Текст книги "Морские досуги №5"

В голове бесшумно, но ослепительно вспыхивает молния.

А куда, собственно, я иду?

К себе домой?

Да, к себе домой. Конечно. Я родился и прожил в нём всю жизнь.

А где же мой новый, прекрасный новый, в три этажа и с мансардой, дом, с семьёй, вкусным запахом, картинами в прихожей, кабинетом, дорогим столом под зелёным сукном и всем прочим?

Я же ясно помню.

Так был он или… или его не было?

Он только мне приснился?

Как вся прекрасная и долгая будущая жизнь, о которой мы с Серёгой тогда мечтали в ту волшебную, бесконечную ночь нашего выпуска?

Я не знаю.

Не знаю!

Не знаю-ю-ю-ю-у-у-у!!!

Я знаю лишь одно: Бог есть.

Бог есть, может быть, и не на небе, а в другом, неизбывно прекрасном измерении, которое древние люди назвали раем, и куда мы все придём – одни раньше, другие позже, и куда так рано, жестоко и несправедливо отправился Сергей.

И я надеюсь, я верю – он будет одним из тех, бесконечно прекрасных, дорогих и близких мне людей, кто встретит меня там, когда придёт моё время.

Вместе с Богом.

Потому что ада не существует.

Ад мы носим в себе – у своего каждый свой. Вместе со своими демонами.

Не знаю, может, я и неправ.

А сейчас…что ж, сейчас есть старый, добрый родной дом. Который всегда ждёт меня. И в который я всегда возвращаюсь. И в котором уютно горит зелёно-голубым светом небольшой старый аквариум у стены…

И Военно-Морской флаг на другой стене…

И старый верный добрый пёс, который сейчас, наверное, сладко спит на своей подстилке… хотя, наверное, уже нет, он почувствовал своим пёсьим, неведомым мне, шестым чувством, моё приближение и ждёт меня под дверью.

Я же так сегодня вечером и не гулял с ним.

Потерпи, мой хороший. Ничего. Сейчас я приду к тебе, надену на тебя твой старый кожаный с бляхами ошейник, и, как бы я не устал, я буду с тобой гулять. Мы будем гулять под луной, мой Лунный Пёс. И пойдём к морю по тихим ночным улицам спящего города и будем смотреть на лунную дорожку на воде.

Ты ведь никогда не предавал меня.

И я клянусь тебе, клянусь самой страшной клятвой, что тоже не предам тебя. Буду с тобой до самого конца, до самого твоего последнего вздоха, когда затихнет последнее биение твоего маленького мужественного верного сердца…

Я почему-то свято верю – ты будешь первым, кто встретит меня там, когда придёт моё время. И мы отправимся вместе по Мосту Радуги, отправимся туда, где нас ждут другие близкие, отправимся, чтобы теперь уже никогда не расставаться…

Антонов Алексей

Родился в 1974 году в Ялте. В 1992 году поступил в Севастопольское ВВМИУ, откуда четыре месяца спустя в связи с принятием российской присяги был переведён в Санкт – Петербург, во ВВМИОЛУ им. Ф.Э. Дзержинского. Служил на КСФ, затем в бывшем 9-го управлении КГБ в Крыму (ныне ФСО). В настоящее время работаю инструктором – водолазом в ЧВВМУ им. П. С. Нахимова. Активный участник Русской весны 2014 года в Крыму. Проживаю в городе-герое Севастополе. Люблю море и всё, с ним связанное, горы, природу Крыма.

Виктор Блытов

Операция «Задача – выжить!»

1998 год. Тихоокеанский флот»

Из книги «Черное золото»

Шел июнь 1998 года. В России разгар, так называемых гайдаровских реформ. Десятки тысяч предприятий по стране приватизированы и разорены, а люди, работавшие на них выброшены на улицу без средств к существованию. По всей стране открылись сотни тысяч различных рынков и рыночков, базаров и просто торговых мест, где продается все начиная от вещей, поступающих из-за границы, остатков продукции разорившихся предприятий, до личных вещей, хранившихся в домах. В стране появилось масса прохиндеев, живущих за счет обмана и ограбления других людей. Разоряются тысячи банков, руководители которых хапнув побольше денег клиентов, бегут к лучшей жизни за рубеж. Как тараканы расплодились финансовые пирамиды, отжимающие деньги простых людей. Появились черные риэлторы, черные врачи, черные банки, черные строители, на улицах российских городов появились бандиты всех цветов и раскрасок. Государство расписалось в собственной беспомощности, отказавшись защищать обманутых, обобранных, униженных людей. Строили рынок, а построили самый хреновый базар – говорил один бывший премьер-министр России, про те времена. Людьми, приближенными к власти, воруются многомиллиардные кредиты, поступающие из-за рубежа. Армия и флот стране больше не нужны.

