Текст книги "Зарубежная литература XVIII века. Хрестоматия"

Роберт Бёрнс (1759-1796)

Предтекстовое задание:

Вчитываясь в поэтические строки Бёрнса, постарайтесь составить себе представление о мировоззрении поэта, уяснить основные темы и мотивы его творчества, его связь с фольклором, с шотландскими народными песнями и с живущими в них чаяниями и умонастроениями.

 
Был честный фермер мой отец.
Он не имел достатка,
Но от наследников своих
Он требовал порядка.
Учил достоинство хранить,
Хоть нет гроша в карманах.
Страшнее – чести изменить,
Чем быть в отрепьях рваных!
 
 
Я в свет пустился без гроша,
Но был беспечный малый.
Богатым быть я не желал,
Великим быть – пожалуй!
Таланта не был я лишен,
Был грамотен немножко
И вот решил по мере сил
Пробить себе дорожку.
 
 
И так и сяк пытался я
Понравиться фортуне,
Но все усилья и труды
Мои остались втуне.
То был врагами я подбит,
То предан был друзьями
И вновь, достигнув высоты,
Оказывался в яме.
 
 
В конце концов я был готов
Оставить попеченье.
И по примеру мудрецов
Я вывел заключенье:
В былом не знали мы добра,
Не видим в предстоящем,
А этот час – в руках у нас.
Владей же настоящим!
 
 
Надежды нет, просвета нет,
А есть нужда, забота.
Ну что ж, покуда ты живешь,
Без устали работай.
Косить, пахать и боронить
Я научился с детства.
И это все, что мой отец
Оставил мне в наследство.
 
 
Так и живу – в нужде, в труде,
Доволен передышкой.
А хорошенько отдохну
Когда-нибудь под крышкой.
Заботы завтрашнего дня
Мне сердца не тревожат.
Мне дорог нынешний мой день,
Покуда он не прожит!
Я так же весел, как монарх
В наследственном чертоге,
Хоть и становится судьба
Мне поперек дороги.
На завтра хлеба не дает
Мне эта злая скряга.
Но нынче есть чего поесть –
И то уж это благо!
 
 
Беда, нужда крадут всегда
Мой заработок скудный.
Мой промах этому виной
Иль нрав мой безрассудный?
И все же сердцу своему
Вовеки не позволю я
Впадать от временных невзгод
В тоску и меланхолию!
 
 
О ты, кто властен и богат,
Намного ль ты счастливей?
Стремится твой голодный взгляд
Вперед – к двойной наживе.
Пусть денег куры не клюют
У баловня удачи –
Простой, веселый, честный люд
Тебя стократ богаче!
 

(1782)

 
Кто честной бедности своей
Стыдится и все прочее,
Тот самый жалкий из людей,
Трусливый раб и прочее.
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Пускай бедны мы с вами,
Богатство –
Штамп на золотом,
А золотой –
Мы сами!
 
 
Мы хлеб едим и воду пьем,
Мы укрываемся тряпьем
И все такое прочее,
А между тем дурак и плут
Одеты в шелк и вина пьют
И все такое прочее.
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Судите не по платью.
Кто честным кормится трудом,
Таких зову я знатью,
 
 
Вот этот шут – природный лорд.
Ему должны мы кланяться.
Но пусть он чопорен и горд,
Бревно бревном останется!
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Хоть весь он в позументах –
Бревно останется бревном
И в орденах, и в лентах!
 
 
Король лакея своего
Назначит генералом,
Но он не может никого
Назначить честным малым.
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Награды, лесть
И прочее
Не заменяют
Ум и честь
И все такое прочее!
Настанет день и час пробьет,
Когда уму и чести
На всей земле придет черед
Стоять на первом месте.
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Могу вам предсказать я,
Что будет день,
Когда кругом
Все люди станут братья!
 

(1795)

 
Трех королей разгневал он,
И было решено,
Что навсегда погибнет Джон
Ячменное Зерно.
 
 
Велели выкопать сохой
Могилу короли,
Чтоб славный Джон, боец лихой,
Не вышел из земли.
 
