Текст книги "Актуальные правовые аспекты современной практики международного коммерческого оборота"

В завершение данной статьи хотелось бы обратить особое внимание на практику судов США, которая во многом предопределила развитие института ответственности за рассматриваемый вид деликта в США в целом. Так, в соответствии с п. А § 402 Свода (2‐е изд.) лицо, продающее товары, содержащие в себе недостатки, представляющие высокую угрозу причинения вреда жизни, здоровью или имуществу их потребителю, является ответственным, если:

а) продавец осуществляет предпринимательскую деятельность, связанную с продажей данного товара, и б) предполагается, что товар должен быть поставлен конечному потребителю без существенных изменений его качеств, которыми он обладал на момент продажи[96]96
  Michael J. Wagner, Laura L. Peterson. The New Restatement of Torts – Shelter From the Product Liability Storm for Pharmaceutical Companies and Medical Device Manufactures? // Food and Drug Law Journal. 2000. Vol. 53. P. 226.


[Закрыть].

Как справедливо отмечают ряд авторов, данная норма исключает ответственность производителя только за непредвидимые недостатки товара. К таким, по их мнению, относятся недостатки, которые на момент производства и (или) продажи товара не могли быть выявлены с учетом существовавшего уровня развития науки и техники, что получило название теория state-of-the art[97]97
  Jacob S. Ziegel New developments in International Commercial and Consumer Law. Oxford, 1998. P. 417.


[Закрыть].

В 1982 г. Верховный суд штата Нью-Джерси по делу Beshada v. Johns-Manville Product Corporation[98]98
  Otto baron van Wassenaer van Catvijck. Products liability in Europe // The American Jornal of Comparative Law. Vol. 34. 1968. N 4. P. 790.


[Закрыть] вынес беспрецедентное решение, которое вызывало волну критики среди юристов и представителей бизнес-сообщества США. Ответчик был признан обязанным компенсировать истцу причиненный вред его жизни и здоровью асбестовой пылью в процессе производства асбеста, несмотря на то, что к моменту его производства существующий уровень науки и техники не позволял выявить возможные негативные последствия от воздействия асбестовой пыли на здоровье человека.

Принимая данное решение, Верховный суд воспользовался правом, предоставленным ему комментарием к п. «к» § 402 Свода. В соответствии с данным комментарием, суды США получают право самостоятельно принимать решение по вопросу о привлечении или непривлечении к ответственности на основании теории безвиновной ответственности производителей очевидно небезопасных товаров. То есть вопрос ответственности должен решаться в зависимости от обстоятельств конкретного дела и, особенно важно, товара.

Верховный суд в своем решении особо отметил следующее. Ответчик, обосновывая свою невиновность, утверждает, что к моменту производства и продажи асбеста науке не было известно о вредоносном влиянии асбестовой пыли на здоровье человека, что исключало саму возможность информировать потребителей о вероятности причинения вреда их жизни или здоровью. Таким образом, ответчик обосновывал свою позицию теорией state-of-the-art. Однако ответчик должен понимать, что согласно данной теории не уведомление потребителей о вероятности причинения вреда не имеет юридического значения. Установление данного факта имеет значение только лишь для признания наличия в действиях лиц небрежности. Для теории state-of-the-art вопросом права является вопрос возможности установления наличия недостатков в товаре с учетом существующего к моменту его изготовления или продажи уровня развития науки и техники. Тот факт, что он был не в состоянии информировать о возможных последствиях потребления товара ввиду невозможности их установления также не имеет отношения к безвиновной ответственности, основанной на теории state-of-the-art. Товар был небезопасный для потребителей. Таким он был по причине того, что существующие к моменту его производства или продажи технологии не смогли выявить в нем опасные свойства. Безвиновная ответственность обращает внимание на товар, а не на поведение производителя. Также следует принять во внимание и тот факт, что невозможность установления вредоносности товара с учетом существовавшего уровня науки и техники не исключает того, что это мог сделать какой‐нибудь гениальный ученый, чьи достижения в науке приобрели общеизвестность гораздо позднее. Почему же в такой ситуации производитель должен быть освобожден от ответственности за причиненный вред[99]99
  J. Stuart Ashwort LL. B. Product liability casebook / Derrick Owless LL. M., Anthea Worsdall. Colchester Lloyds of London Press Ltd. 1984. P. 83.


