Текст книги "Год в гареме Дубая. «Золотая клетка»"

Глава 3

На следующее утро кататься я не поехала, потому что проспала. Было обидно из-за упущенной возможности, но выводить свою «тезку» в жару я не рискнула, думаю, мне и не позволили бы это сделать. Навестила Амаль в конюшне, угостила ее и вороного яблоками, немного послонялась по конюшне, отдавая должное ее организации, и вернулась в кондиционированную прохладу шатра.

Поспала, поела, приняла ванну, высушила волосы, покрасила ногти, с трудом найдя среди предложенного светлый лак, снова поела…

Скука смертная…

После заката мы с Асият выбрались наружу. Было душно, но дольше сидеть внутри, рискуя заработать клаустрофобию, я не могла.

Оазис прекрасно освещен, как и все в Эмиратах, здесь тоже многочисленные солнечные батареи на каждом фонаре днем собирали энергию, а ночью отдавали. Хоть какой-то плюс от пустыни…

От нечего делать вдруг попросила Асият рассказать о хозяевах оазиса, прежде всего о Сауде. Девушка моему интересу удивилась, ведь она проспала мою попытку сбежать и не знала о споре на прогулке.

– Вай, ты зовешь его просто Саудом…

– А как надо?

– Его высочество.

– Как?!

– Он наследный принц… – шепотом пояснила Асият.

– Прямо-таки принц?

– Да.

В Дубае принято «стучать» на соседей, сослуживцев и вообще нарушителей.

Стены в домах исключительно тонкие, а звукоизоляция никудышная, потому, как говорят сами дубайцы, вы на милости соседей. Они слышат все и вполне могут донести.

Нет, не на ваши террористические замыслы, а на то, что вы не муж и жена. В Эмиратах жить вместе, не состоя официально в браке, запрещено всем. Потому снимать квартиру вместе с гражданским супругом не получится, вернее, получится до первого звонка бдительных соседей.

Куда это меня занесло, в гарем к принцу? На Востоке очень любят цветастые титулы, не исключено, что высочество тоже местного значения. Понимая, что все это внешняя мишура, быть принцем соседней деревни, конечно, престижно, но как-то не слишком солидно, я все же восхитилась – смотри-ка, а шейх-то настоящий, пусть и местный.

В глубине души понимала, что это не так, слишком роскошно – содержать для посещения пару раз в месяц целый оазис, и как содержать! Асият сказала, что это в малых шатрах по одной ванной, в четырех больших по две на шестерых и там бесконечные скандалы, кому когда ванну принимать.

Асият принялась рассказывать о родителях Сауда и Рашида, вернее, об их матери, про отца она ничего толком не знала.

– Шейха Махасин настоящая красавица, всем девушкам оазиса до нее далеко!

– Шейха?

– Да. Если муж шейх – жена шейха.

Ладно, пусть будет шейха.

– Она сюда часто приезжает?

Не мамаша ли поставляет сыновьям красоток? Все может статься.

– Сюда?! Нет, сюда никто не приезжает, кроме тех, кого ты видела вчера.

– Хорошо, рассказывай про Макасин.

– Махасин. Она очень знатная, – сообщила Асият, – причем с трех сторон.

– Это еще как?

– Почему башню называют то Бурдж Дубай, то Бурдж Халифа?

Из благодарности.

Начинали строить в 2004 году Бурдж Дубай, но в 2008-м грянул кризис, и башня грозила стать самым высоким и амбициозным долгостроем. Допустить этого не только шейх Дубая, но и президент страны никак не могли. Абу-Даби в лице шейха Халифа ибн Зайед аль-Нахайян пришел на помощь, конечно, финансовую.

Башню достроили быстро, кстати, она окупилась еще быстрей, поскольку квартир в этом самом высоком сооружении на Земле не хватило всем желающим, несмотря на сумасшедшую стоимость – более $40000 за квадратный метр!

Благодарные дубайцы в день торжественного открытия Бурджа переименовали его из Бурдж Дубай в Бурдж Халифа в честь спасителя столь значимого проекта – президента ОАЭ шейха Абу-Даби Халифа ибн Зайед аль-Нахайян.

