Текст книги "Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси (сборник)"

Поначалу неожиданное происшествие в супермаркете не привлекло внимания Лао Хуана. Тот парень с бритым до блеска черепом захватил заложника и торговался с окружившими его полицейскими. Одним из выдвинутых им условий было освобождение арестованного на днях Шкурки. Но полицейские не могли понять, о ком идет речь. В тот день Лао Хуан по-прежнему патрулировал улицы и переулки района Юйтянь. Когда он услышал о происшествии в районе Дунтай, у него возникло смутное предчувствие. Лао Хуан позвонил знакомому, и тот ему сказал, что преступник хочет обменять заложника на какого-то Шкурку. Услышав это имя, Лао Хуан тут же оживился.

– Что там такое? – спросил Сяо Цуй. Он заметил, как в глазах Лао Хуана блеснула искорка.

– Шкурка – это и есть Пи Вэньхай, припоминаешь такого?

– Ни слова больше, в машину!

Войдя в зал супермаркета, Лао Хуан наконец увидел его. Шлак тоже сразу заметил Лао Хуана: он почувствовал его энергетику, как только тот переступил порог магазина. Перед ним полукругом стояли «зеленые башмаки», он скользнул по ним взглядом и последним увидел только что вошедшего «старого башмака». Шлак гневным взглядом велел молодому полицейскому, заслонявшему Лао Хуана, подвинуться. Он хотел говорить только с Лао Хуаном.

– Я тебя узнал, ты ходишь к Сяо Юй на Бицзяшань бриться.

– Я тоже тебя узнал, – ответил Лао Хуан.

– Отпусти моего братана. Ты знаешь, о ком я говорю.

– Конечно, знаю, Пи Вэньхая я и замёл.

– Так это, мать твою, ты сделал! – со злобой прошипел Шлак.

Лао Хуан не ответил, продолжая смотреть на него отсутствующим взглядом. Ему надо было бы уставиться на Шлака, и тогда у них бы началось зрительное противостояние – Шлак был готов к такому развитию событий, надо было бы взглядом побороть этого «старого башмака», иначе самому скоро пришел бы конец, крышка. Но Лао Хуан казался каким-то несобранным, отвлеченным, и взгляд его был направлен вообще не пойми куда.

– Приятель, а сколько твоя бомба весит? – внезапно бросил Лао Хуан.

– Я ее на весах не взвешивал, – оторопел Шлак.

– Сколько взрывчатого вещества, сколько стали ушло на оболочку, неужели ты не в курсе? – рассмеялся Лао Хуан.

Шлак не сразу сообразил, что ответить:

– Вот взорвется, так и узнаешь!

Охранник опять затрясся. Шлак подумал, что если этот щенок так и будет дрожать, то он и сам скоро к нему присоединится, а этого допускать нельзя.

– Не трепыхайся, мать твою, понял? – прикрикнул он.

Охранник ничего не мог поделать. Ситуация дошла до той точки, когда ему уже не хотелось перечить этому лысому мужику, но тело отказывалось подчиняться и тряслось не переставая.

Лао Хуан огляделся. Ни к чему было такому количеству полицейских находиться в зале. Он кивнул нескольким молодым полицейским, чтобы они подежурили снаружи, те поняли его без слов и вышли. Лао Хуан нащупал в кармане пачку сигарет, закурил сам и стал кидать сигареты другим полицейским, чтобы подымить вместе. У пары полицейских свело руки, и они не поймали сигареты.

Охранник перестал дрожать. Он трясся так долго, что от напряжения уже больше не мог шелохнуться. Но Шлак все прикрикивал:

– Не трепыхайся, ублюдок!

И только потом он сообразил, что это у него начало мелко подрагивать под коленками. Он поднял голову и увидел насмешку на лице «старого башмака»: он откровенно глумился над ним, зажав в желтых зубах сигарету. Шлаку это не понравилось, и он строго скомандовал:

– Шаг назад! Не думай, что я не заметил, как ты приблизился.

