Текст книги "Политические партии Англии. Исторические очерки"

После разоблачения провокатором вигского заговора в 1683 г. Рассел и О. Сидней были обезглавлены, Эссекс покончил самоубийством, а Монмут вымолил прощение у короля и эмигрировал в Голландию, где оказались многие участники заговора. Шефтсбери успел отбыть туда еще до разоблачения заговора, где вскоре скончался. После расправы над оппозицией король заручился доверием парламента, а его брат принимает все большее участие в государственных делах. Королевская администрация в такой степени стала креатурой герцога Йорка, что после смерти Карла II в феврале 1685 г. его наследнику не было нужды менять чиновников высокого ранга. Тем резче заметны перемены, происходящие в провинции.

Главная цель Якова II состояла в обеспечении лояльности нового парламента. Письма, отправляемые королевской канцелярией на места, свидетельствуют, с какой настойчивостью король вмешивается в ход предвыборной кампании, рекомендуя поддержать «нужных людей»[203]203
  CSPD. James II 1685. London. 1960. P 21,29,48,64.


[Закрыть]. Встречные донесения содержат отчеты, указывающие на трудности, с которыми приходится сталкиваться на выборах, особенно в юго-западных графствах, где «много людей, зараженных заговорщическим духом»[204]204
  Ibid. P 20,34,62,120.


[Закрыть], Яков использовал еще одно эффективное средство давления – замену хартий бургов, в результате чего одни города вообще лишались хартий, другие сократили число своих депутатов.

Направляемые королем выборы в парламент имели предсказуемый результат и обе палаты послушно отзывали свои документы, содержание которых не устраивало Якова. «Лучший метод заставить меня собирать вас чаще – вести себя хорошо», – заявил король в тронной речи[205]205
  РН.Р. 1367.


[Закрыть]. В данной ситуации трудно было рассчитывать на политическую изоляцию королевской власти, однако виги надеялись дискредитировать сам парламент и найти поддержку за его пределами, при этом организационный центр переместился в Голландию.

Голландская эмиграция, сплоченная лишь неприятием установленного режима Якова II Стюарта, была представлена разными группами, имеющими далеко не совпадающие интересы. Среди них можно выделить шотландцев республиканских настроений и участников вигского заговора – Юма, Гудинафа, Флетчера, которые с подозрением относились к кандидатуре герцога Монмута. Сторонники графа Аргайла не склонны были согласовывать свои планы с планами вигов, напротив Аргайл пытался использовать выступление Монмута ради собственных интересов. Наконец, сам герцог, который все-таки сдался под энергичным напором его друзей вроде Фергюсона и пошел на сближение с шотландским комитетом в Роттердаме.

Материалы следствия после подавления восстания выявляют установленные связи между эмигрантами и их сторонниками в Англии, прежде всего на юго-западе, в лице лордов Деламера, Маклесфилда, Брэндона[206]206
  State trials. V. XL Р. 543–545.


[Закрыть]. Наиболее интересна и наименее известна среди сторонников будущего восстания группа «старых кромвелевских офицеров» в Лондоне. Самым известным в этой группе был майор Уайльдман, бывший левеллер, активный участник Путнейских диспутов, автор памфлетов. Его родственники Дисней и Крэгг помогали ему держать связь с эмигрантами и известными вигами в графствах юго-запада[207]207
  Emerson W. R. The Monmouth s rebellion. London. 1955. P. 21.


[Закрыть]. Однако сохранилось больше свидетельств в пользу разногласий между Монмутом и лондонскими республиканцами.

Намного больше понимания эмиграция нашла у вигов. Есть основания полагать, что в Чешире, на юго-западе, шла подготовка к восстанию, но организаторы находились в условиях постоянной слежки. Как показали ближайшие события, юго-запад стал базовой территорией повстанцев. Назовем основные вехи этого события, сопоставимого с эпизодами гражданской войны.

Во-первых, активная поддержка на местах. Высадившись в Лайме 12 июня 1685 г. с отрядом в 150 человек, уже через неделю Монмут имел под своим началом семь тысяч добровольцев, вооруженных частично мушкетами, а также самодельным оружием в виде кос, насаженных на палки, в их распоряжении были четыре пушки.