[Закрыть].

Суд посчитал необходимым исследовать следующие обстоятельства, имеющие фундаментальное значение для развития теории безвиновной ответственности за данный вид деликта:

– распределение риска причинения вреда;

– предотвращение вреда;

– упрощение процедуры сбора доказательств[100]100
  Andrew T. Berry, Beshada v. Johns-Manville Products Corp.: Revolution-Or Aberration-In Products Liability Law, 52 Fordham L. Rev. 786 (1984). P. 793.


[Закрыть].

По мнению некоторых американских юристов, Верховный суд так и не смог в своем решении обосновать позицию по вопросу признания ответчика обязанным возместить вред в рамках теории безвиновной ответственности, однако указал на необходимость распределения сумм убытков между производителями, продавцами и покупателями таких товаров посредством включения сумм, подлежащих выплате потерпевшим в качестве компенсации, в стоимость производимой продукции, что следует рассматривать как форму распределения риска причинения вреда потребителям данных товаров[101]101
  Ibid. P. 794.


[Закрыть].

Два года спустя по делу Feldman v. Lederle Laboratories[102]102
  Pamela R. Op. cit. P. 59.


[Закрыть] тот же суд, вынес аналогичное решение в отношении производителей медицинского препарата – дикломицина.

В 1988 г. в деле Brown v. Superior Court[103]103
  http://digitalcommons.law.ggu.edu/ggulrev/vol19/iss3/2 (дата обращения – 05.02.2015).


[Закрыть] Верховный суд Калифорнии пришел к противоположному выводу, основанному на комментарии к п. «к» Свода, указав на то, что данным пунктом обеспечивается защита для всех производителей лекарств, в случае если данные лекарства были признаны содержащими дефект, о котором производитель не знал и не должен был знать. То есть применил теорию state-of-the-art в ее общепризнанном значении.

Как отмечается, отступление от прецедентного решения по делу Beshada v. Johns-Manville Products Corp было обусловлено публичными интересами. Возложение ответственности на производителей фармацевтической продукции за непредоставление информации об опасных свойствах товара, которые являются неизвестными на момент их производства, могло бы вызвать существенное увеличение стоимости страхования ответственности данных производителей, создав тем самым препятствия для производства новых лекарств и значительное удорожание их стоимости.

Таким образом, следует отметить, что в начале 1980‐х гг. на развитие правового регулирования отношений по поводу ответственности производителей за недостатки товаров, работ и услуг в США существенное влияние стали оказывать публичные интересы. Оценивая решение по делу Beshada v. Johns-Manville Products Corpс с доктринальной точки зрения есть все основания согласиться с позицией ответчика – Johns-Manville Product Corp., что данным решением на него была возложена абсолютная, т. е. безосновательная, ответственность. Аргументы о том, что какой‐либо гениальный ученый мог бы установить вредоносные признаки асбеста, носили надуманный характер или, по меньшей мере, не содержат в себе признака юридически значимого обстоятельства. Это гипотеза, на вероятностных началах ставшая теорией. А в деле Brown v. Superior Court суд прямо указал, что применение безвиновной ответственности к ответчику может вызвать следующие последствия, которых нельзя допустить. Во-первых, удорожание производства лекарственных средств за счет существенного повышения размера страховых премий по договорам страхования абсолютной ответственности их производителей, может вызвать резкое сокращение производства таких препаратов. В результате рынок получит дефицит жизненно важных лекарств. Во-вторых, сократятся расходы на разработку новых и усовершенствование существующих препаратов. В-третьих, существенное повышение цен на данные препараты за счет удорожания стоимости страхования ответственности может сделать их недоступными для большой части, нуждающихся в них лиц.