– Россия нам больше не враг – заявил командующий 7-ым американским флотом – зачем им авианосцы, подводные лодки, эсминцы. Если попросят мы их руководству построим прогулочные яхты, много яхт – и тихо добавил – за их деньги.

В августе 1996 года генералом Лебедем от имени Президента подписан, так называемый Хасавюртовский договор, узаконивший распад России. Чечня становиться черной дырой на теле России, где не действуют никакие законы, а люди откуда побежали в Россию, где их никто не ждал и не оказывал ни помощи, ни содействия. Врагов нет и можно на распродаже армейского и флотского имущества сделать большие деньги. Продаются все – от государственных секретов до самых новейших кораблей и последних разработок конструкторских бюро. Флот потерял гораздо больше кораблей, чем в Цусиме и всех других сражениях России вместе взятых. Под сильнейший удар попал Тихоокеанский флот, как наиболее удаленный от столицы. Запущенные корабли находились в таком состоянии, что на них стало опасно выходить в море. Вспомогательный флот, обеспечивавший боевые корабли, продан за бесценок на металл или сдан в аренду. Случись беда на флоте спасать нечем. Все что могло это сделать продано. Аварийно-спасательного флота уже нет. Офицеры и мичмана выживают охраной стоянок автомашин, развозом проституток, участием в продаже флотского имущества. А некогда грозные боевые корабли превращались в груду ржавого металлолома

Штурман СКР «Стерегущего» старший лейтенант Леша Кузьмин по корабельной кличке Кузя, лежа в маечке и брюках на своей нижней койке в каюте, не сняв ботинок и свесив ноги, играл на гитаре и тихо подпевал веселую песенку:

 
А тетя Надя не дает,
Трусов резинка душу жмет,
А лейтенант уже снимает пояс
 

Дверь каюты распахивается и в каюту входит командир БЧ-4 старший лейтенант Александр Ким, второй жилец этой каюты, высокий, черноволосый, черноглазый парень.

– Что за негатив Кузя?

Кузьмин, не прекращая играть мелодию и даже не повернувшись, ответил:

– Опять зарплаты не будет. Наш корабельный «финист-финансит ясный сокол» Боря Покатин сказал, что кто хочет получить зарплату, тот должен отказаться от 30 % в пользу финансового отдела флота. Тот, кто согласиться, тот на следующей неделе может получить. А кто не согласен ничего не получит в этом месяце, как и в том – и продолжил петь:

 
На параде, на параде,
Флот воздушный в небесах.
Стало душно тете Наде,
В теплых байковых трусах.
 

– Значит зря пришел? Гулял бы себе, занимался своими делами – вздохнул связист – Леха, ну чего ты совсем расквасился – тронул за плечо друга – каждый раз, когда ты поешь эту песню, у меня кошки скребут на душе. Чувствую, что тебе плохо. Хочу помочь и не знаю, как.

Леша положил гитару на койку и сел. Потянулся, закрыл правый глаз, и улыбаясь сказал:

– Саня ты знаешь, что душа не лежит проституток Мамонта развозить по клиентам. Да и охранять стоянки автохлама, тоже занятие не для офицера. А придется. Денег то нет совсем. Я же офицер Саня блин, штурман. Я в море хочу, на боевые задания. Зачем меня учили столько, деньги вкладывали? Чтобы я проституток развозил или привезенный из Японии автохлам охранял? Как наши рапорта по увольнению со службы? Не знаешь? К едреней фене с этого флота. Корабли угроблены, денег не платят, мичмана воруют все медное и бронзовое с кораблей и продают барыгам. Флот практически угроблен. «Брест» списан и продан на иголки, «Смоленск» списан и продан на иголки, «Адмирал Грейг» списан и продан на иголки, «Адмирал Эссен» списан и продан на иголки. Ведь это были почти новые корабли океанской зоны. Кто будет Родину от супостата защищать, если понадобиться и с чем? С дубинками? Луки со стрелами наделаем? – Саша, перечисляя корабли загибал пальцы – неужели там наверху этого не понимают?

