Текст книги "Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси (сборник)"

Фань Ипин
Необычный допрос

Вань Игуан, как обычно, досмотрел провинциальные новости и выключил телевизор. Он прошел в кабинет и с трудом опустился на скамейку из палисандрового дерева. Это была самая простая скамья, на которую обычно клали ноги, а сейчас на нее опустилась толстая задница. Перед Вань Игуаном стоял стол со столешницей шириной один метр, длиной – два и толщиной восемь цуней[15]15
  Цунь – мера длины, равная примерно 3,33 см, то есть толщина столешницы составляла примерно 26 см. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], а еще дальше от него располагался огромный стул. И столешница, и стул были выполнены из вьетнамского желтого палисандра. Поэтому можно сказать, что по сравнению с ними скамейка из обычного палисандра выглядела чем-то второсортным. Сейчас он сознательно сел на нее, потому что сегодня он по-прежнему был допрашиваемым.

Вскоре вошел допрашивающий и уселся на стул из желтого палисандра. Эта женщина с нанесенной на лицо маской из морских водорослей походила на призрак и испугала Вань Игуана, хотя он и понимал, что это его жена.

– Может, ты сначала смоешь маску, а потом уже зайдешь? – спросил он ее. – Ужас какой.

– Я ее недавно нанесла, она еще не полностью впиталась. Да и ты слишком разволновался. Посмотрим, испугаешься ли ты, если я в таком виде буду тебя допрашивать, все ли расскажешь? Вчера, когда у меня было обычное лицо, ты ничего не сказал.

Вань Игуан в душе согласился с тем, что в ее словах есть логика и даже мудрость. Допрос, действительно, должен вестись по нарастающей и становиться жестче, нельзя обращать все в шутку, как будто это просто детская забава.

Допрос начался вчера. Его жена изображала или, можно сказать, взяла на себя функцию члена провинциальной комиссии по проверке дисциплины, допрашивала Вань Игуана и изучала его дело. Он даже представил, что уже стал объектом так называемого «двойного указания»[16]16
  Двойное указание – требование партийной комиссии по проверке дисциплины в назначенное время в назначенном месте дать разъяснения по предмету расследования. Это внутрипартийная мера для расследования случаев коррупции, предполагающая неограниченную внесудебную изоляцию подозреваемого.


[Закрыть], и теперь в кабинете – назначенном месте – его проверяют, ответит ли он на вопросы в назначенное время.

Очевидно, ни он сам, ни его жена не вжились в роль. Жена вела себя слишком вольно и беспечно – лузгала семечки и ела суп из ласточкиных гнезд, при этом внезапно спрашивала: «Сколько ты за эти годы с него взял денег?» или вдруг говорила: «А у сына в Америке сейчас восемь утра». Из-за такого ее несерьезного поведения Вань Игуан тоже не мог по-настоящему разволноваться. Он никак не мог погрузиться в ситуацию предполагаемого разбирательства в духе «двойных указаний», у него не получалось представить себя подследственным. Как бы то ни было, жена все равно выглядела ужасно вульгарной, но при этом богатой и роскошной женщиной. И то, что она, с ее пошлым вкусом, изображала чиновника из комиссии по проверке дисциплины и допрашивала хитрого и дальновидного мужчину, на самом деле выглядело смехотворно. В такой ситуации только идиот признается в получении взятки и ответит на другие вопросы, связанные с коррупцией.

Но жена была единственной, кто подходил на роль следователя из комиссии по проверке дисциплины. Ему нужно было, чтобы она допросила его, допросила со всей строгостью, как настоящий член комиссии или как прокурор, посостязалась с ним в мужестве и мудрости, помогла проверить психологическую закалку, способность приспосабливаться к новым условиям и стойкость. И если вдруг его действительно вызовут для «двойных указаний» или прямо в прокуратуру, он был бы уже подготовленным «стреляным воробьем», роботом-трансформером.

Накануне вечером после неудачного допроса супруги легли спать, и Вань Игуан обеспокоенно спросил супругу, ожидавшую от него «уплаты налогов»[17]17
  «Уплата налогов» – эвфемизм для обозначения исполнения супружеских обязанностей.


[Закрыть]:

– Товарищ Ли Мэйфэнь, могу я выдвинуть требование?

– Какое требование?

– Когда будешь меня допрашивать, сделай так, чтоб я разволновался, чтобы мне стало страшно. Когда ты меня только что допрашивала, я ничего такого не испытывал.

