Текст книги "Европейская аналитика 2017"

Торжественные мероприятия на открытии саммита должны были создать благоприятный политико-дипломатический фон для демонстрации атлантического единства. Именно поэтому пресса уделила такое внимание официальной церемонии открытия новой штаб-квартиры НАТО и двум мемориалам на её территории.

Первый посвящён падению Берлинской стены. Её обломок, по словам Й. Столтенберга – «символ прошлого», того, как в ответ на раскол Европы члены альянса объединились для защиты свободы, которую НАТО будет продолжать отстаивать. Второй памятник (обломок Северной башни Торгового центра) посвящён трагедии 9/11 и 5-й статье Вашингтонского договора, которая тогда была впервые в истории инициирована НАТО. Это нельзя воспринимать как перевёрнутую страницу и «прошлые заслуги» – именно такое послание адресует Й. Столтенберг Трампу, когда говорит: «Мемориал 9/11 и 5-й статьи будет ежедневным напоминанием о нашей жизненно важной связке». Для большей убедительности он подчёркивает, что НАТО принимает запрос США: «И сегодня мы примем обязательства делать больше в нашей общей борьбе с терроризмом»[15]15
  http://www.nato.int/cps/en/natohq/opinions_144091.htm?selectedLocale=ru


[Закрыть][15]15
  http://www.nato.int/cps/en/natohq/opinions_144091.htm?selectedLocale=ru


[Закрыть].

Само здание штаб-квартиры, названное «Агора» как символ греческой демократии, было готово к заселению уже к Новому 2016 году. Но его открытие было отложено в связи с затягиванием сроков визита нового президента США. Й. Столтенберг подтвердил готовность альянса изменяться «вместе с изменяющимся миром», закончив свою речь констатацией фундаментальной трансатлантической солидарности: «НАТО больше, чем договор. Больше, чем организация. НАТО воплощает уникальную связь между Европой и Северной Америкой. И когда мы поднимаем наши флаги сегодня… В этот определяющий для нашей безопасности момент… Наш Североатлантический союз имеет сильные позиции, демонстрирует единство и решимость»[16]16
  http://www.nato.int/cps/ru/natohq/opinions_144094.htm?selectedLocale=ru


[Закрыть].

Однако расчёт на особую «торжественность момента» не слишком оправдался. Д. Трамп, который мог бы воспользоваться ситуацией, когда уже был ясен благоприятный для него исход встречи, и сгладить обоюдоострые углы американско-европейских разногласий, предпочёл усилить эффект победы. Его короткое выступление и поведение во время церемонии создало новые линии напряжения. Вот только некоторые выводы, которые европейские союзники могли сделать из выступления Президента США:

1. Д. Трамп объединил в один пакет американское понимание повестки альянса, изначально сузив возможность манёвра в обсуждении каждого из вопросов: «Если страны НАТО внесут свой полный вклад, тогда НАТО будет ещё сильнее, чем сегодня, особенно в ответ на угрозу терроризма». Но даже те страны альянса, которые вынуждены идти на соглашение «2/20», не готовы связывать его с бо́льшими расходами на антитеррористическую активность в рамках НАТО (например Франция).

2. Д. Трамп дал понять, что прошлые «афганские заслуги» уже «не работают», пора перестать делать на них акцент и озаботиться реальным и справедливым увеличением европейского взноса в альянс.

3. Резюме Трампа: «Для меня большая честь находиться сегодня в сердце альянса, который обеспечивает свободу и безопасность Европы», – следует читать с конца. Прежде речь всегда шла об общей безопасности и коллективной ответственности Евро-Атлантики, теперь табу снято: НАТО, опираясь на гарантии США, защищает Европу, но не Америку.

4. Д. Трамп даже ради политкорректности не сказал того, чего от него ждали, – слов благодарности европейским союзникам за солидарность, и даже не упомянул 5-ю статью о коллективной обороне у мемориала, символизирующего её.

5. Тем не менее Д. Трамп успокоил союзников – он дал понять, что с пониманием относится к европейским приоритетам безопасности, в том числе в отношении РФ и миграционного кризиса. Он «добавил» эти позиции к спискам угроз, хотя и не конкретизировал американскую позицию и «ответственность»: «НАТО будущего должна сосредоточить внимание на терроризме и иммиграции, а также на угрозах со стороны России и восточных и южных границ НАТО».