– Почему не понимают? Понимают прекрасно – Александр сел на крутящийся стул и повернулся лицом к штурману – только не говори мне никогда, что они ничего не понимают. Все понимают прекрасно. С Москвы командуют ими прохиндеи, зарабатывают на продаже кораблей большие деньги и дают нашим адмиралишкам зарабатывать себе на безбедную старость.

– Не все адмиралы такие, как Душман и Учитель. Вспомни Сатулайнена. Камня не брошу в его сторону. Да и ты наверно.

– Согласен с тобой. Есть нормальные. Вернее, были раньше, теперь все реже встречаются. Вымирают, как мамонты. Саня, а ты, что опять выпил, нашел где-то? – подозрительно посмотрел на друга Ким.

– Чуть. Чуть – улыбнулся штурман – у нашего БЧ-7 спирт оставался на самом дне банки. Вот мы с ним по чуть, чуть – Леша показал пальцами по сколько чуть, чуть – только для настроения. А настроение почему-то сразу понизилось. Ладно, Саша хватит бередить душу. И так, все не так. Матросам жрать нечего. У нас в кают-компании шаром покати. Дохлая мышь повесилась. Ты посмотри, чем их кормят, а что в кают-компании нам дают на столы. Закусить нечем нормально даже после 100 грамм.

Штурман опять лег на койку, взял гитару и продолжил свою другую песню:

 
Как лошади Пржевальского,
Мы ходим тут и там.
А в головах у нас опять
Балдежный трам, там, там.
 

– Хватит Леха так переживать, что нет зарплаты. Да плевать.

– Ким ты не понимаешь? Чем я буду маме должен помогать. Отец умер. Я один мужчина в семье и должен ей помогать. Пенсия не ахти какая. За отца не платят. Так сходил бы в Челюсти * (ресторан «Челюскин») оторвался бы вдвоем с официанткой Ниной, а так и этого не могу себе позволить. Какой же я офицер? – и опять затянул свою заунывную песню:

 
Я приглашаю вас сейчас в большой кабриолет,
А почему ответьте мне, опять сказали нет.
Хочу я вас еще разок трам, там, там, там
Поехали скорей со вдвоем и полежим со мной.
 

Ким постоял, подумал, а потом решился спросить:

– Леха ты думаешь, что если ты будешь здесь страдать, то деньги будут сами капать нам в карманы? Матросы будут сытые? Мама, накормленная.

А ты сутра, выпив сто грамм, будешь довольный? Или придя от Ниночки, скажешь, что все хорошо?

– А я давно ничего не думаю. Те, кто думают, извини друг сердешный по каюте Ким, стреляются. Слышал, на офицерских классах, опять капитан 3 ранга с Камчатки застрелился, стоя дежурным. Видимо ему, так все это обрыдло, что другого выхода не нашел. Уже десятый офицер в ВМФ подряд. Стреляются кто? Те, кто ничего не может изменить и видят пагубность всего, что происходит. Честные стреляются, а гниды выживают. И мы с тобой среди этих гнид живем сегодня. Чего стоят эти наши Душман и Учитель, которые уничтожают флот и корабли, ради своих преференций. Скоро и до нашего «Стерегущего» доберутся. Куда пойдем? Что делать будем я штурман, ты связист. На рыбаки – рыбу для японцев ловить?

– И что Леша? Стреляться из-за этих гнид? Да лучше их всех самих перестрелять.

– Если бы это было возможным, дорогой мой корейский друг, и ты думаешь, что что-то решило? Застрелишь ты, к примеру, Душмана (Душман – кличка адмирала Душенова – командующего флотом) или Учителя (Учитель кличка командира эскадры контр-адмирала Доскаля), а на их место встанут тут же десятки, таких же если не хуже Душманов и Учителей, которые будут рвать и уничтожать наш флот. Ты посмотри, какая пена повылезала откуда-то. Прохиндей на прохиндее, мошенник на мошеннике. Систему менять надо. А кто ж ее сменит? И кто нас допустит ее менять? У них знаешь, какая защита.