– У шейхи Махасин предки аль-Нахайян, аль-Мактум и аль-Касими!

Я согласно кивнула:

– Понятно. Теперь объясни, что это за хайян, и всякие сими…

– Не вздумай так сказать вслух! Род аль-Нахайян правит Абу-Даби уже очень-очень долго, ой, как долго! А Мактумы Дубаем тоже долго.

– А Касими небось Шарджем?

– Вот! А говоришь, что ничего не знаешь.

– Я догадалась.

Асият продолжила поучать:

– Шейх Зайед, первый президент, был аль-Нахайян, сейчас правит его сын шейх Халифа. Его именем названа Бурдж Халифа, знаешь?

Это я помнила, прочитала, когда готовилась работать в Дубае, все же нужно знать местных правителей.

Меня куда больше заинтересовало следующее сообщение Асият:

– А у нашего хозяина жена вообще из хашимитской династии, как шейха Хайя, вторая жена шейха Мухаммеда…

Я запуталась в шейхах и женах и потребовала объяснить:

– Давай по порядку. Шейх Мухаммед…

– …бен Рашид аль-Мактум правитель Дубая, – с восторгом продолжила Асият, – он породнился с хашимитской династией, женившись на принцессе Хайе.

– Это которая лошадей любит? – вспомнила я.

– Да!

– Теперь объясняй про эту самую династию.

– Хашимитская династия – прямые потомки Хашима, прадеда пророка Мухаммеда! Он тоже был Хашимит. – В голосе Асият звучала такая гордость, словно принадлежность пророка к династии Хашимитов ее личная заслуга.

– А при чем здесь наш хозяин? Кстати, который из них?

– Принц Сауд! У него жена тоже из хашимитской династии. Представляешь, какая кровь течет в жилах его дочери?! Хашимиты, Нахайяны, Мактумы и Каси ми – все отдали ей по капле своей крови.

Я чуть за голову не схватилась:

– Ну и смесь! Кстати, кровь не в жилах, а в артериях и венах.

Асият уставилась на меня, не понимая. Я решила не вдаваться в анатомические подробности нашего организма и поинтересовалась иным:

– Девочка-то хоть красивая?

– Не знаю… – мечтательно вздохнула Асият, – я ее не видела. Но какая она ценная!

– Асият, сейчас никто в мире на это не смотрит.

– Почему?

Я разровняла песок и подозвала девушку к себе:

– Вот смотри. У мамы кровь очень ценная – А. У папы – В. Какая будет у детей? АВ, так? Дочь АВ вышла замуж за мужчину, у которого кровь CD. Какая кровь у их детей? ABCD…

На песке росли столбики и количество букв в строке. Буквы быстро закончились, Асият запротестовала:

– Нужно было замуж выходить в своей династии! Или за того, у кого тоже предки королевской крови.

Я рассмеялась:

– Хорошо, будем считать, что и С королевская кровь. И даже Т или М. И кровь Е заменим на А, пусть хашимитов будет больше. Все равно. Какой она потомок пророка?

– Не знаю, кажется, 43-й.

– У нее действительно только капля хашимитской крови. Ценный ребенок, даже царапины допустить нельзя – вдруг та самая капелька и вытечет?

Увлекшись своим сарказмом, я не заметила появившуюся рядом Раису. Ворона, как я прозвала ее для себя, холодно поинтересовалась:

– Чему ты так радуешься?

А вот фиг ты мне испортишь хорошее настроение! Я раскинула руки в стороны:

– Жизни! Звездам! Небу! – окинула ее с ног до головы и неожиданно холодно, точно попав в ее тон, добавила: – И вам, конечно.

Сзади послышались сдавливаемые смешки. Логично.

Предел моих математических талантов – таблица умножения, я никудышный физик, химик и т. д., ни черта не смыслю ни в какой технике, во всем кроме рисования мои руки растут из того места, откуда у остальных ноги, но вот талантом к рисованию, некоторыми вокальными и пародийно-актерски ми данными меня Господь не обделил. Чем и горжусь!

Да, еще способностями к языкам.

В общем, стопроцентный гуманитарий. Девчонки звали меня Галкиным в юбке, хотя я юбок практически не ношу, они мешают свободно двигаться.

