Текст книги "Альманах «Литературная Республика» № 2/2018"

Сборник
Литературная республика, № 2 / 2018

© Московская городская организация Союза писателей России, 2018

© НП «Литературная Республика», 2018

© Авторы, 2018

Поэзия

Татьяна Аксёнова
Москва

 
В Рязани резные и разные ставни,
Дома без гвоздя, что спички…
Батыевы орды, конечно же, станут
Огнём городище пичкать!
 
 
Горазды хазары крушить базары,
Суть половца – в ловчей неге,
Послушны охотничьему азарту,
След в след пришли печенеги…
 
 
Дружинам – дружить! Но у русских княжеств
Одним другого – не жалко.
Кто сам за себя – Чингисхан повяжет,
Утопит в прохладной Калке…
 
 
А внук его у реки Воронеж
(Когда подрос – не спросили!)
Потребовал дани с Рязани, вроде ж,
А с Фёдора – Евпраксии…
 
 
В Рязани разини резонов не знали,
Но княжеский сын – не робок:
«Коль нас одолеешь, Батый, вначале —
Насытишь свою утробу!»
 
 
У морды орды налились кроваво
Белки щелевых отверстий…
Послов убивать кто давал им право?
Да страх – посильнее смерти…
 
 
В Рязани – разруха, плач по Евпраксии,
А в воздухе – запах гари…
Пусть лучше погибнет моя Россия,
Чем топчет её татарин!
 
 
Пусть лучше – о камни! Всё сами, да сами,
Лишь с Мурома шла подмога…
В Рязани, известно, грибы с глазами,
Да скажут они немного.
 

 
Вокруг пространство намахорено,
А поезда, как поезда:
Опять не все идут до Ховрино,
Идут неведомо – куда?
 
 
И снова снег, и снова лужи, но
Какой-то голос мне сказал
Из узнаваемо-заслуженных:
«Конечная – Речной вокзал!»
 
 
Зачем же на Речной, помилуйте?
Я в поезде, как в корабле,
Сквозь воды Леты – в Nautiluse,
Полна фольклором, как Рабле,
 
 
Его гротеском нашпигована…
Я выйду раньше, вот же чёрт!
Хоть в Ховрино сейчас фигово нам,
Но есть метро «Аэропорт».
 
 
Куда взлетаю – непонятно мне!
Вернусь, быть может, на кольцо?
От взглядов-комплиментов пятнами
Зардеется моё лицо…
 
 
Я путешествую во времени,
А это, вобщем-то, хитро!
Моя Москва опять беременна
Конечной станцией метро…
 

 
Каплей крови Урана, а, быть может, моей
Мироточила рана средиземных морей.
Волны сливками взбиты, взбудоражен прибой…
Если есть Афродита – существует любовь!
 
 
Эти камни, что скалы, где явилась она,
И меня там ласкала, баловала волна:
На поверхности море, словно злато, блестит…
Нет печальней историй про земных Афродит!
 
 
Я в сверкающих водах всё за сказкой плыла,
Вижу, красное что-то: кровь ли в море ала?
Нет садов тут, поодаль, жриц заботливых нет,
Чтобы кто-то вдруг отдал Афродиты привет!
 
 
И не мячик маячит предо мной наяву,
Что-то круглое… Значит, разберусь – доплыву.
Это – яблоко? Что же, принимаю дары,
Быть такого не может вне условий игры!..
 
 
Где оно раздобыто неуёмной волной?
Неужель, Афродита поделилась со мной
Этим красным, прекрасным, полноценным на вкус,
Атрибутом опасным для вкушающих уст?
 
 
Я отдам тебе розы, сладкой негой звуча,
Пусть на жертвенник слёзный ляжет страсти свеча
Пусть она разгорится затаённой мольбой —
Мне богиня-сестрица посылает любовь!
 
