Текст книги "Счастливые истории"

Наталя Шумак, Татьяна Чернецкая. В магазине

Забежала часиков в пять в магазинчик у дома. Балашиха. Микрорайон Северный.

Перед прилавком клубятся и ворчат, подгоняют продавщиц, бухтят две дамы. Пришли вместе, пакуют продукты, докупая забытое.

А между ними и мной – ах, мама дорогая – четыре молоденьких солдата. И один в гражданке. Не знаю, кто, но с ними. Ровесник. Пересчитывают деньги. Вот и их очередь подошла. Начинают называть по списку: мандарины – шесть килограмм; конфеты – этих полкило, тех полкило. Крутят головами.

Веселые, славные. Один из компании – армянин, явно. Как поняла? Они ему через слово: Ара, ну перестань. Ара то, Ара это.

А он в ответ смотрит – глаза огромные и тоже смеется. Перехватил мой взгляд – подмигнул, озорник!

И вот сейчас будет пара слов о чуйке настоящих командиров! Только котики стали называть оживившимся продавщицам разные вино-водочные изделия…

Не гром небесный. Но…

Звонок. Громкий. И явно особенный. Мелодия играет не что-то легкое. Или новогоднее. Никаких джинглбелзов.

Имперский марш из «Звездных войн». Типа, на Дарта Вейдера своего поставили такой сигнал?

Явно старший из солдат, самый широкоплечий, кстати, хватает трубку. И упавшим голосом рапортует:

– Да, тащ полковник. Да. Так точно. Никакого бухла. Мандарины и конфеты. Чес слово.

И машет зайка лапкой продавщицам, мол, назад, назад, убирайте бутылки. Не берем.

Мордаха несчастная. Кривится весь. Потом оживает:

– Хорошо. Три шампанского! Вас понял. Спасибо. Так точно.

Выключил телефон, достал кошелек. Стал платить. Продавщицы мигают ему, мол, командир из дома звонит. Не узнает. Но светловолосый парень вздыхал и не соглашался:

– Нет. Нельзя. Я ж ему сказал, что ни-ни. А он у нас… ТАКОЙ.

Дорогой тащ полковник. Мы не знакомы.

Но я вас обожаю.

Поймать нужный момент – это не просто чуйка – огромный командирский талант.

А реальное неподдельное уважение этих современных дерзких пацанов – тоже запросто с неба не падает.

Тащ полковник, мира вам и счастья вашей семье! И всем нам тоже! И вашим мальчикам, и офицерам. С наступающим!

ЗЫ: парни с горя добавили еще конфет в свой заказ. Тут выяснилось, что они с пустыми руками пришли. Без сумок. Уставшие продавщицы выдали симпатичным покупателям картонные толстые коробки с прорезями-ручками. Юные воины загрузились и пошли. Праздновать.

Их мамы могут быть спокойны. Начальство бдит. Жизнь продолжается. Урррра!

Александр Забарин. В поисках радости участкового Николая

Далеко мы пытаемся уйти от природы. Помним только, что Человек – ее венец. Откуда венец, почему венец – кто знает. Знать надо и помнить только – что плохи шутки наши с природой и бессмысленны. Ибо всегда она может поставить на место, а то и пошутить в ответ. А ее шутки могут быть очень чувствительны даже для того, кто мало верит в ее природное могущество.

К чему бы это все? А вот к чему.

Катерине не очень повезло в личной жизни.

То есть вроде все было как у людей. К тридцати годам замужем, и отношения с мужем хорошие. И работа любимая – школьная учительница, которая обожает классическую литературу, – не каждому в жизни выпадает такое счастье. И ученики слушаются.

Одно только – не было у Катерины детей.

Оно кому-то, может, и неплохо. В наш эгоистический век немало девушек говорят, что хотелось бы им пожить для себя, без этих вот лишних проблем.

Катерину проблема, с одной стороны, не сильно тревожила – Бог даст, будет ребенок. Ну, а не даст – хватало ей возни с детьми и на работе. Спокойна была бы Катерина, если бы не одна маленькая деталь.