Потому моя пародия на Ворону удалась, могу сказать об этом без ложной скромности. Она, конечно, не оценила.

– Иди к себе.

Я с трудом удержалась, чтобы не сказать еще что-нибудь едкое, но подчинилась. В конце концов, здесь ее вотчина, до приезда Сауда можно и не дожить…

Семь эмиратов – Абу-Даби, Дубай, Шарджа, Аджман, Рас-аль-Хайма, Эль-Фуджейра и Умм-эль-Кайвайн – федеративное государство, образованное в 1971 году (вернее, Рас-аль-Хайма присоединился к шести другим в следующем).

Все семь эмиратов – абсолютная монархия, где власть передается по воле предыдущего монарха.

Во главе федерации – президент, это обязательно шейх самого большого эмирата Абу-Даби. Вице-президент и по совместительству премьер-министр – шейх Дубая. Остальные шейхи образуют состав Совета, к мнению которого президент и премьер прислушиваются, и только.

Граждане ОАЭ очень ценят первого президента, человека, собравшего бедуинов в единое государство, – шейха Зайеда ибн Султан аль-Нахайяна, правившего страной до 2002 года. В августе как национальный праздник отмечается день восшествия на престол этого шейха.

Династия аль-Нахайян правит Абу-Даби свыше 250 лет. Сейчас у власти сын шейха Зайеда шейх Халифа бен Зайед аль-На хайян.

У власти в Дубае свыше 150 лет династия аль-Мактум. Сейчас правит (и является премьер-министром ОАЭ) шейх Мохаммед бен Рашид аль-Мактум.

Самый богатый из эмиратов – Абу-Даби, именно у них есть нефть.

Самый современный – Дубай, который свою нефть уже выкачал, но благодаря дальновидности шейха Мохаммеда вложил большую часть денег в развитие самого современного (и самого искусственного) города мира.

К вечеру приехала машина, но это не Сауд и не Рашид, привезли продукты и какие-то вещи.

– Это тебе! – Раиса кивнула на довольно большой пакет, который занес в шатер охранник. – Хозяин прислал.

Почему бы не сказать «Сауд»? Какое раболепие…

Я с любопытством заглянула в пакет и едва не завопила от восторга. В нем были рисовальные принадлежности – несколько наборов бумаги, карандаши (ну очень дорогие, как все у шейхов!), уголь, сангина, плотная папка, которую можно использовать вместо мольберта…

Весь вечер рисовала. Асият с изумлением наблюдала, как на чистом листе бумаги под моим карандашом постепенно проступает ее лицо.

– Какая ты талантливая!

Я вдруг заинтересовалась:

– Асият, откуда ты так хорошо знаешь английский?

– Я жила с родителями в Австралии.

– А как попала сюда, австралийцы же хорошо зарабатывают?

Я имела в виду, что в Эмиратах австралийцам платят очень хорошо, и они не трудятся в качестве прислуги.

Асият грустно покачала головой:

– Мы из Таиланда. В Австралии родители работали. А потом большой пожар… Мы с братом не могли там оставаться.

В общем, еще одна грустная история…

Очень хотелось нарисовать Сауда, но я боялась, что не смогу скрыть свой излишний интерес к принцу и не стала делать даже наброски.

Еще Раиса принесла айфон, не самый дорогой по местным меркам – без стразов и золотого корпуса, но позволить себе такой дома я едва ли смогла бы. И что толку от возможностей айфона, если интернета здесь не было?

При умопомрачительном стремлении ко всему новому и навороченному в Дубае настоящие проблемы с интернетом. Он очень дорогой и страшно медленный. Привыкшим «летать» в Сети приходится скрепя зубами ждать подключения, переключения, соединения…

Оптиковолоконной связи еще мало, новые кабели протягивают в основном в офисы государственных компаний или очень богатые офисы международных фирм, потому жителям достается через одного. Провайдер один – государственный, и он не торопится. Говорят, новые районы уже все с новой технологией, а вот остальные все с ADSL.

О всяких пустынных оазисах и говорить не стоит.

