Текст книги "Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости"

Времена не выбирают…

Жигулевск

До 90-х – школьница, студентка. В 90-е – учитель истории, журналист, многодетная мать в декретном отпуске.

90-е годы. Я их не заметила. Наверное, потому, что на них приходились основные события женской судьбы: замужество, рождение дочки, развод, второй брак, появление на свет близнецов… Времена не выбирают – и на размышления о политике совсем не хватало времени. Что же касается экономики – выжили. Просто выжили.

1990 год. Я заканчиваю исторический факультет университета. Преподаватели отводят глаза. К концу пятого курса мы были натасканы так, что ночью разбуди – и ответим. Какого числа, какого года Ленин приехал в Поволжье, что такое диктатура пролетариата, даты съездов и пленумов и так далее… Мы сдали «историю КПСС», «научный атеизм», «научный коммунизм». А теперь приходится все забыть.

И говоря, кто обладает самой большой властью в нашем государстве, нужно отвечать вовсе не «съезд КПСС», а «господин Президент».

Еще существовала система распределения. Меня направили в школу Тольятти. Но дети уже не хотели считать историю за серьезный предмет. Не желали конспектировать работы Маркса и Ленина, которые еще входили в программу. Помаявшись несколько месяцев, я ушла – корреспондентом в производственную многотиражку. И с тех пор – 27 лет – в журналистике.

И вот сейчас положа руку на сердце могу сказать: «90-е были золотым веком для журналистики». Мой дедушка, посаженный по ложному доносу в 1938 году на 8 лет, теперь сидел по ночам с лупой. Зрение его уже подводило, но он старался прочесть и статьи из журнала «Огонек», и любые материалы о годах террора, публиковавшиеся в периодике. Мы подписались на собрание сочинений Солженицына: томики в мягкой обложке черного цвета, бумага дрянного качества…

Газета «Гидростроитель», в которой я работала, – старейшее издание в Тольятти, – просуществовало еще года полтора. Чтобы держаться на плаву, в дополнение к тиражу мы издавали брошюры типа «Как лечились наши деды». За стеной пыталась выжить страховая компания «АСКО». Мы слышали, как шеф объяснял подчиненному: «Ты должен так уболтать клиента, чтобы он застраховал свою яхту от цунами на Волге».

Распад газеты я перенесла тяжело. Слишком много сил было вложено в работу даже в этот недолгий период. Мы вели «Литературную страничку», где печатали – в числе прочего – и мои рассказы. Я встретила много интересных людей, о которых писала статьи и очерки. Казалось, ничего подобного в жизни уже не будет.

Но вскоре меня взяли в издание с характерным для того времени названием «Площадь Свободы». Как показала жизнь, там трудились настоящие мастера, ставшие впоследствии редакторами печатных изданий или – писателями, поэтами… Многие знают сейчас эти имена: Валерий Шемякин, Владислав Южаков, Константин Присяжнюк, Алексей Алексеев.

Основной моей темой в газете стала «религия». Если раньше нельзя было открыто крестить ребенка, обвенчаться, пригласить священника, чтобы отпеть усопшего – за это преследовали по партийной и комсомольской линии, то теперь – иди и пиши. И до сих пор я пишу о церкви. А молоденький «дьякон Слава» – так мне его представили, когда я брала интервью, стал моим духовным отцом – иерей Вячеслав Караулов.

Тогда мы могли писать о том, что видим своими глазами. Не боялись чиновников, могли написать то, что думаем об очередных их решениях. И люди, читатели, – нам верили. Не то, что сейчас, когда 90 процентов материалов подается, как выразилась одна из коллег, «тщательно пережеванными и обильно смоченными верноподданической слюной. Скука смертная!».

В Тольятти была еще одна газета, позже получившая известность на всю страну – «Тольяттинское обозрение». Редактор Валерий Иванов и его сотрудники не боялись браться за самые острые и опасные материалы. Сколько лет прошло, а многие еще помнят конкретные статьи. Именно этот период был самым страшным для «ВАЗа»: убивали начальников, шли непрерывные бандитские разборки, простых рабочих запугивали.