Во-вторых, переписка короля с администрацией на местах позволяет понять причину, заставлявшую королевских военачальников почти три недели избегать столкновения с повстанцами. И милиция, и регулярные части «караулили» ситуацию на местах, предотвращая переход «бродяг» на сторону Монмута. Однако состав армии герцога был более сложным. Действительно, «высокая» часть вигов вскоре отвернулась от авантюры герцога, как следствие, Монмут не имел хорошей конницы, но его явно поддержало купечество городов. В немногих списках осужденных, доступных историкам, пометка «богат» и «очень богат» встречаются достаточно часто.

В-третьих, программные цели руководства, разработанные оппозицией в эмиграции и воплотившиеся в тексте Декларации, которая была озвучена в Лайме сразу после высадки. Отдельные пункты данного документа вполне сравнимы с концептуальными установками политической мысли вигов, представленными в публицистике и теоретических работах сторонников партии. Теоретическая часть содержит обоснование политической модели ограниченной монархии: гармония между правами народа и прерогативами короля[208]208
  State trials. Р. 528.


[Закрыть]. Такая гармония предполагала немедленное наказание для тех «людей короля», которые бы проводили политику вопреки конституции, т. е. нарушали основной принцип, когда король заботится о правах народа, будучи связанным в своих действиях. Отсюда и заверения в поддержке незыблемости старого английского управления и предотвращения анархии. Последний пассаж должен был служить размежеванию с республиканцами. Но в документе декларировался постулат, который служил сильным объединяющим мотивом: «Религия – самое ценное, что мы имеем…и должны добиться прекращения всех карательных мер против протестантских диссентеров… Равная свобода для всех протестантов!»

Весьма уязвимым политическим моментом стало обоснование законности сопротивления высшей власти, поэтому авторы напоминают о своем стремлении найти справедливость в парламенте, но «когда король лишил нас такой возможности, мы вынуждены взяться за оружие». Отсюда и подробный перечень конкретных «злодеяний» Якова II в подтверждение правоты своих действий. Само истолкование обвинения короля в измене нации и в тирании отражало широкий спектр общественных настроений и подразумевало узурпацию им «прав и свобод английского народа», заговор против государственной религии, убийство судьи Годфри, ведущего расследование папистского заговора, расправу с графом Эссексом, союз с Францией, войну с Голландией.

Парламент рассматривается авторами Декларации как инструмент поддержания политического баланса и имеет основную функцию – служить гарантом прав народа, поэтому высшие магистраты должны быть облечены всей полнотой власти. Требование ежегодного созыва парламента намекает на влияние левеллеровских настроений, хотя идея ежегодных парламентов у отдельных публицистов приписывалась еще законам Вильгельма I[209]209
  Jonson S. An argument providing that the abrogation of king James by people of England from Royal Throne and Promotion of Orange. London. 1692. P43.


[Закрыть]. Особое место в Декларации отведено переподчинению постоянной армии парламенту. Публицистика последних лет нередко ставила в зависимость тиранический способ правления от возможности короля управлять постоянным войском. Еще более конкретные меры предполагались относительно переустройства власти на местах, исходя из интересов «честных жителей бургов». В Декларации обещано восстановить старые хартии бургов и передать им права, которыми они владели прежде, отменить Акт о корпорациях, закрывающий доступ к городскому управлению для протестантских нонконформистов, ввести новые законы относительно выборов шерифов, сменить судей, которые потворствовали папистам на людей, занимающих эту должность «пока ведут себя хорошо».

Как видим, Лаймская декларация обошла вниманием вопрос о персонализации верховной власти. Через неделю в Таунтоне была выпущена другая декларация, где Джеймс Монмут объявлялся законным и правомочным королем под именем Джеймса II; за голову Якова II назначалась определенная сумма»; созванный парламент рассматривался как мятежная ассамблея; налоги надлежало платить новому королю[210]210
  State trials. P. 876–877.


[Закрыть]. Новое заявление руководства восстания, несомненно, было продиктовано военно-политической ситуацией, ибо королевские войска были на подходе, а армия Монмута по-прежнему была лишена поддержки «джентльменов» и пополнялась за счет низов протестантской оппозиции, отсюда необходимость придать авторитет лояльности своей власти в глазах верхушки партии вигов. Однако такой поворот сулил раскол в военном совете, ибо во главе пяти полков повстанцев стояли старые кромвелевские офицеры.