Жена недоуменно спросила:

– Зачем тебе волноваться и бояться?

– Если я разволнуюсь, испугаюсь, то могу проболтаться, выдать себя с головой и честно все рассказать.

Жена все еще недоумевала:

– Разве не лучше не рассказывать честно? Нам ведь как раз нужно, чтобы ты не говорил честно.

– Если я здесь разволнуюсь, испугаюсь и все честно расскажу, то ничего страшного. Потому что это лишь предварительный допрос, учения, как учения по противовоздушной обороне, противопожарные учения и учения на случай землетрясения. И если когда-нибудь меня вызовут для «двойных указаний» или в прокуратуру, я смогу не волноваться и не бояться, и тогда не надо будет рассказывать все по-честному. Это называется «предупрежден – значит вооружен», так можно предотвратить беду. Ты понимаешь?

Жена осмыслила услышанное и произнесла:

– Понимаю.

Глядя на мужа, равнодушного к ее ожиданиям, она была вынуждена действиями напомнить ему о своих желаниях. Однако он по-прежнему оставался безучастным, и тогда она сказала:

– Сейчас ведь ты должен удовлетворить мой запрос?

Вань Игуан посмотрел на свою жену, постаревшую, похожую на пожелтевшую жемчужину, но свирепую, как волк или тигр. Его сердце застучало от страха, тело затряслось в ознобе, выступил холодный пот:

– Хорошо бы завтра, когда ты будешь меня допрашивать, я так же разволновался и испугался.

Сегодня жена действительно выглядела устрашающе. Вань Игуан взглянул на нее и больше не осмеливался поднять глаза. Он низко опустил голову, словно собирался признать вину.

– Готов? – спросила жена.

– Угу.

– Тогда я начинаю допрос. – Она прочистила горло, а потом, глядя на толстощекого мужа, внезапно хлопнула рукой по столу и вскочила: – Вань Игуан! У тебя наверняка еще есть деньги, о которых я не знаю, где ты их спрятал?

Вань Игуан поднял голову и топнул ногой:

– Да кто ж так спрашивает? Никто так не спрашивает!

– А я хочу и спрашиваю! Я подозреваю, что ты прячешь от меня деньги!

Вань Игуану пришлось взглянуть на жену:

– Товарищ Ли Мэйфэнь, ты должна запомнить, что сейчас ты – член комиссии по проверке дисциплины или даже прокурор. Задавай вопросы как профессионал, хорошо?

Выслушав замечание мужа, жена изменила свое поведение и образ мыслей, все обдумала и произнесла:

– Вань Игуан, сначала я разъясню вам политику нашей партии: великодушие по отношению к тем, кто признал свою вину, и суровое наказание тех, кто вину не признает. И теперь я задам вопрос, а вы должны честно и откровенно ответить.

– Хорошо, спрашивайте.

– Как нам стало известно, с того момента, как вы получили должность начальника управления по контролю за безопасностью на производстве в городе Наньхэ, за неполные четыре года вы, не зная меры, брали взятки от владельцев рудника, компании по постройке железнодорожных мостов, фирмы по производству фейерверков и хлопушек. Если не учитывать взятки вещами, а только наличными, то, по грубым подсчетам, сумма составит примерно тридцать пять миллионов юаней. Правильно?

– Неправда! Я бескорыстно и неподкупно служу обществу, я абсолютно чист и никогда не нарушал закон за взятку и не занимался коррупцией.

– Вань Игуан, у меня есть доказательства моих слов. Мне прекрасно известен источник этих тридцати пяти миллионов. Бизнесменов, которые передавали вам деньги, много, я лишь выбрала наиболее крупных. Сян Бэйфан из корпорации «Рудник Лунчан» несколько раз давал вам взятки. Миллионов восемь же было? Тан Лэй из компании «Бэньтэн», занимающейся постройкой железнодорожных мостов, вы еще называете друг друга братьями, дал как минимум шесть миллионов, так? Только ваша жена получила от него три миллиона. Вэй Дуннин из плавильного завода Наньси – пять миллионов, они тоже пошли вашей жене напрямую. Это уже девятнадцать миллионов. А еще добавить к этому взятки от бизнесменов разных уровней на Новый год и другие праздники – больше десяти миллионов. Вот в целом и выходит как минимум тридцать пять миллионов. Из них двадцать уже переведены за границу, а конкретнее – в США. А еще пятнадцать хранятся в газовом баллоне под деревянным полом в спальне в герметично закрытом пакете. Все верно?

