Текст книги "Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса"

Одним из важных, а во многие эпохи и главным источником имущественной дифференциации кочевников была эксплуатация соплеменников. В литературе этот вопрос исследован уже довольно всесторонне. Многое по поводу этого явления уже говорилось. Итак, известны два наиболее распространенных вида эксплуатации: найм пастухов и рабочих и отдача скота на выпас. И первый и второй виды имели многие разновидности. Например, иногда пастухов и рабочих просто нанимали, расплачиваясь с ними натурой или деньгами. Но порой пастухами и рабочими были бедные родственники зажиточного скотовладельца, кочевавшие с ним постоянно или временно. В таком случае взаимоотношения были, как правило, завуалированы родственными связями. При отдаче скота на выпас вариантов форм могло быть очень много: от действительной взаимопомощи и взаимовыгодного соглашения и до самой жесткой эксплуатации получающего скот. Отношения, основанные на эксплуатации, были во всяком случае во второй половине XIX в. уже господствующими, но существовала практика отдачи на выпас для более рациональной организации труда[80]80
  См., например, С. И. В а й н ш т е й н. Происхождение и историческая этнография тувинского народа. Автореф. докт. дисс. М., 1960, стр. 35.


[Закрыть]. Разнообразные формы производственных отношений и эксплуатации и по социальному содержанию были различными: зависимость кабальная и имеющая черты барщинной эксплуатации; наконец, формы, различающиеся в зависимости от развитости капиталистических отношений. Но следует подчеркнуть, что формы эти как проявление отношений эксплуатации стали широко распространяться и господствовать среди большей части скотоводов только в эпоху разложения кочевничества. До этого времени основная часть кочевников-скотоводов представляла собой средние по зажиточности хозяйства, мало вовлеченные в эти процессы.

Помимо имущественной кочевничество характеризовала и значительная социальная дифференциация. Верхушку общества составляли различные предводители и члены их семей, богатейшие скотоводы; в случае подчинения кочевников земледельческим государствам в нее входили чины местной администрации, духовенство. Средняя прослойка, наиболее многочисленная в пору развитого кочевничества, – это семьи, ведущие самостоятельное хозяйство. Эта прослойка, составлявшая в основном войско, была неоднородной и постоянно расслаивалась, пополняя либо слой привилегированных, либо слой бедняков. Дело в том, что только очень большие стада скота могли гарантировать относительно постоянное состояние хозяйства при превратностях судьбы. Небольшое стадо скорее и больше страдало при неблагоприятных условиях, грабежах и т. п. Однако никто не был гарантирован от несчастий, и известно много случаев разорения богатых. Но общество кочевых скотоводов было относительно стабильным лишь до тех пор, пока большинство его составляли средние по зажиточности, хозяйственно самостоятельные семьи. Они, как указывалось, были основой силы племени, отстаивали его свободу и независимость.

По мере разложения кочевничества становилось все больше бедняцких семей, не имевших возможности самостоятельно вести хозяйство и зависимых от богачей. Однако специфика кочевого хозяйства в том, что оно способно использовать только ограниченное число рабочих рук: «…в животноводстве, когда оно ведется в крупных размерах, масса применяемой рабочей силы очень мала по сравнению с постоянным капиталом в виде самого скота…»[81]81
  К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 25, ч. II, стр. 327.


[Закрыть]. Как только имущественное и социальное расслоение среди кочевников начинало превышать возможности использования рабочей силы, начинался отток незанятых. Одни скотоводы оседали на землю, другие – искали иных занятий. А следствие этого процесса – разложение кочевничества. Факты свидетельствуют, что процесс этот был постоянным, возраставшим по мере вовлечения кочевничества в сферу капиталистических отношений.

Кочевничество не знало крепостного права. При экстенсивном скотоводстве у кочевников крепостной труд нецелесообразен, установление крепостнических отношений при условии поголовного вооружения народа и отсутствия отделенной от него армии невозможно. Поэтому и кабальные отношения не приводили к появлению сословия закрепощенных. Любой полузависимый бедняк-скотовод мог, разбогатев, стать баем. А в соответствующих условиях – и предводителем. В главе о монголах отмечалось, что в эпоху господства маньчжуров предводители имели известное число крепостных. Но крепостное состояние последних было законодательно установлено китайцами, а не было порождением кочевых порядков. Этих крепостных было ничтожно мало. В зависимость от кочевников попадало завоеванное ими земледельческое население. Однако и здесь отношения не были простыми: «Несомненно, крепостное право и зависимость не являются какой-либо специфически средневеково-феодальной формой, мы находим их всюду или почти всюду, где завоеватель заставляет коренных жителей обрабатывать для него землю…»[82]82
  К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 35, стр. 112.