 
Можно верить – не верить, и дышать – не дышать.
Мной ракушки, как двери, подносимы к ушам…
Створки в них приоткрыты, голоса, точно зов:
«Если есть Афродита – существует любовь!»
 

Виолетта Баркова
Москва

 
Порвал художник холст любимый свой.
Порвал, но не отдал невежде.
Художник рисовал без устали, в надежде,
Что дух его картин прорвётся в мир иной…
 
 
Но жесткий слог газетного листа
Вещал о субъективности творца:
«Идея где? Конкретность? Форс-мелизм
Не соответствует понятью реализм».
 
 
Порвал художник холст любимый свой
В момент один – неистово, спонтанно…
Смахнул слезу… смеялся над собой…,
А Бог над жертвою рыдает неустанно:
 
 
«Я сотворил Момент. Ты в красках перелил
Моё Творение в свои переживанья:
Себя Я преподал, а ты Меня убил,
И жертву преподнёс Творцу Непонимания!»
 

 
Похоже – в Небе – Чёрный Конь
Сердит на Седока.
Ретивый Конь!
Стальная бронь
Взрывает облака!
Коль кто-то – Свыше – подтолкнёт —
Столкнутся Небеса!
Тогда – разверзнется гроза,
И сбросит Седока.
А Конь тот Чёрный – без удил —
Промчится над Землёй,
И Громовержец возопит
Архангельской Трубой!
 

2 августа 2017 года

 
Одиночество моё!
Мы опять с тобой вдвоём
потанцуем и споём
в поднебесье голубом.
Поплывём и полетим
     к ним! —
Высоким облакам,
где всегда привольно нам!
Там припомним и простим —
     им!
Хорошим и плохим
притяжениям земным,
кто мешал нам вознестись —
ввысь!
 

 
Попав в орбиту Матери-Земли,
Дух устремился к плоти благодарной.
И в «круге первом» было мне отрадно,
А воды чрева в мир меня несли.
 
 
Закончив первый круг, я в жизни оказалась.
И благодати не было конца!
Любила всех! И маму и отца,
А всё вокруг мне только улыбалось!
Играла жизнь. как сладостный недуг!
Я ощущала лишь стремленья плоти.
Как бабочка в огонь, (иль что-то в этом роде),
Я брошена была в последующий круг.
 
 
А «третий круг» летел всего быстрей.
Здесь жизнь царила жадно, с вдохновеньем!
Не проверяла практики сомненьем:
Летела молодость на крыльях у страстей.
 
 
В Четвёртом круге было суждено
Блаженство осознанья и понятья:
Должна, наверно, что– то предпринять я,
Мне от рожденья многое дано.
 
 
Предстал «круг пятый». Самый трудный круг:
Путь творчества, сомнений и страданий,
Но я, пройдя все эти испытанья,
Преодолела горестный недуг.
Бог совесть подарил, труд знанья в руки дал,
И цену времени, и что Судьба велела
Жила и ошибалась то и дело…
Но Перст Господней Путь мне указал
 
 
В «кругу шестом». Коль время позовёт,
Я сброшу сибаритство и притворство,
И книжной пыли мудрое господство,
Пусть счастье новое к себе меня влечёт.
Отдать другому, что приобрела:
Построить дом, взрастить родное семя.
Я много поняла, и у меня есть время
Понять, что друг, семья – моё «седьмое „Я“"! —
«СЕДЬМОЕ НЕБО» В КРУГЕ БЫТИЯ!
 

