Текст книги "История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II"

В итоге у крестьян была отбита личная инициатива, а партии и правительству ежегодными кампаниями приходилось понуждать их своевременно засевать поля и убирать хлеб (факт, ранее нигде не виданный). «Лично товарищ Сталин» убеждал колхозников: «уборка – дело сезонное». А над бесчисленными безвестными могилами замученных русских земледельцев ревели громкоговорители, сравнивая полевые работы с боем и готовя людей к другой войне в будущем:

 
Эй вы кони, вы кони стальные,
Боевые друзья, трактора:
Веселее гудите, родные,
Нам в поход собираться пора!
 

С советских времен бытует легенда, что коллективизация была необходима, чтобы перебросить ресурсы из сельского хозяйства в промышленность. Эту легенду в 1920-е гг. породила теория Е.А. Преображенского о «социалистическом первоначальном накоплении». Он полагал, что государству надо покупать у крестьян продукты по заниженным, а отпускать по завышенным ценам и прибыль вкладывать в промышленность. Но он не подумал о том, что крестьяне продавать продукты по заниженным ценам не пожелают, а предпочтут повысить собственное потребление и сократить производство. Сталин создал механизм, обеспечивающий регулярные заготовки по низким ценам: объем производства, доля государства и цены определялись по плану. Но «излишков» для промышленности все равно не получилось. Западные исследователи пришли к выводу, что хотя получаемые государством от колхозов заготовки росли, встречные поставки из промышленности в сельское хозяйство – тракторов, комбайнов, грузовиков, химических удобрений – тоже росли. Например, с 1932 по 1936 год промышленность поставила сельскому хозяйству полмиллиона тракторов. Если бы не падеж лошадей из-за коллективизации, эти поставки можно было отложить, и промышленность бы на этом выиграла.

На деле коллективизация развитию индустрии повредила. Она огромные ресурсы просто уничтожила, а никуда не перебросила. Изучение вариантов экономического развития при помощи математических моделей, учитывающих межотраслевые связи, показывает, что без коллективизации основные фонды в стране были бы к 1941 г. примерно на одну треть больше, а производство тяжелой и строительной промышленности – чуть ли не вдвое больше. Рабочая сила была на селе в избытке и ушла бы оттуда в любом случае. Гибель же 9 млн населения – в их числе самых трудолюбивых и успешных крестьян – была не только нравственно, но и чисто экономически колоссальной утратой. Гибель 152 млн голов скота лишила страну заметной доли национального богатства, обрекла строителей индустрии на полуголодный паек. Коллективизация ослабила страну и политически. Массовые сдачи в плен крестьян-красноармейцев в 1941 г. были в большой мере вызваны их нежеланием защищать колхозный строй, о чем крестьяне предупреждали еще в 1930 г.

С другой стороны, ухудшив условия жизни на селе, коллективизация ускорила отток населения в города. В 1929 г. в городах жило 18 % населения СССР – примерно та же доля, что и в канун Первой мировой войны в Российской Империи. Затем кривая резко пошла вверх: в 1934 г. уже 24 % населения стало городским. За 4 г. 6% населения страны (более 10 млн человек) ушло из деревни в город. В 1940 г. городским стало – 34 %, а в 1990 г. – 66 % по CCCР в целом и 74 % на территории Российской Федерации. За 60 лет страна пробежала путь, который в спокойных условиях в других странах требовал столетия.

Свидетельство очевидца

В итоге ясно, что не будь коллективизации, страна была бы более многолюдной и намного более богатой, но несколько менее городской. Другое дело, что в такой стране коммунистический режим не продержался бы 60 лет – а предотвратить «возврат к капитализму» было главной заботой Сталина, который понимал, что в «нормальной» России верховную власть ему сохранить не удастся.

