Текст книги "Морские досуги №5"

Но мне надо было рулить, а не разглядывать всё это удивительное разнообразие. Внезапно прямо по курсу я заметил белые буруны. Схватил бинокль и не поверил своим глазам. Скала! Скала прямо посреди бухты на оживленном судоходном участке, выступающая над уровнем воды всего на 20–30 сантиметров. Вот это да! И никакого знака об опасности. И на самой подробной карте ее нет. А шли бы мы тут ночью? Потом уже на стоянке, заглянув в подробную лоцию, все-таки её нашел. Отсюда вывод: только картам, даже самым подробным, полностью доверять нельзя. Надо обязательно перед очередным переходом штудировать лоции. А ночью в незнакомые прибрежные воды вообще лучше не соваться.

Диспетчер сидел на входе в марину в невысокой башне, стилизованной под старинный форт. Связались с ним по УКВ-радиостанции. Получили «добро» на заход. И через пару минут нас уже встречал служащий марины, которых тут называют «ассистенсами», на фирменном «тузике» (маленькая резиновая лодка с подвесным мотором). Широко улыбаясь, жестами он пригласил нас следовать за ним.

Развернувшись, задним ходом мы зашли в марину. Справа и слева к нам подошли еще двое ассистенсов на таких же тузиках, и дальше мы пошли уже в сопровождении такого необычного эскорта. С первого взгляда было понятно, что «Палмарина» – сооружение ультрасовременное. Тем не менее, там было довольно тесно. Поэтому меня сменили за рулем, от греха. Наш турецкий «гид» показал нам на свободное место – узкий просвет между круизёром и двухмоторным катером. Расстояние от этих соседей до следующего ряда яхт, пришвартованных к соседнему параллельному понтону, было не больше 20–25 метров. Места для маневра поворота практически не было, и мы не смогли стать перпендикулярно причалу, когда поровнялись с соседними катером и яхтой. Инструктор всегда говорил, что если швартовка пошла не так как надо, то лучше не мучаться, а сразу уходить и делать еще одну попытку. Ассистенсы на своих тузиках облепили нас со всех сторон и начали что-то истошно вопить. Причем, вопили они не по-английски, а по-турецки, что значительно усложняло ситуацию.

Чего они от нас хотели я понял позже, через несколько часов, когда увидел швартовку такой же яхты с французским экипажем. Французы приблизились к месту и просто заглушили двигатель. А турки подошли к ним на тузиках вплотную с трех сторон и просто запихали их яхту на нужное место. Но это было потом. А сейчас… Сейчас русские не ищут легких путей. Врубив передний ход и раскидав турецкие тузики несколькими решительными движениями, как раскидывает дикий кабан набросившихся на него охотничьих собак, мы ринулись к выходу из марины. Там остановились, снова дали задний ход, и полные решимости пошли швартоваться на второй заход. Ассистенсы держались в стороне в некоторой растерянности, явно не понимая смысла наших эволюций.

И вот, подойдя к нужному месту, мы все-таки повернули на запредельно малом радиусе и влезли в свою щель, немного навалившись на катер правым бортом. Кранцев было достаточно, бортами не коснулись. Один из турок, на вид старший из всех, встал в своем тузике в полный рост, и что-то сказал в полголоса. Интересно было бы узнать перевод. Но, боюсь, это останется тайной.

После этого случая сразу как то вспомнилась стародавняя история о швартовке в Портсмуте наших коллег, которую я уже рассказывал. Конечно, на этот раз мы пришли не на самодельном баркасе и швартовались не под парусами. Но, тем не менее, удивить местных нам удалось! Традиции живы.

В Палмарине нам всем очень понравилось. А туалеты и душевые вообще приводили в восторг: дорогая сантехника, всё напичкано электроникой, стены отделаны мрамором, кругом огромные зеркала, двери в душевые кабины из толстого полупрозрачного стекла и т. д. Короче, все сделано для того, чтобы у заскочившего сюда яхтсмена возникло большое желание постоять здесь еще пару дней. Так можно и забыть, что день стоянки стоит 90 евро.