Убили и Валерия Иванова, а чуть позже его друга – вместо Валеры возглавившего газету – Алексея Сидорова. Тогда количество людей, с которыми бандиты свели счеты, шло в городе на сотни.

Но об истинных масштабах я узнала десятилетия спустя. А тогда нам в нашей «Площади Свободы» было весело жить. Мы были молодыми, дерзкими… Да, пустые полки в магазинах. До сих пор помню, как получила талон на плащ. Ни о каком выборе в универмаге речь не шла. Радуйся, что по талону можешь в принципе купить себе плащ.

В 1994 году я вышла замуж по объявлению в газете. Это тоже было новинкой времени – брачные объявления. Помню, что у меня скопился целый таз писем от молодых людей. Я их – письма – сожгла, когда решила, что сделала свой выбор.

В свадебное путешествие мы с Володей поехали в Крым, в Евпаторию. Украина уже была другим государством. Здесь ходили не рубли, а «купоны». Счет шел на миллионы. Посидеть в ресторане – миллион и больше. Съездить на экскурсию – миллион тоже. База отдыха, на которой мы поселились, была наскоро переделана из пионерлагеря. Вместо сломанной решетки на балконе протянута веревочка. Секретная информация – у кастелянши на этаже есть утюг. Спрашиваем разрешения погладить, она, оглядываясь, спрашивает: «А кто вам сказал про утюг, кто наводку дал?»

Мы возвращаемся, пробуем – какова она, семейная жизнь, – и разводимся за две недели до рождения ребенка. Володя – пожарник, капитан, оказывается алкашом. А что исправить алкоголика – дело безнадежное, я знаю по своему отцу.

Дочку назвала Есенией. Если кто не видел фильм – тот думает, что в честь поэта. Имя воспринимается как русское. Остаемся – я, моя мама, дочка. Думала я – что так навсегда. Но оказалось, в романе бы написали – читатели решили, что нарочито… моим мужем стал человек, которого я встретила в роддоме. Жена его брата лежала со мной в одной палате. Моя кровать была крайняя, у окна. Тогда родственников не пускали в палаты, они кричали под окнами. Я звала девчат подойти: «К вам пришли». Тогда Сергей меня и высмотрел.

В это время оказалось, что наша редакция – чтобы выжить – сменила аббревиатуру. Не помню уже, кажется «ООО» на «АНО». И всех, кто был – балласт, в том числе и меня, декретницу, оставили в организации, существующей только на бумаге. И подступил голод. Настоящий.

В 1995-м родилась Есения, Ася. В 1996-м я второй раз вышла замуж. Свадьба? Надела свое школьное выпускное платье, кольцо одолжила у сестры, до ЗАГСа шли пешком. И вот уже скоро у нас будет «серебряная свадьба». А в 1998-м родились близнецы – Полина и Марианна. Полина – в честь прабабушки, дворянки, в годы немецкой оккупации мужеством своим спасшей всю семью.

Сейчас материнские капиталы, льготы, пособия, а тогда не было ничего. Но «Если Бог дает близнецов, то он дает двумя руками». Тогда многие женщины делали аборты, но для меня этот вопрос не стоял. Хотя нам с мужем страшно вспоминать, как мы тогда жили. Он – строитель по профессии, работы менялись одна за другой. Мы, женщины, были дома одни. Пакетик чая, кофе – заваривали на троих. Маленький огород, земля глинистая, почти не родит. Подроем куст картошки, бросим в кастрюлю «Доширак» – обед на всех. Популярным считался рецепт – «котлеты из овсяных хлопьев с бульонным кубиком».

По меркам собеза наша семья считалась одной из самых малообеспеченных. Один раз мне выдали продуктов – какая-то гуманитарка пришла из Европы – 42 килограмма. Помню, как я тащила домой мешок – волоком. Сахар, мука, масло. Самое необходимое.

Моим детям было чуть больше года, когда мы загремели в больницу с диагнозом «малокровие средней степени тяжести». Гемоглобин был – ниже 70.

Спасало детей еще то, что дедушка-молочник, привозивший молоко из ближайшего села, отпускал нам его в долг.