Он опять ударил по струнам, намереваясь продолжить песню, но Ким его перебил.

– Леха чего ты хандришь – Ким уселся на вращающийся стул, прикрепленный креплением к палубе каюты, крутанулся по кругу, и продолжил – если ты ничего не можешь изменить, то надо пристроиться к этой системе, и гадить ей изнутри. Пока она не развалиться.

– Ты ей уже не нагадишь. Вон ребята на «Бресте» встали на рога и не дали прохиндеям угнать «Брест» за рубеж. И что? Все равно угнали «Брест» в

Китай – он усмехнулся – а их с флота выкинули, как нагадивших щенков. Даже особняков, таможенников и погранцов ихних и ванинских турнули со службы. Тех, которые их поддержали. Но систему эту, уже не сломаешь. Флот пропал. Из этой Цусимы нам не вылезти. Звания присваивают за баксы. Хочешь каплея плати четыре тысячи зеленых, хочешь кап три пять, а кап два восемь, кап раза десять, а адмирала все двадцать. Платят же и за звания, и за ордена.

– Согласен с тобой – Ким посмотрел на штурмана своими черными глазами – я тоже офицер, наверно единственный из наших приморских корейцев морской офицер. Мной знаешь, как гордились? А что теперь? Я даже в море после системы почти не ходил. Когда мазут по кораблям развозили, вместо проданных прохиндеями танкеров – это не в счет. И что мне звания за баксы, заработанные родителями звания получать? Или самому зарабатывать?

– Тогда вперед в корейские адмиралы Саня. Таких еще нет в нашем флоте. Можем со своего корабля медь и бронзу продавать на рынке. Вон со «Стойкого» мичмана придурки поснимали бронзовые кингстоны на продажу, и он сразу стал «Неустойчивым», вместо «Стойкого» и опрокинулся у причала. Куда его теперь. Под газорезку. Америкосы с радостью пришлют своих резчиков, чтобы наш флот почикатъ на иголки для наших ткачих, как мечтал сделать Ленин. А ведь он только три года, как пришел из Питера. Штурман опять сел на своей койке, опять отложил гитару, вытер выступившие слезы рукой, тяжело вздохнул:

– Давай любимый мой Кимушка по чайку выпьем, единственное что осталось нам.

– Сахара нет. Леха хватит хандрить. Давай вставай, поедим деньги зарабатывать, на пропитание нашим матросам и себе немного. А что делать, кормить их чем-то надо? А то наши ворюги все тащат, что плохо лежит. А матросы голодными сидят на кораблях. На Русском говорят вообще от голода стали помирать в учебке. А мне рассказали, что на «Блестящем» годки молодых матросов на Светлановскую по вызову посылают проституцией заниматься, и хоть какие деньги зарабатывать им на выпивку. Представляешь, что раскрыли. Стыдоба. И это флот?

Штурман опять сел, положил аккуратно на койку гитару:

– Что ты предлагаешь друг мой? Насчет «Блестящего» уже весь флот знает.

– Я еду сегодня на одно корейское дело. Там можно заработать и неплохо. Хочешь тебя возьму с собой. Все не в каюте гнить.

– Что за дело? – оживился штурман.

Саша немного замялся, а потом подумав, сказал:

– Я тебе сказать не могу. Не моя тайна. Но возможность заработать есть. Наши корейцы зарабатывают. Только надо держать язык за зубами, иначе можно не заработать, а погибнуть. Ты согласен или нет?

– Какой вопрос? Это наверно все же лучше, чем проституток развозить. Куда и когда едем? Гитару брать? Девочки будут?

– Гитару не брать. Девочек не будет. Сейчас, если ты согласен, идем ко мне. Поужинаем и потом, когда стемнеет поедем – он хотел сказать куда, но потом передумал и сказал неопределенно – в общем поедем. Тебе не все ли равно куда? – и Ким улыбнулся.

– Ты старший лейтенант Ким, какими-то загадками говоришь. Но я согласен. А что делать?

В дверь каюты раздался стук.

– Войдите – крикнул Александр.