Итоги саммита в Брюсселе были наиболее полно отражены в выступлениях генсека НАТО, а также в рамках визита его заместителя Роуз Готтемюллер 29 мая в Тбилиси на очередную сессию Парламентской ассамблеи альянса. Они подтвердили, что на встрече основное внимание было уделено двум темам – борьбе с терроризмом и справедливому распределению бремени в обеспечении Евро-Атлантической безопасности.

Главное решение по первому вопросу – НАТО не только увеличивает текущую активность на антитеррористическом треке, но и становится участником антитеррористической коалиции (несмотря на то что все государства-члены в национальном качестве входят в неё). Для европейских стран это было крайне сложным, но необходимым пунктом нового договора с США. Германия и Франция до последнего момента откладывали решение. Лидеры ЕС справедливо опасались, что передача НАТО соответствующих полномочий и рычагов серьёзно ослабит их возможности формулировать независимую позицию по Сирии / Ираку / ИГИЛ, в том числе сложную ткань отношений с региональными державами, включая Турцию. Париж, в частности, был серьёзно озабочен тем, что на фоне решений об увеличении военных расходов придётся перенаправить их в общеНАТОвский «котел», хотя Франция уже тратит значительные средства на противодействие террористической угрозе в зоне Сахель. Весьма велики опасения, что втягивание европейских государств через НАТО в американские действия в Ираке и Сирии актуализирует вопрос о военном участии (а это внутренне взрывоопасный элемент в политике большинства европейских государств).

Террористический акт в британском Манчестере 22 мая стал знаковым событием в преддверии брюссельского саммита. Ситуация не оставляла лидерам альянса шансов воздержаться в ответ на антитеррористическую инициативу Д. Трампа, и решение о формальном присоединении альянса к глобальной коалиции против ИГИЛ всё же было принято. Его политическая цена весьма высока. Во-первых, Вашингтон добился поставленной цели (Европа не смогла воспротивиться). Во-вторых, теперь, когда НАТО внутри американской коалиции, европейцы должны формулировать свою позицию в рамках коллективной ответственности, их свобода манёвра ограничена, а зависимость от «непредсказуемых» или односторонних действий США, напротив, усилится. В-третьих, это касается и отношений европейских стран с другими ключевыми участниками анти-ИГИЛовской борьбы и региональными державами (Россией, Турцией, Ираном, Израилем и т. д.), где позиции атлантических союзников не совпадают. Другими словами, Европа, соглашаясь на «формальное» участие НАТО в антитеррористической кампании, увеличивает риски, связанные со своей стратегической самостоятельностью.

В практическом плане НАТО изначально оказалась в ловушке Трампа. Й. Столтенберг в ответ на американский запрос о большем участии в борьбе с терроризмом как ключевой функции альянса попытался продемонстрировать значительную активность на этом направлении. НАТО поддерживает коалицию самолетами AWACS, вносит вклад в подготовку сил безопасности в Афганистане и Ираке и, следовательно, в общую борьбу с корнями терроризма. Это обозначало фактическое признание объективно ограниченных возможностей НАТО расширить свое функциональное участие. Вопрос о том, что НАТО может сделать ещё, идя навстречу Вашингтону, не имел очевидных ответов и реалистичных опций. Перспектива «боевой роли» альянса после завершения его самой крупной операции в Афганистане была фактически исключена. Однако политические мотивы администрации Трампа перевешивали эти практические аргументы, и пришлось в срочном порядке прорабатывать варианты дополнительного вклада организации.

Потенциальный вклад, согласованный на майской встрече в Брюсселе, выглядит довольно неубедительно с точки зрения «добавленной стоимости». Не случайно в НАТО, говоря об этих решениях, предпочитают делать акцент на их «символической ценности» и по-прежнему апеллируют к уже проделанной и продолжающейся работе. Альянс, как заявлено со всей определённостью, не будет выполнять каких-либо боевых задач, его главной функцией станет налаживание координации между странами-участницами. Предусмотрено усиление поддержки коалиции системой дальнего радиолокационного обнаружения и управления (ДРЛОУ) НАТО AWACS, увеличится полётное время, объёмы передаваемой информации, будет обеспечена дозаправка в воздухе. Генсеком НАТО назначен координатор по борьбе с терроризмом, в штаб-квартире будет учреждён новый объединённый разведывательный центр для борьбы с терроризмом, в том числе с чужими истребителями. Намечены и другие шаги, включая продолжение операции НАТО в Афганистане «Решительная поддержка» и увеличение её контингента.