 
Шепчет скончание мигу рождения:
«Здравствуй, Великое Божье творение!
Радуйся новому Кругу Начала,
Вечную жизнь я тебе нашептала»
 
 
Вкрадчиво шепчет рожденью скончание:
«Жизнь нам отпущена для покаяния,
Для искупленья греха первородного:
В царствии Божьем страсти животного»
 
 
Тихо рождению шепчет скончание:
«Жизнь нам даруется для осознания,
Для оправданья земного завета —
Краткости Мига в вечности Леты»
 

Сергей Берсенев
Москва

 
Мой дед не брал с Егоровым рейхстаг,
не бил врага в окопах Сталинграда.
Победы май его в плену застал —
будь счастлив возвращению до хаты!
Будь счастлив, что вообще остался жив,
четырежды познав мираж побега…
Не предавал, сдаваясь? Докажи!
Чтоб дома посчитали человеком…
А кое-кто пророчил всем Сибирь —
мол, даже не пытайтесь Богом клясться!
Молчи, солдат, в две дырочки сопи —
вот-вот освободят американцы…
Он молча улыбался им в ответ…
Как будто даже в чём-то соглашался…
Откуда на Россию столько бед?
И эти лезут в душу, манят шансом…
Уже, по слухам, строится стена…
Народы тут причём? Решили свыше…
Зачем ему свободная страна,
где матерного слова не услышит?
Где беглые изгои, как в раю,
живут и, словно янки, скалят зубы…
Он вспомнил мать, любимую свою…
И то, что может быть по-русски грубым!
Мой дед не брал с Егоровым рейхстаг…
Такая правда вызрела сякая…
Расставили героев по местам
Берлин и город Шумана Цвиккау.
 

 
Что-то снова пошло не так:
на ладони грустит пятак,
люди мимо идут, молчат,
а бывало – навстречу мчат!
 
 
Распростёртых объятий жар!
Их взамен посильней прижать
руки тянутся и – в кольцо…
Словно в зеркало – взгляд в лицо.
 
 
Мне казалось тогда навек
любит ближнего человек.
Что причиной тому не чин,
и не кресло среди причин.
 
 
Вроде тот же имеет вид:
от чего только не привит:
гепатит, дифтерия, боль…
Бывший друг, превращённый в ноль…
 
 
Не спросил я: «А вдруг тебе
отказала бы жизнь в тепле?…»
Эх, душа, потаённый грот…
Ускорение… Поворот…
 

 
Сто раз шедевры переписаны,
чтоб – не горохом, не об стену…
Мы все – герои за кулисами,
а скоро выходить на сцену…
 
 
В минуту перевоплощения
куда девается бравада?
Забиться хочется в расщелину —
роль простака коротковата.
 
 
И даже самые везучие
не верят в добрые приметы.
Цветы признания – по случаю,
да зависть ближнего при этом.
 
 
Уходят в прошлое овации,
напоминает зал пустыню…
Артисту стоит волноваться ли
о том, что сердце вдруг остынет?
 
 
Повадки льва не схожи с лисьими,
он постоянно под прицелом.
Мы все – герои за кулисами,
а скоро выходить на сцену…
 

Андрей Бондарь
Москва

 
«Какие мне звезды кружили башку,
Кто думал иначе – не жили»
 

Вячеслав Сивов

 
Какие мне звезды кружили башку,
Горбатого мне не лепили
Я к ним приближался почти по шажку
Французские вина мы пили
 
 
Иначе со звездами просто нельзя,
Такое в постели творили!
Теперь же мы с ними просто друзья,
Кто делал иначе – убили
 

 
В Галактике есть множество планет
До них не долетает Солнца свет
И не доходит свет до них совсем!
В опроверженье многих теорем
 
 
И если есть на тех планетах Жизнь
Я попрошу: ты крепче там держись!
Родится где-нибудь сверхновая звезда
Освещена ты будешь ею навсегда
 
 
Ну а пока царят там хлад и тьма
Будь Жизнь, изобретательной весьма
И для тебя иссякнет у Вселенной ночь
Тебе мы сможем сообща помочь!
 

 
Свора кузнечиков громко стрекочет
Пчелы несут по леткам свой взяток
И утихают они только ночью
Долго искал я такой уголок!
 
 
Кваканье слышим мы сотен лягушек
Вечер наполнен душевным теплом
Ты лишь тихонько присядь и послушай
Хор горожанам такой незнаком!
 

