Текст книги "Люблю тебя, мамочка! Истории приемных семей"
Автор книги: Коллектив авторов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Татьяна Чернецкая, Наталя Шумак
История Динара
– Может быть, я виноват отчасти. Может быть. И сейчас характер резковат, не люблю полутона. А тогда молодой был. Дурной совсем. Эмоции. – Динар прикуривает одну от другой и горько улыбается. – Но я правда очень хотел детей. Веришь? Вот сколько лет себя помню. Мальчишки мечтают о том, что вырастут и тачку купят, о том, как будут девчонок клеить, о деньгах мечтают, представляют себя крутыми. А я представлял себя отцом. Как буду повсюду ходить с детьми. Гулять с ними, учить жизни, дружбе. Представлял, как пельмени будем вместе лепить и в муке перемажемся или как в лесу буду их учить ядовитые грибы от съедобных отличать, рыбу ловить! Ну и все такое. Глупо? Не знаю…
Он крутит очередную сигарету в жестких пальцах, не замечая, как огонек уже подбирается к огрубевшей коже. Смотрит в пол. Молчит. Снова прикуривает.
– Когда мы с Наташкой познакомились – у нее уже был ребенок. Пацан. Маленький еще, года два. Она его одна растила, и я возомнил себя спасителем. Она мне нравилась, да. Но я не просто предложил ей выйти за меня, я благодарности ждал за то, что взял ее с ребенком. Как будто этот ребенок делал ее хуже, или она и без меня бы не прожила. Дурак, конечно. Но мне тогда было чуть за 20, я был максималистом, считал, что отсутствие прошлого делает меня выше ее. Ну, расписались. Жили. Я говорю, давай родим общего, я твоего воспитываю, но и своих детей хочу. А она вдруг категорически в отказ! Нет – и все тут. Дня не проходило без ссоры. Я не понимал, что происходит, чувствовал себя обманутым, она меня просто использовала, устроила свою жизнь, избавилась от статуса молодой матери-одиночки. А я? Я хотел семью нормальную, она говорила, что устала в декрете сидеть, что хотела «для себя пожить». Мы бурно ссорились, потом бурно мирились… А однажды она ушла. Забрала мальчишку и просто исчезла, уехала куда-то, вроде к тетке своей. Подала на развод. Я скучал по ней и мальчишке – привязался же. Бесился, видеть никого не хотел. И тоже уехал. Подался на заработки в другой город.
Прошел почти год. Я успокоился, забот хватало, заказов, друзья новые появились. Все шло как-то своим чередом, и вдруг мне позвонила мать. Позвонила и начала кричать на меня страшно! Плакала, задыхалась от гнева! Я понять не мог: что случилось?? А она: «Разве можно так? Разве можно? Да что ж ты за сволочь такая! Твоя же кровь! Тебе не надо, вы два идиота молодых, тьфу на вас обоих, но мне почему не сказал?! Как можно? Как ты мог бросить свое родное вот так равнодушно! И почему ты мне ничего не сказал?! Почему от чужих людей из опеки я должна узнавать, что у меня внук?!»
Сначала я думал, что это ошибка. А потом потемнело в глазах, в груди стало жарко. Мать продолжала кричать и плакать. Я хотел спросить что-то, но голос не сразу вернулся. Мама знает, что я не умею притворяться, гнев сменился удивлением, она поняла, что я тоже не знал… Наталья все-таки забеременела. И ушла от меня, не сообщив об этом. Уехала к тетке в Елабугу. Аборт делать не стала – я уже никогда не спрошу почему, не знаю, где ее искать, да и не хочу, если честно. Родила сына в срок, здорового, крепкого мальчишку на три шестьсот. А когда пришел срок выписываться – написала отказ от ребенка и оставила записку, где просила указать в графе «отец» мое имя. Врачи в роддоме применили все: уговоры, обещания помощи, угрозы карами небесными… Бесполезно. Наталья уехала, оставив ребенка. Опека нашла меня не сразу – они же в Елабуге искали, Наталья успела у тетки прописаться, думали, что и я – местный. Начались все эти запросы, переписки между ведомствами, проверка однофамильцев. Пока спустя примерно месяц поисков по адресу моей прописки не нашли мать.