Видимо, главный смысл подключения НАТО как организации к антитеррористической коалиции – с одной стороны, укрепление блоковой солидарности, чтобы снизить риски расшатывания коалиции вследствие различий национальных интересов и мотиваций стран-участниц. С другой – создание институционально-правовых основ для задействования совместных инструментов НАТО, особенно в области сбора, обработки и обмена информацией, новых антитеррористических механизмов и инструментов противодействия киберугрозам (с возможностью их отработки и обкатки в реальных боевых условиях).

По свидетельству Р. Готтемюллер, «жизненно важной частью этой борьбы является быстрый и эффективный обмен развединформацией между союзниками и партнёрами». И именно для этого в новом разведуправлении НАТО учреждается специализированное подразделение по борьбе с терроризмом. В объединённом командовании НАТО в Неаполе будет создан новый «южный хаб» для мониторинга и оценки региональных угроз. Началась работа по изучению возможностей Штаба специальных операций (ШСО) альянса, который уже предлагает союзникам и партнёрам специальную программу подготовки по борьбе с терроризмом. ШСО был использован как важный координационный центр для дискуссий в рамках подготовки брюссельского саммита.

Однако и политическая, и практическая значимость принятых решений оценивается весьма неоднозначно. Во-первых, этот «сильный политический сигнал о единстве в борьбе с терроризмом», как его характеризует руководство НАТО, небезосновательно рассматривается как вынужденное согласие на условия Д. Трампа, особенно с учётом преодолённого сопротивления Берлина и Парижа. «Согласие» европейцев усиливает тенденцию к размыванию их стратегического влияния и самостоятельности, причём уже при новых лидерах. Во-вторых, это соглашение укрепляет не столько альянс, сколько его инструментальную роль в политике США, деформирует трансатлантический баланс и, в конечном счёте, ослабляет НАТО. С другой стороны, в-третьих, «вынужденное» европейско-американское соглашение, заключённое под нажимом Вашингтона, будет усиливать настроения противодействия диктату Трампа и в Европе, и в США. В-четвёртых, в странах НАТО усиливаются сомнения относительно практической эффективности альянса в борьбе с международным терроризмом и особенно с угрозами внутри Европы. В-пятых, по-прежнему неясно, каким образом планируется усилить роль НАТО в борьбе с ИГИЛ, если так и не найдены возможности для развития взаимодействия с Россией.

Фактически эти же критические аргументы относятся и к другому результату саммита – относительно «справедливого вклада» европейцев и их расходов на оборону. На брюссельской встрече ожидаемо представлена позитивная динамика: преодоление в 2015 году длительного периода сокращений военных расходов; их увеличение Европой и Канадой в 2016 году; Румыния подтвердила, что выйдет на уровень 2 % уже в текущем году; Латвия и Литва – в 2018 году. Главное – есть договорённость о ежегодной разработке национальных планов по достижению критериев «2/20». Р. Готтемюллер уточнила, что планы будут состоять из трёх компонентов: деньги, оперативный потенциал и национальное участие в миссиях и операциях. Работа над ними должна быть завершена в декабре 2017 года для последующего обсуждения на февральском (2018) Совете министров обороны.

Вопрос о том, что и как будет предприниматься в случае невыполнения национальных планов, т. е. о механизмах реализации и контроля, остаётся открытым. До сих пор неясно, кто в НАТО и как будет заниматься оценкой представленных планов, как они будут координироваться внутри альянса, между его органами и национальными правительствами. Такая «конкретизация» планов может стать ещё более сильным фактором разобщённости внутри альянса, принимая во внимание существенные расхождения во взглядах и на повестку, и на справедливое разделение бремени, с учётом приоритетов развития национальных комплексов безопасности и военно-технологической базы.