В целом, если говорить об идеологическом обеспечении вооруженного сопротивления власти, то оно отражало противоречивую картину, сложившуюся в лагере оппозиции. Отчасти ее политическое содержание выражало многогранность выражения «недовольство правлением настоящего монарха». Но по мере осмысления собственных интересов в противостоянии с конкретной королевской властью как институтом появляется понимание необходимости внести коррективы в саму властную структуру в виде координации ее частей – монархии и двух палат парламента. Наконец, вопрос о способах достижения программных целей – только парламентский путь или допустимо насильственное сопротивление? Вигская оппозиция и торийская лояльность по отношению к королевской власти нередко меняли конфигурацию своих сил. Ни по одному из названных выше положений линия размежевания не была четко однозначной. Так англикане могли выступить заодно с пресвитерианами против усиления католицизма, но и англикане-тори, осуждая Билль об исключении, воспринимали усиление католицизма как личную угрозу. Все это способствовало появлению в обеих партиях своеобразных центров и периферии.

После подавления восстания на юго-западе Яков II усилил абсолютистские тенденции политического курса. За короткий период он сменил аппарат чиновников в центре и на местах, лишил бурги их хартий, реорганизовал судебную власть, предоставив места католикам, подчинил командование постоянной армии, ужесточил контроль над англиканской церковью – все это неизбежно способствовало активизации оппозиции. Однако теперь, когда виги дважды потерпели поражение, протестные настроения выражало на первых порах высшее англиканское духовенство. Импульсом послужила Декларация о веротерпимости от 4 апреля 1687 г., провозглашенная Яковом II и имевшая целью, как и в 1672 г., узаконить католицизм под видом диссентерства от англиканской церкви. В своем протесте англиканские священники отказывались публично оглашать ее в храмах и в своих протестах почти дословно повторяли вигскую аргументацию. Последовали репрессии и король лишился поддержки англикан и их торийских сторонников. Если в период кризиса 70-х годов тори уступали вигам позиции в борьбе за влияние в бургах, то теперь часть провинциального джентри и земельной аристократии перешли в новый состав оппозиции королю и последний делает попытки привлечь на свою сторону бурги. Таким образом, олигархия становится заметной силой в антикоролевской оппозиции. В июне 1688 г. произошло событие, ускорившее развязку: у короля родился наследник, оттеснивший от трона дочь Марию, протестантку и супругу стат-хаудера Соединенных Провинций Вильгельма Оранского. Новая угроза сплотила толерантную часть вигов и тори. Не дожидаясь созыва нового парламента, представители обеих партий послали письмо за подписью четырех вигов и трех тори, а также одного епископа (W. Cavendish earl of Devonshir, Ch. Talbot earl of Shrewsbury, T. Osborn earl of Danby, R. Lumley lord Lumley, H. Compton, Bishop of London, H. Sidney, E. Russel) Вильгельму Оранскому. Декларация последнего содержала обещание обеспечить протестантскую религию, свободу, собственность и свободный парламент.

Однако на пути к пониманию стояло много проблем, разрешение которых усложнило ход Славной революции и на некоторое время старые споры о формуле власти вспыхнули с новой силой. Эпизоды, связанные с двойным отстранением Якова II, создавали угрозу того «казуса междуцарствия», которая сама по себе несла политическую нестабильность. Проблема неизбежного насилия как фактора Славной революции предстала в двух ипостасях: во-первых, вооруженное вторжение в качестве средства решения политических задач, и оно было единодушно одобрено на протяжении декабря 1688 г. тремя собраниями лордов, общин и городского совета, собранных Вильгельмом Оранским по прибытии в Лондон. Во-вторых, в виде лишения трона законного короля Якова II, что потребовало новой формулы перехода власти. Норма правового обеспечения данной процедуры требовала созыва парламента королем, но на данном этапе отсутствовали обе ветви власти. Переходной ступенью стало приглашение бывших членов вигских парламентов, которые от имени палаты общин обратились к принцу Оранскому с просьбой созвать Конвент, структура которого соответствовала традиционному парламенту. Бегство Якова II фактически освободило трон, но не решало вопрос де-юре о статусе новых претендентов. Хотя многие его сторонники перешли на сторону завоевателя, риск получить монарха по выбору, еще опаснее – республику, настораживал политические группировки разных оттенков.

Следующая стадия оформления новой власти сопровождалась дискуссией, затрагивающей различное толкование предстоящей процедуры. И тори, и виги пытались соблюсти законность, гарантирующую от аналога захвата власти. На протяжении января 1689 г. лорды и общины обменивались резолюциями, постепенно вырабатывая общую позицию[211]211
  Томсинов В. А. «Славная революция» 1688–1689 годов в Англии и Билль о правах. С.153.