Сталин неожиданно откровенно рассказал о коллективизации Уинстону Черчиллю во время «домашнего ужина» в своей кремлевской квартире в ночь с 15 на 16 августа 1942 г. Британский премьер министр вспоминал:

«Было уже за полночь. – Скажите мне, – спросил я, – на Вас лично так же тяжело сказываются тяготы этой войны (Второй Мировой. – Отв. ред.), как проведение политики коллективизации? – Эта тема сейчас же оживила маршала. – Ну нет, – сказал он, – политика коллективизации была страшной борьбой.

– Я так и думал, что Вы считаете ее тяжелой, – сказал я, – ведь Вы имели дело… с миллионами маленьких людей.

– С десятью миллионами, – сказал он, подняв руки. – Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны механизировать наше сельское хозяйство. Когда мы давали трактора крестьянам, то они приходили в негодность через несколько месяцев. Только колхозы, имеющие мастерские, могут обращаться с тракторами. Мы всеми силами старались объяснить это крестьянам. Но с ними бесполезно спорить. После того, как Вы изложите все крестьянину, он говорит Вам, что должен пойти домой и посоветоваться с женой, посоветоваться со своим подпаском… Обсудив с ними это дело, он всегда отвечает, что не хочет колхоза и лучше обойдется без тракторов. – Это были люди, которых вы называете кулаками? – Да, – ответил он, не повторив этого слова. После паузы он заметил: – Все это было очень скверно и трудно, но необходимо. – Что же произошло? – спросил я. – Многие из них согласились пойти с нами, – ответил он. – Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области или в Иркутской, или еще дальше на север, но основная их часть была весьма непопулярна, и они были уничтожены своими батраками. – Наступила довольно длительная пауза. Затем Сталин продолжал: – Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но и неизмеримо улучшили качество зерна. Сейчас во всей нашей стране никому не разрешается сеять какие бы то ни было другие сорта, помимо стандартного советского зерна. В противном случае с ними обходятся сурово. Это означает еще большее увеличение снабжения продовольствием. – … Я не повторил афоризм Бёрка: «Если я не могу провести реформ без несправедливости, то не надо мне реформ». В условиях, когда вокруг нас свирепствовала мировая война, казалось бесполезным морализировать вслух». У. Черчилль. Вторая Мировая война. М.: АНФ, 2010. Т. 3–4. С. 571–572. Английский оригинал воспоминаний – The Second World War: Volume IV, Boston, 1950. P. 498–499. О факте обсуждения этой темы во время ночного ужина Сталина, Черчилля и Молотова свидетельствует и запись, сделанная советской стороной и хранящаяся в Архиве внешней политики России (Ф. 06. Оп. 4. Д. 335. Лл. 38–39). «В результате коллективизации в СССР возросла урожайность, особенно благодаря внедрению высококачественных семян. Что касается кулаков, то некоторое их количество было выселено в северные области СССР, где они получили участки земли. Остальные кулаки были перебиты самими крестьянами – настолько велика была ненависть к ним со стороны крестьян. Черчилль, внимательно выслушав тов. Сталина, заметил, что коллективизация была, вероятно, весьма трудной работой. Тов. Сталин ответил, что, действительно, коллективизация была очень трудной работой, на которую было затрачено несколько лет». Полностью запись беседы советской стороной опубликована: О.А. Ржешевский. Война и дипломатия. М., 1995.

Мнение историка:

«Вполне возможно, что устроенный Сталиным всеобщий и насильственный отрыв крестьян от земли был самым болезненным испытанием в истории русского народа. Таким, что его пагубные последствия будут, вероятно, сказываться еще не в одном поколении». – Ричард Пайпс. Собственность и свобода. М.: Московская школа политических исследований, 2008. С. 117.

Литература:

А. Базаров. Хроника колхозного рабства. М., 2004.

А. Грациози. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1933. М.: РОССПЭН, 2005.

Н.А. Ивницкий. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1994.

Hunter Holland, Szyrmer Janusz. Faulty Foundations // Soviet economic policies 1928–1940. Princeton, N. J., 1992. C. 254.