Очень дорогая сотовая связь, но при этом вы не увидите ни одной арабки без мобильного в руках. Это такая же привычная деталь, как абая или хорошая сумка.

Строгая цензура, запрещающая все, что можно запретить, например, наш «ВКонтакте», в котором нашли много вольностей сексуального плана.

Запрещен Скайп, наверное из-за боязни, что собеседник на другом конце света увидит лицо женщины и совратит ее на расстоянии.

Конечно, любые запреты находят способ обойти, но как это сделать – советовать не буду, поскольку не знаю сама.

Почти сразу телефон зазвонил. Конечно, это был Сауд.

– Я все заказал правильно? Что-то еще нужно?

Очень хотелось сказать, чтоб вернул меня в Дубай, но я не стала обострять ситуацию. Поблагодарила от души. Он остался доволен.

– Если что-то понадобится, позвони по этому номеру, я прикажу привезти.

Раису, несомненно, задело то, что у меня с хозяином личная телефонная связь. Но она умела не выдавать свои чувства…

Честно говоря, пока моя золотая клетка не была узка в плечах и не сильно давила на макушку. Ладно, потерплю до приезда Сауда, а там договоримся.

…На следующий день после прогулки на лошади я отправилась обследовать территорию и порисовать в роще. Проходя мимо хозяйственной постройки, заметила приставленную к крыше лестницу. Крыши, как везде в жарком климате, плоские, ровные. Здесь нет дождей, нет необходимости делать скаты и отливы.

Любопытство толкнуло меня к лестнице. Все какое-то развлечение.

На крыше оказались ровными рядами разложены на просушку финики. Вся крыша рыжая. Финики вообще-то оранжево-рыжие, а темно-коричневыми становятся после сушки.

Я забралась наверх, прошла между рядами. Солнце припекало основательно, как всегда делает, едва появившись в небе и до самого заката. Но посреди замечательно оранжевой крыши темное пятно тени от соседней пальмы.

Вообще-то, пальмы не растут вплотную к постройкам, им простор нужен, но эта росла. А может, построили, когда она уже стояла на месте? Как бы то ни было, посреди рыжего пространства имелась тень, где можно посидеть, спрятавшись от всего оазиса. Мстительно подумалось: пусть поищут, потом вспомнила об Асият и решила, что это жестоко по отношению к ней.

Ничего, сарай, крыша, финики и тень от пальмы никуда не денутся, я вернусь с альбомом и карандашами завтра. Зато теперь у меня был свой уголок, недоступный для остальных.

Я пришла туда на следующий день и приходила каждый следующий, если не уезжала из оазиса. Садилась в тени пальмы и бралась за карандаш. Рисовала по памяти все подряд, руки, истосковавшиеся по карандашу, требовали еще и еще!

Когда тень становилась слишком маленькой, чтобы в ней прятаться, возвращалась домой.

В Дубае много открытых бассейнов, они на виллах, в городских кварталах между домами, при отелях…

И это одно из немногих мест, где в июле-августе воду в открытых бассейнах… охлаждают, потому что горячее солнце нагревает ее до температуры выше температуры человеческого тела.

Меня страшно раздражала привычка девушек приходить в шатер и вести себя там как дома. Они бесцеремонно брали все подряд, рассматривали, бросали где попало…

Их было много, не приходила только Лиана и ее особо приближенная свита. Остальные, человек двадцать, по очереди отравляли мне жизнь. Возразить нельзя, мы в Аравии, где особое почтение к гостям, даже самым наглым.

Я оказалась вынуждена спрятать все, что можно испортить или чем никогда не станешь пользоваться вместе с чужими – щетки, расчески, разные мелочи из ванной… На виду оставался их любимый лак для ногтей, украшения, которые полагались мне, как и всем (зачем, я ведь не просила?), и прочее мне лично совершенно ненужное.

Я понимала, что девушкам до смерти надоело их общество в своих шатрах, к тому же любопытно, что я за птица, но мне-то каково? Сначала я была визитам даже рада, поскольку это возможность познакомиться со многими, не нарываясь на Лиану. Но быстро поняла, что визиты ею и организованы. Говорить с красавицами, озабоченными только своими надеждами или чужими успехами, практически не о чем, они даже не знали, где именно находится оазис (сюда нарочно набирали таких дур?). Рассказать мне о порядках Асият могла куда лучше, а эти являлись, как сказала моя подружка-служанка, «пощипать».