Майский саммит альянса был продолжен дискуссиями весенней сессии Парламентской ассамблеи НАТО 29 мая 2017 года в Тбилиси с участием более 200 парламентариев стран-участниц и партнёров. Она давала возможность обсудить трансатлантические отношения и принятые решения «по горячим следам». В ходе дискуссии были высказаны определённые сомнения относительно принятых решений, их реализуемости и эффективности. Очевидно, что поднятые даже внутри альянса критические вопросы будут звучать ещё острее в рамках национальных общественно-политических дебатов. Один из них имеет принципиальное значение: что для НАТО ценнее – формальное выполнение критериев «2/20» или реальный оперативный вклад тех союзников, которые отстают от «передовиков» на восточном фланге? К тому же фактически «восточные» члены альянса планируют увеличить средства на свою собственную оборону, тогда как другие союзники имеют иные приоритеты. Это объективно усиливает, а не регулирует дилемму «справедливого бремени» внутри НАТО. Причём речь может идти не только о региональных балансах и приоритетах, но и о самой полезности альянса в реакции не только на внешние, но и на наиболее существенные внутренние вызовы, включая террористическую угрозу и миграционный кризис. Особенно остро дилемма справедливого бремени воспринимается в связи с отказом Д. Трампа от Парижского соглашения по климату после саммита «Большой семёрки» в Таормине 26–27 мая.

Российская тема в официальной программе саммита не была обозначена, но обсуждалась. По словам Й. Столтенберга, «Россия в повестке НАТО всегда», в том числе и в контексте трансатлантической связки и распределения бремени. Главным, очевидно, было не детальное обсуждение российской повестки, а бо́льшая ясность, которой европейские союзники пытались добиться от Д. Трампа относительно его линии по России и подтверждения в этой связи принципиальной преемственности американской политики по кризису европейской системы безопасности. Перед саммитом НАТО в США крайне усилилось давление на Трампа, и обозначенная прежде перспектива налаживания конструктивного взаимодействия с Москвой в областях общего интереса, включая Сирию/ИГИЛ, была фактически заблокирована. Встреча в НАТО в целом зафиксировала сближение Д. Трампа с союзниками в вопросе отношений с Россией, что особо подчёркивалось руководством альянса в официальных выступлениях.

«Более агрессивная Россия, рост насильственного экстремизма, рост ИГИЛ» – именно эти вызовы, как подчеркнула Р. Готтемюллер, определили решения по двум центральным вопросам саммита. 2014 год, по её мнению, стал для НАТО переломным – после вторжения России в Украину, захвата Крыма и захвата Мосула ИГИЛ. При этом корни событий она видит в 2008 году, когда «на пороге финансового кризиса» произошло «российское вторжение в Грузию». Такая жёсткая риторика говорит о том, что в альянсе вновь консолидирована жёсткая линия на сдерживание РФ и общая позиция по Крыму и украинскому конфликту.

Приём в «евроатлантическую семью» Черногории (5 июня 2017 года) также следует рассматривать в фокусе этой консолидированной линии. МИД РФ в специальном заявлении отметил «антироссийскую истерию» в Черногории и право РФ на ответные меры на основе взаимности.

Р. Готтемюллер на совместной пресс-конференции с главой грузинского МИДа Михаилом Джанелидзе на полях ПА НАТО в Тбилиси подчеркнула связь вступления в альянс Черногории и продолжения политики открытых дверей НАТО, которая особенно актуальна для Грузии. Был продемонстрирован большой партнёрский вклад Грузии в миссии НАТО, силы реагирования альянса, учения и т. д.; заинтересованность НАТО в грузинском черноморском опыте и экспертизе; в развитии и укреплении сотрудничества. На вопрос, видит ли Готтемюллер альтернативу предоставлению Грузии Плана для членства (ПДЧ), она ответила: «Нет. Нет. НАТО приветствует, что Грузия является страной-претендентом, и мы приветствуем возможность работать с Грузией в отношении членства в НАТО». Само проведение ПА НАТО в Тбилиси (впервые в стране-партнёре с 2004 года) стало масштабным и знаковым событием, где, по словам Виктора Долидзе, грузинского министра по европейской и евроатлантической интеграции, должны были быть «сделаны специальные послания в адрес РФ и НАТО о том, что Грузия должна стать членом альянса».

Изначально было понятно, что, планируя встречу в Грузии, особое внимание придётся обратить именно на вопрос её членства в НАТО. Это значит, что все поданные сигналы и сделанные акценты очень серьёзны, а не ситуативны. Хотя вопрос о перспективе членства Грузии оставлен открытым, Москве дали понять, что в случае нарушения ею определённых красных линий (по Сирии, Украине и даже Молдове) НАТО после Черногории будет готова сделать следующий шаг и предоставить ПДЧ Грузии.