Представляется, что, несмотря на кажущуюся надуманность аргументов и, безусловно, вынужденность принятия решений, не соответствующих ранее официально признанной позиции, данные прецеденты отражают очень тесную связь юридических категорий: потребитель и публичный порядок.

Потребитель – это не просто слабая сторона договора, это субъект государственной защиты. Как известно, публичный порядок оправдывает отступление от норм права, однако особо следует отметить, что нарочитое отражение социально-экономических интересов государства в решении судов присуще только странам общего права.

И.С. Зыкин, доктор юридических наук, профессор, Всероссийская академия внешней торговли
Гаагские принципы о выборе применимого права к международным коммерческим договорам[104]104
  При подготовке данной статьи использовалась база СПС «КонсультантПлюс».


[Закрыть]

1. В рамках Гаагской конференции по международному частному праву завершена продолжительная работа над документом, посвященным автономии воли сторон при заключении контрактов в сфере международной торговли. Документ получил название «Гаагские принципы выбора применимого права к международным коммерческим договорам» (далее – Гаагские принципы)[105]105
  The Hague Principles on Choice of Law in International Commercial Contracts (англ.), Les Principes de la Haye sur le choix de la loi applicable aux contrats commerciaux internationaux (франц.). Документ (как и ряд других связанных с ним материалов) доступен на сайте Гаагской конференции www.hcch.net.


[Закрыть]. Официальное окончательное одобрение документа состоялось 19 марта 2015 г.

Его подготовка имеет свою предысторию, которая восходит к 2006 г., когда Гаагской конференцией были предприняты шаги по предварительному изучению данной проблематики. По результатам исследований в 2009 г. была образована рабочая группа для создания проекта документа в области определения права, применимого к международным контрактам. Непосредственная работа по подготовке проекта заняла около пяти лет[106]106
  Подробнее см., в частности: Partegás M., Marshall B. A. Party Autonomy and Its Limits: Convergence Through the New Hague Principles on Choice of Law in International Commercial Contracts // Brooklyn Journal of International Law. 2014. Vol 39. N 3. P. 975–981.


[Закрыть].

Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы рассмотреть содержание Гаагских принципов (и, в частности, в сопоставлении с нормами российского международного частного права) для выявления основных отличительных особенностей нового документа и его возможного значения.

2. Характерной чертой Гаагских принципов является их сфокусированность на вопросах выбора применимого права контрагентами. Вместе с тем в них не урегулировано то, как должно определяться применимое право в отсутствие такого выбора.

Примечательно, что большинство членов рабочей группы высказывалось за включение в текст документа также и правил, восполняющих волю сторон договора, когда выбор ими не сделан или не имеет юридической силы. Такой подход позволил бы подготовить более полный по содержанию документ. Потребность в нем ощутима, поскольку имеется ряд попыток унификации соответствующих вопросов на региональном уровне[107]107
  В качестве примера можно назвать Киевское соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г., Минскую конвенцию о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г., Римскую конвенцию о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., Регламент Европейского союза о праве, применимом к договорным обязательствам, 2008 г. («Рим I»), Межамериканскую конвенцию о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г. Перевод на русский язык конвенций 1980 г. и 1994 г. см.: Вилкова Н.Г. Договорное право в международном обороте. М.: Статут, 2004. С. 454–474.


[Закрыть], но отсутствуют примеры авторитетных актов, претендующих на универсальную унификацию определения применимого права по широкому кругу договорных отношений.

Подобной практики ранее долгое время придерживалась и сама Гаагская конференция, в рамках которой были разработаны конвенции о праве, применимом к отдельным видам договоров, охватывающие как ситуации выбора права сторонами, так и ситуации его отсутствия[108]108
  Упомянем Конвенцию о праве, применимом к международной купле-продаже товаров (движимых материальных вещей), 1955 г., Конвенцию о праве, применимом к агентским договорам, 1978 г. и Конвенцию о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г. Перевод на русский язык этих конвенций см.: Вилкова Н.Г. Указ. соч. С. 424–428; 435–453.