Хевиз, Венгрия

 
Сегодня мне приснился Ленин,
И не совсем-совсем в гробу
Он вышел сам из Мавзолея,
С живою жилкою во лбу
 
 
Охранники у Мавзолея,
Увидев, что он выходил
Стояли на посту, немея,
Держались из последних сил
 
 
Направился он к Спасской башне,
Одернув черненький фрачок,
В помятой лишь слегка рубашке
И руку сдвинув на бочок.
 
 
Но, увидав его китайцы
Гуртом за Вовой погнались
Он убегал от них, как заяц,
Откуда силы то взялись!
 
 
В Китае, в мире их подлунном,
Великий кормчий там лежит
Его зовут Мао Цзедуном
Вдруг его Ленин оживит!
 

 
Благоухали васильки,
Мычали на лугу коровы,
А я просил твоей руки,
Ты отказала снова, снова
 
 
Влюбленность – это не порок,
А состоянье организма,
И мне понять бы между строк
Любви и счастья механизмы
 

Галина Брусницына
Москва

 
Благословляю твое небо
Во всё своё земное нёбо!
Ах, только докричаться мне бы
Сквозь гнет тревожного озноба,
Сквозь тучи, взбитые циклоном,
И рёв, пространство рвущий клином,
Чтобы с ладоней небосклона
Сошел ты наземь невредимым!
 

(далекой подруге)

 
Над тобою Южный крест,
Надо мной Медведица…
Для тебя спасенье – Вест,
Для меня – Нередица[1]1
  NB: Нередица – Церковь Спаса-на-Нередице, из древнейших храмов Домонгольской Руси.


[Закрыть]…
Ты прекрасна и умна,
Ну а я – нелепица…
Отчего душа одна
Сквозняками треплется?
 
 
Оттого, что ей одной
Вековать не хочется —
Стал бы досточтимый Ной
С парами морочиться?…
Спотыкаясь и греша,
И верша движение,
Наша вечная душа
Ищет отражения…
 
 
Снова сон к тебе ведет
По воде, как посуху —
И не нужен самолет,
И не нужно посоха…
Ночью за окном окрест
Надо мной Медведица…
Ты несешь свой Южный крест,
А со мной – Нередица.
 

 
Москву, распятую на пяльцах
Садового кольца,
Веков исколотые пальцы
Терзают без конца.
И на свою работу глядя,
Не думают о том,
Что вышивают реже гладью,
А чаще всё крестом.
 
 
Кресты могил и храмов стольных,
Лихих и светлых вех
Выводит нить непроизвольно,
Совсем не по канве.
С лица у вышитой столицы
Приглажены стежки,
И плотно к нити нить ложится,
С изнанки – узелки…
 
 
И столько сломано иголок
Напёрстками эпох,
Что каждый крохотный осколок
В стон превращает вздох.
На выбеленный лён столица —
Меж строчек и петель —
Ложится грустно, как девица
В постылую постель.
 
 
Беда, когда чужие пальцы
Касаются лица,
Не соскользнуть с железных пяльцев
Садового кольца,
Когда чужие руки гладят
Родимые черты,
И, отражаясь в синей глади,
Качаются кресты…
 

 
Когда, наконец, просыпается небо,
Глаза распахнув после долгого сна,
Срывая простынки последнего снега,
Весь мир будоражит и будит весна,
Когда по белесым лесам изумленно
Моргают спросонок ресницы берез,
На Землю спускается время влюбленных —
Волшебное время особенных грез.
 
 
Волшебное время особого света,
Как пар от земли, как гурьба пузырьков,
Как искры – взвивается вверх, и при этом
Людей превращает в больших светлячков.
Наверно, они вам не раз попадались —
И днем видно – крылышки ярко горят,
Антеннками усиков соприкасаясь,
Попарно над самым асфальтом парят…
 
 
Летят над тропинками, над тротуаром,
По весям весенним, не чувствуя ног,
И самые юные хрупкие пары,
И те, кто немало осилил дорог.
Все разные, но друг на друга похожи
Свечением светлячковым своим,
Невидимых крылышек трепетной дрожью…
А те, что другие, завидуют им.
 