– Тебя бес морочит, я на этом месте и стоял.

Шлак был немного сбит с толку: может, ему привиделось? «Этот „старый башмак“ что, и впрямь стоял так близко?» – проговорил он про себя. И тут же отчетливо увидел, как Лао Хуан сделал еще один шаг вперед. Шлак моргнул. «Да нет же, мне не показалось, этот „старый башмак“…»

Лао Хуан заметил, как у лысого помутнело в глазах. Он бессознательно поднял левую руку, и Лао Хуан заметил, что красный проводок был обмотан вокруг большого пальца левой руки, а зеленый – вокруг среднего пальца. Было видно, что он подготовился не тщательно, провода смотаны неаккуратно, и к тому же концы проводов были зачищены плохо и проволоки было почти не видно из изоляции. Это придало Лао Хуану уверенности, он вдруг резко бросился вперед, видя перед собой только левую руку лысого. Лао Хуан с силой сжал его кисть и услышал хруст. Рука у Шлака была плотная, сильная, сдавить ее было непросто.

Просчет Шлака заключался в том, что он недооценил скорость «старого башмака» и его хватку. Своими прокуренными зубами Лао Хуан ввел его в заблуждение. Шлаку казалось, что кроме головы остальные органы Лао Хуана уже стали покрываться ржавчиной. Он думал, что Лао Хуан раскроет свой похожий на черную пещеру рот и начнет читать ему нотации о том, как надо себя вести, и о том, что если он признает свою вину, наказание будет не таким суровым. И вдруг этот, не поймешь, старый или не старый, дедок наносит опережающий удар, да еще с какой скоростью! Шлак почувствовал, что «башмак» крепко держит его за руки. Размышлять уже было некогда, он изо всех сил пытался соединить концы проводков, собираясь одним хлопком оборвать жизнь себе и этому чертову «башмаку», превратившись в пыль.

Силы у «башмака» было много, сухие руки словно отлиты из чугуна. В ту секунду Лао Хуана от страха прошиб холодный пот. Он ясно почувствовал, что хватка у лысого мощнее. Хорошо еще, что часть энергии Шлак затрачивал на то, чтобы удерживать охранника, да и вид у него был обессиленный.

Остальные полицейские все еще стояли с наполовину сгоревшими сигаретами в руках. Никто из них не ожидал, что этот специалист по отпечаткам следов Лао Хуан из Ю’аньского отделения полиции окажется пободрее, чем молодые, и он их обставит прямо у них на глазах. Все произошло слишком быстро, совсем не как учат на занятиях по угрозыску! Полицейские побросали окурки и направили пистолеты на блестящую лысину Шлака.

Шлака привезли в городское управление и отвели в комнату для допросов. Он был настолько изможден, что не скоро смог открыть глаза и сфокусироваться взглядом на стене. Стена комнаты для допросов оригинальностью не отличалась, как и везде, на ней были написаны иероглифы: «Проявляем великодушие по отношению к тем, кто осознал свою вину, и строго наказываем тех, кто не признает своей вины». Лао Хуан уж было приготовился приступить, но Шлак его опередил:

– Меня казнят?

Лао Хуан не хотел его обманывать.

– Сам знаешь. На тебе человеческая жизнь.

Шлак понял, что «старый башмак» человек прямой. Только у прямых людей бывает такой жестокий взгляд.

Шлак признался в убийстве Юй Синьляна за время, необходимое на выкуривание сигареты. Это удивило Лао Хуана. Сознаться в убийстве! Он был готов потратить на лысого несколько суток, чтобы тщательно все проанализировать и выудить подробности.

– Зачем вы его убили?

– Да мы не хотели убивать. Поначалу я и таксистов грабить не собирался. Эти водилы только с виду богачи, а по сути тоже голь перекатная. Но банк шарахнуть у меня возможности не было, с таксистами проще.