Годы 1927–1930 были действительно переломными, сопротивление грядущему сталинскому варианту социализма нарастало и отнюдь не ограничивалось внутрипартийной оппозицией. Оно ярче всего проявлялось в среде крестьян, убивавших в порядке защиты себя и своего имущества по тысяче коммунистов ежегодно еще до начала коллективизации.

Активное сопротивление крестьян коммунистической власти возобновилось еще до начала сплошной коллективизации, в связи с «кризисом хлебозаготовок» 1928–1929 гг. У крестьян, не желавших сдавать хлеб по низким государственным ценам, его отнимали принудительно, как в недоброй памяти продразверстку. ГПУ собрало такие данные о крестьянском движении в 1928 и 1929 гг.:

Вероятно, нарастающее сопротивление крестьян и побудило Сталина ускорить коллективизацию, отказавшись от первоначального плана первой пятилетки. Положение, когда партия находилась в зависимости от «мелкобуржуазной стихии», было нетерпимым. Сделав же всех крестьян рабами на государственных плантациях, можно было получать хлеб практически бесплатно. Большевики-сталинцы, разгромив внутрипартийную оппозицию, приступили к проведению социального эксперимента небывалого масштаба.

По мере роста насилий и безобразий, которые творили коммунисты, отнимая зерно и загоняя людей в колхозы, ширится и народное сопротивление. Образуются вооруженные отряды. Оружия, которое у крестьян было после ухода с фронта в 1918 г., теперь стало меньше. Но они защищаются вилами, топорами, обрезами. Повстанцы нападают на конвоиров, сопровождающих «раскулаченных», и освобождают обреченных. Нападают на «двадцатипятитысячников», убивают коммунистов, создают в лесах партизанские отряды. Нападают и на мелкие подразделения ГПУ, на местные органы власти и комитеты партии, стараются установить связь с бойцами и командирами Красной армии, изолированными от событий в городских гарнизонах.

В 1930 году судьба большевицкой диктатуры в России висела на волоске едва ли ни в большей степени, чем осенью 1919 г. Действия повстанцев были затруднены недостатком оружия и сведущих в военном деле командиров. Однако порой находятся и припрятанные еще с Гражданской войны винтовки, и бывшие белые офицеры и бывшие красные партизаны, возглавившие антибольшевицкие отряды. Зимой и весной 1930 г. на Дону, на Кубани, на Тереке, в Западной Сибири и в отдельных областях Центрального Черноземья шли бои между повстанцами и военизированными формированиями большевицкого партийного актива, подкрепленными войсками ГПУ и сводными частями РККА. По данным ОГПУ, за январь – апрель 1930 г. в части России, контролируемой большевиками (СССР) состоялось 6117 крестьянских выступлений, в которых суммарно участвовали около 1,8 млн человек и которые распределялись так:

Если за 1929 г. через ОГПУ прошли 5885 человек, то за 1930 г. – уже 179 620 человек, из которых 18 966 приговорили к расстрелу. За 1930 г. чекисты зафиксировали по СССР 13 754 массовых выступления, в том числе 7382 в связи с коллективизацией; 2339 в связи с действиями «антисоветских элементов»; 1487 в связи с закрытием церквей; 1220 в связи с нехваткой продовольствия; 1326 по иным причинам. 176 из массовых выступлений характеризовались как «ярко выраженные повстанческие». На Северном Кавказе, под Курском, на Кубани и в Сибири против повстанцев применяли артиллерию, танки и авиацию.

В феврале в Острогожском округе Воронежской области повстанцы 3 дня вели бой с военными курсантами, в марте отряд из 700 человек попытался взять Кисловодск, в Сальских степях повстанцы объявляют мобилизацию мужского населения станиц, под Армавиром в июле действовал отряд полковника Добровольческой армии Никиты Козлова, 10 лет находившемся на нелегальном положении.