Но больше всего нас удивил стоявший у входа на ресепшен автомобиль «Москвич» производства 60-х годов. Полностью восстановленный, огороженный столбиками и лентой с надписью «не трогать» на английском. Я не выдержал и спросил у довольно симпатичной турчанки на ресепшене:

– Скажите, а откуда тут у вас эта машина?

– Это машина из коллекции нашего босса, – ответила восточная красотка, – как и все остальные тут.

– У вас тут и еще есть? – снова удивился я.

– Да, – улыбнулась она, – погуляйте по территории, увидите. Воспользовавшись советом Шахерезады, мы прошлись по окрестностям. Несколько ресторанов и кафе, продовольственный супермаркет, площадки для детей, дорогие бутики и даже художественная галерея. И нашли то, что искали: горбатый «Запорожец» и «Победу» в таком же идеальном состоянии. Потом кто-то из нас обратил внимание на азербайджанские номера на машинах. Ну теперь всё понятно. Хозяин этой чудной марины – бывший соотечественник.

Поужинав вечером в ресторане от всей широкой русской души, пополнив запасы воды и еды, зарядив аккумуляторы, на следующее утро мы покинули этот «яхтенный рай» и двинулись дальше вдоль побережья. Следующей точкой маршрута был Гюндоган.

7

По картам до Гюндогана было не больше 15-ти миль. Это расстояние мы преодолели довольно быстро, но ничего интересного там не нашли. Маленький причал, у которого с очень большим трудом умещались четыре гулеты, плотно прижавшиеся друг к другу. Рядом пляж небольшого отельчика. И немного левее такая же тесная якорная стоянка. Посмотрели, развернулись и пошли дальше. Больно уж здесь было неуютно.

По лоции большая и спокойная бухта была на Северо-Востоке в 12 милях от нас. Решили идти туда. Через пару часов были на месте. На берегу бухты расположилась небольшая рыбацкая деревенька, название которой по-русски произнести вслух мы даже не пытались: Кыйыкышладжик.

У длинного бетонного причала стояла всего пара яхт и несколько рыбацких лодок местных. Туристами здесь и не пахло. Мы быстро поняли почему. Вода в бухте была очень мутной. И в этой воде уютно чувствовали себя водоросли. Ну во всем есть свои минусы и плюсы. Купаться все равно никто из нас не рвался, а вот хороню отдохнуть в тихом месте перед обратной дорогой нам бы не помешало.

Причал не был оборудован мурингами, и нам представилась возможность отработать еще один вид швартовки: кормой к причалу на якоре. Когда стали швартоваться уже в последний раз, на ночь, к месту швартовки подошла пожилая пара. Муж с женой. Как мы позже узнали, итальянцы, хозяева соседней яхты. Супружеская чета встала у кнехтов, приветливо улыбаясь, готовая принять швартовы.

– Нет, спасибо! – крикнули мы по-английски, – мы тренируемся!

Но они нас не поняли и продолжали ждать. Когда мы подошли вплотную к стенке, сами сошли на причал и завязали швартовы, старички смущенно пожали плечами, повернулись и ушли обиженные. Стало как-то неловко. Несмотря на отсутствие туристического ажиотажа, в деревне оказалось целых три ресторана, что нас очень порадовало. Заказав традиционную рыбу на гриле и пропустив по бутылочке пива, стали обсуждать предварительные итоги похода. Что сказать? Штурвалом ворочать научились. Ставить паруса, брать и отдавать рифы – тоже. Остальное – дело техники и практики. Болели от ручных лебедок кисти рук. Побаливали пальцы, непривычные к работе на шкотах. Коллега мой, курсант, при якорной швартовке наступил на морского ежа. Слава Богу, всё обошлось без серьезной травмы. После этого рыбного ланча нас ждала очередная порция теории.

На обратном пути на яхту на рыбацкой части причала нам представилась удивительная картина: между горок рыбацких сетей у самой стенки причала сидела стая из семи или восьми котов. Не лежали, а все как один именно сидели. И, не отвлекаясь на пустяки, все животные пристально и сосредоточенно смотрели в морскую даль. Сразу вспомнилась картина «Ждут» из советского школьного учебника по литературе. Только в данном случае в роли детей рыбаков выступали коты. Разозлился, что не взял с собой фотоаппарат.