Шлак затянулся сигаретой и приостановился. Он посмотрел на «старого башмака», и ему вдруг припомнилось, как они впервые встретились в парикмахерской у Сяо Юй и как он сразу почувствовал угрозу. Редко кто мог внушить Шлаку такое чувство.

– Вечером того дня, – продолжал Шлак, – мы решили поехать в Дадин. Никто из таксёров не останавливался. И правильно делали. Если бы я сидел за баранкой и увидел двоих мужчин, которым среди ночи надо ехать в такую даль, я бы тоже не затормозил… Все от нищеты, скажу по правде… Я уж чуть было не пошел собирать макулатуру да пустые бутылки, но самолюбие не позволило. И в этой бедности я сошелся с одной женщиной, а ей нужны были деньги… Ты ее тоже знаешь.

Лао Хуан промолчал, ему было непонятно, зачем отвечать так подробно. Он видал убийц и раньше, логика у них часто была нарушена, они говорили, перескакивая с одного на другое.

– Мы и не думали, что наткнемся на того черта, – продолжал Шлак. – Водители все настороже, в тот вечер у нас со Шкуркой и особых надежд-то не было, стояли на перекрестке, курили. Думали, докурим, спать пойдем. Тут один на «Линъяне» с номером тридцать сорок два подкатывает, спрашивает, не в Дадин ли мы едем, говорит, за пятьдесят юаней он нас без счетчика подбросит. Я смотрю, у него в кабине решетки нет[13]13
  В Китае в такси часто устанавливают решетку, отделяющую водителя от пассажиров.


[Закрыть], видно, новичок, дома, наверное, деньги нужны, вот он и ухватился за халтурку. Ну, раз он сам подъехал, мы к нему и сели. У меня и в мыслях не было, что они с Сяо Юй брат и сестра, не похожи совсем. Раз родня, могли бы побольше сходства иметь. Это ведь не шутки, в конце концов.

Шлак попросил еще одну сигарету и закурил.

– На полдороги я ему говорю: «Гони бабло, тогда ничего с тобой не сделаю». А этот подумал, что я шутки шучу, мать его, говорит, не взял с собой. Он все считал, что мы с ним бодягу травим, а я таких, с придурью, переношу. Ну, я ему и врезал кулаком слева. Нос сломал, кровь брызнула, он только тогда уяснил, что я не шучу. Он дал по тормозам, хотел меня ударить. Хоть он и крупный, да видно, что по– настоящему драться-то не умеет. Термосом меня пытался огреть, но я увернулся и башкой стекло машины разбил. Я ему отвесил пару ударов, и он понял, что ему меня не одолеть. В коробочке, куда он деньги складывал, я нашел около трехсот юаней. Велел ехать дальше до Дадина. А он по пути все просил, чтобы мы ему немного денег оставили. Я еще терзался: если бы у него тысяча была, я б ему, может, сотку и оставил. Но у него всего-то было чуть больше двухсот юаней, мне и так невыгодно…

– Так зачем было его убивать, вы же деньги уже получили?

– Так я и не хотел убивать его, бороду себе приклеил специально, чтобы этого делать не пришлось. Мы уже довольно много проехали, и тут я заметил, что кепки нет, наверное, в окно вылетела. А у меня на голове несколько шрамов да на лбу красная круглая родинка. Меня и назвали-то Цзоу Гуаньинь, что значит «правительственная печать», – когда я на свет появился, батя мой решил, что я чиновником стану. Но он не задумывался, что сам-то он обычный крестьянин, навоз по полям раскидывает, с чего мне чиновником становиться? На некоторых участках дороги фонари яркие, светло, как днем, таксист наверняка увидел мои отметины. Если бы у меня волосы были – еще куда ни шло, но я как нарочно только голову побрил, да еще и кепку потерял. У меня тогда мысли спутались, решил, что лучше свидетелей не оставлять. Сказал ему притормозить. Ножом по горлу полоснул, он тут же и умер. Шкурка тут ни при чем, это я его убил.