Вань Игуан слушал, дрожа всем телом, и к концу речи сжался в комок, словно его раздели догола. Информация была четкая и конкретная, точно и совершенно достоверно назывались по порядку дававшие ему взятки люди и суммы, некоторые сведения он и сам помнил не так подробно.

– Вань Игуан, не отпирайся! Это бесполезно. Чистосердечное признание – вот твой единственный выход!

Вань Игуан плюхнулся на колени и начал биться головой об пол:

– Я буду честен! Я признаю! Я, Вань Игуан, виноват перед партией, партия меня взрастила, доверила важный пост, а я не оправдал ожиданий. Я сейчас же верну эти тридцать пять миллионов, прошу проявить ко мне снисходительность, указать мне путь к спасению!

Сначала его коленопреклоненная просьба вызвала у супруги смех, но потом она начала его бранить:

– Вань Игуан, ну ты и тряпка! Сразу сдал оружие и капитулировал. Если ты признаешься, то за эти тридцать пять миллионов лишишься головы, ты хоть это понимаешь?

Вань Игуан поднял голову и посмотрел на черное из-за нанесенной маски лицо бранившей его жены:

– Я и правда принял тебя за члена комиссии по проверке дисциплины или за прокурора!

– Тогда тем более нельзя признаваться, идиот!

– Но ты же точно перечислила всех взяткодателей и суммы!

– Это потому что я – твоя жена! И я знаю, что ты столько получил. И сейчас я тебя допрашиваю, естественно, я все верно говорю.

– Но что если комиссия или прокуратура тоже все тщательно расследует и узнает, сколько я получил?

– Все равно можно отпираться!

– Как?

– Говорить, что ни от кого денег не брал!

– А если кто-то меня выдаст и даст показания против меня?

– Ну и что? А ты говори, что они возводят на тебя поклеп.

– Но ведь я и правда брал у них деньги!

– Я тогда задам тебе вопрос, – сказала жена. – Когда тебе давали деньги, их переводили на счет? Ведь нет? Тебе напрямую давали наличные, и свидетелей при этом не было же? И никто ведь не снимал скрытой камерой? Ничего этого не было, так чего ты боишься? Зачем паникуешь?

– А ведь и правда. – Вань Игуан успокоился и снова уселся на скамейку. – Все-таки моя супруга более спокойна и невозмутима.

– Ага, невозмутима, как же! Ты только что признался, перепугал и разозлил меня. Если ты потеряешь голову, то и мне тогда конец. Бедный наш сын!

– Двадцать миллионов в США, сыну хватит, – ответил Вань Игуан.

Тут супруга вскрикнула, словно наткнулась на какую-то сложную проблему. Она смотрела на мужа, как на мудреца или Чжугэ Ляна[18]18
  Чжугэ Лян (181–234 гг. н. э.) – китайский полководец периода Троецарствия (220–280 гг. н. э.). Считается олицетворением мудрости, хитрости и стратегического мышления.


[Закрыть].

– Лао Вань[19]19
  Лао – ставится перед фамилией при неформальном обращении к уважаемому человеку, означает «старый», «старший».


[Закрыть], даже если никто не даст показаний, а ты сам не признаешься, то если они вдруг узнают про эти тридцать пять миллионов, сразу поймут, что они превышают наши легальные доходы, и обвинят нас во владении имуществом неизвестного происхождения. Что же делать?

Вань Игуан ломал голову, ломал, но так и не придумал, как выпутаться. Жена предложила:

– Я скажу, что это – прибыль от игры на бирже, хорошо?

– Игра на бирже? – Вань Игуан холодно рассмеялся. – Сейчас по всему миру лидируют «медведи»[20]20
  «Медведи» – игроки на бирже, которые покупают активы на пике стоимости в надежде, что цена упадет. В противоположность им «быки» покупают на минимуме и ставят на то, что цена будет расти.


[Закрыть], девяносто девять процентов держателей акций теряют деньги, и только ты получаешь прибыль? К тому же официальным лицам запрещено играть на бирже, и их родственникам тоже. Так что говорить, что играешь на бирже, – нельзя.

– Что же делать?

Вань Игуан покачал головой:

– Можно только сказать, что заняли у моих братьев. Это выход на случай, когда нет выхода.

– Но откуда у твоих братьев деньги, чтобы одолжить тебе? Чем они занимаются? Один – рыбак на Хуншуйхэ[21]21
  Хуншуйхэ – река в южном Китае. Начинается в провинции Гуйчжоу, а на территории Гуанси-Чжуанского автономного района сливается с рекой Люцзян.