[Закрыть]. Все же искать феодальные крепостнические отношения у кочевников как внутри племен, так и в случае подчинения одних племен другими не следует – такой вывод дает изучение различных материалов. Наиболее показательны (наряду с другими) данные о монголах до эпохи сложения империи.

Рабство никогда не имело среди кочевников большого распространения. Оно было главным образом домашним, патриархальным, так как использовать рабов при скотоводческих работах, требовавших определенной квалификации и добросовестности, было невыгодно, ибо охранять рабов сложнее, чем пасти скот и ухаживать за ним. Рабов использовали в небольшом количестве как домашних слуг, рабынь – наложницами. Рабов захватывали главным образом для продажи.

Для лучшего понимания социальной структуры кочевничества следует подробнее рассмотреть положение и функции вождей и старейшин у кочевников. Вожди как военные предводители приобретали значительную власть над соплеменниками и в кочевых империях, и вообще в военно-кочевых условиях. Эти отношения основывались на военной субординации[83]83
  Ср. К. М а р к с. Формы, предшествующие капиталистическому производству, стр. 24.


[Закрыть], племенных традициях и обычном праве. Сила вождей заключалась в ополчении поголовно вооруженного народа, который признавал их до тех пор, пока их действия соответствовали нормам обычного права и интересам кочевников. Даже могущественный Чингиз-хан считался с этими обычаями. И его «гвардия» была скорее ударным или охраняющим отрядом, чем силой для удержания в повиновении всего народа. Для этого силы этих отрядов были недостаточными. Вожди у кочевников не составляли замкнутого сословия, и ими могли стать, а зачастую и становились, рядовые кочевники. Лишившиеся достоинства предводителя не сохраняли сословных привилегий (за отдельными исключениями). Некоторыми привилегиями пользовались, например, родственники Чингиз-хана, а также тарханы. Как сословие может рассматриваться «белая кость» у казахов. Однако ханы, выходцы из этого сословия, даже в XVIII в. не имели большой власти в народе и, по свидетельствам того времени, их нередко называли «мнимыми начальниками». «Белая кость» у казахов – проявление традиций империи Чингиз-хана, для которой вообще была характерна исключительно сильная для кочевничества социальная дифференциация.

Большую власть над соплеменниками имели предводители и тогда, когда кочевники попадали под власть земледельческих государств. Предводители выступали в таких случаях как представители народа, своего рода местная администрация, опирались на помощь и авторитет со стороны и, как правило, злоупотребляли своим положением. В целом же в эпохи относительно мирного существования власть кочевых предводителей, вождей, была слабой[84]84
  См. также: С. Е. Т о л ы б е к о в. Кочевое общество…, стр. 40.


[Закрыть]. Эти лица опирались в значительной мере на богатых скотоводов, чьи интересы они представляли, порой уступали по влиянию племенным старейшинам, хранителям традиций обычного права.

Факты показывают, что предводители кочевников не получали ренты за землю: собирали дань, удостаивались подношений, но порой они ничего не получали от своих соплеменников вообще[85]85
  Там же, стр. 49, 50 и др.


[Закрыть]. Для поддержания своего авторитета и влияния предводителям приходилось оказывать широкое гостеприимство, нередко весьма обременительное для их хозяйства.

Анализ социальной структуры кочевничества показывает, что при сильной имущественной и социальной дифференцированности процесс классообразования не был завершен.

«Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства»[86]86
  В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 15.


[Закрыть]. Явлений, аналогичных тем, что подчеркивает В. И. Ленин, у кочевников в сложившемся виде не обнаруживается. Не наблюдалось у них и другого, отмеченного В. И. Лениным: «…в рабском и феодальном обществе различие классов фиксировалось в сословном делении населения, сопровождалось установлением особого юридического места в государстве для каждого класса. Поэтому классы рабского и феодального (а также и крепостнического) общества были также и особыми сословиями»[87]87
  В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 6, стр. 311, прим.