Анатолий Бушуев
Жуковский

 
Зовут меня память вернуться к истокам
Прошедшие годы ушли навсегда
Мне не было грустно и одинокою
Во все здесь вмешалась плутовка судьба
 
 
Везде мы ходили дружной ватагой
На речку купаться, иль рыбу ловить
Парою сидели за белой бумагой
Этюд написать, в красках душу излить
 
 
От дел отрывались, чтоб пообедать
Потом снова умчаться вперед
Никто из нас не знал и не ведал
Что через годы с ним произойдет
 
 
Окончена школа, стоим на пороге
Жизни своей, она манит зовет
Мы просто мальчишки. Мы ведь не боги
Кто-то отстал, кто-то вышел вперед
 
 
Один академиком стал, другой шоферишкой
Крутить баранку ему не впервой
Но все мы просто мальчишки
Со своей неповторимой судьбой.
 
 
Судьба у каждого своя
Она всегда играет в прятки
Но доверяться ей нельзя
Тебя положит на лопатки.
 

29.08.2018 г.

 
Ночь наступила, день угас
Закат потух над тихой рекою.
Я часто вспоминаю Вас
Вы были так добры со мною.
 
 
Как облегченно дышит грудь
Уснувший сад стоит стеною
На звездном небе млечный путь
В молчанье говорит с тобою
 
 
Вот звездный дождь вдали прошел
От вспышки озарилось небо.
Как хорошо, что я тебя нашел
С тобою я где – только не был.
 
 
Опять холодные седые облака
Плывут над бренною землею.
В моей руке, лежит твоя рука
Ты будешь навсегда со мною.
 
 
Ушедший поезд скрылся вдалеке
И стук колес умолк за горизонтом
Не встретить мне тебя уже.
Встал мир передо мною белым фронтом
 
 
Лишь только память сердце теребит
И не дает ему угомонится
Как было хорошо тебя любить
Навеки, навсегда с тобою породниться.
 

 
Заброшенная церковь на берегу реки
Стоят разрушенные стены
Никто не может мимо них пройти,
Чтоб не преклонить колени
 
 
Она многое видала на своем веку
Здесь не одно сменилось поколенье
Пред ней могильный камень лежит на боку
На нем письмо я вижу без сомненья
 
 
Истерлась надпись та от времени,
Но ясно виден буков след.
Быть может он с чего – то погребенья.
Которого давно пропал и след.
 
 
Присяду я и помолчу не много
Здесь мы с тобой сидели и не раз
Чтобы идти в обратную дорогу
Та церковь провожала нас.
 
 
Я с нею уже давно сроднился
Я к ней хожу почти, что 40 лет
В сознании моем тот камень отложился
Заветный камень, его дороже нет.
 

Елена Вагнер-Федосеева
Москва

(отрывок)

 
Вот взметнулся каскад звёздных искр…
Я попала в вселенские дали…
И свернулся мой маленький мир…
Я безбрежная… плоть потеряла…
Я прозрачна для боли, тоски…
Нет печали…лишь радостно сердце…
Соловьем я пою о любви…
Подзываю к себе одноверца…
 
 
Я впервые пою про любовь…
Я не знала ЧТО это такое…
Как запущенный сад был мой кров,
Под дырявою крышей земною…
Я взирала на зрелых мужчин,
Как на зверя из клетки инстинктов…
А юнцов не любить – сто причин:
Неумелы, глупы и конфликтны…
 
 
Пригубила небесный нектар,
Надкусила амброзии кусочек…
И в крови уж пылает пожар:
Отпила я всего лишь глоточек…
Разливается в венах «вино»,
Я вкуснее его не пивала…
Боже…Боже… златое руно
Стало мне для души покрывалом…
 

Александр Глотов
Подольск

 
На старой полке в доме книги разбирая,
Как на историю взирая грустновато,
Одну открыл, страницы вяло пробегая.
Листок бумаги выпал, вложенный когда-то.
 