– А потом?

– У таксиста кепка была похожая, я ее взял – один в один как у меня. Я обрадовался, надел ее. Сяо Юй, когда меня побрила, потом мне ту кепку купила. Если бы я ее потерял, она б ругаться стала.

Так вот оно как. Лао Хуан мысленно строил предположения: наверное, купила кепку Шлаку, ей она понравилась, и она купила вторую своему брату. Купить любовнику и брату одинаковые кепки – может, это была тайная задумка Сяо Юй? Вдруг он очень четко вспомнил лицо Сяо Юй, ее полный надежды взгляд.

– И где та кепка? – спросил Лао Хуан.

– На веревке сушится, еще не снял.

– А зачем постирал?

– Ее ведь покойник носил, как вспомню, так не по себе делается. Когда одежду стирал, заодно и кепку постирал.

После допроса Лао Хуан вышел. Шлак окликнул его. Этот грубый парень вдруг нежно спросил:

– Брат, а до Нового года еще сколько осталось?

Лао Хуан посчитал на пальцах и ответил:

– Больше двух месяцев. Думаешь, как Новый год отмечать? Не беспокойся, судебный процесс долго длится, этот год в тюрьме встретишь.

Шлак стал серьезным:

– Брат, можешь мне помочь?

Лао Хуан помедлил и произнес:

– Ты сначала скажи, в чем дело.

– Я обещал Сяо Юй, что вместе с ней встречу Новый год. Но я понимаю, что у меня не получится. Но я, мать его, обещал. Можешь в тот день купить что-нибудь, что там женщины любят, и вместо меня навестить ее? Прямо к ней в парикмахерскую. Она немного наивная, если меня не увидит в тот день, может и с ума сойти.

Лао Хуан посмотрел на Шлака и долго не знал, что сказать. Потом ответил:

– Там разберемся.

Сотрудники отдела технической экспертизы потом говорили, что внутренности бомбы изготовлены очень точно, профессионально, но провод детонатора не закреплен, так что она была незаряженная, только детей смешить, и даже если бы Лао Хуан не сжал руки Шлаку, бомба бы не взорвалась. Но начальство возражало, говоря, что ведь никому не было известно, что бомба неактивная. Лао Хуану было немного обидно: раз уж совершил героический поступок, хотелось бы, чтобы ситуация действительно представляла реальную опасность.

В деле Юй Синьляна была поставлена точка, и Лао Хуан мог немного отдохнуть. Но в Бицзяшань он не появлялся. Если надо было подстричься или побриться, он ходил в другую парикмахерскую, где тоже неплохо работали. Он боялся встретиться с Сяо Юй.

В конце декабря поступил донос от одного старичка на человека, изготовлявшего поддельные документы. На вопрос, что это за документы, старичок сказал, что довольно странные и у него есть образец, и достал из пакетика красную корочку. Лао Хуан взял посмотреть. На обложке было несколько иероглифов, тисненных золотом. Верхняя строчка была написана по дуге маленькими узкими иероглифами: «Комиссия по вопросам помилования. Государственный Совет КНР». Под ними большими иероглифами в столбик было написано: «Удостоверение о помиловании».