Дверь открылась, и робко вошел молодой матросик с боевым номером БЧ-1 на синей, слегка мятой робе.

– Товарищ старший лейтенант разрешите обратиться – спросил он у штурмана.

– Обращайся Архипенко. Только скорее, видишь, мы со связистом собираемся уходить – Александр открыл шкаф и достал оттуда хорошо выглаженную, чистую, желтую рубашку с погонами старшего лейтенанта.

– Тут такое дело. Я местный, из-под Уссурийска. Местечко там есть Кроуновка. А мы с матерью и сестрой, еще дальше в тайге живем. Дом у нас там. Мать руку топором на днях поранила, мне сообщили. Надо в тайгу идти женьшень собирать, и делать настойку. Лечить надо.

– Ты из-под Кроуновки – удивился Саша Ким – а Пака знаешь?

– Кто у нас Пака не знает? – усмехнулся матрос – знатный браконьер. Тигра, медведя бьет для китайцев. А вы его знаете?

– Нет, лично не знаю, но рассказывали – замялся Ким —родственник он мой дальний – сказал, усмехнувшись.

– Понятно – протянул матросик – к нему за заказами из Китая приходят. Лапы там печень.

– Жить-то надо – сказал, застегнув галстук, сказал штурман – что от меня хочешь Архипенко? Не тяни Муму за яйца. Говори по сути. Что я должен сделать? Посочувствовать?

– У меня есть женьшеневая заимка в тайге – сказал тихо матрос Архипенко

– мне надо идти туда, собирать женьшень, делать настойку и лечить мать. Для этого мне надо две недели отпуска. Вам принесу настойки, товарищу старшему лейтенанту тоже и можно продать будет немного на рынке. Какие не есть все же деньги. На питание матросов.

Алексей задумался. Потом осторожно сказал, почесав лоб:

– Архипенко и как я дам тебе отпуска две недели? За какие заслуги? Положено по уставу, обрати внимание в качестве поощрения, но не более 10 суток плюс дорога. И то только в случае если ты отличишься. А ты же недавно прибыл на корабль. Что я командиру скажу? Как я ему аргументирую?

Ким поморщился и сказал:

– Леша скажи командиру, как есть. У него мать топором руку разрубила. Надо срочно лечить. В тайге так и лечат женьшенем. Классная штука.

– Я водку женьшеневую пил. У ваших корейцев купил. Чуть Богу душу не отдал. А там знаешь какой корень.

– Знаю – усмехнулся Ким – прохиндеи деньги зарабатывают. А вы верите, что там женьшень? Наивные. А там в лучшем случае корень люпина для балдежа. Это как слабый наркотик. Так вот по семейным можно отпуск оформить. А там Архипенко телеграммку на корабль отобьет, что мол так и так заболел, простудился и просит продлить еще на недельку – улыбнувшись, сказал Ким – чего проще? В вашей Корфовке фельдшер есть?

– спросил он у Архипенко.

– Есть, конечно. Не фельдшер, а фельдшерица есть Светланка.

– Одна хрен что фельдшер, что фельдшерица. Кашу маслом не испортишь, главное, чтобы печать была убедительная на твоей бумаге. Ее в сельсовете или какая у вас там власть ткнешь посильнее и все. Главное у нас не человек, а печать теперь – Ким снял со шкафа и накинул на голову фуражку и продолжил – Леша иди к кэпу, проси отпуск Архипенко по семейным и заодно скажи, что мы с тобой сходим и будем на коробке послезавтра к подъему флага. Он поймет. В море нам все равно нам не идти, значит штурмания не нужна ни сегодня, ни завтра. На заправку кораблей ходит на этой неделе «Страшный», связи тоже не надо, вся техника у меня в заводе уже год. Наверно уже продали паразиты кому-нибудь, ну да их дело. Денег нам с тобой не платят, и даже не кормят, как следует – он усмехнулся – значит, мы сами должны подумать о наших матросиках и себя не забыть немного, раз Родина о нас совсем забыла, а командиры не хотят заботиться. Штурман поправил галстук на груди, посмотрелся в зеркало, и достав чистый лист бумаги, положил на стол вместе с шариковой ручкой:

– Архипенко пиши рапорт на отпуск, по семейным. Подпишу сейчас у командира, а заодно и нам добро на сход возьму для себя и связиста.