Историческая справка

Народный мститель Блажевский действовал в Киевской губернии в 1920-е гг. и во время коллективизации. Сын священника, он еще во время Гражданской войны создал отряд, который боролся с большевиками. Во время НЭПа Блажевский и его товарищи перешли к мирной жизни, но сохранили связи и оружие. В 1929 г., с началом насильственных конфискаций зерна у крестьян, Блажевский вновь перешел к активным действиям. Его отряд, состоящий из нескольких десятков идейных бойцов, действовал обычно небольшими группами, которые мстили за жестокости при проведении коллективизации. Большевицкую администрацию Блажевский истреблял, их дома и хозяйства уничтожал. Практически все крестьяне поддерживали отряд Блажевского, давали ему и его людям укрытие. Свои осведомители были у Блажевского и в ГПУ, в воинских частях, и партийных органах. Кара Блажевского была неотвратима, а сам он – неуловим. Против отряда высылали батальоны регулярной армии, в оцеплении лесов участвовали целые полки, но все напрасно. От столкновений с крупными отрядами Блажевский уходил, а маленькие уничтожал. Лишь лютой зимой голодомора 1932–1933 г. отряд Блажевского был выслежен усиленным батальоном ГПУ. В жестоком двухдневном бою все члены отряда Блажевского погибли. «Блажевский имел красивое мужественное лицо, голубые глаза. Одет он был в галифе и кожаную тужурку. Через плечи крест-накрест были надеты пулеметные ленты. На нем также была винтовка, револьвер, кинжал и две гранаты. – Я так перепугался, что не в силах был скрыть, кто я, – рассказывал встретивший его случайно в лесу инструктор райкома партии… Видя, как я трясусь, и, очевидно, не имея каких-либо сильно компрометирующих меня в его глазах данных, он положил мне руку на плечо и улыбаясь промолвил – Не бойтесь, я вам ничего плохого не сделаю, но будьте и вы человеком». – Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С. 243–246.

Жители станицы Павловской на Кубани поголовно восстали против коллективизации, начали избивать местных и приезжих коммунистов. Войска ГПУ подвергли станицу артиллерийскому обстрелу, затем выселили все 22 тыс. ее жителей. Их заменили демобилизованными красноармейцами и станицу переименовали в Красноармейскую. Подобным образом в станице Белая Глина казаки избили активистов и заперли их на ночь в амбар, чтобы судить на следующий день. Но поутру явился отряд ГПУ, согнал жителей станицы на церковную площадь и открыл по ним пулеметный огонь. По меньшей мере 9 станиц на Кубани и 4 на Дону были полностью выселены на Север (на Кубани – Полтавская, Медведовская, Уринская, Уманская, Незамаевская, Ладожская, Старо-Деревянковская, Ново-Деревянковская и Старо-Корсунская; на Дону – Мешковская, Старо-Щербинская, Боковская и Платнировская).

До горных районов Дагестана коллективизация дошла в последнюю очередь, и восстание там вспыхнуло в мае 1934 г. В нем участвовали горцы и прятавшиеся у них русские и украинские крестьяне, всего до 25 тыс. человек. Многими отрядами повстанцев командовали русские, грузины, армяне. Был в их рядах и чисто мусульманский отряд. Руководил восстанием знатный аварец Абу-Бекир, сподвижник имама Гоцинского в годы Гражданской войны. Его начальником штаба был русский офицер, бывший «доброволец» из отряда Бичерахова – Александров. В ауле Джильда восставшими руководил грузин Борис Хоталошвили, в ауле Гимры – инженер-механик В. Степанов, в селении Ках – кубанский казак, хорунжий С. Василенко. В Хунзахе видный пост среди восставших занимал армянин из Кубы В. Григорьянц. Близок к штабу восставших был и Анатолий Орлов, русский, поведавший миру о беспримерном подвиге своих товарищей по оружию.