[Закрыть], другой разводит овец. Раньше они к тебе приходили занимать на рыбоводство и овцеводство, а ты им не давал.

– Не я не давал, а ты не разрешала давать.

– В общем, ты обидел своих братьев, разве у тебя есть еще братья?

Вань Игуан глубоко задумался, а потом произнес:

– Настоящих друзей у меня один-два – например, Сян Бэйфан и Тан Лэй.

– А мне кажется, что самые ненадежные, – это именно Сян Бэйфан и Тан Лэй. При малейшем «дуновении ветра и колыхании травы» они точно первыми тебя сдадут.

– С чего ты взяла?

– Да потому что они умные и верткие, как обезьяны, и двуличные, как улыбающийся тигр!

Видя, что супруга говорит прямо, Вань Игуан сказал:

– И что же делать? Я же больше всего денег взял именно у них – у Сян Бэйфана и Тан Лэя.

Жена заскрежетала зубами:

– Отдай им обратно.

Вань Игуан остолбенел от изумления:

– Ты с ума сошла?

– Нет.

– А тебе не жалко?

– Даже если жалко, придется смириться. Сохранить свободу – это второстепенно, на первом месте – сохранить жизнь!

Ближе к вечеру Вань Игуан увидел у пагоды Дуншань знакомый внедорожник «БМВ», который остановился перед ним словно преданный пес. Вань показал ему, чтобы тот встал рядом с его машиной.

Посмеиваясь, Сян Бэйфан вылез из машины, он, семеня, шел ему навстречу и с теплотой в голосе кричал:

– Приветствую, брат Вань!

Однако Вань Игуан чрезвычайно холодно сказал ему:

– Открой багажник! – И, увидев, что друг медлит, повторил: – Открой!

Затем Вань Игуан открыл багажник своего автомобиля, достал оттуда раздутый, с выступающими углами мешок, и переложил в машину Сян Бэйфана.

Тот, словно подозревая в этом какую-то махинацию, проворно остановил Вань Игуана:

– Брат, ты что это делаешь?

– Возвращаю все деньги, которые ты мне дарил.

– Брат, это что, шутка?

– Я не шучу.

Сян Бэйфан потряс пластиковым пакетом с четырьмя ручками:

– А это тогда что такое?

– Возвращаю тебе, вот что такое.

Тут Сян Бэйфана осенило:

– Брат, это же ты меня испытываешь, правда?

– Можешь так думать, но я это не имел в виду.

– Брат, но так делать нехорошо. – Сян Бэйфан притворился, будто сердится. – Неловко тебе об этом говорить, но я никаких денег тебе не давал.

– Что?

– Денег я тебе не дарил. Никогда!

Вань Игуан тоже потряс пакетом:

– А это тогда что?

– Я дарил только вяленое мясо и цзунцзы[22]22
  Цзунцзы – традиционное китайское блюдо, употребляемое во время празднования Дуаньуцзе – Праздника «двойной пятерки», который отмечается в пятый день пятого лунного месяца, что примерно соответствует концу мая – середине июня. Представляет собой клейкий рис с начинкой, завернутый в лист тростника или бамбука, обычно ему придается форма тетраэдра.


[Закрыть].

– Хорошо, тогда я сейчас возвращаю тебе вяленое мясо и цзунцзы.

– А я и мясо, и цзунцзы тебе не дарил! – Сян Бэйфан отпустил руку Вань Игуана и поскорее захлопнул багажник. – Брат, у вас еще ко мне какое-то дело? Если нет, то я поехал.

Вань Игуан остолбенел. Машина Сян Бэйфана скрылась из виду в мгновение ока, а он все стоял у пагоды с мешком так и не отданных денег в руках, действительно похожим на мешок с вяленым мясом.

– Будда, ты сам все видел, можешь подтвердить! Деньги я вернул, это Сян Бэйфан от них отказался, – пробормотал Вань Игуан, обратившись лицом к пагоде.

Вань Игуан и Тан Лэй ловили рыбу на берегу озера Наньху. Они были крайне сосредоточены, вот только клев не шел, словно рыбы были гораздо умнее двух мужчин на берегу. Рядом с каждым из них стояло ведро, накрытое крышкой. Вань Игуан спокойно сказал:

– Тан Лэй, когда будешь уходить, не забудь взять мое ведро.

– Старший брат Вань, я не буду брать ваше ведро. И не только не заберу, я еще и новое вам подготовил, чтобы отблагодарить.

