Текст книги "Игра, старая как империя"

Монополия: неравное игровое поле

Кроме доминирования и манипулирования рынками, элита Первого мира использует внерыночные силы, чтобы обеспечить себе контроль, несмотря на постоянное нахваливание чудес свободного рынка. Они настаивают на так называемом соглашении о правах на интеллектуальную собственность, связанном с торговлей и выдвинутом ими на обсуждение во время торговых переговоров на Уругвайском саммите в 1994 году, несмотря на широкую оппозицию. Соглашение позволяет патентам и другим формам монополии на интеллектуальную собственность закрыть производителям Третьего мира доступ на прибыльные рынки (таким образом ограничивая их только товарным производством).

В рамках этой стратегии США настояли на том, чтобы генофонд, включая семена, клетки человека и микроорганизмы был признан патентоспособным объектом. Корпорации Первого мира использовали условия соглашения для эксплуатации местного урожая и других генетических ресурсов южных стран, которые они могли запатентовать, получив эксклюзивные права на производство и продажу. Эту стратегию часто называют «биопиратством».[16]16
  Doug Henwood, interview with Ellen Augustine, January 21, 2006.


[Закрыть] Например, в результате одной из своих агрессивных стратегий техасская компания RiceTec получила патент на индийский рис бастами, заявив, что она разработала «новые» сорта риса – генетический вид, который на самом деле создавался столетиями селекционирования индийскими и пакистанскими фермерами.

Долг: продать душу фабричному магазину

Долг помогает контролировать страны Третьего мира. Зависящие от помощи, реконструирования долгов и пролонгации кредита, чтобы только выжить (о развитии речь уже не идет), они были вынуждены реструктурировать свою экономику и переписать законы, чтобы соответствовать требованиям программ МВФ и условиям кредитования Всемирного банка. В отличие от США, они не контролируют резервную валюту мира и не могут долго жить не по средствам, избегая при этом финансового кризиса. Как отмечает Даг Хенвуд (Doug Henwood) в своей книге «После новой экономики» (After the New Economy):

На данный момент США стали бы первым кандидатом на структурные преобразования, будь они обычной страной. Мы живем далеко не по средствам, у нас огромная и постоянно растущая внешняя задолженность и правительство, которое не собирается что-либо менять… Если бы это была обычная страна, МВФ порекомендовал бы нам организовать экономический спад, сбалансировать иностранные счета, меньше потреблять, больше инвестировать и накапливать. Но так как Америка – это Америка, такое не происходит. Если это плохо для нас, то почему должно быть хорошо для всех остальных?[17]17
  John O’Shea, «Paying Aid to Corrupt Regimes No Use to Poor», Irish Times, December 9, 2004.


[Закрыть]

Коррупция, долг и секретность

Коррупция, извечная прислуга власти, служит механизмом прибыли и контроля – и отвлекает внимание от настоящих источников власти. Коррумпированные лидеры Третьего мира, такие как Мобуту Сесе Секо – президент Заира, который присвоил себе, по крайней мере, половину внешних инвестиций, предназначенных для помощи его стране,[18]18
  James S. Henry, «Where the Money Went», Fortune, March/April 2004, p. 45.


[Закрыть] рады влезть в дополнительные долги за ненужные, плохо спланированные проекты по раздутым ценам – долги, которые придется платить гражданам их стран. А МВФ и Всемирный банк были рады предоставлять кредиты Заиру, даже когда их собственные исследователи предупредили о том, что деньги разворовываются. Поддержка Мобуту африканской политики Вашингтона во время «холодной» войны, возможно, повлияла на подобный энтузиазм, а также свою роль сыграли потоки кредитных денег обратно в банки Первого мира. Стив Беркман в книге «Вопрос на 100 миллиардов долларов» приводит схемы перевода денег, предназначенных для развития бедных стран, в карманы коррумпированной элиты. В широком смысле то, что было названо «циклическим потоком долгов/капитала», заинтересовало многие ссудные комитеты: по сведениям Sag Harbor Group, «по крайней мере половина средств, заимствованных крупнейшими должниками, исчезала “через черный вход” обычно в том же году или даже в том же месяце, в котором был получен займ».[19]19
  Цитируется по кн.: Derek McCuish, «Water, Land and Labour: The Impacts of Forced Privatization in Vulnerable Communities» (Ottawa: Halifax Initiative Coalition, 2004), p. 29.