– Что пощипать, Асият?

– Разве ты не видишь? Они приходят, чтобы что-то испортить.

– Да ладно тебе!

И сразу поплатилась за свое нежелание прислушаться к словам мудрой Асият.

Она налила ванну и отправилась за полотенцами к Раисе (завхоз, однако!), а я пыталась придумать, как выпроводить двух надоедливых особ, поскольку принимать ванну в их присутствии не собиралась. Был уже поздний вечер, они все не уходили и не уходили, а пена оседала…

Одна из девушек чем-то отвлекла меня в гостиной, где была вторая, не знаю, позже я поняла, что в ванной.

Традиционное арабское приветствие. Носами трутся так, что те сплющиваются!

Наконец гостьи ушли, я с облегчением вздохнула и принялась раздеваться. Что заставило меня сдуть часть пены в сторону, сейчас уже не помню, кажется, захотела посмотреть уровень воды. Очень удачно потому, что вода оказалась… синей!

Не голубой, как в бассейне из-за цвета дна, не лазурной, как в море, а просто синей в ослепительно белой ванне!

Сзади ахнула Асият. Мне в ванну вылили краситель индиго! Сунь я туда хотя бы ногу – отмывалась половину оставшейся жизни!

Я рванула пробку, чтобы выпустить воду. Потом мы с Асият в четыре руки спешно драили ванну, но голубой налет так и остался. Это окончательно вывело меня из себя, я отправила Асият за Раисой.

Та пришла, кипя от ярости, было поздно, и надсмотрщица явно собиралась спать. Недоуменно посмотрела на поголубевшую ванну, потом, видно, поняла в чем дело. Под никабом выражение лица не видно, но в глазах мелькнуло что-то грозное.

– Раиса, запретите всем этим, – я кивнула на шатры девушек, – приходить в гостевой шатер. Если они будут пакостить мне, это одно, но если испортят гостевой шатер, пострадаете и вы тоже.

Очень хотелось сказать, что я сейчас позвоню Сауду и все расскажу, но я сдержалась. Жаловаться Хозяину на мелкие пакости девушек несолидно, к тому же такой рычаг давления стоило оставить на более серьезный случай. Я не сомневалась, что он произойдет.

Сработало – соседки в шатер больше ни ногой, но стали подбрасывать разную дрянь в окна.

В первый раз это была дохлая птица, из-за чего некоторое время в спальню невозможно войти от вони. Мы в трудом разыскали погибшую птичку за занавеской окна.

Второй – конский навоз.

А вот в третий… О третьем расскажу позже. Как и о том, почему и как со мной воевал весь гарем. Смертным боем воевал, между прочим.

Арабы не носят носки, ну разве что в «жуткие» морозы, когда всего 20 градусов выше нуля.

На ногах обычно кожаные шлепанцы, а надевать их с носками неудобно.

Как вы думаете, сколько шлепанцев у «нормального» локала?..

Их даже не моют – сразу выбрасывают, потому что намокшая, а потом высушенная кожа будет жесткой. В результате на стройках можно встретить чернорабочих, получающих гроши, в дорогущих кожаных шлепанцах, правда, основательно покоробленных.

К европейскому костюму локалы надевают и носки, и отменные туфли согласно последнему писку моды и от лучших дизайнеров обуви. И такие туфли выбрасывают только в случае выхода их из моды, то есть тоже часто. Куда выбрасывают, не знаю, филиппинцев в кожаных туфлях не видела.

На крыше меня в покое тоже не оставили. Когда после первого же плэнера среди разложенных фиников пришло время спускаться, оказалось, что лестницы просто нет, ее сбросили! Оставалось прыгать или звать на помощь. Я понимала, что из-за каждого куста за мной следят насмешливые глаза, так и ждут, чтобы поиздеваться.