Муж ее, бизнесмен средней руки, давно мечтал о наследнике. Который превратит их спокойную и тихую квартиру в хаос и бедлам, который будет проказничать и дерзить, а как придет время – так возьмет в свои руки бизнес отца. И фамилию гордо понесет отцовскую уже своим детям.

Сходили супруги к врачам, сдали анализы, прошли исследования лабораторные, по разным клиникам помотались. Вердикт один: бесплодна Катерина. Какое-то нарушение по женской части – и не сможет иметь детей никогда. Катерина расстроилась – и забыла. А муж запомнил. Даже цитаты из Библии начал подбирать. Сначала грустные, про смирение. А потом другие…

– Если яблоня не приносит плодов – то ее надо срубить, – веско сообщил он Катерине однажды. Катерина растерялась, не понимая, что бы это могло значить. А муж не растерялся – подал на развод и после решения всех формальных вопросов уехал в свою новую квартиру.

А Катя затосковала. Она сама не знала – может быть, это привычка к замужней жизни заговорила в ней. А может, ей захотелось именно того, в чем ей отказывала сама ли жизнь, природа или вовсе некое вмешательство свыше. Затосковала и поняла, что жить на старом месте больше не хочет. Раз все изменилось вокруг – надо и самой двигаться, не застывать.

– Уезжаю! – сообщила Катерина своим подругам.

И – пропала, надолго, так что и слухи перестали ходить. И появилась уже потом, и уж совершенно правдивая информация, что Катя в столице, преподает в гимназии. Все у нее хорошо.

И на самом деле через несколько лет трудностей Катерина нашла свою дорогу. Снова – школа, только работа не в Приобье, а в престижной гимназии Москвы. Снова – литература, снова классика, снова золотой и серебряный век. Снова дети, которые везде дети, где бы ты их и чему бы их ни учил.

И через некоторое время даже личная жизнь Катерины начала налаживаться.

Случай столкнул Катю с участковым Николаевым, которому очень приглянулась стройная голубоглазая девушка с тяжелыми русыми волосами. Они встречались – участковый и учительница литературы нашли общее и родное в своих таких разных судьбах и непохожих взглядах на жизнь.

Катерина только очень переживала, когда началась подготовка к свадьбе, – вдруг жених убежит, узнав о невозможности получить от своей милой наследника. Колебалась, признаваться, нет. Страдала. Но решилась. И как в воду бросилась. Сказала заранее. За несколько недель до торжества. Когда еще можно было все отменить.

Произнесла страшное признание и зажмурилась. Ой, что будет? Тут на плечи Катерины легли сильные руки. Николаев притянул к себе невесту. Обнял. Поцеловал в макушку.

Он ничуть не расстроился, чем сильно поразил Катерину. И в свою очередь также сделал некоторое признание. Оказывается, Николаев уже был два раза женат и оба раза развелся. От этих браков у него есть трое детей, на которых он честно платит алименты из своей небольшой зарплаты.

– Не сошлись, Катя! Понимаешь, просто не сошлись характерами, – объяснял Николаев Катерине. Инициаторами развода оба раза выступали его супруги. Впрочем, ни разу не сказал ни об одной из них ничего плохого. Чем сильно порадовал нашу учительницу.

– Я не знаю. Денег им мало? Да, денег всегда меньше, чем хотелось бы. Но ведь живут как-то и другие, – грустно говорил Николаев Кате.

В общем, бюджету молодой семьи появление детей могло нанести непоправимое повреждение. Что, впрочем, по данным врачей, было совершенно исключено по причине особенностей Катиного организма. Поэтому молодые счастливо расписались и начали свою новую семейную жизнь.

Год. Второй. Третий. Счастливые Катерина и Николай действительно подходили друг другу. И не ссорились.

Школьники благодаря Катерине узнавали современную и классическую литературу, Николаев тоже кипел в своей работе, время шло своим спокойным чередом, без сюрпризов и бед.