[Закрыть]. Предложения имели вариативность от регентства (правление от имени короля) и утверждения принцессы Марии в качестве королевы, при скромной роли Вильгельма Оранского как принца-супруга и – до провозглашения Вильгельма и Марии королем и королевой. Однако Вильгельм положил конец всем разногласиям, пригрозив немедленно вернуться в Голландию, если он не будет избран королем. Обе палаты нашли общий язык, признав супругов королем и королевой. Так в Англии трон занял монарх, имеющий источником власти не «божественную милость», но выбор собрания под видом парламента. Подлинная значимость данного политического события заложена в Декларации о правах от 12 февраля 1689 г. («Декларация лордов духовных и светских и общин, собравшихся в Вестминстере»), которая в большей своей части вошла в текст Билля о правах[212]212
  Там же. С. 156–157.


[Закрыть]. Принятие Декларации имеет свою непростую историю. Тем не менее, этот документ стал признанием конечных целей борьбы оппозиции, и можно утверждать, что почти все его основные положения проходили испытания в ходе политического противостояния в период Реставрации. Статус королевской власти в ее отношении к дисперсионному праву, к легислатуре в целом, к католическому влиянию в государственных структурах, к отправлению правосудия, к ее финансовой зависимости от парламента, к переподчинению постоянной армии парламенту – все свидетельствовало о сокращении пределов королевской прерогативы. Изменилась формула присяги и король обещает управлять в соответствии со статутами, одобренными в парламенте, а также законами и обычаями Англии. Конституировав новый баланс политических институтов, парламент становился самостоятельным, постоянно действующим государственным органом. Король не только обязывался часто собирать парламент, но отныне не мог вмешиваться в ход выборов, хотя монарх оставался независим в подборе и смещении министров, а также судей при сохранении принципа «пока ведут себя хорошо» и других должностных лиц. Роль местного управления оказалась усилена, благодаря восстановлению хартий бургов и новым правилам выборов шерифов. Отдельный блок статей касался прав и свобод подданных. Включение дополнений к Habeas Corpus, закрепление права на петиции, обеспечение прав и свобод избранных депутатов, предоставление большей свободы пресвитерианам в отправлении культа и церковном устройстве, притом, что протестантские секты были лишены подобных прав, формировало достаточную правовую общность, необходимую при создании основ конституции.

Особенность английской конституции состояла в том, что она не столько основной закон, сколько свод правил, отражающих, в том числе, общественно-политический уклад, традиции, отношение к верховенству права, формирующихся в ходе борьбы и формирующих политическую культуру. Обсуждение конституционных проектов, вплоть до издания Билля о правах 16 декабря 1689 г., сопровождалось дискуссиями и столкновениями мнений вигско-торийской направленности, что само по себе характеризует условия их компромисса, который позволил заложить основы британской конституции и обеспечил возможность власти маневрировать между отдельными интересами в рамках принятой архитектуры власти. Однако нельзя игнорировать тот факт, что сами эти установления прошли первую апробацию в ходе не только парламентской борьбы, но и конфликтов, в которые были вовлечены все слои английского общества на протяжении предыдущих десятилетий.

Партия тори в оппозиции: идеология интеллектуалов середины XVIII века
М. А. Ковалев

Воцарение династии Ганноверов на престоле в Великобритании в 1714 г. и падение торийского правительства графа Оксфорда и виконта Болингброка привело к установлению длительного господства вигов. На протяжении 1714–1720 гг. правящей партией был предпринят ряд административных мер, направленных на закрепление своего положения. Данный период характеризуется ослаблением королевской власти, возрастанием коррумпированности государственного аппарата, преобладанием «денежного интереса» над «земельным». Режим, принявший черты олигархического, ассоциировался современниками с именем премьер-министра Р. Уолпола[213]213
  История Великобритании / Под ред. К. О. Моргана. – М., 2008. С. 376, 379, 383–385.


[Закрыть].

Партия тори, к 1727 г. занимавшая лишь около четверти мест в парламенте, переживала период упадка[214]214
  Кутявин Д. В. Торийская партия в Англии конца XVII – начала XVIII вв. и министерство 1710–1714 гг. Дис. к. и. и. – Самара, 2006. С. 133.