Историческая справка

Восстание, охватившее более 20 горных районов Дагестана, не было ни антирусским, ни антироссийским. «Наша народная вооруженная революционная борьба с бесчеловечным коммунизмом ставит своей целью победу над ним… – провозглашали в своем воззвании вожди восстания. – После свержения большевицкого строя, все народы, населяющие Россию, вправе в свободном волеизъявлении определить свою судьбу… В случае создания Российской Федеративной Демократической республики, на территории Федерации все народы равноправны…». А. Орлов. Дагестанское восстание 1934–1935 годов // Грани. 1957. № 34/35. С. 240–241.

По плану командовавшего восстанием Абу-Бекира, партизаны заманивали отряды НКВД и РККА в ловушку и разбивали их, часто ночью, из засады, добывая себе при этом оружие. Коммунисты до зимы так и не овладели инициативой. Только к лету 1935 г. они стали одолевать повстанцев, осадили их штаб в ауле Гуниб. В сентябре знаменитый аул пал. В октябре 1935 г. остатки восставших ушли через горы в Грузию.

Историческая справка

Не все отряды повстанцев были разгромлены или ушли за границу. Наиболее ярким является пример казачьего отряда Николая Назаренко, партизанившего в горах Кавказа, вплоть до начала войны в 1941 г. Казак станицы Старочеркасской Области войска Донского, Назаренко, будучи юношей, попал в Румынию вместе с остатками армии генерала Врангеля. В Румынии он окончил военный лицей и кавалерийское училище и стал офицером армии приютившей его страны, был дважды награжден и произведен в чин сотника. В 1933 г. Николай пытается перейти границу с СССР для ведения борьбы против большевизма на Дону, однако попадает в руки ОГПУ. После пыток в застенках он осужден на 10 лет лагерей, но бежит с этапа и поднимает восстание в родной станице, после подавления которого опять получает 10 лет, вновь бежит, но теперь уже на Кавказ. Там он формирует отряд из терских и кубанских казаков, с которым партизанит вплоть до сентября 1941 г. В сентябре он выводит отряд на Дон, начав действия на коммуникациях отступавших частей Красной армии, а в октябре присоединяется к наступающим войскам Вермахта. До конца войны Николай Назаренко сражается с большевиками в рядах 15-го казачьего кавалерийского корпуса генерала Паннвица. После войны он возглавил союз ветеранов 15-го казачьего корпуса.

За весну 1930 г. по официальным данным 2,7 тыс. повстанцев было убито в боях и 7,3 тыс. захвачено в плен. Из Казахстана тысячи кочевников ушли через границу в Китай, с Украины 745 человек пробились в Румынию.

Мнение историка:

«Великая драма в двух актах – 1918–1922 гг. и 1928–1933 гг. – конфликт новорожденного советского государства с подавляющим большинством его собственного населения (в 1926 г. крестьяне и скотоводы-кочевники разных национальностей все еще составляли 82 процента жителей страны)… стал наиважнейшим фактором довоенной советской истории. Это была действительно величайшая европейская крестьянская война… современной эпохи, может быть даже, величайшая крестьянская война в европейской истории». – А. Грациози. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1933. М.: РОССПЭН, 2005. С. 5–6.

«Вторая гражданская война» была не только протестом против введения колхозов, но и политическим движением против большевицкой власти. С октября 1931 по март 1932 г. чекисты, по частичным сведениям из 16 областей, фиксируют 616 выступлений с участием 55 тыс. человек. Зарегистрировано 3,3 тыс. террористических актов, распространение антисоветских и антисталинских листовок. В июле 1931 г. произошло восстание спецпоселенцев из Кузбасса и Алтая в Парбитской комендатуре на реке Чая в Томской области. В 1932 г. следует новое восстание на Кубани, к которому присоединяются красноармейцы.