[Закрыть]. Вместе с тем Гаагская конвенция о соглашениях о выборе суда 2005 г. ограничена по сфере действия именно указываемыми в ее названии соглашениями по гражданским и торговым делам международного характера[109]109
  См.: Рожкова М.А., Елисеев Н.Г., Скворцов О.Ю. Договорное право: соглашения о подсудности примирительной процедуре, арбитражное (третейское) и мировое соглашение. М.: Статут, 2008. С. 78–80, 102–105 (автор главы – Н. Г. Елисеев).


[Закрыть].

Тем не менее Совет по общим вопросам и политике, являющийся руководящим органом Гаагской конвенции, установил в качестве приоритетной задачи выработку правил для ситуаций, где имеет место выбор применимого права. Этот мандат и был реализован рабочей группой.

3. Еще одной специфической чертой Гаагских принципов является их необязательный характер. Данное решение было также принято названным Советом, причем еще до начала деятельности рабочей группы, сформированной для подготовки проекта.

Следует отметить, что практика подготовки различного рода сводов правил, сформулированных по содержанию как юридические нормы, но не являющихся формально обязательными, приобретает в наше время все более распространенный характер. Речь идет о весьма заметном явлении, охватывающем не только регулирование международных коммерческих контрактов, но и другие области материально-правовых и процессуальных отношений, причем не только во внешнем обороте, но и во внутреннем. В качестве наиболее известного примера в рассматриваемой сфере могут быть названы Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА[110]110
  Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 2010 / Пер. и вступит. статья А. С. Комарова. М.: Статут, 2013.


[Закрыть].

Для деятельности Гаагской конференции такой подход является новым, ибо ранее ее усилия сосредоточивались на разработке проектов международных конвенций. Более того, это ее первый опыт работы по подготовке необязательного свода правил.

Думается, на избрание подобной формы документа повлияла оценка вероятных перспектив успешного согласования международных норм, рассчитанных на обязательное применение. Дело в том, что отдельные положения Гаагских принципов расходятся с действующими нормативными предписаниями в сфере выбора права, применимого к международным коммерческим контрактам. Поэтому принятие свода правил в качестве документа, не носящего юридически обязательного характера, позволяет в известной степени избежать формального несоответствия между Гаагскими принципами и нормативно-обязательными предписаниями, в том числе содержащимися в упоминавшихся выше Регламенте «Рим I»[111]111
  Здесь уместно напомнить, что в Гаагскую конвенцию, являющуюся международной организацией, входят 77 государств, многие из которых являются членами Европейского союза, а также и сама эта региональная организация (что потребовало внесения изменений в Устав Гаагской конференции в 2005 г.). Подробнее о деятельности Гаагской конференции см.: Проблемы унификации международного частного права / Отв. ред. А. Л. Маковский., И. О Хлестова. М.: ИД «Юриспруденция», 2012. С. 59–115 (автор главы – М. А Цирина (Хатаева)).


[Закрыть], Межамериканской конвенции 1994 г. и Гаагских конвенциях в данной области[112]112
  См. также: Partegás M., Marshall B. A. Op. cit. P. 982–983.


[Закрыть].

4. Собственно Гаагские принципы состоят из преамбулы и 12 статей. К преамбуле и каждой статье даны комментарии с объяснениями и иллюстративными примерами. Документу предпослано также введение, где объясняется цель разработки Гаагских принципов, их правовая природа, сфера действия и предполагаемые адресаты.

Нетрудно заметить, что Гаагские принципы не только схожи по правовой природе с Принципами УНИДРУА, но и перекликаются с последними даже по названию, а также имеют много общего с ними с точки зрения структурного построения (в частности, сопровождение текста статей комментарием с иллюстрациями). Это не является случайностью.

5. Во введении подчеркивается важность признания автономии воли сторон в выборе права, применимого к их договору, и необходимость содействия упрочению этого института. Там же отмечается, что Гаагская конференция полагает возможным рассматривать Гаагские принципы в качестве своего рода руководства по «наилучшим практикам» (best practices) в области выбора применимого права.