[Закрыть]. Классовая структура выступала у кочевников в недоразвитом виде[88]88
  Эту особенность С. Е.Толыбеков подчеркивает у казахов (см. С. Е. Толыбеков. Кочевое общество…, стр. 42).


[Закрыть]. Весьма характерно, что у кочевников отсутствовали развитые формы классовой борьбы. История не знает случаев восстаний кочевых скотоводческих племен, подобных крестьянским. При этом следует помнить, что недоразвитость какого-либо явления предусматривает потенциальную возможность «превращения» этого явления в развитое. Однако у кочевников этого «превращения» не наблюдалось. Средства производства не стали монополией класса или сословия, производственные отношения сочетали многообразие черт и форм, начиная от племенной взаимопомощи вплоть до характерных для кабальных и раннекапиталистических отношений. Как только в обществе кочевников начиналось интенсивное классообразование, выражавшееся в лишении непосредственных производителей средств производства, – кочевничество как самостоятельный вид хозяйства начинало разлагаться. Таким образом, при экстенсивном кочевом скотоводстве, как и в присваивающих видах хозяйства, шел процесс классообразования, который наряду с другими социально-экономическими явлениями приводил к переходу к более прогрессивному, интенсивному, но уже н е к о ч е в н и ч е с к о м у виду хозяйства. Общество было дифференцировано на социальные слои, которые в условиях кочевых империй в некоторых случаях приобретали характер сословий, а при разложении кочевничества становились классами.

Весьма сложен и еще далек от окончательного разрешения вопрос о характере общественных отношений у кочевников. В литературе широко распространено представление о том, что у кочевников господствовали либо недоразвитые патриархально-феодальные отношения, либо развитые феодальные.

Рассматривая эту проблему, необходимо подчеркнуть, что совокупность фактов, накопленных наукой о кочевничестве, полностью подтверждает выводы классиков марксизма о характере собственности на основные средства производства у скотоводов-кочевников и не дает никаких оснований подвергать эти выводы пересмотру. Последнее подчеркивается еще и тем, что, неоднократно останавливаясь на проблемах кочевничества, классики марксизма ни разу не называли господствующие у кочевников социальные отношения феодальными. Наиболее наглядно с этой точки зрения высказывание Маркса по поводу института тарханов у монголов: «…этот вид феодальных прав возникает у всех полуцивилизованных народов в результате воинственного образа жизни»[89]89
  К. М а р к с. Хронологические выписки. «Архив Маркса и Энгельса», т. V. М., 1938, стр. 220.


[Закрыть]. Таким образом, даже у монголов эпохи Чингиз-хана К. Маркс находит лишь отдельные элементы феодальных отношений, происхождение которых он связывает не с производственными отношениями, а с условиями военной жизни.

Анализ фактического материала показывает, что у кочевников отсутствовала феодальная собственность на средства производства и по большей части отсутствовали феодальные производственные отношения.

Вместе с тем нельзя не подчеркнуть, что общественные отношения у кочевников на разных этапах истории отличались значительной сложностью и многоукладностью, что было, в частности, и следствием тесных и разносторонних связей с оседлыми народами. Эти связи в определенных условиях способствовали значительному развитию феодального уклада в среде кочевничества. Особенно заметно этот процесс проявлялся, когда кочевников подчиняли земледельческие государства или скотоводы покоряли оседло-земледельческие области. Однако преувеличивать степень феодализации не следует, ибо некоторые сходные внешние признаки, свойственные, кстати, не только обществам феодальным, но и всем народам, у которых имущественная и социальная дифференциация развивалась в рамках военной организации и в условиях относительно постоянной войны.

Вот почему самого серьезного внимания заслуживает критика взглядов о наличии феодальных отношений у народов Центральной и Южной Америки: «Испанцы (писатели), – указывал К. Маркс, – оставили нам по вопросу о землевладении у южных племен неимоверную путаницу. В неотчуждаемой общей земле, принадлежавшей общине, они видели феодальное владение, в вожде – феодального сеньора, в людях – его вассалов…»[90]90
  К. М а р к с. Конспект книги Льюиса Моргана «Древнее общество». «Архив Маркса и Энгельса», т. IX, стр. 49.


[Закрыть].