Состояние Красной армии во время коллективизации было очень ненадежным, и ГПУ непрерывно проводило чистки и аресты командного и рядового состава. В одном из полков 12-й стрелковой дивизии в Белоруссии в мае 1931 г. была сделана попытка прорваться через границу в Польшу.

Одной из важных страниц в истории необъявленной войны большевицкой власти и народа России стали массовые репрессии против бывших офицеров в Красной армии в связи с так называемым делом «Весна». К осени 1917 г. русский офицерский корпус насчитывал почти 276 тыс. человек. Из них более 50 тыс. офицеров были истреблены большевиками по профессиональному признаку в ходе «Красного террора» в 1917–1920 гг. Из примерно 170 тыс. офицеров, участвовавших в Белом движении, около 55 тыс. погибли, около 60 тыс. оказались в эмиграции, и около 55 тыс. остались по разным причинам в России. Из них примерно 5 тыс. офицеров служили в армиях некоммунистических государств, возникших на территории Российской Империи. Около 50 тыс. офицеров большевики мобилизовали в РККА в 1918–1920 гг. в качестве военспецов. В 1920–1922 гг. к военспецам была добавлена часть бывших белых, попавших в плен (более 14 тыс.) и взятых на службу в РККА.

Партийно-чекистская номенклатура всегда адекватно оценивала уровень потенциальной опасности, исходившей от кадровых военных Императорской армии, независимо от того, служили ли они в РККА или жили на положении частных лиц. Офицер, даже в личине красного командира (краскома), оставался в большевицком государстве инородным телом, и его судьба всегда висела на волоске. Так, в 1927 г. в Ленинграде чекисты арестовали группу бывших офицеров лейб-гвардии Финляндского полка во главе с полковником В.В. де Жерве – финляндцы слишком часто вместе общались, это вызвало подозрение. 10 июня 1927 г. органы ОГПУ арестовали бывшего полковника, профессора Военной академии РККА А.Н. Вегекера, расстрелянного по обвинению в контрреволюционной деятельности 2 сентября.

Физическое уничтожение во время коллективизации миллионов крестьян, то есть того самого народа, которому вроде как бы служила Красная армия, нормально мыслящему человеку очень трудно было выдать за крайне необходимое первоусловие построения общества социальной справедливости. Никуда не исчезли у многих бывших офицеров воспоминания о былой корпоративности – любви к родному полку и полковому знамени, тяге к однополчанам, верности традициям и полковым реликвиям. И по верному замечанию одного из чекистов, если эта «среда оставалась в определенный момент пассивной», это совершенно «не исключало возможности возникновения в ней активного сопротивления» в случае серьезных социальных потрясений, каковым, без сомнения, должна была стать коллективизация.

Двухмиллионное русское сообщество за рубежом в массе своей оставалось непримиримым по отношению к большевицкой власти и искало любых возможностей для продолжения борьбы. Глава Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Антоний (Храповицкий) в 1930 г., обращаясь к эмигрантам, готовым нелегально отправиться в Россию для продолжения вооруженной борьбы, писал: «Православные христиане! Много уже эта антихристова красная власть терзает родину-мать, великую Россию, стремясь выжечь, словно каленым железом, из русского народа его русскую душу, дабы обратить его в свое покорное стадо. От самого начала коммунистического господства над Россией разбойная шайка не прекращала гонений против веры… Видя это страшное зрелище и слыша об этих еще небывалых гонениях, проснулась религиозная совесть всего мира: во всех странах высшие представители всевозможных религий, начиная с Папы Римского, главы католиков всего света, и кончая даже нехристианскими религиями, возвышают свой голос против красных гонений на веру и призывают свои паствы молиться об избавлении русского народа… Если скованы угрозами и бессилием те, кто в плену, тем паче перед Богом и совестью обязаны действовать те, кто на свободе. Я, смиренный Антоний, митрополит Киевский и Галицкий, старейший из русских архипастырей, находящихся волей Божией на свободе от красного плена, возвышаю свой голос, дабы возвестить русскому народу: Православные христиане! Вставайте все против красного Антихриста, не слушайте ничьих призывов примириться с ним, от кого бы эти призывы ни исходили… Властью, данной мне от Бога, благословляю всякое оружие, против красной сатанинской власти подымаемое, и отпускаю грехи всем, кто в рядах повстанческих дружин и одиноким народным мстителем сложит голову за русское и Христово дело».