[Закрыть] Джон Кристенсен описывает в книге «“Грязные деньги”», как тайные счета в оффшорных зонах, таких как Каймановы острова, позволяют элите Третьего мира укрывать украденные деньги, полученные взятками, или капитал от торговли наркотиками.

Те же оффшорные учреждения позволяют корпорациям и элите Первого мира скрывать свои доходы от налогообложения, вынуждая рядовых граждан платить по счетам. Международный кредитно-коммерческий банк (BCCI), прикрываемый законом об охране банковской тайны Люксембурга, еще больше раздвинул рамки этих оффшорных возможностей, из-за чего примерно 13 триллионов долларов были потеряны или украдены в результате крупнейшего банковского мошенничества в мире. В книге «Двойная игра BCCI: Банк Америки – банк джихада» Люси Комисар объясняет, почему правительства и контролирующие органы не обращали на это внимание: BCCI предоставлял банковские услуги целому кругу могущественных игроков, начиная с ЦРУ, влиятельных демократов и республиканцев в Конгрессе и заканчивая Медельинским наркокартелем – и, как оказалось, Аль-Каидой.

Программы по приватизации, которые продвигает МВФ, предлагают такие широкие возможности для незаконных доходов, что они были названы «прихватизацией» (briberization). Согласно Джозефу Стиглицу, бывшему главному экономисту Всемирного банка, «государственные лидеры, которым говорили продать свои водные и электрокомпании… получали за это комиссионные, зачисляемые на счета в швейцарском банке… У них чуть глаза на лоб не вылезли», когда они поняли, какие возможности открываются перед ними, таким образом «возражения против продажи государственных предприятий стихали».[20]20
  Mike Ceaser, «U.S. Tax Dollars Helped Finance Some Chavez Foes, Review Finds», Boston Globe, August 18, 2002.


[Закрыть]

Меры убеждения: кнут и пряник

А лидеры, которые преследуют популистские цели, хотят добиться национального контроля и получить прибыль от ресурсов страны? Допустим, они не попались на коррупции и не прельстились роскошной жизнью стран Первого мира. План экономических убийц включает полный перечень методов достижения уступчивости – по доброй воле или против нее.

Разделять и властвовать – конечно же, проверенная временем стратегия и завоевателей, и запуганной элиты. Подрыв политических процессов – единственный способ править среди своенравных лидеров страны. США и другие силы стремятся установить отношения с ключевыми игроками администрации, силовых структур, бизнеса, СМИ, научного сообщества и профсоюзов. После нескольких мирных собраний и снабжения фондами различных групп страна, отказывающаяся от сотрудничества, может обнаружить рост политического напряжения. Правительство наталкивается на сопротивление бывших сторонников, а политическая оппозиция оживляется. СМИ сеют панику. Напряжение растет, и экономисты прогнозируют все большие бизнес-риски: деньги вывозятся из страны в Майами, Лондон или Швейцарию, инвестиции откладываются, сокращение производства увеличивает безработицу. Если правительство понимает, что к чему, и меняет направление развития, на его улице снова праздник: деньги возвращаются в страну, и вдруг оказывается, что сотрудничество очень даже возможно. Если же правительство пытается преодолеть бурю, применяются другие, более радикальные стратегии – от убийства отдельных лидеров до военного переворота с целью развязать гражданскую войну.

Венесуэла – один из последних примеров. Национальный фонд США в поддержку демократии в 2002 году обеспечил примерно миллионом долларов несколько бизнес-, медиа и рабочих групп, помогая профинансировать их шумную кампанию против своего популистского президента Уго Чавеса за несколько месяцев до апреля 2002 года, когда его попытались свергнуть (безуспешно). Например, Национальный фонд передал 55000 долларов департаменту образования, которым руководил некто Леонардо Карвахал, которого, кстати, планировали назначить министром образования, если бы организаторам переворота удалось сделать президентом страны Педро Кармона, проамериканского бизнесмена.[21]21
  Tariq Ali, The Clash of Fundamentalisms: Crusades, Jihads and Modernity (London: Verso, 2002), p. 209–10. See also Steve Coll, Ghost Wars: The Secret History of the CIA, Afghanistan, and bin Laden, from the Soviet Invasion to September 10, 2001 (New York: Penguin, 2004).