– Это не благодарность, а вред, ты это понимаешь?

– Брат Вань, клянусь, я никогда не сделаю ничего, что могло бы обидеть вас! Будьте спокойны, совершенно спокойны!

– Да я беспокоюсь не из-за тебя, а из-за прокуратуры и комиссии по проверке дисциплины. Если все выплывет наружу, то они от меня уже не отстанут.

– Про наши дела знает лишь Небо, земля, вы да я. Если вы никому не скажете, то и я, хоть убей, никому не скажу. Откуда же тогда комиссия и прокуратура узнает?

Вань Игуан пристально посмотрел на Тан Лэя:

– Ты правда не выдашь, если они будут бить тебя до смерти?

От взгляда Вань Игуана Тан Лэй покраснел, вздернул подбородок и произнес:

– Брат Вань, если вы мне не верите, то я готов прыгнуть в озеро, чтобы вам доказать! Вот сейчас и прыгну! – Он поднялся. – Верите или нет? Если нет, то я прыгаю!

Вань Игуан, увидев его решимость и непреклонность, удержал его:

– Хорошо, брат, садись. Давай ловить рыбу.

Тан Лэй сел, как герой, смывший с себя подозрение в предательстве. Теперь, сбросив это тяжкое бремя, он продолжил уже спокойно ловить рыбу. Однако клёва по-прежнему не было. Тогда Вань Игуан сказал:

– Давай так. Заключим сделку: если я первым поймаю рыбу, то ты заберешь мое ведро. А если рыба сначала ухватит твой крючок, то ты можешь ничего не брать, я принуждать не буду, хорошо?

– Но если я первый выловлю, то мое ведро все-таки станет вашим! – сказал Тан Лэй.

– Договорились!

Только он договорил, как удочка Тан Лэя дернулась. Тот поспешно ухватился за нее и начал сматывать леску. Вскоре показался красный карп, которого Тан Лэй потихоньку подтянул к себе. Он взял его обеими руками, словно зажженный факел, и, ликуя, поцеловал:

– Какой ты молодец!

Глядя на удалявшегося с пустыми руками победителя Тан Лэя, а потом на два наполненных деньгами ведра, Вань Игуан чувствовал тяжесть на сердце и неловкость. Ведь он хотел вернуть деньги, а теперь не только не вернул, но еще и получил новое ведро денег. Эта ситуация напоминала дом с протекавшей крышей, на который обрушился проливной дождь, зарядивший на всю ночь. Или человека, который собрался уговаривать других отказаться от наркотиков, а в итоге не только не преуспел в этом, но и сам на них подсел. В полном унынии он начал собирать удочку и тут обнаружил, что на крючке не было наживки! Это он сам забыл? Или наживка была, но ее аккуратно съели хитрые рыбы?

– Рыбы, вы меня слышите? Это не я не хочу быть честным чиновником, я очень хочу! Это вы мне не дали такого шанса, это Тан Лэй мне не дал такого шанса! Почему же так сложно быть честным чиновником?

На горестные вздохи Вань Игуана никто не ответил, поверхность озера оставалась чистой и безмятежной, как зеркало.

Деревянный пол в доме был взломан, а газовый баллон распилен на две части. На первый взгляд могло показаться, что квартиру ограбили или что в ней провели обыск борцы с коррупцией. К счастью, Вань Игуан и его жена знали, в чем дело, они спокойно и невозмутимо взирали на этот хаос.

Засучив рукава, Вань Игуан взялся за починку поврежденного пола и баллона. Задача была для него легкой, ведь когда-то он работал сварщиком, да и плотницкие работы были ему не внове. К тому же жена ему активно помогала. Довольно быстро они вернули деньги, которые не удалось отдать, на прежнее место и хорошенько замаскировали. А новые поступления они спрятали в надежном, как им обоим казалось, месте. В пакет они положили и разные по толщине «красные конвертики»[23]23
  Согласно китайской традиции, денежные подарки принято дарить в конвертах красного цвета.


[Закрыть] от подчиненных, подаренные на Новый год. Пересчитывать было лень, и они их даже не открыли, так спрятали. Когда дело было сделано, они улеглись на пол, муж смотрел в потолок, а жена – на мужа.

– Игуан, когда я выходила за тебя, ты был всего лишь начальником технического отдела электросварочного цеха на горно-металлургическом комбинате Наньхэ. Ты же не предполагал, что займешь должность начальника управления? – спросила жена, ее глаза были полны радости и восхищения.