 
Короткий взгляд, и всё расставилось мгновенно.
Письмо отца… Хоть на слова он мог скупиться,
И никогда мне не писал так откровенно,
В тот раз решил о смысле жизни поделиться.
 
 
Явила память все детали в ту минуту,
Назад в дни юности далёкой возвращая.
Тогда решив открыть мне душу почему-то,
Повествовал отец, как в тайны посвящая.
 
 
Чуть косо сложенный простой листок тетрадный.
Неровным почерком набросанные строки.
Порядок слов местами где-то чуть нескладный,
Но мысли ясные, и взгляд на жизнь глубокий.
 
 
Письмо хранил я это долго, понимая,
Не охватить всего мне, сразу не допрыгнуть.
Его не выбросил, и в книге оставляя,
Читал не раз ещё, пытаясь глубже вникнуть.
 
 
Но только позже память ниточку теряла.
Дела иные и заботы захватили.
Та книга дальше от себя письмо скрывала.
А годы шли, житейской мудрости учили.
 
 
Но вот оно… И годы плавятся под взглядом.
Встают те образы и старые картины.
Его писавшего уже нет в мире рядом,
Но оживают светлой памяти глубины.
 
 
Я перечитываю выцветшие строки,
Их полный смысл теперь лишь только постигая.
Они мне голосом отца дают уроки,
Что не успел усвоить в юности тогда я.
 

 
В предрассветном зыбком окружении вы ещё пропойте, соловьи,
Чтобы как в далёком сновидении встали годы юности мои.
Чувства отголосками щемящими сердце взбудоражили волной,
Разошлись потоками звенящими, закружили в радости хмельной.
 
 
Безмятежной серостью укрытые, разнесите трели в тишине.
Пусть опять мгновения забытые в новой оживут для них весне.
Дрогнут ощущения смущённые. Под призывный трепетный напев
Разбегутся мысли окрылённые, смутные надежды углядев.
 
 
Зачаруйте чудным звонким пением призрачно-зелёную канву.
Одарите сказочным видением. Чтобы плыли будто наяву,
Белизной черёмуха облитая, запахов дурманящих настой,
Та улыбка девичья открытая, что осталась в памяти со мной.
 
 
Растревожьте душу одинокую, колыхните тонкую струну.
Разбудите мне совсем далёкую, навсегда ушедшую весну,
Пусть хоть на чуть-чуть ещё почудится, в невесомом мареве скользя,
Что теперь никак уже не сбудется, и вернуть из прошлого нельзя.
 

 
Когда не ждёшь хороших новостей,
Поскольку больше неоткуда ждать.
Напившись яда жизненных страстей,
Нектара вкус уже не распознать.
 
 
Когда огонь, верхушки опалив,
Не в силах пламя яркое разжечь.
Мир стал вокруг вдруг бледен и тосклив.
Не смог чем дорожил я уберечь.
 
 
Не потревожит трепет бурных чувств
Мне струны поистрёпанной души.
В воспоминаньях прежних безрассудств
Лишь затеряться с мыслями в тиши.
 
 
Ещё не разуверился во всём,
Но как-то вдруг с печалью осознал,
Шёл не всегда каким хотел путём,
И может быть, не то совсем искал.
 
 
Шагнуть пытался часто напрямик,
Терялся тут же, где-то увязал.
Встречался с тем, к чему бы не привык.
Плутая в дебрях, выходы искал.
 
 
Теперь лишь призадумался порой,
А вдруг совсем не тем я просто жил.
И мир на деле явно не такой,
Каким его всегда боготворил.
 
 
Мечта и вера часто далеко,
Бредут от нас по разным сторонам.
И им возможно тоже нелегко
Делить все с нами лиха пополам.
 