[Закрыть]

Нелишними оказываются военные формирования. Эндрю Роуэлл и Джеймс Мариотт исследуют растущий интерес Запада и Китая к нефти Нигерии. В книге «Нефть и новая борьба за Африку» они рассказывают о новой тайной операции: о роли агентов безопасности компании Shell в обеспечении защиты доходов от добычи нефти в дельте Нигера от местных жителей. Использование этнических или религиозных распрей внутри страны часто становилось успешной стратегией. В 1979 году США были рады поддержать исламистских фундаменталистов – моджахедов в их борьбе против социалистического правительства Афганистана, которое, по их мнению, перешло все границы, внедряя программу образования женщин; Осама бен Ладен был исламистом из Саудовской Аравии, нанятым государственной разведкой Пакистана, чтобы возглавить кампанию ЦРУ.[22]22
  См.: Roxanne Dunbar-Ortiz, Blood on the Border: A Memoir of the Contra War (Boston: South End Press, 2005).


[Закрыть] Кетлин Керн в книге «Высокая цена дешевых мобильных телефонов» рассказывает, как западные транснациональные корпорации, воспользовавшись этнической враждой племен в восточном Конго и Руанде, обеспечили себе доступ к колтану и другим ресурсам – ценой 4 миллионов жизней. В Никарагуа США использовали религиозную и этническую напряженность, чтобы настроить народность Мискиту, населяющую атлантическое побережье страны, против Сандинистского правительства.[23]23
  Там же, с. 119–123.


[Закрыть]

Терроризм, хотя и осуждаемый, тоже весьма полезен для экономических убийц. В декабре 1981 года никарагуанский самолет был взорван у ангара в аэропорту Мехико.[24]24
  Ann Louise Bardach and Larry Rohter, Key Cuba Foe Claims Exile’s Backing, New York Times, July 12, 1998. См.: также рассекреченные документы на веб-сайте Архива национальной безопасности: www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB153/index.htm.


[Закрыть] Люди еще не успели пройти на посадку, поэтому им повезло больше, чем 73 пассажирам рейса 455 авиакомпании Cubana, взорванного над Карибским морем в октябре 1976 года. Кубинский изгнанник Луис Посада Каррилес, признанный виновным в Венесуэле в организации взрывов, позднее сознался, что получил за эти теракты 200000 долларов от Кубино-американского национального фонда, спонсируемого США.[25]25
  Perkins, Confessions of an Economic Hit Man, p. 153–61.


[Закрыть]

Уничтожение несговорчивых или амбициозных лидеров Третьего мира тем или иным способом служит наглядным примером для любого президента или премьер-министра, который думает о сопротивлении. Джон Перкинс рассказывает историю «за кадром» об устранении президента Панамы Омара Торрихоса и президента Эквадора Джейми Ролдоса в 1981 году.[26]26
  См.: решение Южноафриканской комиссии истины и примирения: http://www.doj.gov.za/trc/decisions/1999/ac990292.htm.


[Закрыть] Но список лидеров, разделивших их судьбу, достаточно длинный: Патрис Лумумба (Конго) в 1960 году; Эдуардо Мондлейн (Мозамбик) в 1969 году; Амилкар Кабрал (Гвинея-Бисау) в 1973 году; Оскар Ромеро, архиепископ Сан Сальвадора, в 1980 году; Бениньо Акино (Филиппины) в 1983 году; Мехди Бен Барка (Алжир) в 1965 году. Карьера Крейга Уильямсона (Craig Williamson), агента службы безопасности в Южной Африке, типична для шакалов, участвующих в подобных точечных убийствах. Он ответственен за смерть Рут Ферст, активистки африканского конгресса и писательницы, которой бомбу прислали по почте в 1982 году, а также за нападения на других активистов анти-апартеида, в которых он участвовал.[27]27
  Barton Gellman, «Keeping the U.S. First: Pentagon Would Preclude a Rival Superpower», Washington Post, March 11, 1992.


