Текст книги "Черта (сборник)"

6. Община

Черта оседлости, установленная для евреев Российской империи, была, по существу, огромным гетто. Власти устанавливали принудительные границы проживания, налагали на еврейское население запреты и ограничения, вводили дополнительные налоги, и в результате во многих местах Черты проблема физического выживания стояла достаточно остро. Сотни тысяч людей, ограниченные и в перемещениях, и в выборе занятий, с трудом добывали средства к существованию для своих семей, как правило многодетных. Значительная часть населения оказывалась едва ли не на грани нищеты. Но даже в этих условиях трудно было представить себе ситуацию, когда самый последний бедняк местечка мог умереть с голоду. У евреев был инструмент, благодаря которому они, держась вместе, помогали друг другу сводить концы с концами. Таким инструментом была община.

Можно утверждать, что община у евреев существовала всегда. Ее основы были заложены еще во времена Авраама, Исаака и Яакова. С принятием Торы на Синае еврейский народ и все, кто вышел с ним из Египта, стали огромной религиозной общиной, и с тех пор евреи стали единственным народом, у которого национальность одновременно указывала на религиозную принадлежность. С потерей единой территории община осталась единственной структурой, вокруг которой объединялись евреи, и весь уклад их жизни определялся и регулировался руководством этой организации.

Строго регламентированный, отрегулированный до мелочей порядок жизни общины и управления ею существовал и на территориях Речи Посполитой, от которой принятую там систему еврейского самоуправления унаследовала Российская империя, присоединившая земли Западного края.

Уже в первом императорском Указе «О принятии под Российскую державу уступленных от Польши провинций» говорилось, что новым жителям будут сохранены их прежние права и привилегии. Одной из таких привилегий было право на общинное самоуправление. Оно осуществлялось через выборные органы – кагалы. Слово это в русском языке постепенно приобретало и другие значения (часто, как и многое из еврейской темы, с некоторым негативным оттенком). Например, кагалом могли называть шумное, непонятно как управляемое сборище, а также некую потаенную систему управления внутри официальной организации, что-то вроде «государства в государстве».

В еврейском мире это слово могли употреблять и в широком смысле, подразумевая всю общину, но в узком, точном смысле оно означает именно форму ее самоуправления.

С польских времен кагал в классическом виде существовал в каждом городе, где была еврейская община, и он отвечал перед правительством и нееврейским населением за всех её членов. Кагал платил налоги, разбирал тяжбы и регулировал внутреннюю жизнь общины. Кажется, не было таких дел, которыми бы он не занимался. В его компетенцию входили надзор за синагогами и снабжение их религиозными книгами, уход за больными и содержание кладбищ, забота о чистоте, о стабильности цен, наблюдение за нравственностью, наем медицинских работников и сторожей, помощь неимущим и выдача замуж бедных невест. Это была великая система автономного управления и взаимопомощи.

Во главе каждой еврейской общины стояли старейшины, представлявшие своего рода общинный совет. Их избирали из самых достойных членов общины, и пребывание в этой должности хотя и было временным, но могло продолжаться многие годы, ибо далеко не всегда можно было найти подходящую кандидатуру. Избиравшийся из старейшин глава общины назывался «парнас». Он занимался бюджетом, долгами, подтверждал разрешения на проживание в данной местности и заверял своей подписью общественные счета. Вступая в должность, глава общины приносил торжественное обязательство, что будет строго соблюдать устав кагала и не позволит себе никаких отступлений.

Для ведения дел в кагале создавались многочисленные подразделения. Они проверяли финансовые документы и разбирали судебные дела, опекали школы и контролировали работу учителей, заботились о бедняках, надзирали за погребальным братством, за приютом для бездомных и больницей, следили за чистотой ритуальной миквы и доставляли свечи в иешиву и синагогу. Кагал наблюдал за точностью мер и весов, за чистотой улиц и колодцев в еврейском квартале, за ночной стражей и привратниками, наблюдал за тем, чтобы масло, сыр и вино изготавливали в соответствии с еврейскими законами о кашруте, вел надзор за убоем скота и продажей мяса, требовал, чтобы ночью не было шума.