Такое давление на Москву в совокупности с другими неблагоприятными для РФ сигналами брюссельской встречи, негативной динамикой российско-американских отношений, возросшей жёсткостью не только Берлина, но и Парижа при новом президенте Э. Макроне, а также в преддверии выборов 2018 года в России (и на Украине) создаёт опасность вынужденного дрейфа Европы к выстраиванию новых, управляемых отношений конфронтационного типа с РФ, дальнейшей консолидации Евро-Атлантики в рамках НАТО, а Москвы на платформе «Крепость Россия». При этом соответствующие решения могут быть закреплены уже в 2018 г. – в новой Стратегической концепции НАТО, которая будет принята следующим, формальным саммитом, причём на основе ныне достигнутых Д. Трампом и его европейскими партнёрами соглашений.

Папа Франциск и вызовы XXI века[17]17
  Дата сдачи материала: 21 февраля 2017 года.


[Закрыть]

Анатолий Андреевич Красиков

профессор, главный научный сотрудник ИЕ РАН

Ушёл в историю европоцентризм католичества – самой крупной религиозной институции планеты. С избранием на престол в Ватикане выходца из Третьего мира папы Франциска Римская церковь, сохраняя в названии ссылку на свои исторические корни, утвердила собственный вселенский характер. Но какими видятся ей другие религии и человечество в целом в близком и более отдалённом будущем? И как видят её саму другие?

Идею этой аналитической записки автору, сам того не ведая, подсказал его сокурсник по учёбе в институте, дважды тёзка, учёный и дипломат, член-корр. РАН Анатолий Андреевич Громыко. В одной из двух своих монографий 2012 года он отмечал, что судьба человеческой цивилизации решается в триаде «человек – Земля – космос». Важная тайна, от разгадки которой зависят судьбы мира, – это сам человек, его происхождение и предназначение. Станут ли люди относиться к дому своего обитания – Земле – как к храму или будут считать его всего лишь своей мастерской, где им позволено всё? Смогут ли одни выработать идеологию планетарного сотрудничества вместо теории конфронтации в духе «столкновения цивилизаций»?[18]18
  Громыко Ан. А. Вызовы XXI века и Организация Объединённых Наций. М.: Ленанд, 2012. С. 15.


[Закрыть] Ту же важную тайну стремится разгадать Ватикан. Прикоснёмся к ней и мы.

Начнем с феномена «счастливо царствующего» (принятый в католичестве словесный оборот. – Ред.) нынешнего папы. Хуан Мария Бергольо – аргентинец, сын итальянского рабочего-эмигранта, с 1958 г. член ордена иезуитов, одного из тех, которые руководствуются правилом как общинной, так и индивидуальной бедности. Создание таких орденов, получивших наименование нищенствующих, началось в XIII в. как результат миссии Франциска Ассизского и Доминика Гусмана. Оба они провозгласили своим идеалом евангельскую бедность и, получив право собирать милостыню, занимались благотворительностью, выступали с публичными проповедями, принимали исповедь, преподавали богословие. Позднее статус нищенствующих был признан за иезуитами, кармелитами, тринитариями, минимитами и членами ряда других орденов[19]19
  Католическая энциклопедия. Т. III. М.: Изд-во францисканцев, 2007. С. 885–886.


[Закрыть].

А теперь перед нами пройдёт укороченная из-за ограниченности объёма записки череда разных по статусу неординарных фигур давней и менее далёкой истории. Среди них как созидатели церкви, так и её разрушители и, для представительности, два атеиста. Откроет список английский теолог Джон Уиклиф (ок. 1320–1384), поборник реформ, критик тогдашнего папства, сторонник движения лоллардов[20]20
  Лолларды требовали уравнения сословий и секуляризации церковного имущества (См. dic.academic.ru).


[Закрыть]. Его последователем стал национальный герой чешского народа Ян Гус (ок. 1370–1415). И тут же – преступник Балтасар Коста, который в мае 1410 г. занял папский престол, назвавшись именем, которое 550 лет спустя выберет поистине святой Иоанн XXIII (Ронкалли). Псевдопапа жил в эпоху «великой схизмы» (раскола), когда высшую власть в РКЦ оспаривали между собой несколько претендентов и на костер по обвинению в ереси был отправлен Ян Гус. Тогда же сожжению подверглись извлечённые из могилы останки Уиклифа. Лжепапу уличили в пиратстве, убийствах и других преступлениях. Он пустился в бега, но был прощён и возвращён в сан кардинала. Умер естественной смертью и был с почестями погребён в баптистерии флорентийского храма Санта Мария дель Фьоре.