[Закрыть]

Государственный переворот – классический метод устранения оппозиционных лидеров, который, лишая их власти, устраивает облавы на активистов и вынуждает общество отказаться от результатов неугодной реформы. Возможно, самый известный пример такого переворота – свержение генералом Аугусто Пиночетом социалистического правительства Чили в 1973 году, в результате которого были убиты президент страны Сальвадор Альенде и тысячи его сторонников. Длинный список переворотов ассоциируется в основном с США и европейскими государствами – свержение усилиями ЦРУ Мохаммеда Моссадека в Иране (1953 год), устранение бразильского президента Жоао Гулара (1964 год), захват власти в Индонезии генералом Сухарто (1965 год), свержение генералом Иди Амином Милтона Обоута в Уганде (1971 год).

Военное вторжение применяется в том случае, если шакалам не удается достичь цели и использовать местные силовые структуры. Иногда оно обретает форму гражданской войны, используя партизанские методы для свержения законного правительства или изматывая население. Прекратить бойню могут только поражение правящей элиты или переговоры. Классический пример – война против сандинистов в Никарагуа. США также вели длительные войны против Мозамбика и Анголы совместно с южноафриканскими войсками, разоряя экономику обеих стран и убивая сотни тысяч людей.

Прямое вторжение приберегается для самых тяжелых ситуаций, однако этот метод может быть применен в любых случаях для смены режима. Уроки Вьетнамской войны, кажется, сделали его менее привлекательным для демонстрации власти Первого мира, однако развал Советского Союза и распространение современного оружия вновь заставили прибегнуть к этому методу. После «холодной» войны эксперты США использовали преимущества новых военных технологий, включая тотальный контроль, централизованное управление, контроль военных сил и современное оружие, чтобы поддержать самоуверенность внешней политики США. Как отметил Беллок по поводу гегемонии европейских государств над их колониями в эпоху расцвета британской империи: «У нас есть пушки типа Гатлинг, а у них нет».

В 1992 году неоконсерватор Пол Вулфовиц, заместитель министра обороны в администрации Джорджа Буша-старшего, сформулировал то, что позднее стало известно как «Доктрина Буша» в «Руководстве по планированию обороны в 1994-99 годы». Этот стратегический план основывается на трех идеях: главенство власти США для стран Нового мира; право США наносить односторонние упреждающие удары для защиты собственных интересов; а на Среднем Востоке общая цель – «оставаться господствующей внешней силой, обеспечив доступ США и стран Запада к местной нефти».[28]28
  Andrew J. Bacevich, American Empire: The Realities and Consequences of U.S. Diplomacy (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2002), p. 243.


[Закрыть]

Оккупация Ирака в 2003 году стала одним из следствий этих предпосылок. Дик Чейни, нынешний сторонник «Доктрины Буша», выступал против свержения Саддама после войны в Заливе в 1991 году: «Я считаю, что вмешательство американских вооруженных сил в гражданскую войну Ирака затянет нас в трясину, а у нас нет никакого желания захлебнуться подобным образом». Однако времена меняются. Привлекательность иракских запасов нефти в мире, которому грозит ее нехватка, контроль над Средним Востоком как центром власти подобного мира и перспектива получения неприлично прибыльных контрактов и скидок, как сообщает Грег Маттит в книге «Иракское дело», кажется, привели США к длительной оккупации, из которой будет сложно выпутаться. Эндрю Басевич (Andrew J. Bacevich), консервативный военный теоретик, так смотрит на эту проблему: «Иметь влияние в более чем одном регионе ключевого геополитического значения, признавать законность только своих политических и экономических принципов, провозглашать существующий порядок священным, заявлять о своем бесспорном военном превосходстве, повсеместно используя силу не для самообороны, а для обуздания и принуждения, – это действия страны, стремящейся к имперскому правлению».[29]29
  Подробнее о росте стран Третьего мира без развития и о подготовке Пентагона к «пассивной войне неограниченной продолжительности», с обзором «Вьетнамской улицы» в районе Садр-сити (Багдада) См.: в кн.: Mike Davis, Planet of Slums (London: Verso, 2006).