Особый отдел занимался выкупом пленников. Сборщики пожертвований на Святую землю собирали деньги для евреев в Эрец Исраэль. Были также общества для борьбы с роскошью, для выдачи приданого бедным невестам и многие другие – в зависимости от размеров и нужд данной общины. Все должности в этих обществах были почетными, за них обычно не платили жалованья, но многие стремились принять в них участие, и в документах говорилось, что в состав отделений кагала должны избираться «люди разумные и добропорядочные, достойные, зажиточные и зрелого возраста».

Духовным главой общины был раввин, который также назначался на определённый срок. Раввин подписывал решения кагала, руководил выборами, был председателем еврейского суда, сочетал браком, налагал отлучение от общины, следил за школьным обучением. Как видим, перечень его полномочий был широк, что позволяло не только выполнять роль духовного авторитета, но и напрямую участвовать в обеспечении системы административной власти. Впрочем, такое положение вещей не было присуще исключительно еврейскому миру. Например, одному из мощнейших инструментов управления общиной – наложению херема (отлучению от общины) – вполне можно найти аналоги в практике других конфессий.

Раввин получал жалованье, бесплатное жилье, особое вознаграждение за проповеди в дни праздников, за совершение свадебного обряда и церемонии развода. Принято было, чтобы раввины периодически меняли общины, несли свет своих знаний и нравственные эталоны жителям и других селений, поэтому даже самые выдающиеся раввины того времени переезжали с места на место по истечении срока прежней службы.

В крупных городах вместе с раввином назначался глава иешивы, отвечавший за религиозное образование. При синагоге был общественный кантор[47]47
  Кантор – общественный исполнитель молитв в синагоге.


[Закрыть]. А еще были резники[48]48
  Резник – тот, кто занимался ритуальным забоем скота и птицы.


[Закрыть], поскольку эта область тщательно регулировалась религиозными законами; были мелкие кагальные чиновники, которые обслуживали школу, синагогу, кладбище, вызывали стороны в суд, вручали повестки. Все работники получали жалованье из средств общины. Оплачивалась работа и тех, кто во благо общины занимался профессиональной деятельностью. Это были врачи, аптекари, общинные акушерки, цирюльники, лица, присматривавшие за нищими в приюте для бездомных, и многие другие. Подбирались и особые уполномоченные – штадланы, которые хорошо знали язык местного населения и служили посредниками между еврейской общиной и христианами. По кагальному уставу, штадлан «был призван к тому, чтобы являться в чертоги владык; он должен был достойно выполнять возложенные на него поручения, совершать все быстро, ходить туда, куда пошлет его кагал, и устранять перед детьми Израиля каждый камень преткновения».

Как видим, это была довольно сложная и детально регламентированная система управления. Сталкиваясь с ней, государство имело достаточно веские основания в одних случаях сохранять и поддерживать ее, в других – ограничивать или даже запрещать. В момент включения населенных евреями земель в состав империи основных интересов у государственной власти было два: учет новых подданных (затрудненный в случае с людьми, говорившими на другом языке, не имевшими еще системы фамилий и т. д.) и сбор налогов.

Последнее, вероятно, было для государства главным. Поэтому, кроме денег на жалованье общинным служащим, собиравшихся через свечной, коробочный (за кошерное мясо) и другие внутриобщинные сборы, кагал должен был обеспечить изыскание средств для уплаты огромного количества налогов. Община платила ежегодный налог «с головы еврея, как с мужчин, так и с женщин, детей и слуг», налог на содержание правительственного двора, налог с еврейской территории, налог за право пользоваться синагогами и кладбищами, налог на слуг, находившихся в услужении у евреев. Кроме того, устанавливались сборы с еврейских лавок, ремесел и товаров. Был также и натуральный налог в виде сбора продуктов для государственных нужд – пряностей, мяса и прочего. К этому добавлялись питейный налог, дорожный и ярмарочный сборы. В некоторых местах был установлен даже налог за переезд через мосты. Невозможно было уклониться от налога за убой скота или за отправку скота на продажу в другие местности.