[Закрыть]. Ряд бывших лидеров тори и связанные с ними деятели культуры все больше разочаровывались в традиционных методах политической борьбы. Сформировавшаяся первоначально вокруг Г. Сент-Джона, виконта Болингброка оппозиция носила внепарламентских характер и апеллировала к ущемленным политикой вигов представителям «земельного интереса». В дальнейшем круг оппозиции расширился за счет включения в него части вигов[215]215
  HassallA. Life of Viscount Bolingbroke. – Philadelphia, 1889. P. 145–146.


[Закрыть]. Именно в среде антивигской оппозиции будут выработаны идеи, опираясь на которые торийские силы в правление Георге III утвердятся у власти.

Историк Л. Колли отмечала, что негативное отношение к партиям в целом было присуще большинству политических деятелей и просветителей конца XVII – начала XVIII вв[216]216
  Colley L. In the defiance of oligarchy. The tory party 1714–1760. – Cambridge, 1982. P. 90.


[Закрыть]. Поэтому позиция торийских интеллектуалов в данном случае не являлась чем-то особенным. «Рассуждение о партиях» Болингброка, где фракционные группы называются «убогими червями земли»[217]217
  Болингброк Г. Рассуждение о партиях // Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории. – М., 1978. С. 182.


[Закрыть], метафоры «высококаблучников» и «низкокаблучников», «остроконечников» и «тупоконечников» в «Путешествиях Гулливера» Дж. Свифта[218]218
  Свифт Дж. Путешествия Лемюэля Гулливера. – СПб., 1993. С. 81, 84.


[Закрыть] вполне типичны в данном историческом контексте. Подобные тенденции сохранялись и в дальнейшем. Сатирик Г. Филдинг в романе об известном лондонском грабителе и убийце Джонатане Уайльде (1743 г.) высказывается о его подельниках следующим образом: «Среди них главенствовали две партии, а именно: тех, кто носил шляпы, лихо заломив их треуголкой, и тех, кто предпочитали носить «нашлепку» или «тренчер», спуская поля на глаза. Первых называли «кавалерами» или «торироры-горлодеры» и т. д.; вторые ходили под всяческими кличками – «круглоголовых», «фигов», «стариканов», «вытряхаймошну» и разными другими. Между ними постоянно возникали распри»[219]219
  Филдинг Г. История жизни покойного Джонатана Уайльда Великого // Филдинг Г. Избранные сочинения. Т. 1. – М., 1954. С. 335.


[Закрыть].

В то же время, именно на период 30-50-х гг. приходится интенсивное осмысление партийности и создание первых концепций партии. А. А. Киселев приписывает основную заслугу в этом процессе Г. Болингброку и шотландскому философу Д. Юму[220]220
  Киселев А. А. Проблема формирования английской двухпартийной системы в историографии // Власть, 2011, № 7. С. 162–163.


[Закрыть]. Однако почва для их исследования была подготовлена творчеством Дж. Свифта. Его поэзия ирландского периода содержит достаточный объем материала, чтобы сделать вывод об отношении к партийности.

Партийная полемика в поэзии Свифта представлена грубой и примитивной: оппоненты склонны приписывать друг другу крайние, бескомпромиссные позиции. В одном из стихотворений сатирик осуждает приравнивание оппозиции к «папистам»[221]221
  Swift J. Tim and the fables // Swift J. Poetical works. V. 3. – Boston, 1858. P. 143.


[Закрыть]. Но более показательно другое произведение, связанное с заговором епископа Эттербери в 1722 г. Оно написано в форме диалога между вигом и тори, обсуждающих подарок епископу из Парижа – собаку по кличке Арлекин. Виг по сюжету утверждает, что собака сообщила государственному секретарю о заговоре и выдала его участников. В ответ на это тори просит уточнить, о какой собаке идет речь. Возможно, это пес-Уолпол, который «возвращается на свою блевотину?»[222]222
  Swift J Upon the horrid plot discovered by Harlequin, the bishop of Rochester’s French dog // Swift J. Poetical works. V. 3. – Boston, 1858. P. 92–93.


[Закрыть] В данном случае имеет место аллюзия на библейский текст, в котором говорится о неисправимости нечестивцев. Текст высмеивает необоснованность подозрений тори в якобитских симпатиях.