 
Травой покрылся горный склон,
В ручьях воды полно,
А из земли выходит Джон
Ячменное Зерно.
 
 
Все так же буен и упрям,
С пригорка в летний зной
Грозит он копьями врагам,
Качая головой.
 
 
Но осень трезвая идет.
И, тяжко нагружен,
Поник под бременем забот,
Согнулся старый Джон.
 
 
Настало время помирать –
Зима недалека.
И тут-то недруги опять
Взялись за старика.
 
 
Его свалил горбатый нож
Одним ударом с ног,
И, как бродягу на правеж,
Везут его на ток.
 
 
Дубасить Джона принялись
Злодеи поутру.
Потом, подбрасывая ввысь,
Кружили на ветру.
 
 
Он был в колодец погружен,
На сумрачное дно.
Но и в воде не тонет Джон
Ячменное Зерно.
 
 
Не пощадив его костей,
Швырнули их в костер,
А сердце мельник меж камней
Безжалостно растер.
 
 
Бушует кровь его в котле,
Под обручем бурлит,
Вскипает в кружках на столе
И души веселит.
 
 
Недаром был покойный Джон
При жизни молодец, –
Отвагу подымает он
Со дна людских сердец.
 
 
Он гонит вон из головы
Докучный рой забот.
За кружкой сердце у вдовы
От радости поет…
 
 
Так пусть же до конца времен
Не высыхает дно
В бочонке, где клокочет Джон
Ячменное Зерно!
 

(1782)

 
В горах мое сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.
 
 
Прощай, моя родина! Север, прощай, –
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!
Прощайте, вершины под кровлей снегов,
Прощайте, долины и скаты лугов,
Прощайте, поникшие в бездну леса,
Прощайте, потоков лесных голоса.
 
 
В горах мое сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу!
 

(1789)

 
Навек простись, Шотландский край,
С твоею древней славой.
Названье самое, прощай,
Отчизны величавой!
 
 
Где Твид несется в океан
И Сарк в песках струится –
Теперь владенья англичан,
Провинции граница.
Века сломить нас не могли,
Но продал нас изменник
Противникам родной земли
За горсть презренных денег.
 
 
Мы сталь английскую не раз
В сраженьях притупили,
Но золотом английским нас
На торжище купили.
 
 
Как жаль, что я не пал в бою,
Когда с врагом боролись
За честь и родину свою
Наш гордый Брюс, Уоллес.
 
 
Но десять раз в последний час
Скажу я без утайки:
Проклятие предавшей нас
Мошеннической шайке!
 

(1791)

 
О ты, не знающий преград!
Ты шлешь своих любезных чад –
В рай одного, а десять в ад,
Отнюдь не глядя
На то, кто прав, кто виноват,
А славы ради.
Ты столько душ во тьме оставил.
Меня же, грешного, избавил,
Чтоб я твою премудрость славил
И мощь твою.
Ты маяком меня поставил
В родном краю.
 
 
Щедрот подобных ожидать я
Не мог, как и мои собратья.
Мы все отмечены печатью
Шесть тысяч лет –
С тех пор как заслужил проклятье
Наш грешный дед.
 
 
Я твоего достоин гнева
Со дня, когда покинул чрево.
Ты мог послать меня налево –
В кромешный ад,
Где нет из огненного зева
Пути назад.
 
 
Но милосердию нет меры.
Я избежал огня и серы
И стал столпом, защитой веры,
Караю грех
И благочестия примером
Служу для всех.
 
 
Изобличаю я сурово
Ругателя и сквернослова,
И потребителя хмельного,
И молодежь,
Что в праздник в пляс пойти готова,
Подняв галдеж.
 
 
Но умоляю провиденье
Простить мои мне прегрешенья.
Подчас мне бесы вожделенья
Терзают плоть.
Ведь нас из праха в день творенья
Создал господь!
 
 
Вчера я вышел на дорогу
И встретил Мэгги-недотрогу.
Клянусь всевидящему богу,
Обет приму,
Что на нее я больше ногу
Не подниму!
 