[Закрыть]

С одной стороны, американская империя может существовать лишь в том случае, если ее субъекты считают выгодным нахождение под ее контролем и согласны считаться с теми нормами, которые их правители полагают допустимыми. А с другой стороны, 2 миллиарда людей Третьего мира бедствуют, ютясь в городских трущобах, а горы долгов продолжают тормозить экономическое и социальное развитие их стран,[30]30
  John Christensen, «Current Trends in Cooperative Movement Causing Concern», Business Times (Malaysia), December 14, 1985, p. 11.


[Закрыть] хотя их элита и может себе позволить богатую жизнь Первого мира. В этом контексте «Доктрина Буша» призывает к бесконечной войне ради сохранения контроля империи. Однако, как отмечает Антония Джухаш в книге «Глобальное восстание: сеть сопротивления», люди во всем мире, кажется, поняли, что лучше бороться за создание собственной демократической альтернативы глобализации, чем вечно жить в тени чужой империи.

Глава 2
Продавая деньги – и зависимость
Сэм Гвин

Амбициозный региональный банк и молодой банкир продают займы развивающимся странам, чтобы финансировать сомнительные проекты, вынуждая рядовых граждан платить по счетам.

Странный это бизнес – продавать деньги от дома к дому в эпоху расцвета цивилизации. Еще удивительнее то, что деньги идут не из таинственных глубин рынка евровалюты – по таинственному пути через Нассау, Гонконг или Цюрих, а со сберегательных счетов американцев из Огайо.

И эти американцы, как и все их сограждане, только начинают понимать, что заработанные ими деньги уже не используются для строительства соседнего дома.

Раньше я продавал их деньги, зарабатывая этим себе на жизнь. Я путешествовал по миру, работая в среднем банке Среднего Запада с активами на 5 миллиардов долларов. Кроме того, я участвовал в удивительной банковской практике по принципу «обычный бизнес», которая начала заражать мировую финансовую систему.

* * *

Шел 1978 год. Благодаря продажному, репрессивному режиму президента Филиппин Фердинанда Маркоса, я прекрасно устроился в одном из лучших отелей Манилы – Пенинсуле. Я продвигал уникальный проект, суливший филиппинской строительной компании, стороннице клана Маркоса, 10-миллионный кредит – займ, который скоро должен был увеличиться. Но я этого пока еще не знал, спускаясь в вестибюль гостиницы, чтобы отправиться обедать. Мои мысли все еще занимал живой осьминог, которым угостил меня Тайваньский банк прошлым вечером: я пытался вспомнить, чего они от меня хотели и почему так сильно старались.

Международная банковская деятельность – интересный бизнес, особенно для меня и тех беспомощных огайцев, чьи деньги я продаю: мне 25 лет, а мой опыт в банковском деле ограничивается полутора годами. Я начал работать в банке в качестве аналитика отделов кредитов, имея степень магистра по английскому языку. Так как я свободно владел французским, 11 месяцев спустя меня повысили до кредитного инспектора и направили во франкоговорящие арабские страны. Это моя третья длительная поездка, поскольку район моего инспектирования быстро расширился: за полгода я побывал в 28 странах.