Решение генерала Врангеля в 1927 г. о создании самостоятельной службы для действий на родине привело к гибели Главнокомандующего, отравленного (хотя точных доказательств этого нет) в результате спецоперации ОГПУ в 1928 г. Сменивший Врангеля на посту председателя РОВС генерал Кутепов после разоблачения «Треста» перебрасывал в СССР группы добровольцев для организации покушений на представителей партийно-чекистских органов.

Не очень результативные, но достаточно активные действия кутеповских боевиков отвлекли внимание контрразведывательного отдела Секретно-оперативного управления ОГПУ от наиболее важного направления деятельности нового председателя РОВС – упорных попыток завязать контакты в среде военспецов. По крайней мере, в Киеве, Ленинграде и Москве такие контакты были установлены. Кутепов, не в пример большинству эмигрантов, подчёркивал ценность и значение военспецов. Например, генерал неоднократно заявлял о том, что после падения советской власти в России не будет ни Красной, ни Белой армии, а лишь единая Русская. Герой знаменитого 1-го Кубанского («Ледяного») похода 1918 г. во всеуслышание объявил о том, что в возрожденной Русской армии никто не будет носить знаков отличия и наград периода Гражданской войны, чтобы не обострять психологического разделения в офицерской среде.

Чем больше ухудшалась социально-политическая обстановка в СССР в связи с хлебозаготовительными кризисами 1927–1928 гг., тем активней становится Кутепов и его ближайшее окружение. Весной 1929 г. в отделах РОВС в Европе стала известной фраза Кутепова, произнесённая им в речи перед кубанскими и донскими казаками: «Сигнала «Поход!» еще нет, но сигнал «Становись!» уже должен быть принят».

Активная разработка чекистами военспецов особенно усилилась с 1924 г., вероятно, потому, что именно в 1924 г. в доме бывшего генерал-лейтенанта А.Е. Снесарева состоялось собрание Георгиевских кавалеров, о чём узнали органы ОГПУ. Кстати, на этом же вечере были Брусилов, а также бывшие генералы Д.Н. Надёжный, А.В. Новиков, А.А. Свечин, А.Г. Лигнау и др. Едва ли не решающую роль в освещении связей и контактов военспецов играл некогда крупный ученый, теоретик, генерал от инфантерии А.М. Зайончковский (1862–1926), чей двухтомный труд по истории Первой мировой войны до сих пор остается классическим. Увы, с 1921 г. Зайончковский, а затем и его дочь Ольга Андреевна были сексотами органов ВЧК и давали подробные показания о критических настроениях в среде бывших сослуживцев по Русской Императорской армии, в том числе и встречах в доме Снесарева.

Конечно, откровенные разговоры и корпоративные вечера еще не образовывали состав преступления, но органам и этого хватало для запуска репрессивной машины. В 1929–1932 гг. репрессии затронули несколько десятков групп как военспецов, так и бывших офицеров. Некоторые из этих групп уже принимали характер организаций, а в других просто звучали резко отрицательные высказывания по отношению к власти. То, что и среди военспецов, и среди бывших офицеров, а также воспитанников кадетских корпусов и военных училищ они получили широкое распространение, – не подлежит сомнению. Наиболее резкие отзывы вызвал очередной виток гонений на Церковь и нажим на деревню.