Прикинула высоту – вполне преодолимо, можно повиснуть на руках и прыгнуть, но что делать с карандашами? Будь внизу песок или трава газона, они смягчили бы удар, но там утрамбованная земля. Карандаши можно ронять только один раз, после этого точить их будет бесполезно, даже самый жирный грифель легко ломается при ударе. А у меня с собой ничего, во что можно бы завернуть.

Пришлось оставить папку и карандаши на крыше, а самой повиснуть на руках и спрыгнуть. Лестницу я подняла, хотя и с трудом, приставила обратно, залезла снова и спустилась со своим сокровищем.

И что теперь, не лазить на крышу? Но терять такую возможность побыть в стороне от остальных, жалко. Рисовать в шатре, куда то и дело кто-то входил со своей болтовней, невозможно.

Я вспомнила о пальме. Она росла близко к зданию, значит, по ней можно попробовать спуститься.

На следующее утро папка с бумагой и завернутые в ткань карандаши лежали в сумке за моей спиной. И когда лестница оказалась не только сброшена, но и оттащена в сторону, я попыталась спуститься по стволу пальмы. Делают же это сборщики фиников, значит, и я смогу. У меня с детства воспитан японский принцип «могу – не могу», я все могу.

– Менталитет японца:

– Если это может сделать кто-то другой, значит, это могу сделать и я.

– Если этого не может сделать никто, значит, я просто обязан это сделать. И сделаю!

Менталитет араба:

– Если это может сделать кто-то другой, вах, пусть он и делает!

– Если этого не может сделать никто, то почему должен пытаться я?

Не знаю, как японцы, но про арабов верно, араб действительно не станет делать того, что может не делать.

С точки зрения европейца это лень, а для араба – сохранение жизненной энергии.

Не знаю, как это выглядело со стороны, но я предпочитала окно своей спальни двери в шатер, каталась на лошади и залезала на крышу по стволу финиковой пальмы.

Лиана попыталась поднять меня на смех, мол, это очень женственно!

В ответ я посоветовала сбросить десяток-другой килограммов, чтобы задница проходила в окно, а лестница не развалилась от тяжести, и тоже попробовать мой способ передвижения. Это было не совсем справедливо, у Лианы если и имелись лишние килограммы, то располагались исключительно приятно – действительно на бедрах (при тонкой талии) и на груди. Но женственность какая-то рыхлая, я такую не люблю. Сауд, наверное, любит, если приезжает к Лиане.

Стоило нам с ней встретиться у фонтана или бассейна, как начиналась пикировка, за которой внимательно следил весь гарем. Внешне все поддерживали Лиану или делали вид, что поддерживают, ведь я временная, завтра могу уехать, а она останется.

Если бы все ограничилось словесными перепалками, я участвовала бы с удовольствием, но все время моего пребывания в этом гареме мои если не жизнь, то здоровье постоянно находилось под угрозой.

Синька в ванне и убранная от крыши лестница оказались мелкими шалостями.

После того как я на замечание Лианы о моем загаре (я действительно загорела, как же иначе, если бываешь на солнце?) ответила, что лучше загар, чем прыщи на коже (я заметила, что ей приходится замазывать прыщи в зоне декольте), последовала какая-то дрянь, добавленная в баночку с моим кремом. Пострадала не я, это было время, когда излишне любопытные еще совали носы во все мои вещи. Хамса попыталась намазаться этим кремом и получила страшный ожог, навсегда изуродовавший ее симпатичное личико.

Когда я изгнала местное общество из своего шатра, последовала новая напасть.

Принимала душ, когда из него полился один кипяток! Причем лился под большим напором. И снова меня спасла случайность – в тот момент я потянулась за шампунем, который оказался не рядом, а на полочке подальше, потому успела отскочить в сторону. Но в сторону, неверно сказано, отскакивать некуда, даже прижимаясь к стенке, я получала порцию брызг. Дверца в душ с другой стороны, к ней не проскочишь без того, чтобы не обвариться. Кран закрыть тоже невозможно – между ним и мной стена кипятка.

Уважающие себя верблюды пешком не ходят

Асият, услышав мой вопль, ворвалась в ванную, но что она могла сделать? Только позвать Раису…

Я не стала ждать, когда перекроют воду, схватила шампунь и с силой швырнула его в переключатель, чтобы закрыть кран. Полностью закрыть не удалось, но появилась возможность выскочить из душа.