Я далеко не единственный молодой и неопытный в мире международной банковской деятельности – он полон агрессивных, способных, но совершенно неопытных кредиторов не старше 30 лет. Они путешествуют по миру, подобно странствующим трубочистам, выполняя ссудные квоты, торгуя финансовой продукцией и живя на широкую ногу. Их боссы обычно способные, но тоже неопытные 29-летние вице-президенты, одевающиеся у Brooks Brothers и имеющие степень магистра бизнеса Уортона или Стэнфорда. Однако они настолько несведущи в кредитовании, что не смогли бы оформить даже простую розничную ссуду, погашаемую в рассрочку. А их руководители, члены кредитного комитета – прагматичные банкиры до мозга костей, прекрасно разбирающиеся в местной банковской системе и имеющие 20-30-летний опыт работы. Но старшие банкиры ничего не понимают в международном кредитовании. Многие из них никогда не собирались заниматься заморским кредитованием, но были вынуждены делать это из-за интернационализации американской коммерции; когда их местная клиентура перешла на международную торговлю, они вынуждены были последовать за ними, чтобы не потерять бизнес крупных финансовых банков. Поэтому старшие банкиры с тревогой наблюдают за работой своих подчиненных – ловкачей мировой финансовой системы, неутомимых коммивояжеров, привлекающих такие кредиты в Польшу, Мексику и Бразилию, что они начинают угрожать стабильности системы, которую они призваны развивать.

Систему постоянно лихорадит. В 1975 году американские банки выдали иностранным государствам кредиты на сумму 110 миллиардов долларов. К концу 1982 года они выросли до 451 миллиарда. Ведущим девяти банкам принадлежит 31 миллиард долларов, или более 112 % их общего капитала в качестве кредитов в Мексике, Бразилии, Аргентине и других странах, которым пришлось пролонгировать займы, чтобы избежать катастрофических дефолтов.

Итак, я в Маниле, в вестибюле Пенинсулы. На балконе группа филиппинских музыкантов играет для торговцев, туристов, банкиров, местных бизнесменов и старых азиатов-рабочих, которые отдыхают за маленькими столиками внизу, поджидая подружек и друзей.

Еще не зная, что должно произойти, я чувствую приближение чего-то необычного. Я прилетел утром самолетом китайских авиалиний из Тайбэя. На трапе самолета я, к своему удивлению, столкнулся с «диспетчером», странным существом из Третьего мира, который занимался встречей и отправкой важных гостей. «Диспетчер», представившийся Джоем, был представителем моего клиента – Филиппинской корпорации по строительству и развитию (CDCP), мест ной строительной компании, которую мы годами безуспешно обхаживали. Джой, очевидно, заплатил агентам безопасности из иммиграционной службы, поэтому мы прошли таможню и паспортный контроль за 2 минуты, тогда как остальным 300 пассажирам пришлось мучиться в этой тропической жаре, проклиная все на свете, полтора часа. Затем он провел меня сквозь толпу кричащих торговцев в зале прибытия к ожидающему нас «Ягуару» с кондиционером, прекрасной стереосистемой и очень симпатичной 20-летней девушкой. Девушку я никак не ожидал. Банк Бангкока предоставил мне серебряный «Линкольн», но не девушку. Арабы – длинный «Мерседес» и подпольную бутылку темного Johnny Walker, но девушки не было. В изощренном мире азиатского бизнеса, где «услуга за услугу» – основа любой сделки, подобные вещи делаются с определенным умыслом. Да, подумал я, что-то действительно намечается…

Спустя несколько часов я опять встретился с Джоем под навесом у входа в Пенинсулу. Безукоризненно одетый Джой взял мой портфель с 5000 долларов в дорожных чеках, билетом на самолет за 9000 долларов, паспортом и кредитными карточками – всем, что отделяло меня от тюрьмы Интрамурос, – и исчез. Мы изображаем доверие. Через минуту красный «Ягуар» подъехал к отелю с моим портфелем, целым и невредимым, и мило улыбающейся девушкой, и мы мягко заскользили в удивительной тишине по гудящей, переполненной Маниле, какой она становится в субботний вечер. По дороге девушка сообщила мне, что они с «Ягуаром» предоставлены мне «в полное распоряжение» до самого отъезда.

Меня отвезли в дорогой ресторан в Макати, где был устроен шикарный обед в мою честь президентом компании, господином Руди. Мой банк обхаживал эту компанию вот уже пять лет: мы много раз угощали их обедами, возили играть в гольф и заниматься подводным плаваньем, посылали им виски и сигары на Рождество, но до сих пор единственное, что получали в ответ, – это вежливые разговоры. После восьми перемен блюд и такого количества спиртного, которым можно было бы споить все мусульманское население Минданао, произошло нечто необычнее. На невнятном английском Руди объявил, что хотел бы взять кредит на закупку землеройной техники у клиента моего банка в США для восстановительного проекта «Манила Бей».