Однажды Катерина заволновалась: что-то у нее расстроилось по женской части. Не хотела, но сходила к гинекологу на обследование, результат которого ее сильно поразил.

Поразил настолько, что она ничего не решилась сказать мужу. Только когда явно стала поправляться в объемах, пришлось сдаваться и признаваться. Николаев только покачал головой:

– Вот чудеса! И медицина над тобой не властна. Что же делать, пусть растет! Будет у нас, ну, например, Артем!

И жил живот Катерины своей тайной жизнью, и звали его Артемом. До той поры, пока не выяснилось на УЗИ, что у Катерины, в ее загадочном организме, выпекаются аж целых три младенца. Мальчик и две девочки.

Николаев затосковал. Он не переживал за спокойную жизнь, не волновался, что впереди – бессонные ночи и много трудностей, пугало его только то, что не сможет обеспечить всем необходимым драгоценную Катерину и троицу малышей, зреющих у нее внутри.

Он стал искать всевозможную подработку, так как раньше хорошо занимался мелкими ремонтами по квартирам.

Когда Катерина родила троих абсолютно здоровых малышей и счастливый отец привез их в квартиру, тут и начался маленький счастливый бытовой ад.

– Мальчик у нас, Артем, – загибал пальцы усталый отец. – А девочек две! Как назовем, Кать?

– Давай Машей и Соней, – предложила Катерина.

На том и порешили.

Николаев работал с утра до ночи, без выходных и праздничных дней.

Вечером он падал без сил и засыпал, не успев зачастую пожевать даже что-нибудь перед сном. Измученная же Катерина привыкла спать везде, где удавалось ей прилечь после постоянной возни с тремя младенцами.

– И в туалете засыпала, да! – вспоминала она потом. – Там удобно: головой к стене прикоснешься – и уже летишь…

Иногда сон ее вырубал днем, и даже рев троих детей не мог ее поднять.

А стены у нас в домах бывают ой какие тонкие. Тогда бывало так, что нетерпеливая соседка прибегала на детский плач и не могла достучаться, дозвониться в шумную квартиру. Тогда соседка бежала домой и набирала ноль два.

– Дежурный слушает, – раздавался бодрый голос на другом конце.

– Это соседка участкового Николаева. Вызывайте, у него опять ЧП!

И Николаев приезжал подменить уставшую и уснувшую жену, и круг их обязанностей только рос. Но постепенно росли и дети.

Мелькнул детский сад, пронеслась школа.

Артем и Маша сами поступили в Бауманский. Соня пошла учиться на ветеринара. Родители счастливы, гордятся успехами сына и дочек.

Николаев до сих пор потешается над своей милой Катериной:

– А говорила – не могу, не будет у меня детей. А обманула-то как! Сразу три раза меня дураком и выставила!

Катя только улыбается. Она ведь знает – с природой не поспоришь. Она свое, природа, всегда возьмет.

Эльвира Мамлеева. Велосипед

В какой-то период детства у меня была особенность: я загадывала желание – и оно сбывалось. Это могла быть какая-то мелочь или что-то побольше. Тортик на день рождения (почему-то в то время это было настоящее чудо – покупной тортик, не мамин, его надо было достать). Или я хотела получить куклу в подарок. Или чтобы спросили на географии и не спросили на истории. Чтобы тот мальчик поговорил со мной. Чтобы досталась нужная тема сочинения. Чтобы сегодня пришло письмо от подруги.

Сбывалось порой точь-в-точь! Самое классное было то, что я осознавала это. И еще важно было никому про это не рассказывать. Это была моя тайна.

Потом вдруг я осознала, что это куда-то пропало. Все. Стоп. Повзрослела – и чудо испарилось.

Удивилась, попереживала и успокоилась на этом. Было и было, что ж теперь горевать.