– Не Леха, ты выпивши. Я сам к командиру схожу с рапортом, заодно связистам своим заскочу и дам ценные указания на период моего отсутствия. Твоя задача одеться, и быть готовым, как юный пионер следовать по указанному мной маршруту.

Архипенко сел за стол и под диктовку сразу двух офицеров, ожесточенно споривших между собой, насчет формулировок, с третьего раза написал рапорт.

– Всю чистую бумагу перевел – проворчал штурман, и подписал рапорт.

Ким взял рапорт, убедился, что все правильно составлено, что стоит дата, подпись и есть разрешение командира БЧ, выскочил из каюты. На выходе он обернулся, улыбнулся и сказал:

– Ждите я сейчас.

Командир сторожевого корабля «Стерегущий» капитан 2 ранга Матвеев был интеллектуалом, по складу своего характера. Чувствуя, что он ничего не сможет сделать, он особенно не держал на службе офицеров, а потихоньку отпускал зарабатывать деньги своим семьям. Из всех кораблей Тихоокеанского флота, пожалуй, «Стерегущий» обладал еще какой-то боеготовностью, и мог еще выйти в море в случае необходимости. И это было только благодаря командиру корабля, который пользовался уважением экипажа и офицеров. Правда, его командование эскадры и флота недолюбливало. Не стесняясь, называли профессором, а он не обижался. В эти трудные годы он активно изучал историю России и флота, писал статьи в «Морской сборник» и «Зарубежное военное обозрение», полемизировал активно с другими авторами и что вообще было странным писал кандидатскую диссертацию и планировал ее защитить в военно-морской академии, откуда ему приходили регулярные предложения перевестись в Питер. А еще у него было хобби, он играл в шахматы по переписке, в том числе и с заграницей с мастерами и кандидатами в мастера спорта по шахматам. Весь корабль знал об этом увлечении командира и матросы, и офицеры, с удивлением разглядывали заграничные конверты и марки, приходившие в адрес командира.

– Что вы хотите Александр Юнгынович? – оторвался от своей работы командир.

– Товарищ командир у матроса Архипенко мать разрубила руку топором и ему надо туда срочно.

– Давай рапорт – командир, не глядя быстро подписал его – что еще?

– Мы сойдем на берег со штурманов до послезавтра?

Командир вздохнул, посмотрел в иллюминатор, подумал и потом сказал:

– Вам добро. Еще вопросы есть?

– Никак нет, товарищ командир.

– Тогда идите, мне надо работать – и командир снова склонился над своими бумагами.

Ким осторожно прикрыл дверь в каюту командира, и заскользил по трапу вниз, практически не касаясь ступенек ногами, держась за поручни одними руками. Так делают, только на флоте. По трапам надо идти как можно быстрее, и этой несложной наукой овладевают все моряки. Проходы узкие, а по тревогам любая заминка приводит к пробкам.

– В узкостях не стоять. Бегом, бегом – кричали старые кондукторы и боцмана еще императорского флота и щелкали цепочкой боцманских дудок по тугим задам задерживающихся на трапах и в коридорах матросов.

Скользя по трапу вниз, Александр вспомнил этот флотский обычай и усмехнулся.

Минут через десять, после ухода, он вернулся в каюту. Там его ждали Архипенко и Кузьмин.

– Все подписал профессор? Нам разрешил?

– А куда он денется. Архипенко тебе добро на две недели и не надо делать бумаги от фельдшерицы. Я смотрю, ты расстроился, что не надо идти к фельдшерице?

Матрос виновато улыбнулся.

– Забирай подписанный рапорт и дуй в строевую часть оформлять отпуск по семейным обстоятельствам. И не забудь, что с тебя настойка – он усмехнулся, и когда дверь за матросом закрылась – нам тоже добро Леша с тобой.

– Саня, а что мы будем сегодня делать? Какая форма одежды? Что брать?

– Форма одежды – штаны, приспущенные вниз до колен – пошутил Ким – сначала едем ко мне, обедаем, ужинаем, переодеваемся и едем в одно место. Все вопросы потом.

– Гитару брать?