 
Еще я должен повиниться,
Что в постный день я у девицы,
У этой Лиззи смуглолицей,
Гостил тайком.
Но я в тот день, как говорится,
Был под хмельком.
 
 
Но, может, страсти плоти бренной
Во мне бушуют неизменно,
Чтоб не мечтал я дерзновенно
Жить без грехов.
О, если так, я их смиренно
Терпеть готов!
 
 
Храни рабов твоих, о боже,
Но покарай как можно строже
Того из буйной молодежи,
Кто без конца
Дает нам клички, строит рожи,
Забыв творца.
 
 
К таким причислить многих можно.
Вот Гамильтон – шутник безбожный.
Пристрастен он к игре картежной,
Но всем так мил,
Что много душ на путь свой ложный
Он совратил.
 
 
Когда ж пытались понемножку
Мы указать ему дорожку,
Над нами он смеялся в лежку
С толпой друзей, –
Господь, сгнои его картошку
И сельдерей!
 
 
Еще казни, о царь небесный,
Пресвитеров из церкви местной.
(Их имена тебе известны.)
Рассыпь во прах
Тех, кто судил о нас нелестно
В своих речах!
Вот Эйкен. Он – речистый малый.
Ты и начни с него, пожалуй.
Он так рабов твоих, бывало,
Нещадно бьет,
Что в жар и в холод нас бросало,
Вгоняло в пот.
 
 
Для нас же – чад твоих смиренных –
Ты не жалей своих бесценных
Даров – и тленных и нетленных,
Нас не покинь,
А после смерти в сонм блаженных
Прими. Аминь!
 

(1785)

 
Зверек проворный, юркий, гладкий,
Куда бежишь ты без оглядки,
Зачем дрожишь, как в лихорадке,
За жизнь свою?
Не трусь – тебя своей лопаткой
Я не убью.
 
 
Я понимаю и не спорю,
Что человек с природой в ссоре,
И всем живым несет он горе,
Внушает страх,
Хоть все мы смертные и вскоре
Вернемся в прах.
 
 
Пусть говорят: ты жнешь, не сея.
Но я винить тебя не смею.
Ведь надо жить!.. И ты скромнее,
Чем все, крадешь.
А я ничуть не обеднею –
Была бы рожь!
Тебя оставил я без крова
Порой ненастной и суровой,
Когда уж не из чего снова
Построить дом,
Чтобы от ветра ледяного
Укрыться в нем…
 
 
Все голо, все мертво вокруг.
Пустынно поле, скошен луг.
И ты убежище от вьюг
Найти мечтал,
Когда вломился тяжкий плуг
К тебе в подвал.
 
 
Травы, листвы увядшей ком –
Вот чем он стал, твой теплый дом,
Тобой построенный с трудом.
А дни идут…
Где ты в полях, покрытых льдом,
Найдешь приют?
 
 
Ах, милый, ты не одинок:
И нас обманывает рок,
И рушится сквозь потолок
На нас нужда.
Мы счастья ждем, а на порог
Валит беда…
 
 
Но ты, дружок, счастливей нас…
Ты видишь то, что есть сейчас.
А мы не сводим скорбных глаз
С былых невзгод
И в тайном страхе каждый раз
Глядим вперед.
 

(1785)

 
Дочурка, пусть со мной беда
Случится, ежели когда
Я покраснею от стыда,
Боясь упрека
Или неправого суда
Молвы жестокой.
 
 
Дитя моих счастливых дней,
Подобье матери своей,
Ты с каждым часом мне милей,
Любви награда,
Хоть ты, по мненью всех церквей,
Исчадье ада.
 
 
Пускай открыто и тайком
Меня зовут еретиком,
Пусть ходят обо мне кругом
Дурные слухи –
Должны от скуки языком
Молоть старухи!
 
 
И все же дочери я рад,
Хоть родилась ты невпопад
И за тебя грозит мне ад
И суд церковный.
В твоем рожденье виноват
Я безусловно.
 