А одежда? Детям одежду давали знакомые. А я, помню, носила туфли, снятые с чердака, дырявые. И ситцевые платья, купленные у соседки «в кредит».

И помню 2000 год. Миллениум. Мир празднует, встречая. По телевизору показывают салют в Индонезии, Китае. Новый год идет… А мы сидим за столом – и сил нет. Совсем нет. И даже не осознаем, что уже 2000-й.

…Сейчас мои девочки – студентки. Ася – будущий художник-ювелир, младшие учатся в Поволжском православном институте, хотят стать учителями русского языка и литературы. Я написала девять книг, из которых главной считаю биографию лучшего человека на свете – наездника, каскадера, рыцаря во всех смыслах слова – Мухтарбека Кантемирова.

90-е! Я окликаю вас, как свою молодость, как тот период, благодаря которому сложилась моя жизнь.

Северодонецк (Украина)

Во время тяжелых испытаний для страны или отдельной семьи заново открываешь людей, потому что у них нет времени изображать из себя какой-то театральный или сказочный персонаж, надо действовать согласно зову своей совести. Вот и 90-е годы прошлого столетия, как лакмусовая бумажка, показали и величие душ отдельных людей, и их мелочность, подлость.

Сын в нашей семье появился в 1992 году. Мое намерение рожать ребенка в период экономического кризиса многие не понимали, считали сумасшествием. Нам же с мужем очень хотелось иметь второго ребенка, да и адаптация дочери к школе предполагала, чтобы мама первоклассницы была дома, а не на работе. Вся тяжесть по материальному содержанию семьи легла на плечи мужа. К сожалению, денежное вознаграждение за свой труд в то время редко кто получал. Расплачивались с работниками натуральной продукцией предприятия, которую надо было где-то реализовывать, талонами на получение продуктов и непродовольственных товаров в специальных магазинах. В то же время за коммунальные услуги, детское питание, медикаменты необходимо было платить наличными деньгами. Поэтому после основной работы муж трудился сверхурочно – вытачивал продукцию для реализации, брался за любые заказы. Один раз, изготовив партию деталей для продажи, он поехал сбывать их в соседнюю область. Вернулся быстро и с гордостью показал мне пачку денег со словами: «Повезло! Взяли всю партию деталей оптом. Сейчас пересчитаю и тебе отдам – сыну курточку купим, дочери – свитер». Пересчитывать оказалось нечего. За одной денежной купюрой находилась пачка чистой бумаги. Муж стал жертвой шулеров – показали деньги, а подсунули фальшивку. Вся месячная сверхурочная работа оказалась напрасной…

Чтобы как-то выжить, люди продавали все свои запасы – постельное белье, отрезы тканей, посуду, а иногда и вещи первой необходимости. Город превратился в большой рынок. Однажды мы с дочерью увидели воспитательницу детского сада, торгующую карандашами, красками, альбомами для рисования, пластилином, а ведь родители покупали все это по списку для занятий своих детей. «Продавец канцелярских товаров» с нами не поздоровалась и глаз от земли не подняла. Стыдно!

«Времена не выбирают, в них живут и умирают», – писал Александр Кушнер. Вот мы и жили, как могли. Радовались и ценили малое. Хотелось как-то отметить дни рождения, праздники, а подарок не купишь – каждая копеечка на вес золота. Приходилось все делать своими руками, и эти вещи особо дороги, ведь в них вложена частичка души. Вспоминаю, звонит мне по телефону подруга, поздравляет с днем рождения. Говорит, что хотела бы приехать, но пешком в мороз с другого конца города не дойдешь, а денег на проезд в обе стороны нет, только в одну. Я предложила возместить стоимость билетов, и мы встретились. Преподнесла мне подруга тогда фартук, сшитый вручную, о котором мы потом рассказывали детям как о реликвии. Учительнице своей дочери я тоже вручила к 8 Марта необычный подарок – общую тетрадь с записанными вручную высказываниями великих людей о фортепианной игре и музыке. Дар был оценен по достоинству, ведь преподаватель обучала девочку игре на пианино.