– Это говорит о том, что ты приносишь процветание и успех! – равнодушно отозвался муж.

– Ну, это-то естественно! Поэтому в наших деньгах половина – моя.

– Жизнь непредсказуема, сложно представить, что будет дальше. Кто может гарантировать, что это богатство останется нашим?

– Главное, чтобы с нами все было в порядке, тогда и деньги будут нашими. Есть человек, есть и деньги.

– Неверно. Есть деньги, нет денег, а человека может и не быть. Если вот эти деньги найдут, то меня точно не будет!

– Я тоже знаю, что эти деньги таят в себе опасность. Разве не я сказала тебе вернуть часть? Но что сделать, если никак не вернуть? Скажи, когда ты возвращал деньги Сян Бэйфану и Тан Лэю, почему они отказались их брать?

– Потому что я все еще занимаю свою должность, и им еще придется обращаться ко мне с просьбами.

– Ну а если ты в какой-то день не будешь занимать эту должность?

– Зависит от того, при каких обстоятельствах я перестану ее занимать. Из-за того, что возраст подошел, или из-за того, что комиссия по проверке дисциплины и прокуратура сделают так, что я не буду занимать свою должность, несмотря на мою молодость – это две различных ситуации.

– Ну, тогда тебе надо придумать способ, как перестать занимать свою должность, только когда возраст подойдет. Давай продолжим допрос! – И она первой поднялась с пола.

– На сегодня хватит, я устал, – сказал муж и только тогда посмотрел на нее.

– Пусть ты и устал, все равно надо провести допрос! Сейчас ты устаешь, чтобы потом не уставать, ради второй половины жизни… Чтобы у нас была вторая половина жизни.

Без долгих разговоров жена потащила мужа за собой.

Глава группы надзора за дисциплиной государственного управления по контролю за безопасностью на производстве и заведующий канцелярией почтительно стояли перед Вань Игуаном, ожидая указаний.

Вань Игуан легонько подтолкнул лежавшие на столе несколько десятков красных конвертов разной толщины поближе к своим подчиненным. Эти конверты погрузили обоих сотрудников в оцепенение.

– Эти красные конверты – этого года, но есть несколько с прошлого года, часть – от мелких учреждений, их всучили мне, воспользовавшись моей неподготовленностью, – пояснил Вань Игуан. – От кого они, я не помню и не собираюсь выяснять. Кадры надо сохранять по возможности. А вот конверты я не могу оставить, вы их заберите, подсчитайте, запишите и отдайте в казну.

После этого глава группы надзора за дисциплиной и заведующий канцелярией при Вань Игуане пересчитали содержимое конвертов. Вань, словно опасаясь смотреть на конверты и деньги, махнул рукой, чтобы все отошли в сторонку, а сам продолжал читать газету. Развернутая газета была своего рода щитом, почти полностью закрывавшим державшего ее человека. На самом деле он не читал ее, а был поглощен своими мыслями, и периодически его взор уходил в сторону на лежавшие недалеко красные конверты, которые скоро перестанут ему принадлежать.

Вчера вечером ключевой темой допроса стали ежегодные денежные подношения подчиненных. Если их брать по одному, то суммы получались небольшие – от тысячи до десяти тысяч, но если сложить все вместе, то, как говорится, «из множества подпушек шубу сшить можно»: в нескольких сотнях конвертов наберется в сумме больше миллиона. Каждый конверт – это скрытая гроза. Ведь если подумать, среди подаривших конверты нескольких сотен людей наверняка найдутся восемь или десять, с которыми однажды случится беда. С кем именно – неизвестно, но тот, с кем это произойдет, точно даст показания о том, что делал подарки начальнику Вань Игуану. Отлично, начнем с этих маленьких конвертов, пробьем брешь и посмотрим, что они смогут сделать.