 
Ты – память счастья юных лет.
Увы, к нему потерян след.
Не так явилась ты на свет,
Как нужно людям,
Но мы делить с тобой обед
И ужин будем.
 
 
Я с матерью твоей кольцом
Не обменялся под венцом,
Но буду нежным я отцом
Тебе, родная.
Расти веселым деревцом,
Забот не зная.
 
 
Пусть я нуждаться буду сам,
Но я последнее отдам,
Чтоб ты могла учиться там,
Где все ребята,
Чьих матерей водили в храм
Отцы когда-то.
 
 
Тебе могу я пожелать
Лицом похожей быть на мать,
А от меня ты можешь взять
Мой нрав беспечный,
Хотя в грехах мне подражать
Нельзя, конечно!
 

(1784)

 
Любовь, как роза, роза красная,
Цветет в моем саду.
Любовь моя – как песенка,
С которой в путь иду.
 
 
Сильнее красоты твоей
Моя любовь одна.
Она с тобой, пока моря
Не высохнут до дна.
 
 
Не высохнут моря, мой друг,
Не рушится гранит,
Не остановится песок,
А он, как жизнь, бежит…
 
 
Будь счастлива, моя любовь,
Прощай и не грусти.
Вернусь к тебе, хоть целый свет
Пришлось бы мне пройти!
 

(1794)

 
Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.
 
 
Очень холодно девчонке,
Бьет девчонку дрожь:
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.
 
 
Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмешь?
 
 
И какая нам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!..
 

(1782)

 
Меня в горах застигла тьма,
Январский ветер, колкий снег.
Закрылись наглухо дома,
И я не мог найти ночлег.
 
 
По счастью, девушка одна
Со мною встретилась в пути,
И предложила мне она
В ее укромный дом войти.
Я низко поклонился ей –
Той, что спасла меня в метель,
Учтиво поклонился ей
И попросил постлать постель.
Она тончайшим полотном
Застлала скромную кровать
И, угостив меня вином,
Мне пожелала сладко спать.
 
 
Расстаться с ней мне было жаль,
И, чтобы ей не дать уйти,
Спросил я девушку: – Нельзя ль
Еще подушку принести?
 
 
Она подушку принесла
Под изголовие мое.
И так мила она была,
Что крепко обнял я ее.
 
 
В ее щеках зарделась кровь,
Два ярких вспыхнули огня.
– Коль есть у вас ко мне любовь,
Оставьте девушкой меня!
 
 
Был мягок шелк ее волос
И завивался, точно хмель.
Она была душистей роз,
Та, что постлала мне постель.
 
 
А грудь ее была кругла, –
Казалось, ранняя зима
Своим дыханьем намела
Два этих маленьких холма.
 
 
Я целовал ее в уста –
Ту, что постлала мне постель,
И вся она была чиста,
Как эта горная метель.
 
 
Она не спорила со мной,
Не открывала милых глаз.
И между мною и стеной
Она уснула в поздний час.
 
 
Проснувшись в первом свете дня,
В подругу я влюбился вновь.
– Ах, погубили вы меня! –
Сказала мне моя любовь.
 
 
Целуя веки влажных глаз
И локон, вьющийся, как хмель,
Сказал я: – Много, много раз
Ты будешь мне стелить постель!
 
 
Потом иглу взяла она
И села шить рубашку мне,
Январским утром у окна
Она рубашку шила мне…
 
 
Мелькают дни, идут года,
Цветы цветут, метет метель,
Но не забуду никогда
Той, что постлала мне постель!
 

(1795)

 
Когда бесцветна и мертва
Летит последняя листва,
Опалена зимой,
И новорожденный мороз
Кусает тех, кто гол и бос,
И гонит их домой –
 
 
В такие дни толпа бродяг
Перед зарей вечерней
Отдаст лохмотья за очаг
В какой-нибудь таверне.
 
 
За кружками
С подружками
Они пред очагом
Горланят,
Барабанят,
И все дрожит кругом.
 