Никогда не забуду помощи соседки, армянки по национальности, которая еженедельно добровольно покупала для меня молоко и приносила прямо в квартиру со словами: «Тебе же надо, малыш растет».

Возвращаясь к тем тяжелым временам, могу с уверенностью сказать, что 90-е годы преподали нам главный урок – не в деньгах счастье.

Первые деньги

Самара

В советские времена существовали так называемые районные Дома пионеров. Это были большие здания, где работало множество профессиональных преподавателей. Они руководили спортивными секциями, техническими кружками и студиями, в которых занимались различными видами искусства: музыкой, танцами, рисованием, лепкой и прочим рукоделием. В этих «клубах по интересам» совершенно бесплатно обучались мальчишки и девчонки, жившие в расположенных неподалеку кварталах.

Тогда были очень модны детские сообщества, которые назывались в соответствии с той или иной отраслью народного хозяйства. Например, «Юный моделист-конструктор», «Юный техник», «Химик» и прочие «юннаты», вплоть до «Юных железнодорожников», «Моряков» и «Космонавтов».

Сейчас из всего этого многообразия остались лишь «кадеты», изучающие воинскую службу с младых ногтей. Хотя, на мой взгляд, есть еще огромные группы ребят, которые с гордостью могли бы носить звание – «Юный барыга» или «Юный рэкетир». Таких всегда было много среди людей, а в начале 90-х годов стало подавляющее большинство. Причем самые нахрапистые из числа первых постепенно превращались во вторых. Об одном из них я хочу рассказать короткую историю.

Началось все с того момента, когда нашему герою было немногим более четырех лет. Дело происходило в длинные новогодние праздники. Как вы знаете, в это время на площадях городов появляются сани, в которых возят детей. Именно там мальчик впервые увидел живую лошадь. Сел в разрисованную повозку и помчался по дороге под звон бубенцов.

Незадолго до этого он узнал, что существует такая странная вещь, как деньги. Чуть позднее ему рассказали, мол, на них можно купить все на свете, но их всегда не хватает. Где их брали мама и папа, ребенок не ведал, а объяснения насчет какой-то «работы» толком не понимал. Затем он оказался возле конной упряжки и многое разъяснилось.

В тот день он заметил, что все родители платят кучеру за то, чтобы тот покатал детей. Ряженный под Деда Мороза мужик сгребал протянутые монеты. Пересчитывал и небрежно ссыпал в поясную сумочку, наполненную мелочью почти доверху. Раньше такие котомки почтительно называли калитой, а теперь презрительно кличут напузниками.

Всю поездку мальчик сидел на первой лавке рядом с возницей и ощущал близость огромного кошелька. Слушал мелодичный звон металла, будоражащего воображение, и мечтал о богатстве. К концу поездки он смог связать одно понятие с другим и догадался, что при помощи извоза можно хорошо зарабатывать.

После этого открытия пострел вернулся домой и начал копить деньги. Взять их было неоткуда, поэтому он стал выпрашивать у родителей и бабушки с дедушкой. Вполне естественно, что те поинтересовались: «Зачем тебе?» – и услышали в ответ: «Куплю себе лошадь».

Взрослые решили, что ребенок очень любит животных, и стали иногда давать ему мелочь, валявшуюся в карманах.

Мальчик не тратил добытые средства на ерунду, вроде конфет или мороженого, а складывал в жестяную банку из-под халвы. Перебирая монеты, он быстро научился считать и регулярно подводил баланс кубышки. Вполне естественно, что он не был знаком с ценами на животных. Поэтому, завершив очередную ревизию, подходил к бабушке. Называл подсчитанную сумму и спрашивал: «Теперь хватит на лошадь?»

Старушка делала серьезное лицо. Долго думала и наконец с сожалением отвечала что-то вроде: «Нет, пока только на хвост накопили».

Со временем начался сбор средств на переднее копыто. Постепенно их число дошло до четырех, и мальчик принялся собирать на гриву.

Все это время ребенок не терял времени даром и учился «управлять предстоящей покупкой». Выйдя во двор, он накидывал на шею скакалку. Продевал веревочку под мышками и отдавал концы соседским детям. Объяснял, что его друзья седоки, а он сам – настоящий жеребец. Громко кричал: «Иго-го!» – изображал, что бьет ногой, словно копытом, и бегал по двору до полного изнеможения.