21 октября 1929 г. по постановлению Коллегии ОГПУ были расстреляны пять талантливых военных инженеров – организаторов как дореволюционной, так и послереволюционной оборонной промышленности – бывшие генерал-майоры Императорской армии Вадим Сергеевич Михайлов, Николай Григорьевич Высочанский, Владимир Николаевич Деханов, Николай Васильевич Шульга и полковник Владимир Лаврентьевич Дымман. Все офицеры в разное время окончили Михайловскую артиллерийскую академию, были выдающимися специалистами в своем деле и работали в Главном управлении военной промышленности. 12 мая 1928 г. М.Н. Тухачевским был написан донос в ОГПУ, в котором В.С. Михайлов и его товарищи были обвинены в «предательстве, вредительстве и в создании контрреволюционной группы в Главном управлении военной промышленности». 15 мая последовал арест. 26 марта 1929 г. был арестован Высочанский. Генерал В.С. Михайлов был одним из учеников выдающегося русского химика, академика В.Н. Ипатьева, который, узнав о расстреле своих учеников, не вернулся из-за границы в СССР. 23 декабря 1929 г. в Военной академии РККА был арестован преподаватель кафедры артиллерии бывший полковник М.Г. Попов, обвиненный «в связях с заграницей» и расстрелянный 17 августа 1930 г.

Через две недели после того, как 11 января 1930 г. зампред ОГПУ Генрих Ягода направил группе руководящих чекистов записку, в которой предложил подготовить в считаные дни план мероприятий «в отношении сплошной очистки деревни от кулацкого элемента», в Париже генерал Кутепов предложил поручику М.А. Критскому разработать план десантной операции на Кубань – один из очагов непрекращающегося вооруженного сопротивления в период коллективизации. Кутепов хотел высадить около 4 тыс. офицеров. Десант намечался на раннюю весну 1930 г. Критский собирался сделать доклад Кутепову 27 января, но 26 января председатель РОВС при попытке похищения был убит группой чекистов. В январе 1930 г. власть большевиков над Россией была столь зыбкой, что им требовалось любой ценой убрать отважного генерала, собиравшегося лично принять участие в высадке – четырехтысячный офицерский экспедиционный корпус Кутепова мог стать центром кристаллизации антибольшевицких сил, которые бы покончили с коммунистическим режимом в России. Открытое убийство Кутепова ошеломило эмиграцию. С гибелью второго председателя РОВС оборвались и многие связи, в том числе и среди иностранцев, обещавших морские транспорты. Заступивший на его место генерал-лейтенант Е. К. Миллер от идеи десанта отказался, а может быть, вообще не был в нее посвящен.

27 января в Москве был арестован преподаватель, бывший генерал-лейтенант А.Е. Снесарев, обвиненный в участии в монархической организации Русский Национальный Союз (РНС). Всего по делу РНС аресты затронули 50 человек (в т. ч. 13 организаторов и 26 активистов). С ареста Снесарева началось развитие дела «Весна», названного так потому, что обвиняемым – преподавателям Военной академии РККА, бывшим офицерам Генерального штаба и другим лицам – инкриминировалась подготовка военного переворота, намеченного на весну 1930 г., то есть параллельно с несостоявшимся кутеповским десантом. Аресты по «Весне» затронули Москву, Ленинград, Киев и другие крупные города СССР. Наиболее разветвленные организации были раскрыты в Киеве (343 человека) и в Харькове зимой 1930/31 г. Всего в 1930–1932 гг. по делу «Весна» аресту подверглись 3496 человек, в подавляющем большинстве военспецы. Среди них оказались бывшие генералы В.Л. Барановский, Н.С. Беляев, В.Н. Гатовский, А.Г. Лигнау, Д.Н. Надёжный, В.А. Ольдерогге, С.К. Сегеркранц, А.Е. Снесарев, полковники братья Виктор и Владимир Моторные, А.Д. Тарановский, С.Д. Харламов, подполковник С.Г. Бежанов, капитан С.С. Ивановский и др.