Что за брехня? Лао Хуан был озадачен. Это даже поддельным документом назвать нельзя, таких просто не бывает. Он открыл, внутри было огромное количество ошибок. Старичок сказал, что купил вчера за тысячу восемьсот восемьдесят юаней. Продавец сказал, что это удостоверение типа «Б», по нему якобы облегчают наказание за крупные преступления и освобождают от мелких. Есть еще удостоверение типа «А» – за две тысячи восемьсот восемьдесят юаней, оно освобождает даже от смертной казни. Старик утром купил это удостоверение и сразу же отправился в городскую тюрьму в надежде вызволить сына, которому надо было сидеть еще два года. А с этим удостоверением «Б» получалось, что он выкупает сына всего за три юаня в день, очень даже выгодно. Но в тюрьме ему сказали, что удостоверение недействительно, да еще и посадили старичка в машину и отвезли в отделение полиции района Ю’ань, чтобы возбудить против него дело. Полиция немедленно начала действовать. У старичка память была некрепкая, кружили около часа, прежде чем нашли нужное место. Лао Хуан и еще двое полицейских, переодетых в штатское, зашли в подъезд и постучали в дверь. Изнутри мужчина с южным акцентом спросил:

– Кто?

– Мы по знакомству, есть дело, – ответил Лао Хуан.

Мужчина распахнул дверь и с широкой улыбкой сказал:

– Прошу, проходите!

Лао Хуана так и подмывало сказать ему, что раз уж он действует от имени такого органа, как Государственный совет КНР, то следует держать лицо и вести себя более официально.

Сотрудники полиции решили посмотреть на этот спектакль и зашли. Хотели сначала послушать разглагольствования этого мошенника, а уж потом задержать.

Неожиданно Лао Хуан увидел свою знакомую, немую Сяо Юй, сидевшую на табуретке рядом с кроватью и размахивавшую руками перед какой-то женщиной. Сяо Юй заметила Лао Хуана, занервничала и что-то прожестикулировала. Все в комнате поняли, что Сяо Юй сказала, что это из полиции. Троим в штатском оставалось только подавить желание посмотреть спектакль и начать немедленно действовать, надев наручники на троих мошенников – двух мужчин и женщину.

Всех находившихся в комнате привезли в отделение. Но вскоре Лао Хуан вывел Сяо Юй и отпустил. Из штанов Сяо Юй торчала пачка денег. Карман был неглубоким, и Лао Хуан не удержался и велел ей спрятать банкноты получше. До Нового года оставался месяц, карманники на улицах активизировались. Сяо Юй запихнула деньги по глубже и, с ненавистью посмотрев на Лао Хуана, ушла.

Лао Хуан застыл на месте. Было холодно, но он не торопился заходить обратно. Он подумал, что Сяо Юй все-таки умная, многое понимает. Вот сейчас, например, когда мошенница обрабатывала ее, Сяо Юй не верила ей – на лице ее не было радости. Но, судя по всему, она была готова выбросить несколько тысяч юаней, чтобы купить это никчемное удостоверение «А». О чем она думала? В этот момент Лао Хуан вспомнил слова Шлака. Новый год не за горами, и Лао Хуану стало не по себе.

Спустя несколько дней майора Лю перевели в другое отделение полиции в главном городе провинции. Перед отъездом он пригласил коллег в ресторан. Лао Хуану идти не хотелось, но отказаться было неудобно. Майора Лю как будто подменили: он с такой искренностью приглашал на ужин по случаю своего перевода, что людям было трудно придумать повод для отказа. В тот вечер, как и следовало ожидать, выпили немало. Лао Хуан впервые видел, чтобы майор Лю набрался, как уличная шпана. Он с серьезным лицом подходил чокаться к каждому со словами: «Извиняй, брат, если что не так!» От выпитого алкоголя люди открываются с других сторон. Майор Лю уже и так попросил у всех прощения, но этого ему было мало. Он встал в центре зала и объявил:

– Сегодняшнего ужина мало. Завтра как раз выходной, я организую транспорт, поедем куда-нибудь, оторвемся по полной!

Куда ехать, майор Лю еще не придумал. Сохранив остатки здравого смысла, он понимал, что звать коллег на эротический массаж не стоит. Повисла пауза. Вдруг кто-то сказал:

– А поехали в Парчовую пещеру?! Слышал, что, по оценке двадцати с лишним экспертов по пещерам, это лучшая пещера в Китае.

Майор Лю глазами поискал, кто это сказал, но не нашел.