 
В мундире, сшитом из заплат,
У очага сидел солдат
В ремнях, с походным ранцем.
Пред ним любовница была,
От хмеля, ласки и тепла
Пылавшая румянцем.
 
 
Не помня горя и забот,
Ласкал он побирушку,
А та к нему тянула рот,
Как нищенскую кружку.
 
 
И чокались,
И чмокались
Сто раз они подряд,
Пока хмельную песню
Не затянул солдат.
 

(1785)

 
ПЕСНЯ
 
 
Я воспитан был в строю, а испытан я в бою.
Украшает грудь мою много ран.
Этот шрам получен в драке, а другой в лихой атаке
В ночь, когда гремел во мраке барабан.
 
 
Я учиться начал рано – у Абрамова Кургана.
В этой битве пал мой капитан.
И учился я не школе, а в широком ратном поле,
Где кололи мы врагов под барабан.
 
 
Пусть я отдал за науку ногу правую и руку,
Вы узнаете по стуку мой чурбан.
Если в бой пойдет пехота под командой Элиота,
Я пойду на костылях под барабан!
Одноногий и убогий, я ночую у дороги
В дождь и стужу, в бурю и туман.
Но при мне мой ранец, фляжка, а со мной моя милашка,
Как в те дни, когда я шел под барабан.
 
 
Пусть башка моя седа, амуниция худа
И постелью служит мне бурьян –
Выпью кружку и другую, поцелую дорогую
И пойду на всех чертей под барабан!
 
 
РЕЧИТАТИВ
 
 
Солдат умолк. И грянул хор,
И дрогнул потолок.
Две крысы, выглянув из нор,
Пустились наутек.
 
 
Скрипач бродячий крикнул: «Бис!
Ты спой еще разок!»
Но заглушил его и крыс
Осипший голосок.
 
 
ПЕСНЯ
 
 
Девицей была я – не помню когда –
И люблю молодежь, хоть не так молода.
Мать в драгунском полку погостила когда-то.
Оттого-то я жить не могу без солдата!
 
 
Был первый мой друг весельчак и буян.
Он только и знал, что стучал в барабан.
Парень был он лихой, крепконогий, усатый.
Что таить!.. Я влюбилась в красавца солдата.
 
 
Соблазнил меня добрый, седой капеллан
На стихарь променять полковой барабан.
Он душой рисковал – в том любовь виновата, –
Я же – телом своим. И ушла от солдата.
 
 
Но невесело жить со святым стариком.
Скоро стал моим мужем весь полк целиком –
От трубы до капрала, известного хвата.
Приласкать я готова любого солдата.
После мира пошла я с клюкой и сумой.
Мой друг отставной повстречался со мной.
Тот же красный мундир – на заплате заплата.
То-то рада была я увидеть солдата!
 
 
Хоть живу я на свете бог весть как давно,
Вместе с вами пою, попиваю вино.
И пока моя рюмка в ладони зажата,
Буду пить за тебя, мой герой, – за солдата!
 
 
РЕЧИТАТИВ
 
 
В углу сидел базарный шут.
К соседке воспылав любовью,
Не разбирал он, что поют,
И только пил ее здоровье.
 
 
Но вот, разгорячен вином
Или соседкой разогретый,
Поставив кружку кверху дном,
Он прохрипел свои куплеты.
 
 
ПЕСНЯ
 
 
Мудрец от похмелья глупеет, а плут
Шутом выступает на сессии.
Но разве сравнится неопытный шут
Со мной – дураком по профессии?
 
 
Мне бабушка в детстве купила букварь.
Учился я грамоте в школах,
И все ж дураком я остался, как встарь.
Ведь олух – до старости олух.
 
 
Вино из бочонка тянул я взасос,
Гонял за соседскою дочкой.
Но сам я подрос – и бочонок подрос
И стал здоровенною бочкой!
 
 
За пьянство меня среди белого дня
Связали и ввергли в темницу,
А в церкви за то осудили меня,
Что я опрокинул девицу.
 