С этой точки зрения чрезвычайно важна характеристика общественных отношений у кочевых или бывших кочевых народов Средней Азии и Южной Сибири в партийных документах X съезда РКП(б). В резолюции съезда по национальному вопросу отмечается, что помимо населения промышленно развитых районов страны «…остается около 30 миллионов, по преимуществу тюркского населения (Туркестан, большая часть Азербайджана, Дагестан, горцы, татары, башкиры, киргизы и др.), не успевших пройти капиталистическое развитие, не имеющих или почти не имеющих своего промышленного пролетариата, сохранивших в большинстве случаев скотоводческое хозяйство и патриархально-родовой быт (Киргизия, Башкирия, Северный Кавказ) или не вполне ушедших дальше полупатриархально-полуфеодального быта (Азербайджан, Крым и др.), но уже вовлеченных в общее русло советского развития»[91]91
  «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК». Изд. 8, т. 2. М., 1970, стр. 252.


[Закрыть]. Из резолюции следует, что наличие патриархально-феодальных отношений констатировалось лишь у некоторых земледельческих народов, но не у кочевников.

Итак, все показывает фактическую и теоретическую несостоятельность гипотезы о так называемом «кочевом феодализме», выдвинутой Б. Я. Владимирцовым и повторенной в ряде работ его последователей. Ни факты, ни теоретические выводы в пользу этой концепции не выдерживают научной критики. Для обоснования этой гипотезы ее сторонники прибегали к необоснованным аналогиям между социальными процессами у кочевников и земледельческих народов средневековой западной Европы; неверно подбирали и интерпретировали факты; пользовались позднейшими данными для реконструкции событий более ранних эпох; произвольно обращались с высказываниями классиков марксизма о западноевропейском феодализме, употребляя последние применительно к кочевым обществам. Впрочем, эта методика доказательств была принята и многими сторонниками концепции развитых феодальных отношений у кочевников. Такая гипотеза, по сути, не что иное, как попытка «конструирования» особой социально-экономической формации у кочевых народов всех эпох, попытка доказать извечность феодализма у кочевников.

Гипотеза «кочевого феодализма» подвергалась в научной литературе очень серьезной и обоснованной критике. Так, С. Е. Толыбеков считает эту концепцию немарксистской, повторением реакционной теории Дюринга[92]92
  См. С. Е. Т о л ы б е к о в. Кочевое общество…, стр. 2, 17, 28, 29, 30, 33, 34, 35, 69.


[Закрыть]. Автор, пожалуй, несколько преувеличивает, однако критика им «кочевого феодализма» не только совершенно справедлива и убедительна, но и позволяет сделать окончательные выводы по этой проблеме.

Теоретическое наследие классиков марксизма помогает выяснению характера общественных отношений у кочевых народов. Особое внимание при этом следует обратить на понимание К. Марксом и Ф. Энгельсом эпохи «военной демократии», на учение В. И. Ленина о социально-экономических укладах и в частности на его выводы о патриархальном укладе. Эти и многие другие теоретические положения помогают воссоздать историю развития социальной структуры кочевничества от «военной демократии» к патриархальному социально-экономическому укладу, а по мере разложения последнего – к современным социально-экономическим отношениям. Такой путь, однако, не исключает наличия в рамках одних господствующих отношений и других, порой очень сильных укладов.

«Военная демократия» была эпохой, когда родовые отношения разлагались или уже разложились, когда существовали отношения имущественной и социальной дифференциации и происходило сложение классов. Подобные общественные отношения Энгельс находил у греков в классическую эпоху и у римлян в период «так называемых царей…»[93]93
  К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 21, стр. 127.


[Закрыть]. Как отмечал Маркс, «греческие тирании были деспотиями, основанными на узурпации, представлявшими зародыш, из которого развились позднейшие монархии; так называемые монархии гомеровского периода были не чем иным, как военными демократиями»[94]94
  К. М а р к с. Конспект книги Льюиса Моргана «Древнее общество». «Архив Маркса и Энгельса», т. IX, стр. 89, 90.


[Закрыть]. Общества, определяемые классиками марксизма как «военные демократии», во многом напоминают общества кочевников. В этой связи весьма интересны и высказывания А. И. Неусыхина об общественном строе германцев до формирования у них феодальных отношений: «…это тот политический строй племени, который Ф. Энгельс обозначил термином «военная демократия»[95]95
  А. И. Н е у с ы х и н. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному. ВИ, 1967, № 1, стр. 79.