– Гитару не брать. Водку надо взять бутылки две. Спирта же у тебя нет? Леша усмехнулся:

– Откуда у бедного яврея деньги и тем более спирт? Третий год не дают вовремя. Водкой компасы заправлены, вместо поддерживающей жидкости. Картушки лупятся. Не тот градус оказался.

– Сливай пару бутылок – почесал голову скомандовал Ким – вон из-под вина, стоят под столом. Денег заработаем, снова зальем. Надо Леха! Для дела надо.

Штурман почесал голову, схватил пару пустых бутылок из-под вина, понюхал их, удовлетворено хмыкнул, и побежал сливать, так называемую поддерживающую жидкость из компасов.

Мало кто из непосвященных, во флотские дела, людей знает, что картушка корабельных компасов плавает, в так называемой поддерживающей жидкости, состоящей из определенной концентрации спирта. Иногда на кораблях этот спирт пьют, в период особого состояния штурманов. Так сказать, в критические дни. Можно сказать, это был видимо крайний случай. Без поддерживающей жидкости компасы не работают. И ни один штурман, знающий, что предстоит выход в море не решиться на это. Видимо наступил такой крайний случай, думал штурман, взлетая наверх по корабельным трапам.

В голове вертелась дурацкая песня, написанная в такие же минуты одним из офицеров Приморской флотилии:

 
В порту утопим корабли
Все продадим железо, уголь
А фигли-мигли наша жизнь,
Теперь не стоит даже рубль!
 

Через минут двадцать он вернулся в каюту с наполненными бутылками.

– Тогда все нормально. Идем, пока ко мне домой, поедим, а потом дальше – Ким почесал затылок – мать нас накормит, а под вечер поедем по плану.

– Чем накормит? Сабачатиной? – пошутил штурман.

– Зачем сабачатиной. Это в Корее корейцы иногда едят. А мы обрусилисъ изрядно уже, Собак не едим, кошек тоже. Многие у нас даже православные и имеют русские имена. Может где в тайге и едят некоторые, когда есть необходимость. Но я об этом не знаю – усмехнулся Ким.

Они вышли из каюты и направились по коридору к кормовому трапу.

Когда вышли из надстройки, яркое летнее солнце, резануло глаза. Офицеры надвинули сразу козырьки фуражек на глаза.

Корабль стоял у 33 причала Владивостока. Рядом стояли такие же «Страшный» и «Блестящий». Чуть дальше стояли эскадренные миноносцы «Свирепый» и «Строгий», чуть дальше был виднелся корпус, лежащего на борту «Стойкого». А ближе к гражданским судам стояли гидрографы «Байкал» и «Балхаш» с приваренными к бортам понтонами, видимо, чтобы не утонули. Буксиры через бухту волокли в Дальзавод бывший большой противолодочный корабль «Хабаровск».

У трапа стоял дежурный по кораблю командир группы управления ракетным оружием лейтенант Кромченко и вахтенный матрос, отмечающий карандашом, прибывающих и сходящих на специальном пластиковом столике смотрели в сторону причальных кустов. На соседних кораблях уже не было даже вахтенных матросов.

Ким и Кузьмин посмотрели в ту сторону. Там на причале у самых зеленых кустов на скамейке какой-то матрос целовал какую-то девицу, залезая рукой даже под коротенькую юбку. И вахтенный матрос, и лейтенант Кромченко открыв рты, с удовольствием разглядывали эту сцену.

– Трахнет или не трахнет? Давайте пари товарищи офицеры, предложил Кромченко Киму и Кузьмину.

– И так понятно, что трахнет. Иначе зачем она пришла – сказал не задумываясь Кузьмин мы на пару дней на сход. Будем послезавтра. За меня мичман Егунов. Передай ему Сеня пожалуйста, чтобы он на сход ни-ни. А послезавтра я его отпущу в город тоже на пару дней.

– А за меня старшина 2 статьи Ушаков – сказал Ким – он все знает – и отдав честь Андреевскому флагу, сбежал быстро вниз по трапу на причал.

– По трапу бегом – сбежал вниз и штурман.