В пять лет он понял, что, двигаясь черепашьими темпами, он вряд ли соберет нужную сумму. К тому же его воображение стали занимать не скаковые животные, а скоростные автомобили. Узнав, что под каждым капотом прячется до ста лошадиных сил, мальчик приуныл. Ведь он еще не скопил денег даже на одну кобылу, а где взять на остальные девяносто девять, было выше его разумения.

Однако растерянность длилась недолго, и скоро юный герой нашел выход. Теперь он не бегал по двору и не изображал из себя иноходца. Вместо этого куда-то уходил и возвращался ближе к вечеру. Мало того, больше не приставал к бабушке и не спрашивал, на какую часть лошади уже накопил. Взрослые не обращали на это внимания. Мол, вырос ребенок, вот и выбросил из головы детскую блажь.

По соседству с квартирой мальчика жила женщина, которая иногда ездила к старенькой матери, жившей в пригородном селе. Однажды она вернулась с побывки. Вышла из автобуса на перрон и увидела нашего юного героя. Дама подошла к пареньку и спросила:

– Ты что тут делаешь?

– Родителей жду, – ответил пострел. – Они пошли за билетами.

– А куда вы едете? – продолжила выпытывать любопытная соседка и услышала:

– В деревню, к папиной бабушке.

Она решила, что все в порядке, и пошла домой. Благо что это было в десяти минутах ходьбы. Каково же было ее удивление, когда она шагнула в подъезд и увидела маму мальчика, одетую в застиранный халат.

– Ты передумала ехать к свекрови? – спросила женщина.

– С чего ты взяла, что я к ней собиралась? – удивилась собеседница. Она держала в руках таз с выстиранным бельем и, видимо, хотела развесить его во дворе.

– Я только что видела твоего сына на автовокзале, – начала объяснять соседка. – Он стоял там один, а когда я спросила, что он здесь делает, он сказал, что вы направляетесь к родственникам в деревню.

Потрясенная этим известием, мама сунула в руки соседки свою ношу. Бросила ей: «Занеси, пожалуйста, в мою квартиру!»

И как была, в затрапезном виде, помчалась по указанному адресу. Прибежала на перрон прибытия автобусов и увидела сына.

Он стоял с протянутой рукой, а рядом с ним находилось двое нищих самого непотребного вида. Мужчина и женщина сидели на земле возле мальчика и голосили наперебой: «Люди добрые! Подайте копеечку нашему сыну! Он хочет учиться музыке, а денег на скрипку нам не хватает!»

Приехавшие пассажиры с удивлением смотрели на хорошо одетого ребенка. Переводили взгляды на оборванных спутников и думали приблизительно следующее: «Какие самоотверженные родители. Сами ходят в отребье, а сына стараются содержать в приличном состоянии. Даже хотят купить ему инструмент».

Затем многие лезли в карманы. Доставали деньги и совали в протянутую ладонь паренька.

Мама мальчика работала завучем в школе, а ее муж трудился ведущим инженером на одном из заводов. Благодаря этому их дом был, что называется, полной чашей. По крайней мере, в том смысле, в каком тогда понимали это выражение. Увидев нищенствующего сына, дама едва не рухнула в обморок, а затем пришла в себя и с ужасом подумала: «Что теперь скажут знакомые? Еще, чего доброго, решат, что это мы его сюда посылаем!»

Женщина подскочила к пареньку. Схватила его за руку и поволокла прочь от автовокзала. Удивленный появлением матери, ребенок не сопротивлялся. Молча семенил рядом, а вслед им неслись злобные крики: «Куда потащила нашего сына? Воровка проклятая!» – нищие кое-как поднялись на ноги и попытались пуститься в погоню, но были так пьяны, что, сделав десяток шагов, остановились. Немного отдышались и вернулись на место.

Забежав в ближайший двор, женщина остановилась. Повернула сына лицом к себе и строго спросила: «Ты зачем просишь у людей деньги?»