Наиболее крупное произведение на эту тему – «Диалог между безумным Муллинексом и Тимоти». Дублинский нищий безумец Муллинекс оказывается более здравомыслящим человеком, чем вигский политик. Он задается вопросом: почему все ненавидят якобитов? Ведь их в Великобритании осталась лишь горстка, а все тори перебежали к Ганноверам. Их лидеры побросали оружие и занялись воровством. В сущности, «якобитский вопрос» – лишь кукольное представление, призванное разжигать политические страсти и отвлекать общество от реальных проблем. Если на политическую сцену взойдут Фауст с Мефистофелем, никто их не заметит, но появление Панча (под именем которого выведен Претендент) повергнет всех в панику[223]223
  Swift J. A dialogue between mad Mullinix and Timothy // Swift J. Poetical works. V. 3. – Boston, 1858. P. 134, 136. Панч – кукольный персонаж, Петрушка.


[Закрыть]. Определить, где настоящая «мать», а где «претендент» – задача, достойная царя Соломона. Мы снова сталкиваемся с многослойным символическим языком Свифта, в основе которого лежат библейские мотивы. В данном случае речь идет о суде царя Соломона, решавшего спор между двумя женщинами, претендовавшими на одного младенца. То есть, по мысли автора, необходимо различать интересы нации («матери») и интересы свергнутых Стюартов («Претендента») [224]224
  Ibid. P.136.


[Закрыть].

Претендент, представленный в шутовском облике Панча, наделен крайне негативными чертами: постоянно выделывает трюки, всюду сует свой нос, дразнится, обезьянничает, перебивает, смущает, прерывает всякое серьезное дело. В то же время, тори остаются зрителями: ведь если они присоединятся к представлению, то обесчестят себя перед двором. Однако это не убеждает вигского оппонента. Он, по собственным словам, зовет тори молодцами, но за спиной – сукиными сынами («sons of whores»), оскорбляет, клевещет, доносит, обвиняет. Но делает это из соображений лояльности и общественного блага. Впрочем, Муллинекс не дорожит партийностью и в ответ посылает проклятия тори и вигам[225]225
  Ibid. P. 137, 138, 142.


[Закрыть].

Возможно, столь жесткая критика сторонников Стюартов вызвана соображениями безопасности. Ведь Свифт, как известно, положительно относился к католикам Великобритании (о чем говорит, к примеру, его известный памфлет «Кризис»). В то же время его отношение к якобитам выражено в письмах вполне определенно: «Я всегда считал себя противником Претендента, поскольку рассматриваю его пришествие как наихудшее зло по сравнению с правлением вигов…»[226]226
  Цит. по: Collins J. Ch. Jonathan Swift. A biographical and critical study. – L., 1873. P. 128.


[Закрыть]. Очевидно, разгадка кроется в разделении автором «папистов» на религиозных и политических. Католические священники, по его мнению, отождествляют себя с интересами Великобритании и лояльны правительству[227]227
  Swift J. A dialogue between mad Mullinix and Timothy Op. cit. P. 132–133.


[Закрыть], тогда как якобиты – мятежники и отщепенцы.

Позиция Свифта не сразу была поддержана Болингброком. Через много лет после своего перехода на сторону Претендента в 1714 г. виконт подвергает резкой критике движение якобитов. В сочинениях, написанных в 30-е гг. XVIII в., он исходит из концепции единства национальных интересов. «Письма об изучении и пользе истории» провозглашают этот принцип открыто[228]228
  Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории // Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории. – М., 1978. С. 16, 162.


[Закрыть]. В «Идее о Короле-Патриоте» он проявляется в признании результатов Славной революции и в ориентации на благо всего народа. Просветитель отвергает подход французского короля Людовика XIV, который относился к стране как к собственной вотчине и даже само слово «государство» (l’etat) считал оскорбительным. Согласно замыслу автора, Король-Патриот должен быть национальным лидером. Это подразумевает приоритет конкретных национальных интересов по отношению к абстрактным принципам, к примеру, таким как принцип легитимизма, которого придерживались якобиты[229]229
  Болингброк Г. Идея о Короле-Патриоте // Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории. – М., 1978. С. 209, 216, 217.


[Закрыть]. Партия, претендующая на выражение интересов первых, должна руководствоваться конституцией данной страны, а не отвергать ее[230]230
  Там же. С. 236.


[Закрыть]. Поэтому якобиты понимаются как отщепенцы и предатели. Такая их позиция усугублялась связью с Францией – традиционным противником Англии. Негативное отношение переносится у мыслителя отчасти и на династию Стюартов в целом[231]231
  Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории. С. 21, 94.


[Закрыть].