Вань Игуан снова взломал деревянный пол, достал красные конверты, рассортировал их по толщине и размерам, выбрал двадцать-тридцать, собираясь отдать их на следующий день. Супруга пребывала в сомнениях. Вань Игуан произнес:

– Я разберусь с этими конвертами в соответствии с теорией вероятности. Среди сотен давших их мне людей, допустим, десять попадут в беду. Сейчас не знаю, кто из них. Кто и сколько мне дарил, я тоже не помню. Суммы в конвертах не превышают десяти тысяч, пяти тысяч, двух тысяч. Хорошо, из тех конвертов, где десять тысяч, я верну лишь несколько, где пять тысяч – верну чуть больше, а из тех, где две тысячи – еще больше. Почему именно так? Конвертов по десять тысяч мало, поэтому я и отдам их немного. По пять тысяч – чуть больше, я и отдам чуть больше. Больше всего – по две тысячи, вот их и отдам больше всего. Если какой-нибудь Чжан скажет, что давал мне десять тысяч – а вот они, учтены! И если другой кто-то, например Ли, будет утверждать, что давал мне пять тысяч – вот и они, тоже учтены! Чжао и Ма скажут, что давали по две тысячи – вот они! Я все отдал, все вернул в казну, в общественное пользование. В канцелярии и группе надзора за дисциплиной об этом сделаны соответствующие записи. Не верите – проверьте.

Жена его выслушала и, от избытка чувств, обняла мужа, чмокнула в лоб и принялась нахваливать его ум.

Красные конверты вскрыли и подсчитали. Всего их было двадцать восемь. Из них три – по десять тысяч, десять – по пять тысяч и пятнадцать – по две тысячи. Всего в двадцати восьми конвертах лежало сто десять тысяч юаней.

Вань Игуан проникновенно произнес, обращаясь к смотревшим на него с благоговением подчиненным:

– Между небом и землей – весы, гиря на нем – это народ, коромысло весов держит на другой чаше всю страну, а руководитель – точка отсчета для равновесия.

Глава группы надзора за дисциплиной и заведующий канцелярией вышли из кабинета Вань Игуана, словно ученики, только что получившие наставление от учителя, очень ценный урок. Они шли по коридору и обсуждали руководителя:

– Сознательность начальника Ваня намного выше, чем у нас! Выше, намного выше! – подняв большой палец, произнес глава группы надзора за дисциплиной.

– Мне кажется, – сказал начальник канцелярии, – этим поступком начальник Вань как будто дал нам пощечину.

– Почему ты так думаешь?

– Не буду от тебя скрывать, среди этих конвертов был один от меня.

– На сколько тысяч?

Начальник канцелярии поднял раскрытую ладонь:

– Пять тысяч, а ты? Сколько ты дарил?

Глава группы надзора за дисциплиной взглянул на него и ничего не ответил.

– Ты не дарил? Ты посмел не дарить?

Глава группы надзора кивнул в ответ.

Начальник канцелярии посмотрел на осторожного коллегу и внезапно дал сам себе пощечину, словно что-то осознал:

– Вот я трепло, не держу рот на замке, как ты.

Глава группы надзора за дисциплиной похлопал его по плечу:

– Я глуховат, не слышал ничего из того, что ты сказал.

Только после этого начальник канцелярии успокоился.

Линь Хунъянь очень не хотела, чтобы Вань Игуан уходил домой, ведь ей сегодня исполнилось двадцать четыре.

А Вань Игуан в любом случае должен был вернуться домой, потому что дома ждала жена.

В любовном гнездышке, приобретенном Вань Игуаном для Линь Хунъянь, они в первый раз серьезно поругались.

Линь Хунъянь сказала:

– Если ты сегодня не останешься со мной, то я покончу с собой тебе назло!

– Как ты собираешься это сделать?

Девушка схватила нож для разрезания тортов и сделала движение, как будто режет вены:

– Вот так!

Затем подошла к окну, отдернула занавеску и сделала вид, что бросается в окно:

– Или вот так!

Потом она взглянула на люстру, сходила на кухню за веревкой, встала на стол, перекинула веревку через люстру, закрепила и сделала петлю, в которую просунула голову:

– И вот так еще можно!

Вань Игуан спокойно наблюдал за этой демонстрацией трех способов самоубийства, а затем холодно произнес:

– Твои варианты ужасно банальные, можешь что-нибудь новое придумать? Можешь использовать воображение?

Разгневанная Линь Хунъянь перелезла со стола прямо на плечи Вань Игуана и схватила его за волосы:

– Сволочь! И как мне умереть? Говори!

– Давай я пойду домой подумаю, как надумаю, сразу тебе сообщу.

– Сегодня мой день рождения, почему ты так стремишься уйти? Раньше, в обычные дни, прогоняла – ты не уходил. А в последнее время ты приходишь ко мне лишь раз в три-четыре дня, штаны надел – и смылся. В чем все-таки дело?

– Не могу сказать. Просто не могу сказать.

– Пока не скажешь, даже и не думай уходить!