Нелицеприятную характеристику дал католичеству ушедшей эпохи Почетный папа Бенедикт XVI (при написании цитируемой ниже книги «Введение в христианство» – профессор Тюбингенского университета в Германии и простой священник): «Церковь настолько одичала, что всякий, узревший это, повергается в оцепенение и ужас… Единая скала Господа раскололась между враждующими партиями на много церквей, каждая из которых в той или иной мере притязает быть единственной. В результате для многих сегодня Церковь сделалась главным препятствием на пути к вере. Они могут видеть в ней лишь человеческое стремление к власти, мелочной театр, разыгрываемый теми, кто, притязая управлять зданием христианства, на деле лишь служит помехой для истинного духа христианства… Таков парадоксальный образ Церкви, в которой божественное столь часто подается через недостойные руки людей»[21]21
  Ратцингер Й. Введение в христианство. М.: Духовная библиотека, 2006. С. 229.


[Закрыть].

Ровно 500 лет назад, в 1517 г., христианский богослов Мартин Лютер (1483–1546), прибил к дверям церкви в Виттенберге свои 95 тезисов, в которых осудил буллу Льва Х об отпущении грехов за деньги. Папа тут же предал поборника реформ церкви анафеме. Тот объявил борьбу с папством делом всей немецкой нации. С этого момента меняется богословие, протестантизм отделяется от католичества, на Европу обрушивается цунами религиозных войн. А как оценивает эти события церковь папы Франциска? «Поскольку подлинной целью Лютера была реформа, отделение протестных общин должно восприниматься нами не как успех реформаторов, а как их временное поражение. Он нашёл бы на Втором Ватиканском соборе своё место, то самое, занять которое заслужил при жизни»[22]22
  См. статью председателя Папского совета по содействию христианскому единству Курта Коха в еженедельном издании: Оссерваторе романо. 2017. 19 января. С. 14–15.


[Закрыть].

Добавим к именам известных религиозных деятелей двух убеждённых атеистов Маркса и Энгельса. Американско-израильские богословы Прейгер и Телушкин называют марксизм «светским, нерелигиозным отпрыском иудаизма». «Мышление Маркса, внука двух ортодоксальных раввинов, зиждилось на еврейской озабоченности проблемами нравственности, – пишут они в одной из своих книг. – <…> Только еврей (Маркс) мог так бескомпромиссно и страстно бороться за улучшение положения неимущих классов. <…> Энгельс написал… работу “Происхождение семьи, частной собственности и государства”. <…> Первобытный человек, судя по Энгельсу, жил в идеальном… обществе, где отсутствовала эксплуатация человека человеком. <…> …мы, наверное, отвергнем наивную веру в “благородного дикаря”. Современный человек мало чем отличается… от первобытного человека. Все мы способны стать каинами. Каждый из нас должен бороться со своими слабостями, точно так же, как наши первобытные предки»[23]23
  Прейгер Д., Телушкин Д. Восемь вопросов об иудаизме. Лос-Анжелес: Almanac, 2000. С. 90–126.


[Закрыть].

Крутой поворот от взаимного неприятия христиан разных конфессий к диалогу и сотрудничеству произошёл на Втором Ватиканском соборе. Этот форум, развернувший на 180 градусов стратегию Католической церкви и государства Ватикан, декларировал:

– началом, предметом и целью всех общественных установлений должна быть человеческая личность;

– католическая церковь не отвергает ничего из того, что истинно и свято в других религиях, сожалеет обо всех проявлениях антисемитизма, уважительно относится к мусульманам;

– следует одобрять мужество тех, кто отказывается выполнять преступные приказы и всеми силами стараться предуготовить то время, когда можно будет полностью запретить любую войну;

– католики готовы вести диалог с теми, кто противится Церкви и ее преследует.

Стратегия Второго Ватикана была поддержана всеми послесоборными папами, хотя, как заметил докторант ИЕ РАН В. М. Богомазов, по мнению одного из них, Бенедикта XVI, обновление церкви вышло за рамки формы и в значительной степени затронуло существо доктрины католицизма[24]24
  Богомазов В. М. Папа Римский Бенедикт XVI и актуальные проблемы современности // Современная Европа. 2013. № 1. С. 117.


[Закрыть]. Эта стратегия, основные положения которой были разработаны святым Иоанном XXIII, сегодня проводится в жизнь папой Франциском.