– Специалисты по пещерам? Они что, еще профессиональнее меня? А далеко эта пещера?

– Часа четыре, – ответил этот кто-то.

– Отлично, поедем туда! Завтра я приглашаю всех в Пещеру богов!

– Майор Лю, в Парчовую пещеру, – поправил голос.

– Да не все ли равно, – отмахнулся майор, – пещера и пещера.

Поначалу никто не принял его слова всерьез, посчитали, что это он спьяну. Но на следующее утро майор велел всех обзвонить и сказать, чтобы прибыли по тревоге.

У входа в полицейский участок стоял роскошный автобус. Лао Хуан и Сяо Цуй сели рядом. Настроение у обоих было подавленным. Они переглянулись несколько раз, и разговор неизбежно зашел о Юй Синьляне. В прошлый раз, когда они собрались поехать в Парчовую пещеру, Юй Синьлян позвал с собой еще приятелей и все испортил. Казалось, это произошло совсем недавно. Путешествие не задалось. Сконфуженное лицо Юй Синьляна отчетливо стояло перед глазами. В этот раз они поехали по недавно открывшемуся шоссе, и дорога заняла чуть ли не вполовину меньше времени: всего через три с половиной часа автобус был у Парчовой пещеры. Во время осмотра у Лао Хуана и Сяо Цуя совсем пропало настроение. Гидом была та же девушка, что и в прошлый раз. Майор, напротив, был в приподнятом настроении и потом потащил всех в какой-то уезд еще дальше попробовать тамошнее блюдо – суп со свиным сердцем и легкими. Можно было вернуться раньше, но поедание супа затянулось на несколько часов, и в город приехали к ночи. Все проголодались и хотели отыскать ресторанчик, чтобы съесть по плошке лапши. Наконец нашли какое-то еще открытое заведение. Майор Лю и Лао Хуан сидели друг напротив друга, у каждого было по большой миске лапши с тушеной говядиной в соевом соусе. Вечером приходит аппетит. Майор Лю попробовал лапшу, вдруг сказал, что ему надо отлучиться в туалет, и вышел. Уличные фонари не горели, серебристо-серая поверхность автобуса немного отсвечивала. Искать туалет времени не было, и он зашел за автобус справить нужду.

Поднялся сильный ветер, завывавший, как дикий зверь. Лао Хуан услышал какой-то стон снаружи, но не придал ему значения. В вое ветра всякое может послышаться. Лао Хуан уже и бульон допил, а майор Лю все не возвращался. Он поднял голову – все заканчивали есть. Зимним вечером ничто так не согревает и не насыщает, как миска говяжьего бульона.

– А где майор Лю? – спросил Лао Хуан.

Только тогда все заметили, что кого-то не хватает. Лао Хуан собственными ушами слышал, что майор пошел в туалет. Так что он там, провалился, что ли?

Лао Хуан вышел из ресторана и громко кликнул майора. Он звал несколько раз, но ответа не было. У Лао Хуана застучало в висках, он почувствовал, что что-то произошло. Он обошел автобус и увидел, что майор Лю лежит на земле будто пьяный, но из груди у него торчит рукоятка ножа. Лао Хуан испугался. Он быстро сообразил, что надо оградить место преступления, и не стал сразу звать остальных. Он осторожно подошел ближе, проверил дыхание майора и определил, что он уже мертв.

Естественно, расследовать происшествие поручили Лао Хуану. Появилось дело, и времени стало совсем мало. Месяц перед Новым годом он трудился не покладая рук. Звонила дочь напомнить, что новогодняя ночь совсем близко. Единственная дочь Лао Хуана жила в другом городе. Может, она уже и замуж вышла? Лао Хуан не мог сказать точно. Дочь сказала, что в этом году опять не сможет приехать на Новый год, у нее работа. Лао Хуан почувствовал облегчение. За эти годы он понял, что за те несколько дней, на которые дочь приезжает к нему, их отношения лучше не становятся, а когда она уезжает, он только начинает больше о ней беспокоиться.