С борта корабля, на уходивших старший лейтенантов, с завистью посмотрел Кромченко. Немного постояв, он с сожалением посмотрел на пару, где матросик кроме залезания под юбку дальше пока не пошел

– Не трахнет. Тяму не хватит – сказал он вахтенному матросу и направился в рубку дежурного, записывать сошедших в журнал схода. С сигнального мостика рассматривали в визиры целующихся сигнальщики, отталкивая друг друга.

– Какое не есть, а все же зрелище – подумал лейтенант, позавидовав, сошедшим на берег командирам БЧ-1 и БЧ-4.

Дома мать Александра, Анита Кивоновна накормила их прекрасным борщом, заправленным вкусно пахнущей зеленью. Такого борща Алексей давно не ел. А на второе был прекрасный ромштекс с варенной и приправленной зеленью картошкой. В качестве гарнира были свежие огурчики и помидорчики.

– Кушайте мальчики. Какие же вы голодные – и она рукой погладила светлые волосы Алексея.

– Ма представляешь, Алексей решил, что мы его собачатиной накормим – наяривая ложкой, с полным ртом сказал Александр.

– Алексей в нашем доме ни собак, не кошек не едят – улыбнувшись сказала Анита Кивоновна.

– Да я пошутил – начал оправдываться Алексей.

– Не надо так больше шутить. А то обидно все же – сказал вошедший в комнату отец Александра, почти весь седой Юнгын Ирсенович, работник Дальзавода, находящийся в неоплачиваемом долгосрочном отпуске.

– Пап, чем занимаешься? – спросил Александр.

– Так зеленью на базаре немного торгую. Брат прислал из-под Партизанска у него там теплицы. А ты собираешься помочь дедушке Any?

– Да конечно. С Алексеем поедем вместе. У нас на корабле матросы голодные надо немного заработать.

Отец нахмурил брови. Потом что-то сказал Александру по-корейски. Тот ответил.

Отец улыбнулся, и вежливо сказал:

– Если ты так считаешь, то делай. Дедушке Ану мой привет передай и скажи, что я просил его вам помочь.

– А мотоцикл твой можно взять?

– Конечно, для дела бери сынок. Мы же все от этого зависим. Ты помнишь куда ехать.

Ранним летом в Приморье темнеет поздно. Почти по пустынной дороге на Находку несся мотоцикл с коляской. За рулем сидел Александр, а сзади к нему прижавшись, сидел Алексей, старясь не смотреть в вперед. Так как ветер сильно бил в лицо. Александр надел на глаза широкие очки в кожаном обрамлении, почти полностью, закрывшее лицо. Они были одеты в камуфляжную форму, высокие сапоги. В коляске мотоцикла лежали теплые куртки, а на ухабах изредка стучали в зеленом рюкзаке, бутылки с «поддерживающей настроение жидкостью», как выразился сам Алексей. Александр одел так Алексея в камуфляж и сапоги в гараже, где отец хранил мотоцикл. А форму они оставили в гараже и аккуратно повесили на вешалку. Дорога поднималась вверх и впереди на горизонте краснело, заходящее солнце. Промелькнули домики Находки, Александр вышел на объездную дорогу. Затем дорога пошла куда-то вниз под гору. Начинало темнеть. В районе начинавшегося у дороги леса Александр свернул на какую-то грунтовую дорогу, промелькнули огоньки какого-то село, а потом он вообще съехал с дороги на тропинку, по которой вроде понеслись еще быстрее. Так казалось Алексею. Иногда Александр ловко поднимал коляску, мотоцикл наклонялся, и коляска приподнималось над пролетавшими под ее колесом кустарниками.

– Саня, угробишь нас – застучал по его спине Алексей – тише езжай. Зачем ты так несешься?

Но Александр его, как бы и не слышал, и несся вперед. Луч фары мотоцикла вырывал из темноты кустарники и деревья, и Алексею казалось, что тропинки нет совсем, а что они давно несутся по кустарникам, непонятно каким образом не падая. Он давно потерял направление куда они едут. Наконец показалась какая-то полянка. За ней светился яркий свет. Александр остановил мотоцикл, слез с него, снял очки и шлем и сказал Алексею:

– Жди меня я сейчас приду.

– Я с тобой.

– Не надо. Могут застрелить. Ты все же чужой человек. Не кореец. Жди меня, я скоро – тихо сказал он, и направился в сторону света, освещавшего издалека верхушки деревьев.