Поскольку каждое из звеньев британской политической системы играет свою роль (король, лорды, общины), выдвижение одного из них на первый план считается нарушением конституции. Болингброк разделяет взгляды нарождающейся в тот период политэкономии о соответствии баланса политических сил балансу собственности. В средние века основная собственность принадлежала церкви и лордам, поэтому сам характер владений позволял держать народ в повиновении. В дальнейшем, с развитием промышленности и торговли, общины избавляются от политической опеки. Такую метаморфозу торийиский интеллектуал, как ни странно, оценивает положительно: ведь нижняя палата образовала противовес клерикалам и светским феодалам, тем самым создав новую опору королевский власти. М. А. Барг полагал, что Болингброк ассоциировал баланс сил, сложившийся после 1688 г. с балансом, существовавшем в XVI в., т. е. до Стюартов[232]232
  Барг М. Л. Историческая мысль английского Просвещения: Болингброк // Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории. – М., 1978. С. 315.


[Закрыть]. Французский вариант баланса сил расценивается негативно: королевский абсолютизм, по его мнению, поглотил все сословия[233]233
  Болингброк Г. Рассуждение о партиях. Указ. соч. С. 185–187.


[Закрыть]. Таким образом, ни один из трех уровней политической системы не должен переступать положенных ему границ.

Все сословия королевства имеют общие интересы, тем самым обуславливая целостность общества. Палата общин в случае нарушения ее законных прав должна непременно отстаивать свою долю в управлении государством[234]234
  Там же. С. 188.


[Закрыть]. Если в XVII в., по мнению автора, британскому политическому организму угрожали притязания прерогативы, то в XVIII в. – уже коррумпированность и безответственность парламента[235]235
  Там же. С. 195.


[Закрыть]. Характерно, что нарушение конституции именно со стороны общин Болингброк рисует в особенно мрачных тонах. Самый жестокий тиран в английской истории Генрих VIII правил «в сговоре» с парламентом. Подобные обвинения звучат также в адрес первых Стюартов. Яков I пытался использовать партийные противоречия в духе политики «разделяй и властвуй». Его преемник Карл I вообще называется «партийцем» («а partyman»). Именно его придворная партия спровоцировала возникновение оппозиции, что привело в дальнейшем к расколу страны на враждующие лагеря[236]236
  Там же. С. 175; Bolingbroke Н. Remarks on the history of England // The works of the late right honorable Henry St. John, lord viscount Bolingbroke. V. 2. – L., 1809. P. 334.


[Закрыть]. Чем объясняется столь негативная роль общин? Самой идеей прав человека, которая создает парламенту «громоотвод» от всяких обвинений в тирании. Монарх или лорды таковым не обладают, что делает их более открытыми для критики[237]237
  Болингброк Г. Рассуждение о партиях. С. 175, 195.


[Закрыть]. По-видимому, автор полагает партийность нехарактерной для нормального (т. е. «органического») состояния системы правления и выводит ее из кризиса власти.

Интересное дополнение к идеям виконта представляют рассуждения его друга и единомышленника Джорджа Литтлтона, ставшего в 1737 г. секретарем принца Уэльского (номинального главы оппозиции). Его отношение к партиям можно отыскать в художественном произведении «Письма персиянина» (1735 г.). Подражая «Персидским письмам» Ш. Монтескье, Литтлтон изобразил английское общество глазами перса Селима, который излагал свои наблюдения другу Мирзе, проживавшему в Исфахане.

Помимо традиционной для Просвещения критики избирательной системы, коррумпированности парламента фракционной борьбы[238]238
  Lyttleton G. Letters from a Persian in England to his friend at Isfahan // Lyttleton G. The
  works of George lord Lyttleton. – Dublin, 1775. P. 91–92.


[Закрыть], в сочинении имеется ряд оригинальных идей. Партии, полагает Литтлтон, провозглашают высокие принципы и заявляют о стремлении идти до конца ради их реализации: «…виггизм – это одно из тех явлений, которые менее чем за столетие ухитрились расколоть и спутать всю нацию. Противоположная фракция называется тори. Те и другие имею столь же сильную неприязнь друг к другу, как последователи Али и Усмана…»[239]239
  Ibid. P. 165. Али ибн Абу Талиб и Усман ибн Аффан – основоположники двух течений
  в исламе, шиизма и суннизма соответственно.