Раиса с изумлением оглядела ванную, больше похожую в тот момент на парную в московской бане.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь прийти в себя после кипятка из душа.

– После чего?

Я поднялась, заматываясь большим полотенцем, и повторила, чеканя каждое слово:

– Из душа. Вдруг. Пошел. Кипяток. Только кипяток, – заметила пар от тонкой струи, все еще текущей сверху, и добавила уже спокойней: – И до сих пор идет.

Раиса попробовала подставить руку под эту струйку и отдернула.

Я не стала ждать окончания эксперимента, ушла в спальню. Она явилась следом и почти виновато попросила:

– Не говори ничего никому. Я со всеми разберусь, больше такого не будет.

Я лишь пожала плечами.

«Такого» не было, было другое.

В распределитель воды моего шатра высыпали охру, в результате из всех кранов два дня текла ярко рыжая вода. Пострадали Асият и сантехника. Асият мы отмыли, а сантехнику я своей служанке мыть не позволила:

– Пусть тот, кто это сделал, и драит. С нас хватит синьки.

Рабочий, отвечавший за всю воду в оазисе, был вышвырнут не только отсюда, но и из страны вообще. Шатер драили четыре служанки, а воды пришлось прогнать через систему столько, что бассейн больше суток не пополнялся.

Но я все равно не пожаловалась Сауду.

– Хорошо ли живет локал?

Очень хорошо, даже если он полнейший бездельник и с шейхом его роднят только язык и сама страна.

Государство содержит своих граждан и создает им условия для содержания со стороны экспатов. Иностранец может открыть фирму только на имя местного (кроме фризон, там свободней). В результате экспат работает, а локал просто получает свою часть прибыли (иногда до 50 %), ни во что не вмешиваясь. Поверьте, экспаты даже рады, чтобы не вмешивался.

Сколько фирм можно открывать? Да сколько найдет экспатов, желающих с ним сотрудничать.

Он приехал только через неделю. Раздался звонок, и Сауд приказал (именно приказал!) выйти туда, где он меня высаживал в прошлый раз, только обязательно обуться. Пока я соображала, возмущаться или нет, он отключился. Пришлось подчиниться.

Вылезла через окно, вышла к краю оазиса и сразу увидела его машину.

– Долго собираешься или ходить разучилась?

Я огрызнулась:

– Звонок был две минуты назад.

– Садись, покажу тебе закат в пустыне.

Мы рванули куда-то прямо через барханы подальше от оазиса и шоссе.

Сауд прав, это действительно фантастическое зрелище – красное закатное солнце окрасило в такой же цвет не только нижнюю часть неба, но и песок. В Руб-эль-Хали песок и без того оранжево-красный, но теперь стал почти кроваво-красным. Такой эффект бывает не каждый день, поняв, что сегодня именно такой вечер, Сауд и торопил меня.

Пока я стояла на верхушке бархана, зачарованно любуясь невообразимым пейзажем, Сауд фотографировал пустыню. Хотелось сказать, что такого не бывает, ни каким марсианским пейзажам не сравниться с вот этим.

Сауд ничего не стал говорить, просто позволил полюбоваться, и я была ему за это благодарна.

Солнце наполовину опустилось за дальний бархан.

– Пойдем, скоро станет темно.

Когда шли к машине, он поинтересовался:

– Красиво?

– Фантастически!

– Я говорил, что пустыня самое красивое место на Земле.

– На Земле красиво все, во что не вмешался человек.

Сауд изумленно уставился на меня, а потом расхохотался, садясь в машину:

– Твое упрямство не поддается описанию. И хорошо, что тебя не слышат в Дубае!

– Дубай великолепен, но он… он искусственный. А вот это, – я обвела рукой вокруг, – настоящее. Оно до нас было и после нас будет.

Сауд лишь кивнул.

Он не стал высаживать меня на углу, проехав к воротам, но поинтересовался:

– Ты рисовала?

– Да! Спасибо тебе.

– Покажешь?

– Если хочешь.

И снова кивок в ответ. А еще говорят, что арабы словоохотливы и любят выражаться цветисто!