Вань Игуан понял, что она настроена решительно, никакие уговоры не действуют, и стал умолять ее слезть с него, после чего произнес:

– Каждый вечер жена допрашивает меня, для этого мне и надо вернуться, понятно?

– Почему жена тебя допрашивает?

– Потому что я виноват.

– Я знаю, что ты виноват, и преступление твое велико. Но жена – не прокурор и не судья, почему она тебя допрашивает? На каком основании?

– А вот это секрет, дорогая. – Вань Игуан смягчился. – Сейчас пока не могу тебе рассказать. Одним словом, допрос, который она проводит, важен, очень важен. Это касается моего будущего и моей судьбы, и твоего будущего и твоей судьбы. Это все, что я могу сейчас рассказать.

Во время его речи затрезвонил телефон. Звонила жена, Ли Мэйфэнь.

Из трубки раздался ее голос:

– Вань Игуан, уже поздно, почему ты еще не дома? Пришло время допроса, ты что, собираешься отлынивать?

– У меня важный прием.

– Какой прием может быть важнее допроса? Важнее твоей жизни? Ты еще собираешься остаться в живых? Сохранить жизнь?

Вань Игуан поспешно произнес:

– Хорошо, я уже иду, прямо сейчас.

Так как Линь Хунъянь заставила Вань Игуана использовать громкую связь, она услышала его диалог с женой. Хотя разговор и показался ей странным, она больше не выглядела такой сердитой, как раньше.

– Ты все сама слышала, это вопрос жизни и смерти. Отпусти меня, – произнес Вань Игуан. – Давай обнимемся.

Линь Хунъянь надула губы и прильнула к нему, не в силах расстаться. Внезапно она укусила Вань Игуана в шею сзади.

Он вскрикнул от боли и оттолкнул Линь Хунъянь.

– Это на память о моем дне рождения, – сказала она.

Вань Игуан подошел к трюмо и обнаружил багряно-красный глубокий след от зубов на загривке, на уровне нижней челюсти.

– Ну и как я это объясню? Отвечай!

– А ты скажи, что тебя крыса укусила. Огромная крыса из шахты. Ты же отвечаешь за безопасность на производстве. Сегодня ходил в шахту с инспекцией, и в заброшенной шахте тебя укусила крыса. Можно считать, что это проблема с техникой безопасности, производственная травма.

Вань Игуан опешил, а потом внезапно рассмеялся:

– Даже если я идиот, ты думаешь, что моя жена тоже идиотка? Нет, она совсем не глупа.

Стоило Вань Игуану войти, как жена обнаружила укус на его шее, потому что лекарственная мазь была белой и нанесена толстым слоем, да еще специфически пахла, ударяя в нос, и от нее слезились глаза.

Ли Мэйфэнь спросила:

– Что у тебя с шеей?

– Сегодня четыре часа, не двигаясь, слушал доклад руководства, шея ужасно затекла, – непринужденно соврал Вань Игуан, поскольку свои слова он продумал заранее.

– Это что за руководитель заставил тебя так заслушаться?

– Естественно, высокое начальство, и говорили опять о борьбе с коррупцией.

Ли Мэйфэнь посмотрела на надорвавшегося на работе мужа и сжалилась над ним:

– Тогда сегодня допроса не будет. Пойди помойся и отдыхай.

– Будет допрос. Обязательно! Сегодня я буду допрашивать тебя! Давай.

Они заняли свои места.

– Вань Игуан надел форму прокурора и уселся с серьезным видом. Он взглянул на знакомое до невозможности лицо и произнес:

– Фамилия и имя?

– Ли Мэйфэнь.

– Пол?

– Женский.

– Возраст?

– Сорок пять.

– Как зовут мужа?

– Вань Игуан.

– Вы знаете, зачем вас сюда вызвали?

Ли Мэйфэнь осмотрелась по сторонам, досконально знакомая обстановка поставила ее в тупик.

– Сюда, в управление по борьбе с коррупцией при прокуратуре, – с нажимом произнес Вань Игуан.

Ли Мэйфэнь моргнула, успокоилась и ответила:

– Не знаю.

– Ваш муж, Вань Игуан, в настоящий момент находится на допросе по поводу получения взяток в особо крупном размере. Вы – его супруга, пожалуйста, расскажите нам все, что вам известно о взятках, которые брал ваш муж, – с прокурорской интонацией спросил о самом себе Вань Игуан.

– Я ничего не знаю, – сказала Ли Мэйфэнь. Она ясно понимала, что даже если бы знала, говорить об этом нельзя.