– Хочу купить папе машину! – твердо заявил мальчик. – Будем ездить на дачу. Привозить оттуда яблоки и продавать на рынке.

Мама не нашла, что ответить на такую заботу сына о безлошадном родителе. Отвела его домой и строго-настрого запретила побираться.

Как текла жизнь юного бизнесмена дальше, я не знаю. Слышала только, что к двадцати годам у него была однокомнатная квартира в хорошем районе города и приличная машина.

Алматы (Казахстан)

Мои первые деньги я «сделала» в 1993 году, когда училась в седьмом классе. И началось все с того, что мой Казахстан вышел из рублевой зоны, а в обращение ввели новую валюту – тенге. Их меняли примерно один к пятистам старым советским рублям; мы с интересом и как-то настороженно рассматривали новые деньги, удивлялись тому, что копейки – тиыны – отпечатаны на бумаге, изучали дизайн купюр и все такое.

Примерно через неделю после этого важного для страны события мы с классом поехали в исторический музей. По такому случаю мне, как и всем, конечно же, дома немного денег выдали. На всякий случай.

Экскурсия была интересной и познавательной, экспонаты, помнится, здорово заинтересовали даже тех, кто сроду, да и потом по музеям не ходил. Но согласно новым рыночным порядкам ко всему прочему там предлагали хорошо иллюстрированные книжки с описанием всего, что есть в музее: куклы в национальных костюмах разных стран, жилища у различных народов – в общем, очень колоритно все это смотрелось. Стоили книжки, помню, ровно половину тенге – 50 тиынов, причем сдачи в кассе музея не было исключительно потому, что «копеек» к тому моменту действительно еще монетный двор не успел выпустить, их не было практически ни у кого. Но желающие покупали по экземпляру и без сдачи, за двойную цену. Покупали, собственно, почти все. Только я из всех моих одноклассников, подумав, сказала: «А давайте мне две книжки!» Все удивились, для чего это надо, но у меня уже созрел план.

Вернувшись домой после экскурсии, я пошла в гости к моей соседке-подружке Светке и рассказала обо всем, что видела в музее. Она очень заинтересовалась, и ее мама охотно купила ей мою вторую книжку за 1 тенге. Так у меня осталась книжка и вернулась та сумма, которую изначально дали родители для поездки в музей. Они, кстати, поразились моей предприимчивости. Мама даже попыталась пристыдить, но не слишком усердствовала; думаю, она сама не была уверена в том, как следует поступать в новых рыночных условиях, и не хотела мне мешать.

За пару дней мы тщательно изучили книжку, и она мне перестала казаться такой уж привлекательной. В школе одноклассники тоже сетовали, что вот купили и теперь непонятно, «куда девать». Стоило мне заикнуться подружке-однокласснице, что я бы взяла, так она тут же заявила, что подарит мне.

Между тем Светка похвасталась у себя в школе своим приобретением и тем, что ей «теперь в музей можно не ездить, и так все видела», и ее подружка тоже захотела такую же книжку. И допекла Светку настолько, что та позвонила и спросила, где можно такую брошюрку купить. Я продала Светкиной подружке свою книжку в отличном состоянии, за 1 тенге, и была очень довольна. Ведь на следующий день в школе моя подружка отдала мне свою музейную книжку, пусть немного помятую, но такую же и даром.

В общем, далось мне это далеко не трудно, это прибыль, но не заработок, так скажем. Хотя впоследствии деньги доставались по-разному, легко и не очень. Сейчас я далека от продаж просветительских книжек; а вот художественные произведения – свои – продавать нужно.

Однако этот случай стал для меня во многом поучительным в обращении с деньгами, тратами и заработком. Во-первых, я поняла, что бесполезно учиться зарабатывать у моих родителей, они так не умеют, продавать не приучены и я должна сама пробовать. Во-вторых, очень легко предлагать то, что тебя саму искренне интересует. В-третьих, немаловажно не поддаваться всеобщему импульсу покупательства где-нибудь на экскурсии и не хватать то, что тебе потом не потребуется, а будет только место занимать, – этому меня научили одноклассники. А главное – не задирать цену сверх той, за которую люди готовы что-то купить.