Однако затем делается характерная оговорка, что в том или ином государстве может существовать хорошо функционирующий режим автономии воли сторон и без принятия всех из таких «наилучших практик». Таким образом, по существу, признается, что некоторые из предлагаемых правил не являются в достаточной мере распространенными и укоренившимися в практике регулирования.

В порядке пояснения во введении обращается внимание на необходимость разграничения соглашений о выборе права и других соглашений. Это касается основного договора, к которому относится соглашение о выборе права, и самого такого соглашения. Данный тезис распространяется также на соглашения о порядке разрешения споров (в государственном суде или арбитраже) и соглашения о выборе права. Хотя условия о порядке разрешения споров и о применимом праве часто оговариваются вместе и одновременно, с юридической точки зрения речь идет о положениях, цели которых различны.

Данное пояснение важно не только с точки зрения четкого обозначения предмета регулирования Гаагских принципов. Оно имеет более широкое значение. Понимание различной правовой природы названных соглашений, несмотря на те или иные юридико-технические способы их выражения (в том числе включение их в текст одного документа и даже в один и тот же его пункт), позволяет сформулировать правильный подход к ним и избежать ошибок в практическом правоприменении. Взаимосвязь названных соглашений отнюдь не означает тождественности их юридической природы.

Среди потенциальных пользователей документа во введении названы субъекты правотворчества, государственные и третейские суды, стороны и их юридические консультанты. Для субъектов правотворчества (в качестве которых могут выступать как законодатели, так в некоторых странах и государственные суды) Принципы могут представлять собой некую модель для использования в той или иной степени в процессе нормотворчества. Для государственных и третейских судов Принципы могут задать соответствующие ориентиры в подходах к соглашениям сторон о выборе права, однако в рамках нормативно-обязательных предписаний. Документ также имеет задачей оказывать помощь сторонам и их юридическим консультантам в вопросах выбора применимого права.

При этом особо обращается внимание названных адресатов Гаагских принципов на желательность воспринимать сами правила в увязке с преамбулой и комментарием к ним, что подчеркивает значимость этих составляющих документа.

В преамбуле Гаагских принципов в концентрированной форме отражено то, что более подробно пояснено во введении, а именно основные задачи документа и его адресаты.

6. Статья 1 очерчивает сферу действия документа. Он распространяется на выбор сторонами применимого права к договорам, носящим одновременно международный и коммерческий характер.

Термин «сторона» относится к физическим и юридическим лицам, а также к иным правосубъектным образованиям, не обладающим правами юридического лица.

Коммерческий характер договора выражается в том, что каждый из контрагентов осуществляет торговую или профессиональную деятельность. При этом дополнительно уточняется, что Принципы не применяются к договорам с участием потребителей и к трудовым договорам. Ограничение сферы действия документа коммерческими договорами объясняется, в частности, тем, что именно в отношении таких договоров широко допускается применение принципа автономии воли сторон. Напротив, в отношении упомянутых выше договоров, прямо исключенных из сферы действия документа, существуют нормативные ограничения свободы выбора применимого права в целях защиты более слабой стороны договора (потребителя и работника).

Принципы не распространяются и на ситуации, когда хотя бы одна из сторон договора выступает за рамками своей торговой или профессиональной деятельности. Сам статус сторон не имеет решающего значения при определении, в каком качестве они выступают, заключая контракт. Здесь важны конкретные обстоятельства.

В комментариях к ст. 1 приводится следующий иллюстративный пример. Практикующий юрист, имеющий договор с компанией на оказание юридических услуг, рассматривается как лицо, действующее при осуществлении своих профессиональных функций. Однако заключение тем же лицом договора аренды помещений для отдыха уже не может считаться осуществлением им профессиональных функций.

7. Согласно п. 2 ст. 1 Принципов договор является международным, если каждая из сторон не имеет постоянного места деятельности в одном и том же государстве и отношение сторон, а также все другие относящиеся к ситуации обстоятельства независимо от выбранного права связаны только с этим государством.