«О какой сумме идет речь?» – спросил я на таком же невнятном английском.

«Десять миллионов», – ответил он и рассмеялся. – «Мой вице-президент обсудит с вами детали утром».

Через пять минут министр финансов Филиппин «заезжает» к нам, чтобы встретиться со мной. О займе – ни слова. Но он невероятно вежлив и обращается к Руди «мой верный друг». Не хочу ли я посетить Багуйо? Очень мило, думаю я, не подозревая, что самолет компании уже готов перенести меня в сказочную гостиницу на северном горном курорте, принадлежащую компании.

* * *

Международный банкир за границей ограничен в передвижении: он не гуляет по улицам и не заходит в местные бары, да и вообще редко где-либо появляется, дабы обезопасить себя от возможного нападения. Однако его подстерегает другая опасность: забытый израильский паспорт на таможне в Алжире, оставленная бутылка виски при въезде в Саудовскую Аравию – все эти прегрешения, как правило, приводят к аресту и заключению в иммиграционную тюрьму на неопределенный срок. А если ваш водитель вдруг попадет в аварию в одной из строгих мусульманских стран, да еще и задавит кого-нибудь? Согласно Корану, водитель и машина никогда не попали бы в аварию, если бы вы не наняли их, поэтому ответственность за причиненный ущерб полностью ложится на вас. Именно поэтому американские банкиры нередко сбегают с места происшествия, даже небольшого, захватив свой портфель и пытаясь затеряться в толпе или скрыться в арендованной квартире. В Маниле вы в полной безопасности, хотя чрезмерное гостеприимство хозяина может обернуться для вас каким-нибудь венерическим заболеванием.

Будучи кредитным инспектором, вы в основном занимаетесь займами и не задумываетесь о том, угрожает ли ваша деятельность, например, стабильности мировой экономики или нет. В этом смысле молодой банкир подобен солдату на фронте: он послушен, агрессивен и безнравственен, поскольку всего лишь выполняет чей-то приказ. Через агентства кредитных инспекторов, таких, как я, американские банки выдали множество сомнительных займов странам, у которых накопилась такая большая задолженность, что, согласно Уолтеру Ристону из Citicorp, «способность выплатить долг» уже не принимается в расчет. Важен «доступ к рынку», что говорит о возможности заимствовать еще больше. Это очень разумное объяснение, принимая во внимание активную деятельность крупных банков в странах, которые не в состоянии погасить свой долг. Теория выглядит примерно так: пока страна в состоянии брать кредиты, она сможет бесконечно откладывать выплату долга, примерно так, как США поступают с государственным долгом. А пока страна может откладывать выплаты, банки будут получать свои деньги в установленные сроки, а эти страны не будут признаны неплатежеспособными. Но банки прижаты к стенке. Если им не удастся привлечь больше денег, они будут вынуждены списать огромное количество «плохих» долгов. Кроме того, им грозят еще более серьезные последствия цепной реакции – перекрестное неисполнение обязательств, относящихся к условиям большинства займов.

Есть еще один любопытный аспект: несмотря на то что банки могут позволить такой стране, как Польша, отложить выплату долга (через 20 лет, а не через 10), процентные платежи все равно не прекращаются. Именно на них основываются итоговые результаты банковских отчетов о прибылях и убытках. Это значит, что у Citibank может быть очень успешный год, даже если многие займы оказались не погашенными. Возможно, не стоило делать ставку на кредиты, однако банки ведут себя достаточно умно и очень щепетильны, когда речь заходит о защите ценности их активов.