К вечеру на причале недалеко от наших яхт стали собираться местные рыбаки. Или, скорее всего, городские родственники местных, решившие развлечься ловлей мелкой рыбешки прямо с причальной стенки. Запомнился один дедок, который принес из соседнего кафе пластиковый стул со спинкой и столик. Сел на стул, забросил удочку, а на столик поставил бокал и бутылочку белого вина. Идиллия.

Когда часа в три ночи я проснулся от духоты и вышел в кокпит, он так и сидел на том же месте. Бутылка была пуста и «рыбак» спал. Но удочку из рук не выпустил.

8

Утром с товарищем пошли искать душ. Душ оказался только в местной гостинице на десяток номеров. Услужливый хозяин проводил нас на второй этаж, открыл пустой номер и предложил вымыться там. После водных процедур подошли к нему и спросили, сколько ему с нас за это причитается. Последовал ответ, повергший нас в шок:

– Ничего.

– Ну надо хотя бы кофейку заказать у него внизу, – сказал мне коллега, – а то уж совсем как-то неудобно.

– Давай, – согласился я, – закажем.

Посидели, попили. Мальчик-официант принес счет. 40 лир (это примерно 20 евро). Всю обратную дорогу на яхту от души смеялись над турецким бескорыстием.

9

В одиннадцать часов вышли в море и легли на обратный курс. Делали всё сами без советов и напоминаний. Инструктор стал у нас пассажиром. Ветер сохранял тоже самое направление: между западным и северо-западным. Только теперь он был нам попутным. Надо сказать, под попутным багштагом идти намного приятнее, чем под встречным бейдевиндом. Крен меньше, скорость выше, галсы постоянно менять не надо.

На следующий, предпоследний, день нашего плавания Средиземное море решило преподнести нам прощальный подарок. Ветер к середине дня усилился до 20-22-х узлов. На поверхности стали появляться хорошие волны с белыми барашками. По шкале Бофорта это всего на всего 5 баллов, свежий ветер. Но для нас это был настоящий шторм. Волны были не встречными, а догоняющими и таких уж сильных хлопот не доставляли. Но справляться со штурвалом становилось нелегко.

– За что я люблю Средиземное море, – сказал инструктор, – так это за его спокойный характер, за теплую погоду и теплую воду.

Не успел он договорить эту фразу, как яхта рухнула вниз с волны в два с половиной метра. И, поскольку кокпит не был закрыт козырьком, всех нас «спокойное» море щедро окатило своей теплой водой с головы до ног. Поржали от души..

10

А на следующий день мы были уже на своей стоянке а Карака Койю. В завершение курса выполнили несколько контрольных заданий (маневров по спасению утопающих). Все сделали четко, с первого раза. Написали письменный экзамен. Приняли поздравления по поводу заслуженных шкиперских корок.

И вот уже снова сидим в своем «эльфийском» ресторанчике. Смотрим на яхту, которая на две недели стала для нас домом. Пришло время прощаться. Вспомнилась строка из Высоцкого: «Возвращаемся мы, просто некуда деться. И спускаемся вниз с покоренных вершин, оставляя в горах, оставляя в горах свое сердце». А я свое оставляю в море. Не знаю, правда, по поводу своего компаньона… Хотя, он ведь «заболел» еще раньше меня. А море – это не сигареты и не водка. Если заболеешь, то уже не вылечишься.

Пора в автобус до аэропорта.

– Счастливо, – попрощался инструктор, – встретимся на морях.

Ну в этом то я не сомневаюсь.

Дербенцее Павел Геннадиевич

Родился в г. Волгограде в 1973 году. Закончил Волгоградский Государственный университет в 1997 (экономический факультет). С 2001 года живу и работаю в Москве. Яхтингом начал заниматься с 2013 года.

Александр Железногоров

Одиссея дилетанта. Красный Баб-аль-Мандеб

Казалось, это было совсем недавно. Еще не рухнула берлинская стена, но цветные революции были на подходе. В Аденском порту бросил якорь, измученный зимней навигацией и южными морями морской буксир с флагом когда– то могучего государства.