Если сторона имеет более одного постоянного места деятельности, то подлежит принятию во внимание в качестве относящегося к ситуации то из них, которое имеет наиболее тесную связь с договором на момент его заключения (ст. 12 Принципов)[113]113
  Исходя из смысла используемого понятия автор полагает более точным переводить его как «постоянное место деятельности». При его обозначении в английском тексте используется термин establishment, во французском – établissement. В Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. (далее – Венская конвенция 1980 г.) во французском тексте употребляется тот же термин, но иной в английском – place of business. В официальном тексте Венской конвенции 1980 г. на русском языке он обозначен как «коммерческое предприятие», однако в него вкладывается иной смысл, чем в действующем российском гражданском законодательстве. В данном случае расхождение в терминах на английском языке, используемых при обозначении по сути одного и того же понятия, представляет собой незначительное терминологическое отличие, не несущее особой смысловой нагрузки. См. подробнее комментарии к ст. 12 Принципов, а также: Асосков А.В. Венская конвенция ООН 1980 года о договорах международной купли-продажи товаров: постатейный комментарий к положениям, определяющим сферу ее применения. М.: Инфотроник Медиа, 2013. С. 20–30, 146–152; Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров. Комментарий / Отв. ред. А. С. Комаров. М.: Юридическая литература, 1994. С. 9–10, 37–38.


[Закрыть].

В п. 2 ст. 1 используется, так сказать, негативный способ определения понятия через указание не подпадающих под него ситуаций, т. е. методом исключения. Международным для целей Принципов является всякий договор, не носящий чисто внутренний характер. Внутренний характер договора определяется через связь лишь с одним государством. Эта связь выражается в обязательности наличия следующей совокупности признаков: во‐первых, постоянное место осуществления деловых операций всех контрагентов находится в одном и том же государстве; во‐вторых, правоотношение сторон (т. е., очевидно, их договор) связано с тем же государством; в‐третьих, все другие относящиеся к ситуации обстоятельства также связаны исключительно с тем же государством.

Заметим, что названные признаки на практике непросто четко отграничить друг от друга, особенно второй и третий, но все они подпадают под категорию «относящиеся к ситуации обстоятельства». Отсутствие какого‐либо из названных признаков означает, что договор как международный попадает в сферу действия Принципов.

Вместе с тем особо оговаривается, что сам по себе выбор сторонами применимого права не влияет на квалификацию договора в качестве международного, даже если он сопровождается выбором в пользу юрисдикции иностранного государственного суда или арбитража. Таким образом, данное обстоятельство, зависящее от воли самих сторон, принятию во внимание не подлежит.

В целом, как отмечается в комментариях к ст. 1, целью подобного определения было придание пониманию термина «международный» максимально широкого объема[114]114
  Заметим, что такой подход неслучаен и связан с провозглашаемым во введении к Принципам намерением Гаагской конференции содействовать развитию института автономии воли сторон (см. выше).


[Закрыть]. Одновременно подчеркивается, что установление международного характера договора может потребовать тщательного анализа конкретных обстоятельств.

Думается, что здесь многое зависит от толкования весьма емкой формулы «все другие относящиеся к ситуации обстоятельства». В буквальном переводе с английского языка приведенная формула звучит как «все другие релевантные элементы» (all other relevant elements). Подобная «релевантность» или относимость того или иного обстоятельства связана, на наш взгляд, не просто с самим его наличием, а прежде всего с его значимостью в контексте определения международного характера договора. Показательным в этом смысле является содержащееся в комментариях пояснение, что проведение за рубежом переговоров по заключению контракта или использование в нем иностранного языка само по себе не является достаточным для придания договору международного характера.

В комментариях вскользь упоминается об объективном, т. е. не зависящем напрямую от воли сторон, характере относящихся к ситуации обстоятельств. Однако четкую грань, когда речь идет о таком явлении, как контракт, базирующийся на принципе свободы договора, провести в данном случае трудно. Например, в контексте затронутого вопроса место заключения договора может рассматриваться как не менее субъективный фактор, чем выбор применимого права сторонами.