[Закрыть]. «Дофеодальный период» А. И. Неусыхин рассматривает как понятие не хронологическое, а стадиальное и не выделяет его в самостоятельную общественную формацию[96]96
  Там же, стр. 86.


[Закрыть]. Судя по всему и по наиболее существенным признакам, общественные отношения у кочевников сходны со структурой общества в «дофеодальный период». Но по мере оседания германцев на землю, завершения этого процесса и складывания у них феодальных отношений это сходство постепенно исчезало. Связано это в известной мере с тем, что имущественное и социальное расслоение в кочевничестве не приводили к развитым классовым отношениям, так как большая часть непосредственных производителей-скотоводов, лишенных средств производства, вынуждена была искать приложения своим силам вне скотоводства.

По мере социально-экономичского развития кочевничества, разложения кочевых империй, подчинения последних земледельческим государствам, постепенного появления и развития черт оседлости в хозяйстве, социальные отношения в кочевничестве начали принимать характер патриархальных. О патриархальном укладе в России В. И. Ленин писал: «…патриархальное хозяйство, это когда крестьянское хозяйство работает только на себя или если находится в состоянии кочевом или полукочевом…»[97]97
  В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 43, стр. 158.


[Закрыть]. Так охарактеризована «патриархальная, т. е. наиболее примитивная, форма сельского хозяйства…», – одна из форм хозяйства 20-х годов нашего века. Приведенные выше характеристики, данные В. И. Лениным и X съездом РКП(б)[98]98
  См. также: В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 279; «КПСС в резолюциях и решениях…», т. 2, стр. 252.


[Закрыть] лишний раз подтверждают те практические выводы, которые можно сделать на основе анализа материалов о характере социальных отношений у кочевников на поздних этапах их развития. Когда в среде кочевничества начались процессы формирования классовых отношений – феодальных или капиталистических, – кочевничество разлагалось, и скотоводы превращались в оседлое население.

Политическая организация кочевников сформировалась в процессе выделения скотоводческих народов из среды прочих варваров, в ходе разложения у них первобытных, родовых отношений и порождалась спецификой кочевого скотоводческого хозяйства и социальной структурой кочевников. При этом общественная организация кочевников не была ни повторением, ни непосредственным продолжением организационной структуры обществ, находящихся на уровне первобытнообщинном. К. Маркс указывал, что определенной форме материального производства соответствует определенная структура общества[99]99
  См. К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 26, ч. I, стр. 279.


[Закрыть], а В. И. Ленин показал, что общественная организация, характер общественных связей принципиально различны на разных этапах социально-экономического развития общества. Ссылаясь на К. Маркса, В. И. Ленин отмечал: «…глубокий анализ показывает, что социальные организмы так же глубоко разнятся друг от друга, как и организмы животных и растений»[100]100
  В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. I, стр. 167.


[Закрыть]. В. И. Ленин резко критиковал доктрину о том, «что сначала была семья, эта ячейка всякого общества, затем – дескать – семья разрослась в племя, а племя разрослось в государство»[101]101
  Там же, стр. 153.


[Закрыть].

При анализе социальной организации, ее признаков и черт на разных этапах общественного развития В. И. Ленин придавал особое значение общественным связям, лежащим в ее основе. Он устанавливает, что при родовом строе господствовали родовые, при феодальном – территориальные, а при капиталистическом – национальные связи[102]102
  См. там же, стр. 153, 154.


[Закрыть].

Социальная организация любого общества покоится на самых различных явлениях и связях. Однако часть их второстепенна и не определяет характера общественной структуры, ибо только строго определенные явления и связи составляют сущность последней.

Многочисленные кровные, семейно-родственные, хозяйственные, генеалогическо-племенные, военные, политические, культурные, языковые и другие связи в общественной организации кочевников не были равноценными, и задача исследователя – выявить среди множества те, которые лежат в основе общественной структуры.