Город Аден столица, разделенного пользователями, государства Южного Йемена– оплот социализма на юге Аравийского полуострова, представляла собой полуразрушенные дома, грязные улицы без признаков деревьев, но что роднило нас и вызывало неописуемую гордость за нашу родину так это агитки.

На стенах зданий, широкой поступью и размахом висели до боли знакомые портреты в профиль. Но добавлен арабский колорит: усы и автомат Калашникова.

Зловещие великолепие произведений соцреализма патологически разрывали душу и сердце.

Наше внимание привлек огромный бетонный забор производства Семипалатинского цементного завода.

Каждый фрагмент забора – художественное произведение: вот танкист на фоне танка видно, что славянской внешности, но добавлен все тот же арабский колорит.

…И вот уже не Вася танкист с крутого берега Амура, а Мохаммад-сын маленького, но гордого тайманского народа, не Петя артиллерист на фоне пушки, а усатый с пронзительным взглядом– Абдель-ибн-хаттаб. До боли в суставах, чуть сдерживая хохот, но с гордостью за свою советскую родину мы методично стали искать автора. Он должен, он себя проявить.

И вот после не долгих поисков под одним из великолепий было выбито по-русски ШПАК.

Да! Исторические парадоксы…

* Баб-эль-Мандебский пролив (в переводе – «ворота слез» или «ворота скорби») – пролив между юго-западной оконечностью Аравийского полуострова (Йемен) и северо-восточной частью Африканского материка (Джибути и Эритрея). Соединяет Красное море и Аденский залив Аравийского моря.

** Имя неизвестного ваятеля из далёкой и холодной страны ярко высвечивалось на фоне серого бетонного забора, присыпанного красной аравийской пылью.

Католическое Рождество в Южном-Китайском море

С приближением к «бананово-лимонному" Сингапуру в команде морского буксира «Москальво" царила атмосфера ощущения встречи с этим южным городом-островом на пике полуострова Малакка.

Каждый член экипажа, за исключением капитана (для него эта поездка была обычной рутиной), прокручивал у себя в воображении цветные картинки загадочной страны на перекрестке морских путей из Азии в Европу.

Давно остался позади северный тропик. Мы находились на жестоком сухом законе, так как в холодном и голодном Владивостоке, кроме овощных консервов и макарон с маргарином, мы ничего на борт не получили. Без «тропического вина» моряки тешили себя рассказами о морских пиратах в водах Южно-Китайского моря, а также тупо просматривали в сотый раз фильм "Кровавый спорт" с Ван Дамом в главной роли.

Однажды ко мне в каюту заглянул унылый старший механик. Он долго стоял в проёме двери, смотря на меня большими коровьими глазами.

– Док, может посмотришь у себя в закромах?

– Дед, я уже перевернул всю аптечку, нет ни грамма "шила", испарился, – завершил фразу я.

Сделав паузу, я посмотрел на шкаф с медикаментами, который после шторма прикрутили к переборке. При внимательном осмотре среди таблеток и бинтов обнаружились две упаковки настойки Стальника – единственно доступное средство от запора, которое мне предложили в столице Приморского края.

– "Прозрачная жидкость красно-бурого цвета, со специфическим запахом, горьковатая на вкус", – прочитал я.

– "Состав: в одном флаконе содержится настойка корней стальника – пятьдесят миллилитров, вспомогательное вещество спирт этиловый – семидесятиградусный.

– Так это как раз то, что нам надо, – обрадовался стармех.

– Принимают внутрь, за 30 минут до еды по одной чайной ложке…

– Доктор, а ты прикинь на килограмм веса. Мне как раз маленький пузыречек пойдет, – продолжал гнуть свою линию старший механик.

– Ну, смотри, если не будешь вылезать с горшка, пеняй на себя, – закруглил я и наполнил пятидесятиграммовую мензурку.

Дед, не морщась, принял средство "на грудь", глаз у него подобрел.

– А ну еще! – почти без ложной скромности зарядил стармех.

– Нет. Дождемся завтрашнего утра и посмотрим, как прошла наша "провокационная проба".

– Будь спок, доктор, у меня желудок гвозди гнет.

Утром после завтрака я ушел из кают-компании первым, чтобы ненароком не нарваться на стармеха: мало ли что могла натворить незнакомая мне жидкость красно-бурого цвета.