Но вот теперь оно опять иногда появляется, это чудо – получать то, что ты любишь, что ты хочешь, и то, о чем мечтаешь. Я думаю, это дар любого человека, в большей или меньшей степени. Важно видеть эти чудеса и радоваться им. И быть в душе немного ребенком.

Люблю велосипед. Ну, конечно, не сам велик, а кататься на нем. Когда едешь в жаркий день в шортиках, ножки обвевает летний ветерок, и жизнь кажется отличным приключением. Мне нравится ездить летом в магазин, искупаться в речке или покататься по городу с мужем или друзьями. В то лето мой старый велик представлял собой жалкое зрелище. Он был местами ржавый и технически не совсем исправен. Денег на новый я себе выделить не смогла, зато купили сыну подростковый, и я иногда брала у него покататься.

В жаркий июльский день я села на велик и заехала за молочкой в фирменный магазин нашего молокозавода. Увидела там рекламное объявление о летней акции, главный приз – туристическая путевка на море. Я как-то вообще не верю в такие акции и никогда в них не участвую. Лохотрон, конечно, – примерно так я думаю про это.

Но девушка за прилавком вдруг начала мне рассказывать про акцию, дала буклетик. Четыре недели уже прошли, четыре комплекта подарков разыграны. Осталось 2 недели и два комплекта подарков. Каждую неделю разыгрываются велосипед, сумка-холодильник и посуда.

Велосипед! И я сразу решила, что я участвую, мне нужен велосипед. Мне не нужен суперприз – путевка на море, сумка-холодильник или хоть что-нибудь.

Только велосипед.

Крутой классный новый велик из «Спортмастера» с восемнадцатью скоростями. Я развернула бурную деятельность, подключила семью и всех друзей. У близких просто не было шанса увильнуть, не помочь мне. Так я загорелась.

Мы покупали молоко, сметану, творог, йогурт, вырезали штрих-коды, отправляли купоны на сайт. Больше десяти дней я весело участвовала в этой кампании, всем друзьям обещала дать покататься на велосипеде, если выиграю. Придумала устроить праздник по случаю «сбытия мечты».

Прошло две недели, и мне позвонила менеджер. Она меня поздравила с тем, что я выиграла… тадааам… Велосипед! Сработало – промелькнуло у меня в голове. Вот оно, чудо!

Забрать его можно было только в следующие выходные на большом празднике «Молочная страна» в Уфе. Но если я не явлюсь, то приз пропадет.

А мы уезжали на отдых в те выходные. Оказалось, что можно получить по доверенности, и, конечно, совершенно случайно на другой день друг из Уфы приехал в наш город, я ему передала доверенность, и он с радостью согласился забрать этот приз, потому что ВСЕ РАВНО собирался с дочкой на этот праздник.

И вот в конце августа мой розово-белый конь был у меня в гараже. В честь этого я быстро организовала велопробег по городу с друзьями и с удовольствием каталась еще целый сентябрь, благо он выдался теплым и сухим.

Ни до этого, ни после никаких подобных акций наш молокозавод не проводил. Дед Мороз существует. Даже летний!

Наталя Шумак, Татьяна Чернецкая. Гадина

Мы ее ненавидели. Кто из зависти, что у Гали – богатые родители, давали доченьке денег, не считая. И Галя имела наглость приезжать и уезжать в институт на такси. А со второго курса на собственной одной из первых в городе иномарок.

Мы ее ненавидели. За высоко задранный нос. И манеру смотреть сверху вниз. Рост метр семьдесят три и высоченные каблуки этому отчасти способствовали.

Мы ее ненавидели за дерзкую усмешку, идеальный английский язык, за то, что ей звонили на мобильник (а ни у кого из студентов еще не было мобильного телефона) знакомые американцы, которым она бегло, с широченной белозубой улыбкой громко отвечала. Как же, как ж, шипели мы. С нашими цементными пломбами, а у некоторых даже и с металлическими, пардон, из нержавейки – коронками. Стеснительно прикрывали щербатые или кое-как пролеченные рты ладошками – все пальцы в заусенцах. У Гали-то… маникюр… Как же, как же. Языковая школа, репетиторы, поездки за границу.

