворческой юридической технологии.

§ 3. Языковые требования к тексту нормативного правового акта

Языковую основу нормативного правового текста составляют предложения, устойчивые словосочетания, слова и аббревиатуры – так называемые языковые единицы. Языковые требования к проекту нормативного правового акта направлены на правильное использование лексических средств языка, выражающих волю нормодателя. Речь идет о таких главных лексических единицах как: нормативные грамматические предложения, юридические фразеологизмы, слова и аббревиатуры. В такой последовательности и проиллюстрируем языковой инструментарий нормотворческой техники и требования к нему.

Требования к формулированию нормативных грамматических предложений. Основная языковая единица текста нормативного правового акта образована из слов и устойчивых словосочетаний, подчинена закономерностям организации текста нормативного правового акта и выступает способом выражения норм права. Уровень адекватности воли и интересов нормоустановителя во многом зависит от технического качества предложения. При достижении указанной цели должны учитываться следующие требования:

1) соответствие грамматической формы. Особенности регулятивной природы права, прескриптивный (предписывающий) характер правовой информации предполагают строго определенную грамматическую форму. Таковыми являются констатирующие, повествовательные и утвердительные предложения. Подлежащее в них часто отсутствует. Природе права, характеру содержащейся в его нормах информации противоречит использование вопросительных, побудительных и иных предложений;

2) отсутствие перегрузки простых предложений однородными членами, которые в силу их количества затрудняют восприятие мысли законодателя. С целью облегчения восприятия «длинность» можно преодолеть с помощью простой цифровой графики: 1), 2), 3); букв – а), б), в), добавлений «и т. д.», «и т. п.», «и др.»;

3) недопустимость использования несвойственных регулятивной природе юридических предписаний противопоставительных союзов «а», «но», «чтобы» и тем более таких редких для официальных текстов как «да», «да и», «не то», «хоть», «а также» и др. Указанные союзы не только не отвечают законодательному стилю, но и способны покушаться на грамматическую форму предложения и тем самым отрицательно влиять на точность выражения воли законодателя;

4) простота стиля, безличный характер содержания. К данной цели в законотворчестве нужно стремиться, насколько позволяет смысл нормативного предписания, ибо стремление к простоте и доступности изложения правовых норм не должно наносить ущерб полноте и точности предписания, не должно приводить к упрощенчеству и примитивизму.

Требования к использованию правовых фразеологизмов. Фразеологические обороты – наиболее устойчивые сочетания слов, воспроизводимые в нормативном правовом тексте как готовые единицы языка («если иное не предусмотрено…», «в порядке, установленном…», «ввести в действие…», «признать утратившим силу…», «причинение вреда здоровью», «злоупотребление полномочиями»).

Фразеологизмы или устойчивые сочетания слов – величайшее достояние правового языка, одна из его главных ценностей. Фразеологические сочетания – одно из главных условий адекватности выражения нормативной воли и точности регламентирования, способ достижения документально-юридического стиля проекта нормативного правового акта и соответствующего объема (плотности) информации.

С позиции происхождения и функций в системе права устойчивые сочетания можно подразделить на общедокументальные («штатное расписание», «положение дел», «жесткий порядок», «предоставить документы», «основы жизнедеятельности», «письменная форма») и собственно юридические («сторона в обязательстве», «соглашение сторон», «заключить договор», «сроки давности», «совместная собственность», «продажа с публичных торгов», «исполнительный лист», «деятельное раскаяние», «предметы ведения», «трудовой стаж»). Среди общедокументальных и собственно юридических можно выделить так называемые «подвижные», или свободные, сочетания. Это сочетания, которые позволяют в тексте (речи) заменять слово или даже часть сочетания («заключить сделку – совершить сделку», «достижение совершеннолетия – достижение восемнадцатилетнего возраста», «возбудить уголовное дело – возбудить уголовное производство», «установить законом – предусмотреть законом», «продажа товаров – реализация товаров», «если иное не предусмотрено договором – если иное не установлено договором»).

Основное требование к правописанию всех фразеологизмов – их точное воспроизведение в правовых нормах. Речь идет о буквальном формулировании фразеологического оборота и адаптации со смыслом предложения и текстом закона в целом. Фразеологизм (его природа) не допускает замену слов, расширение или усечение его состава, а также нарушения порядка (связи) между словами. Для свободных (подвижных) сочетаний главное требование в том, чтобы сохранить смысловую устойчивость языковой единицы и выбрать оптимальную для правового регулирования вариантность.