Своим появлением мы изумили всех, конечно, не столько Сауд, сколько я, вышедшая из его машины.

Лиана окинула меня бешеным взглядом и бросилась к Сауду, воркуя:

– Как я соскучилась…

Я понимала, что нужно поскорей уйти в свой шатер, но Сауд все решил сам, он поцеловал Лиану в висок и приказал:

– Иди к себе, я позову, – и тут же окликнул меня: – Амаль, ты обещала показать рисунки.

В шатре я достала папку и подала ему:

– Вот.

Реакция была непонятной, Сауд перебирал листы с удивленным видом, потом хмыкнул:

– У тебя своеобразное чувство юмора.

– Что?

Поняв, что что-то не так, я заглянула в рисунок, потом схватила второй, третий… Везде женским лицам пририсованы усы и борода, а мужские щедро украшены «стрелками» у глаз и помадой на губах, причем помадой настоящей.

Я едва не со слезами на глазах отшвыривала лист за листом. Я могла простить пакости, сделанные мне, но портить мою работу!

Когда дошло до рисунков лошадей, Сауд остановил меня. Вредители не придумали, что пририсовать здесь, или просто не хватило времени. Наверное, обнаружь я испорченными и эти листы, взорвалась бы и бросилась раздавать тумаки налево и направо. На мое счастье не пришлось.

Сауд внимательно рассматривал каждый рисунок, отложил два:

– Я возьму это.

И снова тон приказной. Он хозяин.

– В Дубае НЕТ НАЛОГОВ. Государство зарабатывает на другом – лицензиях, разрешениях, тоннах бюрократических бумаг, которые требуют от экспатов.

За год получается немалая сумма, но, во-первых, экспат платит добровольно (никто же не заставляет получать водительские права или покупать лицензию на право приобретать алкоголь, например), во-вторых, это касается экспатов, но не локалов. Если приезжим не нравится, так скатертью дорога.

Не уезжают, значит, терпимо…

…В тот же вечер в шатер принесли шкаф, больше похожий на сейф, поставили в углу гостиной, и Раиса подала мне ключ:

– Прячь свои шедевры, чтобы до них не добрались.

Я взяла стопку испорченных портретов и подала ей:

– Это прятать я не буду. Раздай их тем, кто испортил.

Конечно, она не взяла.

Когда вечером большинство по привычке собралось у фонтана, я вышла туда и положила рисунки на бортик, громко объявив:

– Испорчено не мной!

Лианы у фонтана не было, в то время как ее верная свита на месте. Это означало одно: Сауд исполнил свое обещание позвать красавицу в свой шатер.

– Хочу домой! – объявила я сама себе. – И пошли все к черту!

Оставшись одна, я впервые в жизни нарисовала карикатуру. Это действительно даже не шарж, который создают с любовью и иронией, а злая карикатура на Лиану – преувеличенно пышная грудь, один глаз полностью закрыт нависающими волосами, ресницы второго торчат словно метелки, губы выпячены.

Лиана наклеивала слишком длинные и густые ресницы, которые разве что не шуршали при движении век, и губы старательно выпячивала, чтобы выглядели более пухлыми. Это портило ее внешность, но кто мог подсказать самоуверенной красавице? Настоль опасный для жизни поступок мог решиться только один человек, но ему, видно, нравилось.

Я разочаровалась во вкусе Сауда и твердо решила завтра же попросить вернуть меня на место, то есть, на улицы Дубая.

Но на следующий день поговорить не удалось.

С рассветом я привычно отправилась на прогулку на Амаль. Лошадь любила наши поездки, я позволяла ей двигаться с той скоростью, какая нравится, а обратно мы обязательно часть пути шли медленным шагом, я гладила красавицу по шее, рассказывала ей, как хорошо в России, как бы ей там понравилось… Говорила по-русски, но мне казалось, что Амаль все понимает. Верно говорят, что с животными может разговаривать любой и на любом языке, они способны общаться на уровне эмоций.

Мы не проехали и половины пути к шоссе, как сзади послышался шум мотора – Сауд спешил обратно в Дубай. Или в какой-то другой гарем? Все могло быть.