Был отдельный налог и с тех еврейских домов, которые прежде принадлежали христианам. Существовал налог за право построить синагогу. Денег на все возраставшие запросы государства не хватало, и правительство стало требовать превращения даже внутриобщинных сборов (например, коробочного) в источник погашения долгов перед государством.

Кроме обязательных налогов, существовали всевозможные поборы, которые было трудно заранее планировать: расходы на подарки знатным деятелям, чиновникам, духовным лицам, писарям и многим другим. Платили вымогателям, чтобы они не возбуждали ложные обвинения: лучше было откупиться от такого человека, но не доводить дело до суда, результаты которого были непредсказуемы. Платили всем, от кого зависела нормальная жизнь общины.

Как видим, вся повседневная жизнь еврейского сообщества была плотно окутана системой государственных сборов и поборов, и проводить их легче было через налаженную систему кагального управления. Поэтому российская власть долго мирилась с «государством в государстве», иногда его регулировала, но до определенной поры не запрещала.

Обладал кагал и полномочиями судебной власти: разбирал дела религиозные и гражданские, а иногда – в ограниченной форме – и уголовные. С таким аспектом самоуправления новая власть была согласна уже куда меньше. Постепенно некоторые функции еврейского самоуправления, в частности судебные, были переданы общим, государственным инстанциям.

И все же, хотя в последние годы правления Екатерины российское законодательство о евреях стало более жестким, настоящую опасность для сообщества представляло тогда не государство, а внутренний разлад. Противостояние литваков-талмудистов и хасидов приобретало характер религиозной войны и стало серьезной проблемой для сохранения национального единства. В одной и той же общине могли оказаться сторонники враждебных направлений, и это уже напрямую угрожало кагалу, чья власть над духовной жизнью еврейства ранее была абсолютной. Именно против власти кагала выступали хасиды, на борьбу с которыми поднялась духовная аристократия еврейских общин – ученые-талмудисты. Сложившаяся ситуация была гораздо серьезнее законодательных актов правительства, ибо несла опасность налаженному, выработанному веками ритму жизни еврейской общины.

Эти процессы не укрылись от российских властей, в том числе и потому, что противники хасидизма прибегли к неслыханной в условиях рассеяния форме борьбы с оппонентами – политическому доносу. Официальный конец противоборству принесло «Положение о евреях» 1804 года, которое узаконило право хасидов на свои синагоги, школы и избрание своих раввинов.

Это «Положение», разработанное в либеральный период правления Александра I, оставило в силе основу внутренней обособленности евреев – кагал. Но такого решения вполне могло бы и не быть: накануне восшествия на трон царя-реформатора в Белоруссию с инспекционной поездкой направился Гавриил Державин. Дав уничтожающую критику всем сторонам жизни новоприобретенных жителей империи, с особой страстью вельможа и поэт обрушился на роль органов управления общинами: «Кагальные старейшины в ней никому никакого отчету не дают. Бедная их чернь от сего находится в крайнем изнурении и нищете, каковых суть бóльшая часть. Взглянуть на них гнусно. Напротив, кагальные богаты и живут в изобилии; управляя двоякою пружиною власти, то есть духовною и гражданскою, в руках их утвержденною, имеют великую силу над их народом. Сим средством содержат они его… не токмо в неразрывной связи и единстве, но в великом порабощении и страхе».

Державин возвращался в Петербург с идеей добиться упразднения кагалов, но со смертью Павла I его доклад потерял адресата, и еврейское самоуправление устояло.

Вопреки намерениям Державина, разрушения самобытного еврейского мира в недавно возникшей Черте не произошло. И пока евреи жили компактными массами в местечках и городах, подчиняясь автономной еврейской администрации, у последней были все возможности блокировать чужое вторжение в духовное пространство общины. Это касалось не только прямого влияния наступавшего христианского мира. Замкнутость помогала противостоять попыткам немногочисленных в тот период сторонников еврейского просвещения – маскилим – внедрить в еврейскую среду стремление к светским наукам и общему образованию.