Это для Гали и ее семьи рухнул железный занавес. Чтобы она могла летать в Париж да Лондон и крутить романы с иностранцами.

Мы варили супчики из одной сосиски и лапши на всю семью. Сжирали по буханке хлеба на двоих, чтобы голод приглушить. А Галя сидела на диетах и читала американскую фантастику в оригинале.

Гадина.

А кто же еще?

Я бы не назвала наше дружное чувство классовой враждой. Скорее, именно ненависть и зависть, умноженные на отчаяние. От того, что в наших-то жизнях ничему роскошному не бывать. Нет в нашем существовании и выживании места богатству. Не будет ни такой машинки, ни новой – родители подарили – трехкомнатной квартиры в центре, ни всегда идеального маникюра с педикюром (весной она первой переобувалась, щеголяла ярким красным лаком). Ходили слухи, что Галя сделала лазерную эпиляцию. Где? Везде! Во всяком случае, ножки у нее были как у куклы – гладкими-гладкими.

Ненавидели.

Психовали.

И… заискивали. Чего уж тут. Было. То одна, то другая девочка из толпы нищих или просто бедных студенток пыталась пристроиться к Гале. Вроде как королевам положена свита.

У конторских пацанов, например, всегда были шестерки рядом.

Но… Галя не собиралась никем править. Попытки сближения игнорировала. Ходила, вернее, шествовала одна. Чуть в стороне. Самоуверенная гордячка.

Мальчики даже не пытались ухаживать. Нервно вздрагивали, когда она – цок-цок-цок – приближалась подиумной походкой от бедра – слишком близко. Так, что можно было унюхать запах, который облаком кружился вокруг, легким шлейфом окружал фигурку.

Девочки ехидно цедили через губу. Мол, сегодня опять «Пуазоном» облилась. Так мы называли DIOR POISON.

У Гали были отличные ножки. Длина клетчатой или красной юбки – на ладонь выше колена. И неизменная черная водолазка под горло. Мы привыкли к такому образу. Ремень – в тон на талии. Волосы убраны в хвост. И честно называли вид Гадины вульгарным. Хотя сами могли вырез до пупка на блузке соорудить. Или обрезать платье по самое не могу – трусики наружу. Но это же мы. Бедные, честные девчонки.

А Галя дело другое. Ей не прощали вполне себе приемлемое мини.

Гадина!

Гадина!

Гадина!

Однажды она простыла. Подкашливала. Была бледнее обычного. Потом не пришла неделю, вторую. Кто-то сказал, что лежит в терапии. Чуть ли не с пневмонией. Долго думали, навещать или нет. Она же с нами не… И ни…

Все же как-то решились. Может, и от некоторого злорадства. Мол, все при ней, а она чахнет. Не иначе как от общей подлости ее ядовитой натуры. Вот!

Как раз под Новый год дело было. Собрали, что смогли. Пару книжек, одну из них на английском, отняли у кого-то. Носки вязаные. Ведь зимой в палатах бывает холодно – пригодятся. Три пришибленных мандарина. И вместо цветов – веточка елки.

Пришли. Назвали фамилию.

Двух из пяти, а мы приперлись кучей, пропустили наверх в отделение. Остальным велели подождать, пока первые сходят и вернутся.

Гадины на месте не оказалось. Куда-то отошла.

Мы – две обезьянки – стояли и глазели, впервые в одноместной палате побывали. В платной. Они только-только появились в больничках.

Резко раскрылась дверь. Вошла суровая тетка. Ростом даже повыше Гали. Показательно широкая в плечах. Явная бой-баба или родина-мать. Это смотря как – с одной стороны баррикады ты с ней оказался или по разные. Врага она будет крушить, или ты под мощную длань подвернешься.

Взгляд – суровый. На голове химия, уже поредевшая шевелюра. И фамильная манера смотреть прищурившись.