В основе этой всемирной кредитной проблемы лежит очень простая концепция – безопасность. Когда вы берете ссуду на покупку машины, банк, чтобы обезопасить себя, берет право на владение этой машиной. Если вы не сможете вовремя выплатить кредит, банк продаст машину и вернет свои деньги. Но международные банки не могут «забрать» электростанцию в Таиланде или больницу в Дубаи, или даже гусеничный трактор в джунглях Калимантана. Они не могут «повесить свой ярлык» на урожай бананов на Филиппинах или захватить медь на рудниках в Чили, чтобы продать ее в Чикаго. В международной банковской деятельности американские банки часто нарушают древнейшие принципы кредитования с соблюдением безопасности. Как местного кредитного инспектора меня всегда учили создавать разумную защиту активов для каждого займа, если, конечно, заемщик не является безупречно платежеспособным и честным клиентом. Но когда я стал международным кредитным инспектором, мне пришлось забыть об этом и научиться готовить логические обоснования, благодаря которым кредит был бы привлекательным для головного офиса, хотя технически он ничем не гарантировался.

* * *

В Маниле я мысленно пробегаю по своим встречам, облизываясь при воспоминании о 10-миллионном кредите. Я вижу себя весьма удачливым банкиром, ворочающим огромными суммами денег и смазывающим гигантский механизм международной торговли. Конечно, сам лично я не могу дать согласие на этот кредит. Банк, возможно, не во всем разбирается, но этот займ придется представлять в головном офисе неглупым седовласым, краснолицым банкирам из высшего кредитного комитета. Они будут всматриваться в меня поверх очков и задавать вопросы: «Почему их текущий коэффициент покрытия падает, принимая во внимание растущие продажи?» Дальнейшая часть моей поездки предполагает посещение Гонконга, Куала Лумпура, Токио и Сеула. Мне удается получить хоть какое-то представление о странах и познакомиться с тяжелейшей дизентерией. Но я продолжаю мечтать об этом кредите, заполняя страницу за страницей всеми «за» и «против», пытаясь представить себе реакцию кредитного комитета. Сквозь мой энтузиазм и растущее ощущение собственной значимости проглядывает некий жулик, которому, наконец-то, дал жизнь мой товарищ-банкир из Chase Manhattan, рядом с которым я сижу в самолете, летящем в Куала Лумпур.

«С кем ты ведешь бизнес в Маниле?» – спрашивает он, заказав нам по пятому бокалу виски, скрашивающему международным банкирам жизнь в длинных поездках. «С CDCP», – отвечаю я.

«Они заодно с Маркосом», – говорит он. – «Это хорошо. Но они по уши в долгах».

Когда банкир говорит, что компания «по уши в долгах», это значит, что ее задолженность намного превосходит акционерный капитал владельца. В США банкиров учат избегать подобных кредитов, считая, что они ставят заимодавца в очень рискованное положение, когда придется бороться за немногочисленные основные активы компании в случае банкротства. Я украдкой взглянул на долю заемных средств CDCP. Семь к одному. Один к одному считается нормальным, а два к одному – опасным. И вдруг мне в голову приходит мысль, что было бы полным безумием давать этот кредит. «Тебе лучше получить подпись Маркоса – кровью», – говорит мой товарищ, смеясь.

* * *

Дома, в головном офисе в Кливленде, еще невыспавшийся после стольких перелетов, я подвожу итоги своей поездки. Я пытаюсь восстановить все эти трехчасовые обеды с пятью переменами блюд и вином и вспомнить, что же я тогда говорил.

Говорить, что банкиры – вышколенные пессимисты, банально. Возможно, это и правда, если речь идет о банкире, занимающемся розничной торговлей, но международного банкира сегодня можно назвать оптимистом. Например, когда старший вице-президент спрашивает вас о том, как обстоят дела в той или иной стране, вы не отвечаете: «Знаешь, Фил, мне кажется, она катится ко всем чертям». Даже если это и правда, не в ваших интересах так говорить, потому что Фил с легкостью может сделать так, что вам никогда не удастся предоставить кредит этой стране. А эффективность вашей работы оценивается по количеству выданных вами займов. Будучи кредитным инспектором, я однажды заметил вице-президенту, отвечающему за кредитование Мексики, что, на мой взгляд, никакое количество нефти не изменит тот факт, что в Мехико, где к 2000 году будут жить 30 миллионов человек, никакие социальные программы не помогут сделать так, чтобы денег от продажи нефти хватило на всех этих людей. Мне было велено не указывать это в своем отчете по стране.