[Закрыть]. В то же время, стоит только партии оказаться у власти, как она отбрасывает свои принципы и занимается собственным обогащением. Различие тори и вигов – только словесное. В сущности же, резюмирует Литтлтон устами «персиянина», «вигами называются те, кто в данный момент занимают свои места у власти, а тори – те, которые таковых не имеют… так что если нынешние тори получают какие-либо назначения, они становятся вигами; в то же время, если происходит смещение вигов, они превращаются в тори»[240]240
  Ibidem.


[Закрыть].

Автор нисколько не щадит самих тори. Выступая за укрепление королевской власти и позиций «высокой церкви», они цинично пользуются властью, стоит им только завладеть ею. Своими симпатиями к Франции тори ослабляют международное положение страны и роняют ее честь, предавая традиционных союзников. Кроме того, они наносят ущерб развитию торговли.

Подобные явления автор считает вовсе не случайными, а вполне характерными для британской монархии. Писателя не устраивает слабость центральной власти, ее неспособность консолидировать общественные силы и направить их в конструктивное русло. Корона, по его мнению, сама является инструментом денежной олигархии: «Это, вероятно, самая свободная из всех конституционных монархий, которые известны в мире. Знать и народ так поделили полномочия между собой и имеют такой вес в правительстве, что король не в состоянии ничего сделать ни решением, ни советом. Он не может подавить несогласных силой, поскольку те вооружены… Не может и купить их, поскольку все должности выборные, а владения короны окупают только затраты королевского дома»[241]241
  Ibid. Р. 165, 170.


[Закрыть]. Подобные проблемы, по мнению автора, специфичны для «готического правления», ведущего свое происхождение от военной демократии. Единственным возможным решением ему представляется создание в государственном аппарате противовесов для осуществления «баланса сил»[242]242
  Ibid. Р. 168–169, 172.


[Закрыть].

Однако размежевание с якобитскими мятежниками и декларирование единой «конституционной платформы» для всех политических фракций не исчерпывает концепцию партий Болингброка и его единомышленников. Ее главное звено – теория оппозиции. Поскольку данный вопрос относится к дискуссионным, следует остановиться на его освещении в историографии.

В зарубежной историографии проблематика, поднятая Болингброком, выводится из того факта, что парламент утратил свою традиционную функцию посредника между монархом и народом[243]243
  См. напр.: Barrell R. A. Bolingbroke and France. – Uuniversity Press of America. – 1988. P. 71–72; Petit A. Illusory consensus. Bolingbroke and the polemical response to Walpole, 1730–1737. —Associated University Press, 1997. P. 39.


[Закрыть]. Поскольку виги перестали ассоциироваться с «национальной партией», Болингброк пытался сформировать таковую на базе осколков тори[244]244
  Butler G. G. The tory tradition: Bolingbroke – Burke – Disraeli – Salisbury. – L., 1914. P.21.


[Закрыть]. А. Хассал полагал, что резкие выпады против партийности в «Рассуждении о партиях» нужно понимать как попытку преодолеть противоречия в оппозиционном лагере[245]245
  HassallA. Life of Viscount Bolingbroke. P. 145–146.


[Закрыть]. У. Сичел обращал внимание на глубоко продуманную двухстороннюю стратегию борьбы: как литературно-публицистическую, так и собственно парламентскую[246]246
  Sichel W. Bolingbroke and his times. V. 2. – L., 1902. P. 244–245, 259.


[Закрыть]. С другой стороны, И. Крамник не видит ничего необычного для Августианского века в критике партий[247]247
  Kramnick I. Bolingbroke and his circle. The politics of nostalgia in the age of Walpole. – Cornell, 1992. P. 153.


[Закрыть]. По накалу политической борьбы публицистика Болингброка сравнивалась Дж. Ч. Коллинзом с «Письмами Юниуса» – документом восходящего радикализма[248]248
  Collins J. Bolingbroke. A historical study. – New York, 1886. P. 153.


[Закрыть]. Дж. М. Робертсон, напротив, считал, что обострение литературной полемики обусловлено уходом республиканизма с политической арены[249]249
  Robertson J. M. Bolingbroke and Walpole. – L., 1919. P. 133.


[Закрыть]. Рядом исследователей отмечалась апелляция мыслителя не к общинам, а к королевской семье[250]250
  Collins J. Op. cit. P. 173; Robertson J. M. Op. cit. P. 134; Hassal A. Op. cit. P. 154; Harrop R. Op. cit. P. 297.


[Закрыть].