Пробравшись в рулевую рубку и надеясь узнать последние новости, я заметил, как из-за переборки показалась знакомая фигура в клетчатой рубашке пятьдесят шестого размера.

– Привет работникам трудового фронта! Машины гудят, идем вперед? – начал было я издалека.

– Профессор, ваше желудочное лекарство оказалось двоякого действия: мало того, что оно очищает организм, оно и душу греет, – хитро улыбнулся начальник над всеми механиками и мотористами.

– Сегодня 25 декабря 1989 года, понедельник. 10.05 градусов северной широты. 117.48 градусов восточной долготы. Четверо суток ходу до Сингапура, – предвещая мой вопрос, заметил вахтенный штурман.

– Док, а куда ты спешишь? Больше суток – больше шмоток. Слышал такой закон? – продолжал стармех на правах морского волка и учителя, – Смотри, какая красота: море, воздух, чем не курорт. Сегодня смонтируем бассейн и устроим морские купания забортной водой в свободное от вахты время.

– А ты знаешь, что из бытовых холодильников на камбузе работают только два? Сегодня от жары сгорел трансформатор трансляции, теперь кто меня будет звать на обед и говорить: "Приятного аппетита"?

– Починим, не беспокойся, все будет в ажуре, – с этими словами он спустился в машину "раздавать" ценные указания.

Вечером после легкого ужина я решил заняться документацией по воде, продуктам и использованию лекарственных средств. Вдруг в каюту постучали и до боли знакомый голос заявил с порога:

– С католическим тебя рождеством, дорогой наш спаситель душ, – показалась рыжая борода стармеха.

– Кому не спится в ночь глухую… – не успел я закончить известную фразу.

– Можешь не продолжать, я с дамой. Вот знакомься: Маргарита Павловна – наш повар и по совместительству просто хороший человек.

– Так я ж из ее рук уже почти неделю принимаю пищу! – вырвалось у меня.

– А тебе, доктор, пора с экипажем познакомиться поближе, – не без тени смущения заметила Маргарита Павловна, – тем более сегодня такая причина – рождество.

Она привычным движением стала выкладывать на стол бутерброды с "усталым" российским сыром, а к ним соленые огурцы.

– Док, а с тебя лекарство. Мы вот с Ритулей страдаем медвежьей болезнью уже неделю, а ты и в ус не дуешь.

– Вообще-то, я – воинствующий атеист, но уважаю свободу совести, включая право каждого гражданина на убеждения. Рождество оно и у экватора рождество.

С этим словами я достал заветную упаковку.

Железногоров Александр

Врач по профессии, кандидат медицинских наук. В конце 80-х годов двадцатого века дважды участвовал в перегоне судов на Дальний Восток, в качестве судового врача. Литературной деятельностью занимается с 2008 года. В активе писателя публикации в журналах и на различных литературных сайтах, https://www.proza.ru/avtor/210952

Андрей Жеребнёв

Настоящий мариман

– А налейте-ка мне, друзья, крепкого горячего чая по самый планширь – так только, чтоб на палубу не пролилось, – и я расскажу вам о настоящем моряке.

В тот раз в море Василий попал, конечно, случайно.

Вообще в море полно случайных людей. Их больше, наверное, половины. И даже если кто-то не снимает тельняшку и на берегу, с упертой настойчивостью именует пол палубой и не устает наставлять жену, чтоб борщ в тарелку наливала под самый фальш-борт, это еще вовсе не означает, что человек этот – истинный моряк.

А Васька, без сомнения, таковым являлся. Не будучи при этом человеком. До нежданной встречи с ним я хоть и слышал, что коты умеют плавать, верил этому с трудом. Убедился же пасмурным полуднем, когда наш судовой катер баламутил зеркальную гладь залива, день за днем намывающего атласные пески южноафриканского побережья. Водное зеркало и помогло углядеть на его поверхности объект, явно отличавшийся от пустой пивной банки, который при сближении, к безграничному нашему удивлению, оказался кошачьей головой. Четвероногий пловец, поджав уши, следовал в неизвестном направлении с совершенно независимым видом. Сбавив ход, а за дюжину метров и вовсе заглушив двигатель, объятые лихорадочным порывом спасения, мы подошли вплотную, и самый ловкий, свесившись за борт, ухватив за шкирку, втащил тварь в катер.