Анализ рассмотренного выше материала и данные о других скотоводах Азии подтверждают большое сходство принципов общественной организации различных групп кочевников. При этом сходство это прослеживается как между соседними, так и отдаленными народами, что позволяет предполагать наличие общих закономерностей в аналогичных явлениях. Общественная структура кочевничества начала складываться в ходе выделения скотоводства в самостоятельную отрасль хозяйства, в эпоху разложения первобытнообщинных отношений. Становление кочевничества сопровождалось большими изменениями в производственном базисе, а в результате подобных процессов происходят значительные изменения и в области общественной организации[103]103
  См. К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 26, ч. I, стр. 279.


[Закрыть]. Первобытнообщинную организацию племен, ведших комплексное оседлое и полуоседлое хозяйство, сменила формировавшаяся кочевническая, основанная на хозяйственно-самостоятельных семьях, имевших частную собственность на скот (капитал). Но семьи не могли существовать изолированно, и по хозяйственным, военным и другим соображениям они объединялись в кочевые группы; к такому же результату приводили также сегментация семей и объединение неродственных семей и групп. По тем же причинам кочевые группы объединялись в более крупные племенные подразделения и племена. Как небольшая группа семей, так и само племя или их группа рассматривались кочевниками как следствие сегментации одной первоначальной семьи, что давало идеологическое обоснование племенной общности в форме генеалогического родства, единства происхождения[104]104
  Ср. понятие «генеалогический род»: С. М. А б р а м з о н. Формы родоплеменной организации у кочевников Средней Азии. «Родовое общество». ТИЭ АН СССР, т. XIV. М., 1951


[Закрыть]. Племена и их подразделения носили имена своих действительных или вымышленных прародителей. Однако в действительности племена эти часто были сложными этническими образованиями, формировавшимися исторически, иногда веками. Объединявшиеся разнородные группы искусственно возводили свою генеалогию к единому предку, что в конечном итоге приводило к возникновению представления о единстве и «родстве». Подобное происходило постоянно и засвидетельствовано сообщениями письменных источников и этнографическими наблюдениями[105]105
  Об этом см., например: Н. А. А р и с т о в. Опыт выяснения этнического состава киргизов-казаков Большой орды и кара-киргизов на основании родословных сказаний и сведений о существующих родовых тамгах, а также исторических данных и начинающихся антропологических исследованиях. СПб., 1895, стр. 87 и др.


[Закрыть]. При этом кочевники достаточно ясно представляли себе различия между кровным и генеалогическим родством, что и нашло отражение в соответствующей терминологии[106]106
  У некоторых туркменских групп населения дальнее «родство» – «даш гарындаш»; более близкое – «якын гарындаш». Родство по крови – «ган душер».


[Закрыть].

Племенная структура и принципы ее организации были наиболее целесообразными и, пожалуй, единственно возможными в условиях кочевой жизни, частых войн, во время которых одни племена распадались или возрождались вновь, другие – возникали, оформляясь идеологически как формально-генеалогические общности. На уровне низших ступеней общественной организации (скотоводческих групп, небольших племенных подразделений) на основе конкретных хозяйственных интересов генеалогически объединялись родственные и неродственные группы. Высшие ее ступени (племена и их крупные отделы) помимо этого были общностями военными и политическими, идеологически «подтверждаемыми» генеалогическим родством и довольно распространенной среди кочевников эндогамией. Действительное родство имело практическое значение только в рамках семей. Генеалогическое родство имело значение до тех пор, пока служило идеологической формой реальным политическим, военным, хозяйственным и прочим связям. Нарушение последних или возникновение новых кочевых образований приводило к появлению новых генеалогических структур.

Характер элементов общественной организации кочевников и соотношение этих элементов в процессе функционирования заметно различались в различных социально-экономических и политических условиях. В относительно мирное время, даже в случае подчинения кочевников земледельческим государствам, общественная организация скотоводов строилась в соответствии с интересами их хозяйства и подчинялась государственному законодательству. При этом увеличивалась самостоятельность кочевых групп, семей, возрастало значение территориальных связей. Организационные связи внутри племен и их отделов ослабевали. Ослабевали или даже исчезали бытовавшие племенные институты власти и управления. Текущие вопросы решались наиболее влиятельными членами кочевых групп при участии глав семей.

Отношения между семьями, входившими в совместно кочующие группы, несмотря на наличие истинного или вымышленного родства, постепенно принимали форму соседских. Очень точно истинную сущность кочевнической организации выразил К. Маркс: «У кочевых пастушеских племен община всегда на деле собрана вместе; это общество спутников (Reisegesellschaft), караван, орда, и формы субординации развиваются из условий этого образа жизни»[107]107
  К. М а р к с. Формы, предшествующие капиталистическому производству, стр. 24.