Вскоре после принятия «Положения», во время войны с Наполеоном, духовные лидеры российского еврейства поддержали новое отечество, не сильно посягнувшее на их уклад. И литваки, и хасиды предпочитали российскую Черту французскому вольнодумству. Но с воцарением императора Николая I общины в полной мере почувствовали на себе каменную длань самодержавия. Первым актом царя, направленным на то, чтобы превратить евреев в «полезных поданных», было введение воинской повинности. Это стало настоящим испытанием для кагалов. С одной стороны, они получали новые рычаги власти над рядовыми членами общин, ибо, регулируя процесс набора, могли привести в трепет любую семью. Но в то же время у еврейской власти появились соблазны, которым было трудно сопротивляться.

Обязанные поставить государству определенное число рекрутов, кагалы были вынуждены вести борьбу с «уклонистами», ловить тех, кто пытался избежать рекрутчины. И это была настоящая драма, поскольку речь шла не только о фактически пожизненном отлучении от семьи или рисках военной службы, но также и о невозможности продолжать соблюдать еврейский закон, о вероятном насильственном крещении. Таких «сознательных уклонистов» кагал пытался заполучить, нанимая беспринципных ловцов, платя им вознаграждение за каждого пойманного при облаве.

Не менее ужасной была ситуация и при наборе малолетних «солдат» – кантонистов[49]49
  Воспитанники военных школ для несовершеннолетних в Российской империи (1805–1856 гг.).


[Закрыть]. Посланные кагалом «охотники» врывались в дома, выхватывали подростков из рук плачущих матерей, конвоировали и содержали под замком несчастных детей, пока их не примет в свои руки военное начальство.

Можно представить, какую почву для мздоимства и злоупотреблений создавал такой «порядок». Возникало противостояние между теми, кто мог откупиться от призыва, уберечь мальчиков от, по сути, пожизненной рекрутчины, и теми, кому платить было нечем.

Еще более страшным ударом по общинному миру стало использование кагалом услуг доносчиков при выявлении подростков и взрослых «уклонистов». Со времен европейского средневековья в еврейскую традицию вошло не только презрительное, но даже ненавистное отношение к доносительству на соплеменников, становившихся жертвами инквизиции и других христианских расправ. И когда это явление возродилось в николаевской России, на территории Черты, – гнев рядовых членов общин не знал предела. История сохранила несколько известных случаев, когда доносчики становились жертвами самосуда, устроенного жителями местечек. Власть, конечно, жестоко карала за такие расправы, но главная проблема заключалась в нравственном уроне, который нес еврейский мир.

Изданное в 1844 году новое «Положение о евреях» ликвидировало кагалы и подчинило евреев общему управлению, но ответственность за налоги и рекрутские наборы оставило за общинами. Новое «Положение» стало свидетельством того, что власти приступили к политике активного вмешательства во внутреннюю жизнь еврейства с целью разрушения ее основ. Это объявлялось «воспитательными» мерами, усилиями по борьбе с присущими «погрязшему в суевериях племени» предрассудками. Велось наступление на использование традиционной одежды, на другие атрибуты, присущие религиозным иудеям. Общины, как могли, пытались противостоять вторжению, бойкотировать эту реформу, оберегать национальную самобытность. Стороны действовали в расходящихся направлениях: власти, сохраняя выгодные для себя функции общинного самоуправления, но лишая кагал власти, решали проблему ассимиляции жителей Черты, а общины думали о том, как удержать евреев внутри привычного им традиционного мира. Изменить действительность они не могли, но со свойственной древнему народу философичностью ожидали, что тяжелые времена пройдут.

Смерть Николая I, постоянно утяжелявшего и без того нелегкое еврейское бремя, была воспринята в еврейских общинах со вздохом облегчения. И действительно, одним из первых указов нового императора Александра II был отменен набор кантонистов – самая болезненная функция, возложенная на общины.

Однако прежние права общин, включавшие механизмы самоуправления и кагалы, восстановлены не были. И хотя этот ключевой элемент организованного противостояния ассимиляции давно уже был отменен, подозрение, что де-факто он существует, и через двадцать лет многим не давало покоя. Главным образом – тем, кто стремился к превращению евреев империи в часть ее христианского населения.