 
Я – клоун бродячий, жонглер, акробат,
Умею плясать на канате.
Но в Лондоне есть у меня, говорят,
Счастливый соперник в палате!
 
 
А наш проповедник! Какую подчас
С амвона он корчит гримасу!
Клянусь вам: он хлеб отбивает у нас,
Хотя облачается в рясу.
 
 
Недаром ношу я дурацкий колпак –
Меня он и кормит и поит.
А кто для себя и бесплатно дурак,
Тот очень немногого стоит!..
 
 
РЕЧИТАТИВ
 
 
Дурак умолк. За ним вослед
Особа встала средних лет
С могучим станом, грозной грудью.
Ее не раз судили судьи
За то, что ловко на крючок
Она ловила кошелек,
Кольцо, платок и что придется.
Народ топил ее в колодце,
Но утопить никак не мог –
Сам сатана ее берег.
 
 
В былые дни – во время оно –
Она любила горца Джона.
И вот запела про него,
Про Джона, горца своего.
 
 
ПЕСНЯ
 
 
Мой Джон – дитя шотландских скал –
Закон долины презирал.
Но как любил родимый склон
Мой славный горец, статный Джон.
Споем подружки, про него,
Поднимем кружки за него.
Нет среди горцев никого
Отважней Джона моего!
 
 
Он был как щеголь разодет –
Берет с пером и пестрый плед.
С ума сводил шотландских жен
Мой статный горец, храбрый Джон.
 
 
От речки Твид до речки Спей
С веселой свитою своей
Мы кочевали – я и он,
Мой верный друг, мой статный Джон.
 
 
Но присудил его судья
К изгнанью в дальние края.
Зазеленел весною клен –
И вновь ко мне вернулся Джон.
 
 
В тюрьму попал он с корабля.
Там обняла его петля…
Будь проклят тот, кем осужден
Мой статный горец, храбрый Джон!
 
 
И вот осталась я одна
И допиваю жизнь до дна.
Но пусть шотландских кружек звон
Тебе приветом будет, Джон!..
 
 
Споем, подружки, про него,
Поднимем кружки за него.
Нет среди горцев никого
Отважней Джона моего!
– За Джона! – гаркнул пьяный хор, –
Он был красой Шотландских гор!..
 
 
РЕЧИТАТИВ
 
 
Был в кабачке скрипач поджарый.
Пленился он воровкой старой.
Но был так мал,
Что лишь бедро ее крутое,
Как решето, одной рукою
Он обнимал.
 
 
Развеселить желая даму,
Прорепетировал он гамму
Разок-другой.
Потом, наполнив кружку пивом,
Запел он голосом пискливым
Мотив такой.
 
 
ПЕСНЯ
 
 
Позволь слезу твою смахнуть.
Моей возлюбленною будь
И все прошедшее забудь.
Плевать на остальное!
 
 
Житье на свете скрипачу –
Иду-бреду, куда хочу.
Так не живется богачу.
Плевать на остальное!
 
 
Где дочку замуж выдают,
Где после жатвы пиво пьют, –
Для нас всегда готов приют.
Плевать на остальное!
 
 
Мы будем кости грызть вдвоем,
А спать на травке над ручьем,
И на досуге мы споем:
«Плевать на остальное!»
 
 
Пока растет на свете рожь
И любит пляску молодежь,
Со мной безбедно проживешь.
Плевать на остальное!..
 
 
РЕЧИТАТИВ
 
 
Пока скрипач бродячий пел,
Сжигаемый любовью,
Лудильщик удалой успел
Пленить сердечко вдовье.
 
 
Схватил за ворот скрипача
Его соперник бравый
И уж готов был сгоряча
Пронзить рапирой ржавой.
 
 
Скрипач мышонком запищал,
Склонил пред ним колени
И отказаться обещал
От всех поползновений…
 
 
Но все ж, прикрыв лицо полой
Смеялся он притворно,
Когда лудильщик удалой,
Хлебнув, запел задорно.
 