[Закрыть]. Условно такую форму общественной организации скотоводов можно назвать «общинно-кочевой». Значительное воздействие на племенную организацию скотоводов оказывали социально-экономические отношения последних с соседними государствами, особенно в эпоху развития капитализма. Этот процесс приближал разложение кочевничества и приводил к ломке устоявшейся племенной структуры.

В годы войн и больших переселений общественная организация кочевников несколько видоизменялась, приобретая новые черты: военные и политические интересы выступали на первый план, а интересы скотоводческого хозяйства отходили временно на второй. В «бурные» для кочевников времена семьи, скотоводческие группы и объединения выступали как подразделения военной организации, составлявшие народное ополчение. Возрастало единство племен и всего кочевого народа. Высшие звенья племенной структуры упорядочивались, из ранее отвлеченных генеалогических понятий воплощались в реальные военные соединения и политические образования. Появлялась и относительно более или менее централизованная власть, аппарат управления, элементы которого иногда заимствовались у окружающих оседлых народов. В отдельных случаях племенная структура временно заменялась военной на десятичном принципе. Значительно усиливалась власть вождей – военных предводителей. Однако не следует полагать, что военная, даже десятичная структура противоречила кочевнической племенной организации. Например, десятки тысяч, тысячи и т. д. монгольского войска по большей части соответствовали существовавшим ранее большим и малым племенам, а сотни – более мелким их подразделениям. Десятичная «структура» усиливала смешанность племен, но поскольку родственный принцип в организации кочевников играл лишь идеологическую, чисто формальную роль, то временная замена его централизованной организацией при сохранении скотоводческого экономического базиса принципиально ничего не меняла. Организацию скотоводов по этому принципу можно условно назвать «военно-кочевой».

Результатом усиления военной организации было возникновение кочевых империй, олицетворявших военную централизацию скотоводов. Объединение кочевников в целях грабежа и завоевания соседних народов происходило в первую очередь в интересах верхушки кочевого общества: военных и племенных предводителей. Новые условия жизни порождали соответственные формы субординации, и власть предводителей усиливалась. Но по мере распадения империи и децентрализации племен, по мере роста самостоятельности кочевых групп власть и влияние военно-племенных предводителей ослабевала, чему способствовало поголовное вооружение кочевников и многое другое. Одновременно усиливалось влияние зажиточной прослойки общества совместно с племенными старейшинами, образующей верхушку последнего. Кочевые империи – временные, эфемерные образования – не имели прочного специфического экономического базиса и во многом отличались от государств оседло-земледельческих областей[108]108
  Эту характерную особенность у монголов и казахов отмечает С. Е. Толы-беков (см. С. Е. Т о л ы б е к о в. Кочевое общество…, стр. 232, 346, 351, 369).


[Закрыть].

Государства в оседло-земледельческих областях первоначально возникали на территориальной основе как формы общественной организации по мере разложения первобытнообщинных отношений и в процессе становления нового способа производства, возникали как следствие появления непримиримых классовых противоречий между группами людей, наделенных средствами производства и лишенных их[109]109
  Ср. В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 68.


[Закрыть].

В ходе исторического развития раннеклассовые государства сменялись рабовладельческими, феодальными и т. д. С гибелью населения государство могло временно исчезнуть, но если природные условия позволяли, новое население воссоздавало государство. Итак, до определенного момента истории земледельческое государство – явление необратимое. Видоизменяясь, государство не может исчезнуть, пока живы антагонистические классовые противоречия.

Что касается кочевников, то факты свидетельствуют: переход общественной организации из «общинно-кочевого» состояния в «военно-кочевое» и обратно – явления обратимые. После распада кочевых империй в подвластных им земледельческих областях появлялись новые государства, тогда как у подвижных скотоводов в том или ином виде возрождалась общинно-кочевая организация. Это объясняет, почему там, где ранее были древние кочевые империи, впоследствии встречались аморфные племенные образования. Характерно, что племенная и уж во всяком случае общинно-кочевая структуры с гибелью империи не разлагались, а функционировали до гибели кочевничества.

Рассматриваемые процессы отражались и в формировании этнических общностей Азии.