Правила применения свойств слов. В языкознании слово всегда рассматривалось как важнейшая исходная единица речи и текста. Слово выступает своеобразным «кирпичиком» любого текста, в том числе и законодательного. С помощью такого строительного материала как слово образуется текст закона. Многие свойства слов выполняли и выполняют роль приемов нормотворческой техники. Рассмотрим требования к использованию наиболее употребляемых в нормотворчестве свойств слов.

Одним из таких приемов, причем наиболее часто встречающимся, является полисемия (или многозначность слова). Это результат обобщения едва заметного сходства между предметами, явлениями. Иногда об этом свойстве слов говорят как об историческом наращивании разных значений в пределах одного слова. В правотворчестве чаще всего используется простой перенос смысла слова (метонимия) на основе их связи, схожести. В законодательстве наиболее активно полисимируют слова «акт», «положение», «орган», «лицо», «область», «структура», «ведомство», «фонд», «состав», «очередь», «пункт», «набор», «разряд», «оборот», «перевод», «брак» и т. д.

Сказанное можно проиллюстрировать на примере слова «акт», имеющем в нормотворческом массиве, по нашим наблюдениям, свыше двадцати значений. Вот некоторые из них: «правомерный акт», «акт приемки», «законодательный акт», «коммерческий акт», «акт-толкование» и т. д. Нормоустановитель в настоящее время активно наращивает полисемические свойства слов «зона» («дачная зона», «многофункциональная зона», «зона застройки средней плотности», «зона застройки высокой плотности», «этноприродные зоны», «зона чрезвычайной ситуации»), «нужды» («государственные федеральные нужды», «государственные областные нужды», «муниципальные нужды»), «кандидат» (в депутаты, в судьи, в губернаторы и т. д.), «наблюдатель» (иностранный, международный), «инструменты» («инструменты реализации основных принципов»), «купол» («купол загрязнения»), «деградация» (земель), «новация» (обязательств). Заметим: полисемия – величайшее достоинство русского языка, его гордость. Приведенные примеры показывают значение права в развитии полисемических свойств слов.

При подготовке текста проекта нормативно-правового документа допустимы метафоры как разновидность полисемии, представляющие собой переносное употребление прямого (номинативного) значения слова («сберегательная книжка», «признать утратившим силу», «судебный приказ», «снять кандидатуру», «бегущая строка» (из законодательства о рекламе), «конкурсная масса», «горячий цех», «уход за ребенком», «головная организация», «слушание при закрытых дверях», «прекращение мандата», «потребительская корзина», «суррогатная мать» (СКРФ, ст. 51)). Нормотворческая техника в основном использует так называемые бледные метафоры – устоявшиеся, типичные для документальной лексики («рамки», «фонд», «рабочее место», «железнодорожная ветка», «брак», «перевод», «процедура»)[134]134
  В нормотворческой практике могут использоваться и более редкие формы полисемии – катехрезы и синекдохи. Подробнее об этом: Власенко Н. А. Язык права. – Иркутск, 1997. – С. 52–53.


[Закрыть].

К правилам использования правовой полисемии следует отнести:

1) недопустимость использования не устраненной нормативным грамматическим предложением или сочетанием многозначности слова (словосочетания). Многозначное по своей природе слово требует конкретизации, уточнения, привязки к смыслу предложения. Например, в нормотворческой практике без привязки не используется уже упомянутое слово «акт» («акт-документ», «акт-толкование», «акт-разъяснение»);

2) недопустимость «насыщения» будущего нормативного акта текста многозначными словами и сочетаниями. Обилие слов с переносным значение отрицательно влияет на точность выражения юридических норм, что вызывает трудности ее понимания и толкования.

Следующий, не менее значимый прием нормодательной лексической техники – синонимия, т. е. взаимозаменяемость слов и словосочетаний («законодательный – представительный», «временное выселение – эвакуация», «выбор гражданства – оптация», «выпуск денег – денежная эмиссия», «несостоятельность – банкротство», «ходатайство – заявление»). Закономерностью законотворческой деятельности является стремление к минимуму синонимов, что основано на точности и ясности содержания законодательного текста как условии его единообразного понимания и применения. Это ни в коей мере не означает, что синонимия в законодательстве недопустима, как это иногда ошибочно полагают даже специалисты[135]135
  См., например: Савицкий В. М. Язык процессуального закона: вопросы терминологии. – М., 1987. – С. 23.


[Закрыть].