Рассмотрим это на ставшем хрестоматийным примере Якова Брафмана. Родившись в Минске в последний год правления Александра I, он рос во вполне традиционной, ортодоксальной среде, тем более, что отец его был раввином. Однако детство Якова пришлось уже на николаевскую эпоху. Стремясь избежать набора в кантонисты, он решился на побег из родных мест. И если целью царя было именно крещение подростков, полностью соответствовавшее триаде «Православие, самодержавие, народность», то в отношении Якова сработал принцип «от судьбы не уйдешь»: в 34 года он добровольно пришел к тому же финалу, от которого бежал, – принял православие.

Крестившись сам, Брафман искренне не понимал, почему подобного шага так стремится избежать большинство его соплеменников. Вскоре ему пришлось заниматься этой проблемой уже по должности. Он писал: «Указом Священного Синода в 1860 г. был назначен преподавателем еврейского языка в Минскую духовную семинарию, причем мне было поручено заниматься изысканием средств для устранения затруднений, с которыми евреи, желающие перейти в христианство, встречаются на пути к этой цели».

О причинах этих затруднений он говорит в написанной им через несколько лет книге, и ответ его вытекает из ее названия – «Книга кагала».

С усердием выкреста[50]50
  Выкрест – крестившийся еврей.


[Закрыть], знающего иврит и традицию, он приводит многочисленные цитаты из Талмуда и других священных текстов, не просто вырывая их из контекста, но совершенно изменяя их первоначальный смысл. Книга буквально набита множеством документов предыдущей, кагальной эпохи жизни общин, начиная с 1794 года, из которых Брафман делает вывод: «В этих документах лежит ясный ответ на вопрос, почему все попытки нашего правительства изменить жизнь евреев не увенчались успехом в продолжение текущего столетия». Каков же был этот ответ?

Причину Брафман видел именно в кагале, который, по его мнению, продолжал существовать де-факто и в современный ему период конца 60-х годов XIX века. С помощью этого механизма, по мысли автора, евреи устанавливали власть не только над членами общины, но и над всем миром, захватывая имущество и земли коренных народов, вытесняя конкурентов другой национальности, подавляя ремесло и торговлю, присваивая капиталы, как заноза раня и заражая организм государства, в котором живут.

Иными словами, мы видим классический набор выражений, которые можно найти в любой антисемитской книге XIX – ХХ веков и в таких же «сочинениях» наших дней. Отчасти необычно вся эта фразеология выглядит только потому, что автор текста по рождению сам был семитом.

Но в данном случае нам важно то, что именно кагал, именно внутреннее самоуправление еврейских общин воспринимается врагами еврейского народа как бастион, не сломав который нельзя убить в еврее его душу – вытравить из нее собственно еврея.

Ханох Дашевский, Александр Семенович Энгельс

Ханох Дашевский – поэт, переводчик и публицист. Член Союза русскоязычных писателей Израиля, Международного союза писателей Иерусалима, Международной гильдии писателей (Германия), Интернационального союза писателей (Москва), Литературного объединения «Столица» (Иерусалим). Родился в Риге. Учился в Латвийском университете. Участвовал в подпольном еврейском национальном движении, был одним из руководителей нелегального литературно-художественного семинара «Рижские чтения по иудаике». Публикуется в журналах и альманахах Израиля, Германии, Америки и России, а также в сетевом журнале «Заметки по еврейской истории».

Александр Семенович Энгельс – историк, педагог. Руководитель Музея еврейского наследия и Холокоста в Мемориальной синагоге РЕК. Автор образовательного проекта «Диалог религиозных культур» (грант президента РФ). Работал директором лицея, директором еврейской школы.

Члены еврейской общины г. Черновцы

Еврейский кагал в конце XVIII века. Гравюра начала XIX века

Развод. Репродукция одноименной картины Юрия (Иегуды) Пена, 1907 г.

Титульный лист издания «Книга Кагала: Материалы для изучения еврейского быта». Собрал и перевел Яков Брафман. Вильно, 1869 г.