Пловец оказался крупным серым котом, в бурую полоску. Раскрас его напоминал постланную у входа в каюту тельняшку – не только основательно застиранную, но и изрядно потоптанную. А поступок животины вмиг извлек из трюмов моей памяти собственный подвиг, свершенный в иноземном порту. Тогда, устав идти мимо бесконечных причалов к маячившим, под нетрезвый глаз казалось, уже близко огням нашего судна, я решил сократить путь вплавь. А когда, изрядно подустав, понял, что это была не очень удачная затея, был как раз на середине акватории. Но вы думаете, я звал на помощь тот лоцманский катер, с которого выудили меня из воды и доставили к борту судна? Ничуть не бывало!

Появление кота на судне – хоть и был он в полоску – вышеупомянутым большинством встречено было равнодушно: мало ли что под ногами путается! А буфетчица, смекнув практичным своим умом, какую с четверолапого можно поиметь пользу, сходу решила запереть его на ночь в кают-компании. Крыс там, как и по всему судну, водилось немерено.

– Ну гляди, Васька, – ухмыльнулся в усы капитан, – работа тебе предстоит титаническая!

Эх, капитан, капитан! Как вы так, не подумавши, брякнули! Ведь настоящий-то моряк при слове «титаническая» уши обязательно навострит.

Не мудрствуя лукаво нареченный Васькой кот задание выполнил. Крысы из кают-компании ушли. Вместе с командным составом, поутру дружно потянувшимся завтракать в салон команды. Нет, я не верю, что Васька, как наговаривало потом все то же большинство, сделал это с перепугу! Просто, видимо, отчаявшись в означенный срок расправиться с несметным полчищем крыс, он решил задачу по-своему, пометив стойким кошачьим запахом все диваны и углы вверенного помещения.

Само-собой, труды кота бесславно канули в бездну, подобно «Титанику» – капитан все накаркал! – и Васька был откомандирован в рыбцех. На вольные хлеба, на свежую рыбу. Наблюдать, вытягивая шею и вздрагивая от грохота, непостижимую тайну исчезновения в трюмном лотке ползущих по транспортеру коробов. Здесь он теперь и обитал, обрастая порой чешуей, как хороший рыбообработчик на жаркой вахте. Нет, Василия, конечно, пытались залучить на постоянное проживание в каюты, но он неизменно сбегал в цех, демонстрируя гордую кошачью независимость. Морская душа требует вольного простора. И в душе, получается, тоже. Потому что настоящий моряк душой должен принадлежать морю. А возможно ли это, оставляя свое сердце на берегу? Выходит, что… Впрочем, не буду грузить вас по ватерлинию. Просто Василий по-кошачьи тоже, должно быть, смекал: зачем к кому-то привязываться, прикипать морской своей душой? Все равно скоро этот человек запакует чемоданы и, походя потрепав по загривку, навсегда уйдет из этой каюты, оставив кота среди ненужных вещей и шуршалочек пустых пакетов. И мне казалось, что такую историю я и читал в глубине зеленых Васькиных глаз, скрываемую надменно суженным зрачком. Может от своей безысходной тоски и неодолимой грусти и сиганул он тогда за борт? Как знать…

Ладно – закругляюсь, а то от моего рассказа вас уж, верно, укачало.

Закончив промысел, мы, проделав черт-те знает сколько миль и обогнув половину Африки и Европы, вернулись в родной порт. Васька исчез с борта в первый же день. Дело ясное – кошек в городе полным-полно. Целую неделю шла выгрузка, и я, как и многие, уже не чаял Василия увидеть – решил, верно, котяра бросить якорь. Оно и правильно – на берегу, как не крути, лучше. Но поздним вечером, возвращаясь из порта, я заметил мелькнувшую под забором тень. То крался на судно Васька. И мне, честно, непонятно, чего коту здесь не хватало: изобилия свежей рыбы или убаюкивающего плеска волн за бортом. Кто его разберет, настоящего-то маримана?