Синонимия в правовом регулировании играет важную прагматическую роль – уточняет, адаптирует волю нормоустановителя. С помощью синонима высвечивается иная сторона того же объекта или явления. Основная задача синонима в нормативном тексте – уточнение мысли нормоустановителя. Основываясь на этом, синонимия как прием юридической техники может использоваться в роли жесткого последовательного уточнения мысли нормоустановителя. В этих случаях дублирующее слово стоит за основным и, как правило, в скобках. Например, в законодательстве о местном самоуправлении: «органы местного самоуправления (муниципальные органы)»; в семейном праве: «основы правопорядка (публичный порядок)».

Синонимия может выступать и как свободное уточнение мысли (воли) нормодателя, без последующего «скобочного» сопровождения эквивалентных слов и сочетаний. По своей природе этот прием нормотворческой техники мало чем отличается от литературного приема использования иного слова или сочетания с целью простоты и ясности выражения и мысли. Например, в Гражданском кодексе РФ в ст. 266, 267 используются как идентичные понятия «гражданин, обладающий правом пожизненного наследуемого владения земельным участком» и «владелец земельного участка». Степень более высокой юридической точности первой формулы не вызывает сомнения. Вторая формула – владелец земельного участка – уточняет то, что гражданин, обладающий правом пожизненного наследуемого владения земельным участком является его владельцем. Это последующее уточнение есть одновременное упрощение используемого в законе основного понятия. Как видно, синонимирование позволяет, с одной стороны, уточнить мысль нормоустановителя, а с другой – упростить, сделать выражение ясным, более понятным для правоприменителя. Простота мысли – само по себе явление очень важное, но нельзя сбрасывать со счетов и стремление законодателя к экономии объема текста закона.

К требованиям по использованию синонимов следует отнести:

1) недопустимость использования квазисинонимов-слов или сочетаний, не состоящих в так называемом синонимическом родстве. Употребление в нормативном акте квазисинонимов – дефект, опасно влияющий на смысл норм права и способный изменить волю законодателя. В региональной нормотворческой практике встречается употребление в качестве синонимов сочетаний «письменное заключение» – «экспертиза»; «согласование документа» – «получение визы»; «запрос» – «иск»; «отчуждение имущества» – «распоряжение имуществом»;

2) недопустимость использования неточного оттеночного синонима. Каждый синоним имеет свой оттенок, свое оттеночное значение. Стремление выгодно применить оттенок синонимирующих слов и сочетаний требует от законодателя кропотливого поиска, «примерок» конкурирующих языковых единиц. Неудачно подобранный синоним вносит дезорганизующее начало, неточно ориентирует правоприменителя («катастрофическая обстановка»);

3) недопустимость синонимического излишества. Обилие синонимов, их бессистемное употребление снижает эффект понимания законодательного текста. Природа законодательного текста предполагает строгую дозировку синонимами. В этом – своеобразие текста закона, вытекающее из его функционального назначения.

В технологии нормопроектной деятельности нередко в качестве приема используется антонимия – взаимоисключаемость, противоположность значений слов. Противопоставление, взаимоисключаемость понятий, значений слов и сочетаний – часто главные, решающие приемы юридического регулирования общественных отношений («право – обязанность»; «правонарушение – правомерное поведение»).

Правовое регулирование – явление сложное и многообразное, и здесь противопоставляемость значительно богаче, часто выходит за пределы существующих антонимических пар. Иначе говоря, для достижения правового эффекта нормоустановитель нередко противопоставляет понятия и слова (словосочетания), выражающие явления и события, не состоящие в антонимических отношениях. В правовом регулировании нередко можно увидеть противопоставления таких терминов как «губернатор – спикер»; «исполнительная государственная власть – представительная (законодательная) государственная власть»; «мэр района – дума района». Подчеркнем, говорить об антонимических отношениях указанных выше пар можно лишь с долей условности; нет указанных сочетаний в словарях антонимов. Однако юридическое регулирование объективно строится именно на так называемой «игре» противопоставления слов и словосочетаний.

К требованиям надлежащего применения антонимов в тексте законопроектов следует отнести:

1) соблюдение принципа симметричности (взаимоисключаемости слов или словосочетаний) при использовании антонимической пары. Противоположное слово или выражение не может произвольно заменяться другим словом или сочетанием. При конкуренции синонимического и антонимического правил юридической техники верх берет антонимическое правило. Это вытекает из природы правового регулирования, его рациональных начал;

2) по возможности необходимо избегать противопоставления многозначных слов, а также слов, находящихся в синонимической зависимости. Противопоставление многозначных слов может нарушить согласованность правовых норм, единство системы права, а следовательно, затруднить восприятие нормативно-правового текста, идеи нормодателя. Сопоставление близких по значению слов (синонимов) также способно девальвировать текст проекта нормативного правового акта. Вряд ли следует говорить о необходимости исключать противопоставление слов-омонимов.