 
ПЕСНЯ
 
 
Я, ваша честь,
Паяю жесть.
Лудильщик я и медник.
Хожу пешком
Из дома в дом.
На мне прожжен передник.
 
 
Я был в войсках.
С ружьем в руках
Стоял на карауле.
Теперь опять
Иду паять,
Чинить-паять
Кастрюли!
Вот этот хлыщ
Душою нищ,
Твой прежний собеседник.
Любовь моя,
Бери в мужья
Того, на ком передник.
 
 
Любовь моя,
Лудильщик я
И круглый год в дороге.
Авось вдвоем
Мы проживем
Без горя и тревоги!
 
 
РЕЧИТАТИВ
 
 
В ответ на нежные слова,
Нимало не краснея,
С похмелья бросилась вдова
Лудильщику на шею.
 
 
Скрипач им больше не мешал,
И, потрясен их страстью,
Он только поднял свой бокал
И пожелал им счастья
На эту ночь!
 
 
Но бес опять его увлек:
Подсев к другой соседке,
Ее позвал он в уголок,
Где куры спали в клетке.
 
 
Ее супруг – по ремеслу
Поэт, певец натуры –
Застиг их вовремя в углу
И не дал строить куры
Им в эту ночь!
 
 
Был неказист и хромоног
Поэт, певец бродячий,
И хоть по внешности убог,
Но сердцем всех богаче.
 
 
Он жил на свете не спеша,
Умел любить веселье,
А пел он, что поет душа…
И вот что спел с похмелья
Он в эту ночь.
 
 
ПЕСНЯ
 
 
Я – лишь поэт. Не ценит свет
Моей струны веселой.
Но мне пример – слепой Гомер:
За нами вьются пчелы.
 
 
И то сказать.
И так сказать.
И даже больше вдвое.
Одна уйдет – женюсь опять.
Жена всегда со мною.
 
 
Я не был у Кастальских вод,
Не видел муз воочию,
Но здесь из бочки пена бьет –
И все такое прочее!
 
 
Я пью за круг моих подруг,
Служу им дни и ночи я.
Порочить плоть, что дал господь, –
Великий грех и прочее.
 
 
Одну люблю и с ней делю
Постель, и хмель, и прочее,
А много ль дней мы будем с ней,
Об этом не пророчу я.
 
 
За женский пол! Вино на стол!
Сегодня всех я потчую.
За нежный пол, лукавый пол
И все такое прочее!..
 
 
РЕЧИТАТИВ
 
 
Поэт окончил – и кругом
Рукоплесканий грянул гром,
И каждый нес на бочку
Все, что отдать хозяйке мог, –
Медяк, запрятанный в сапог,
Тряпье последнее в залог,
Последнюю сорочку.
 
 
Друзья до риз перепились,
Плясали до упаду
И у поэта принялись
Просить еще балладу.
 
 
Поэт сидел меж двух подруг
У винного бочонка,
И, оглядев веселый круг,
Запел он песню звонко.
 
 
ПЕСНЯ
 
 
В эту ночью сердца и кружки
До краев у нас полны.
Здесь – на дружеской пирушке
Все пьяны и все равны!
 
 
К черту тех, кого законы
От народа берегут.
Тюрьмы – трусам оборона,
Церкви – ханжеству приют.
 
 
Что в деньгах и прочем вздоре!
Кто стремится к ним – дурак.
Жить в любви, не зная горя,
Безразлично, где и как!
 
 
Песней гоним мы печали,
Шуткой красим свой досуг
И в полях на сеновале
Обнимаем мы подруг.
 
 
Вам, милорд, в своей коляске
Нас в пути не обогнать,
И такой не знает ласки
Ваша брачная кровать.
Жизнь – в движенье бесконечном:
Радость – горе, тьма и свет.
Репутации беречь нам
Не приходится – их нет!
 
 
Напоследок с песней громкой
Эту кружку подыму
За дорожную котомку,
За походную суму!
 
 
Ты, огонь в сердцах и в чашах,
Никогда нас не покинь.
Пьем за вас, подружек наших.
Будьте счастливы. Аминь!