Мазер. Решили мы. И синхронно поздоровались.

Тетка улыбнулась. Похвалила наши немудреные гостинцы. Сказала, что Гале все передаст. Увидеть ее мы не сможем. Она – в барокамере. Еще два часа не вернется в палату. Ну, тогда мы покивали. Попросили передать приветы и пошли себе вниз.

А на выходе из отделения нас поймала санитарка. Мол, как хорошо, что вы подружку навещаете. Такая девка хорошая, храбрая, особенная. И сидит одна целыми днями, как сыч. Вы чаще приходите.

Я зацепилась за слово «храбрая». Почему? С какой стати? Санитарка руками, как мельница, замахала. Неужели не знаем? Девка-то почему носит водолазки под горло с длинным рукавом? У нее же на спине и плечиках нет клочка кожи целого. От затылка до задницы – жуть кошмарная. Ведь смотреть на эти рубцы – слезы горькие. Собой заплатила, а дитенков вытащила! Как раз старшеклассница была. Лет пять назад. Летом шла и увидела огонь. А пацанчик кричит. Галя ваша, вот зверюга же, нашла чем высадить стекло. Влезла в дом. Мальчика сразу взяла. Передала тем, кто стоял и смотрел. Очевидцы собирались понемногу. Тут пацан и завопил, что еще сестренка в доме. Ну, Галя и стала ее искать. В дальней комнате под кроватью. А вылезти в окно уже не смогли. Отрезало огнем.

Она прижала ребенка к груди. Накинула какой-то плед или одеяло себе вперед, на малышку в несколько слоев. И спиной вперед ломанулась через все двери.

Почему волосы у нее почти не сгорели – загадка. Затылок только чуть-чуть. А спина и плечи – до костей. Почти год в ожоговом валандалась. А на ребенке – ни царапинки, ни пятнышка.

Двух спасла. А вы спрашиваете, почему храбрая.

Откуда санитарка это все знает? Да она – соседка погорельцев. Про Галю же статья была в газете. Неужели не помним?

Лето. Каникулы. Лет пять назад. Не про такие случаи мы читали, видимо. А может, и не читали перестроечную прессу вовсе. Почему не случилось ни у кого из группы с ней общих одноклассников или друзей? И так бывает… Не знали!

Сказать, что вышли из отделения пришибленные?

Нет. Хуже. Как через мясорубку пропущенные.

Я изгрызла себе губы. За каждое мерзкое слово, сказанное и подуманное про Галю, хотелось надавать оплеух. Себе самой. Всем нам.

Тряслись мы, голубушки, выслушавшие историю, – обе. Выложили нашим, тем трем, что ждали. Всех накрыло. Это был даже не стыд. Кипяток.

Жгло. Трясло.

Помню, стояли в коридоре в обнимку, пятеркой, и ревели. Обещали друг другу, что приставать к Гале не будем. Чтобы не было еще противнее. Что не станем ей навязываться.

Но…

Гадиной? Никогда.

Гадины – это мы. Все.

Не навещали ее. Не смогли. Через месяц Галю выписали. Она явилась совершенно прежней. Только помаду с бежевой сменила на ярко-красную.

Группа ждала ее тихо. На парту в первый день занятий положили открытку.

С выздоровлением тебя! И всеми подписями нашими. Галя удивилась. Покрутила в руках прямоугольник картона. Повернулась к нам. А мы честно – в двадцать пар глаз смотрим, не моргая.

– Это мне?

– Да.

– Спасибо.

Очень «содержательный» диалог получился. Но другого, видимо, не заслужили. Так и жили параллельными судьбами. Изредка кивая друг другу в коридорах.

Через год Галя уехала по обмену. В Штаты.

Мы больше ее никогда не видели. Вроде вышла замуж за бизнесмена, человека ее круга. И живут на две страны сразу. То у нас, то там. Дела, дела.

Галя, спасибо, что ты есть. Будь счастлива.