С нашей точки зрения, связь договора с более чем одним государством должна быть реальной, а не фиктивной и в достаточной степени четко выраженной. Ввиду многообразия возникающих ситуаций действительно многое зависит от конкретных обстоятельств, могущих требовать тщательного уяснения.

8. В порядке сопоставления соответствующих положений Принципов с разд. VI «Международное частное право» ГК РФ можно отметить, что в последнем используются иные критерии для установления характера отношений, в том числе договорных, при наличии которых возникает проблема определения применимого права, в том числе в силу выбора сторон. В п. 1 ст. 1186 ГК РФ, как известно, упоминается понятие «иностранный элемент» и неисчерпывающим образом указывается на то, в чем он может выражаться. Наличие иностранного элемента и служит основанием для постановки названной проблемы.

Раздел VI в действующей редакции не выделяет международные коммерческие договоры или по более распространенной терминологии – внешнеэкономические сделки в качестве специального предмета регулирования.

Под понятие договорного отношения, осложненного иностранным элементом, могут попадать договоры с различным субъектным составом (в рамках предпринимательской деятельности, так и вне ее). Это касается, в частности, и ст. 1210 «Выбор права сторонами договора» ГК РФ, представляющий наибольший интерес в свете рассматриваемой темы.

Так, обращает на себя внимание п. 5 ст. 1210 ГК РФ, согласно которому «если в момент выбора сторонами договора подлежащего применению права все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны только с одной страной, выбор сторонами права другой страны не может затрагивать действие императивных норм права той страны, с которой связаны все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства». Из процитированного положения следует, что степень осложненности договорного отношения иностранным элементом может влиять на допустимые границы действия выбранного сторонами права. Думается, это сбалансированное правило имеет под собой серьезные основания. В Принципах оно отсутствует.

Лишь в очень ограниченном числе случаев и в особом контексте положения разд. VI ГК РФ имеют более тесное отношение именно к договорам, заключаемым при осуществлении предпринимательской деятельности.

Пункт 3 ст. 1219 предусматривает следующее: «Если из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство, возникающее вследствие причинения вреда, тесно связано с договором между потерпевшим и причинителем вреда, заключенным при осуществлении этими сторонами предпринимательской деятельности, к данному обязательству применяется право, подлежащее применению к такому договору». Здесь может применяться и право, выбранное контрагентами.

В качестве еще одного примера можно сослаться на п. 6 ст. 1211 о праве, применимом к договору коммерческой концессии, который в материально-правовых нормах ГК РФ конструируется как договор в рамках предпринимательской деятельности (ст. 1027).

Одновременно имеется ряд особенностей в определении права, подлежащего применению к договору с участием потребителей (см. абз. 3 п. 1 ст. 1209, ст. 1212 ГК РФ).

В итоге можно сделать вывод, что, несмотря на формально-юридические и терминологические различия, по существу международные коммерческие договоры, безусловно, подпадают под сферу действия разд. VI ГК РФ и в практическом смысле являются весьма важным предметом его регулирования.

Приведенные соображения позволяют также заключить, что сопоставительный анализ положений Принципов и разд. VI ГК РФ вполне возможен и представляет не только теоретический, но и практический интерес.

9. В п. 3 ст. 1 Принципов указывается на круг нерегулируемых ими вопросов. В комментариях поясняется, что наличие таких исключений связано с отсутствием единой точки зрения на то, насколько они относятся к сфере действия права, применимого к договорам (договорный статут), а также и на допустимость автономии воли сторон по данным вопросам.

Принципы не распространяются на определение применимого права по следующим вопросам: правоспособность и дееспособность физических лиц; арбитражные соглашения и соглашения о выборе суда; правовое положение компаний, других правосубъектных образований и трастов; несостоятельность; вещно-правовые последствия договоров; правомочие представителя обязывать представляемого в отношении третьего лица.

При формулировании приведенного перечня учитывались соответствующие положения Гаагской конвенции 1986 г. (ст. 5), Регламента «Рим I» (п. 2 ст. 1) и Межамериканской конвенции 1994 г. (ст. 5).