Утром тридцать первого Лао Хуан вспомнил о просьбе Шлака. Вообще-то он давно сделал себе пометку на перекидном календаре: вечером пойти к Сяо Юй в Бицзяшань. По дороге он не мог придумать, что бы такое купить, чтобы порадовать Сяо Юй, и приобрел целую кучу фейерверков – беззвучных, выстреливавших высоко и рассыпающихся красивыми искрами. В девять часов уже наступила непроглядная тьма. Он медленно поднимался в гору Бицзяшань. Некоторым детишкам не терпелось запустить салют, и временами отдельные всполохи фейерверков взлетали и тотчас же исчезали в ночном небе. Чем выше в гору, тем меньше домов, и тем безлюднее становилось вокруг. Какие-то из фонарей светили, какие-то нет, время от времени горевшие фонари потухали. Он шел как можно медленнее, оттягивая момент встречи с Сяо Юй. Ветер становился все сильнее. Лао Хуан поднял воротник куртки. И тут он стал сомневаться, хватит ли у него смелости войти в парикмахерскую к Сяо Юй и встретить Новый год вместе с ней. И как она на это отреагирует? Он даже почувствовал ненависть к Шлаку за то, что тот поручил ему такое дело. Подойдя ближе, он понял, что у Шлака с Сяо Юй была железная договоренность: Сяо Юй действительно была у себя, она украсила свою убогую лавочку целой гирляндой покачивавшихся на ветру фонариков. На вершине горы было темно, дул сильный ветер, и увидеть парикмахерскую, всю увешенную фонариками, стало неожиданностью.

До салона Сяо Юй было метров сто. Лао Хуан остановился и прислонился к столбу, растирая озябшие руки. Он пригляделся: было видно плохо, людей уж тем более не разглядеть. Он с трудом зажег сигарету: ветер был слишком сильным. Лао Хуан сам не знал, сколько еще простоит у этого столба и сможет ли в конце концов зайти в эту излучающую тепло и свет парикмахерскую. Отвлекшись, он вспомнил дело, которое сейчас вел. Ему казалось, что его будет просто распутать. Место преступления хорошо сохранилось, были найдены четкие отпечатки ботинок. Но убийство ускользало от его понимания, прошел уже месяц, а никаких подвижек не было. Майор Лю при жизни завел огромное количество связей, и после его смерти подозреваемых было очень много: схватишься за одну ниточку, а вытягивается целый клубок других, и вычислить убийцу никак не получалось.

Этим зимним вечером Лао Хуан вдруг почувствовал себя постаревшим и уставшим. Он курил, стоя на ветру, сигарета сгорела очень быстро. Лао Хуан стал терять веру в раскрытие этого дела. Он, опытный полицейский, редко падал духом. Он посмотрел на освещенную фонариками парикмахерскую, а потом перевел взгляд выше и уставился в небо. По темному небосводу беззвучно полз белый огонек. Эта картина сделала понятие «время» в голове Лао Хуана конкретным, осязаемым. В голове опять всплыло дело майора. Лао Хуан понимал, что существует много преступлений, которые так и не были раскрыты. И что фраза «небесные сети необъятны, но ничто из них не сможет ускользнуть»[14]14
  Цитата из «Даодэ-цзина» Лао-цзы, гл. 73 (означает, что Небо справедливо, и виновные будут наказаны).


[Закрыть] – не более чем отражение людских ожиданий. Конечно, «ничто не сможет ускользнуть» похоже на простое будущее время в английском языке – «сейчас не ускользнет и в будущем вряд ли ускользнет». Но Лао Хуан в профессии уже давно, он знал, что полагаться на волю времени опрометчиво: точка не поставлена, значит, остается многоточие. Потому как у времени нет границ и никогда не будет.

2006 год