 
Осталась накипь тягостных обид,
Тугая злость, но только на себя.
Душа заноет, сердце заскулит.
Непросто жить, так много не любя.
 
 
Что будет на оставшемся пути,
Мне встретится, взволнует и проймёт.
Как долго по нему ещё брести,
Невзрачным краем, в серости невзгод.
 
 
Где, зацепившись, снова удержись.
Мир хрупок так, в нём всё на волоске.
И там моя просроченная жизнь.
Ты с ней пока, всё так же, налегке…
 

 
Есть такое время года, серость.
Там сойдутся осень и зима.
Тихо наплывёт оторопелость,
Сдавит наседающая тьма.
Облака нависнут без просвета,
Небо плотным пологом закрыв.
Как и не являлось бабье лето,
Мигом отыграет, отступив.
Празднично листва налётом рыжим
Просияет, солнца свет ловя.
И опять тоска подкатит ближе,
Глубже въесться в душу норовя.
Дни скользят потухшим вялым взглядом
По равнинам бледным и пустым,
Омрачая слякотным нарядом,
Обликом пугая неживым.
Мелкий дождь вольётся в безысходность,
Поползёт слезами по стеклу,
Забубнит про жизни мимолётность,
Сея причитания во мглу.
Неумело ноты подбирая
К теме про унылость и покой.
Всё одно и то же повторяя,
Застревая в сырости смурной.
Как остатки старых декораций,
Где погашен свет прожекторов.
Больше не сойдёт поток оваций,
Дальше не услышишь ярких слов.
Лишь накоротке воспоминанья,
В глубине сквозят ушедшим сном.
И не будоражат ожиданья,
Есть лишь сожаленья о былом.
 

Григорий Гордусенко
Истра

Посвящается участникам Московской битвы

 
Легендарные фронтовики!
В Сорок первом ходили вы в бой,
Зимой лютой у Истры-реки
Заслонили Москву вы собой.
Отстояли вы Истру в боях —
И мы жизнью обязаны вам.
Имена ваши все на устах
Тех, кто ценит людей по делам.
Вы Отечества гордость и честь,
На скрижаль – золотая строка.
Хорошо, что вы были и есть, —
Молодым вы пример на века.
Тех великих дней фронтовики! —
Все, ходившие в бой под Москвой,
Из союзных краёв земляки, —
Вы исполнили долг свой святой:
Победили вы силу страны,
Чей жестокий коричневый спрут
Вверг планету в пучину войны, —
Тем значительней ратный ваш труд.
В мирной жизни не всё вам равно:
Как в сраженьях её вы прошли —
Созидали, боролись со злом…
В сотнях дел интерес вы нашли.
Наши славные фронтовики!
Полевой сберегли вы закал —
Уж давно поседели виски,
Но вы держите жизни удар.
 

Посвящается ветерану Великой Отечественной войны Ивану ЛАШИНУ

 
На войне Иван связистом был – рисковым, смелым,
Он с «катушкой» сотни километров прошагал,
Связь тянул лесами, пашней чёрной, лугом белым…
– Есть контакт, готово! – чётко в штаб рапортовал.
 
 
Что помехи вражьи, встреча с фрицем-диверсантом!..
Прерванную связь Иван налаживал, как спец.
Он мечтал о мирной жизни, в ней раскрыть таланты —
Твёрдо верил: немцам скоро будет блицконец.
 
 
Как сады весенние манили в край родимый!
Работящих рук ждала колхозная земля.
Но разматывал Иван «катушку» до Берлина —
Связь нужна была войскам, Победа им нужна.
 
 
И пришёл весной тот День священный, долгожданный —
И взлетал Иван с рук братьев-сослуживцев вверх!
Радость, ликованье, светлый май благоуханный…
А в Кремле бойцу готовил орден[2]2
  И.Ф. Лашин награждён орденом Красной Звезды и двумя орденами Отечественной войны 2-й степени, многими медалями


[Закрыть] Главковерх.