В комментариях уточняется, в частности, что Принципы не исключают из сферы своего действия коммерческие договоры между участниками компании, связанные с осуществлением прав участника компании, например акционерные соглашения. Там же говорится, что термин «несостоятельность» понимается в широком смысле и включает в том числе реорганизацию, ликвидацию и т. д.

Исключение несостоятельности из сферы регулирования документа связано с теми последствиями, которые могут возникать в отношении договора при начале соответствующих процедур. Неприменение Принципов к отношениями между представляемым и третьим лицом не означает их неприменения к отношениям между представляемым и представителем, коль скоро в их основе лежит соответствующий коммерческий договор.

Добавим, что п. 3. ст. 1, содержащий исключения из предмета регулирования Принципов, связан со ст. 9, где оговаривается, какой круг вопросов попадает в сферу действия права, избранного сторонами (см. далее).

В порядке сопоставления можно указать на ряд положений разд. VI ГК РФ, которые прямо регламентируют вопросы, исключенные из сферы действия Принципов; соотношение статутов (договорного, личного, вещного и др.), а также допустимость автономии воли сторон по вопросам, определяемым на основе того или иного статута (см., в частности, ст. 1195–1197, 1201–1204, 1205, п. 3 ст. 1206, п. 6 ст. 1210, ст. 1217, п. 2 ст. 1215). В результате регулирование носит более целостный характер.

10. Статья 2 Принципов предусматривает, что договор регулируется избранным сторонами правом (п. 1). Далее оговаривается возможность контрагентов выбрать применимое право к договору в целом или только к его части, а также различное право к отдельным частям договора (п. 2). Допускается изменение в любое время сделанного выбора применимого права без ущерба для действительности договора с точки зрения его формы, а также прав третьих лиц (п. 3). Не требуется наличия связи выбранного права со сторонами или их сделкой (п. 4).

Приведенные положения близки по содержанию к п. 1 и 2 ст. 3 Регламента «Рим I», ст. 7 и 8 Межамериканской конвенции 1994 г. Сходные предписания содержатся в п. 1, 3, 4 ст. 1210 ГК РФ.

11. Статья 3 Принципов включает в себя, пожалуй, наиболее заметную новеллу регулирования, широкому распространению которой Гаагской конференцией придается особое значение. Названная статья существенно расширяет содержание термина «выбранное сторонами право». В эту категорию включаются и неформальные документы, которые входят в более широкое понятие «нормы права». Как следует из ст. 3, если иное не установлено правом страны суда, в качестве применимого права сторонами могут быть избраны нормы права, которые пользуются общим признанием на международном, национальном или региональном уровне как нейтральный и сбалансированный свод правил.

Изложенное положение предназначено для применения независимо от того, будет ли рассматриваться спор в случае его возникновения в арбитраже или в государственном суде. Попытка внедрения данного подхода в сферу государственного правосудия претендует на особую новизну. Если на практике в рамках третейских разбирательств и имеют место некоторые относительно немногочисленные примеры обращения к неформальным регуляторам в качестве применимого права, то для государственных судов это нехарактерно. Относительная новизна ст. 3 и преобладание иных («традиционных») подходов, особенно при разрешении споров государственными судами, прямо признается во введении к Принципам (п. 1.18).

Допустимость выбора сторонами неформальных регуляторов в качестве применимого права возможна при соблюдении ряда условий: во‐первых, выбор должен касаться именно свода правил (a set of rules – англ., un ensemble de règles – франц.), а не каких‐то разрозненных немногочисленных предписаний; во‐вторых, требуется общее признание нейтральности такого свода, что связывается с беспристрастностью подготовившего его органа, в деятельности которого принимаются во внимание различные юридические, политические и экономические факторы; в‐третьих, необходимо также общее признание сбалансированности свода правил, что предполагает взвешенный учет в нем интересов контрагентов без предоставления необоснованных преимуществ какой‐то одной из сторон, и, наконец, в‐четвертых, подобный выбор должен быть допустимым по праву страны суда, которое может ограничивать автономию воли сторон выбором права той или иной страны (т. е. исходящего от государства).