Никогда еще я так не бежал! Квартал за кварталом, через дворы и дороги. Примчался на вокзал, девушка в кассе косилась на мое раскрасневшееся заплаканное лицо с тревогой: «На Елабугу? Прямого нет, есть с пересадкой. Вам на Казань или Набережные Челны? Какой дать? На Казань есть на 12-е число, на Набережные Челны на 11-е, но на пересадку между поездами времени очень мало. Можете не успеть. Что? Берете на 11-е?». В тот же вечер я забрал у бригадира расчет и уехал за сыном. Странно, но в поезде я не думал, какое дам ему имя, не представлял, похож ли он на меня. Не думал о том, как с младенцем на руках ехать до дома еще 200 километров. И даже не злился на Наталью. Я думал только о том, в безопасности ли мой мальчик. Я думал только о том, что он там совсем один.
По территории больницы я шел уверенно, будто невидимая рука вела меня к тому самому зданию среди многочисленных одинаковых двухэтажных корпусов. И вдруг услышал плач младенца: громкий, отчаянный, сильный. Сердце екнуло, и я перешел на бег, ворвался в здание, на бегу крикнул женщине в белом халате: «Отказники где?! Сына отдайте!», она закивала, накинула на меня халат и побежала рядом. Мы забежали в светлую палату на втором этаже: ряд одинаковых прозрачных кювезов, все, кроме одного – пустые. В этом единственном громко плакал малыш. Нянечка гладила его по животу, но он продолжал кричать. Я взял младенца на руки, уверенно, как будто умел. Сказал: «Привет, Марат. Это папа. Я здесь», – и прижал его к себе. Младенец успокоился. И теперь уже две женщины – педиатр и медсестра – плакали: «Одно лицо! Одно лицо…».
Он снова закуривает, но тут же выбрасывает сигарету. Вытирает слезу. Молчит. Достает из пачки новую.
– О! Ты бы видела, как меня провожали! Как в кино! Всем отделением, все плакали. Мне собрали огромную сумку: одеялки, памперсы, ползунки, распашонки. Показали, как переодевать, как кормить, дали термос с молочной смесью, бутылочку, соски и коробку смеси с собой. Даже меня накормили обедом. Была суета. Куда-то звонили, приехали люди – из ЗАГСа, или из органов опеки – я уже плохо помню. Быстро на месте выписали все бумаги. Я провел в больнице целый день, ты не представляешь, как мне все помогали, сколько было радости на этих женских лицах. Говорили, что опека уже собиралась перевезти ребенка в дом малютки, но педиатры там бывают и знают, что в роддоме уход лучше. Вот и искали предлоги не выписывать его подольше, все надеялись родственников найти или в семью на усыновление пристроить. Еще день-два, и мне пришлось бы долго оформлять документы, чтобы забрать Марата домой. Одна медсестра все причитала: «Такой хороший, здоровенький малыш! И мама молодая, здоровая, красивая женщина. Ну как так-то?»…
Динар кивает своим мыслям. Выбрасывает в урну пустую пачку. Лицо его внезапно темнеет:
– Я не хочу ни о чем спрашивать Наталью, не хочу пытаться понять, почему она так поступила. Благодарен, что сохранила ребенка. Что он со мной сейчас. Ему уже 14, у него есть я, бабушка, сестра и мачеха. Он называет ее «мамой», хотя знает, что он не кровный сын, мы не стали от него скрывать, я считаю, что ложь – не спасение. А искать мать или нет – пусть сам решит, когда повзрослеет.
Татьяна Чернецкая, Наталя Шумак
Работа над ошибками
Алексей классический мамин сынок. Тридцать лет. Живет с родительницей в ее квартире практически в самом центре столицы.
Шикарные хоромы заработал сразу после ВОВ его дедушка академик. Вроде как некоторая часть исследований Алексея Алексеевича до сих пор засекречена. Его сын – отец нашего героя – Антон Алексеевич тоже посвятил себя науке, только был рангом пониже. На самый верх не пробился. Таланта, энергии или каких других качеств не хватило – второй вопрос. История у нас будет не про Антона Алексеевича. А про его внука Алексея и его семью.
С супругой – мамой Алеши – сын Алексея Алексеевича жил, что называется, душа в душу. Почти не ссорились. Это был брак на редкость счастливый. Молодой кандидат наук влюбился в студентку Анечку, умницу и красавицу, расписались мгновенно.
После рождения первенца со здоровьем по женской линии у Анны начались проблемы. И выяснилось, что других детей не будет. Муж молодой, в тот момент без пяти минут доктор наук – жену обожал, сильным чадолюбием не страдал. И то, что семья будет маленькой, его не огорчало.
Алешеньку баловали сообща всем кланом.
Дедушка академик (с которого мы начали нашу историю) возил внука на море. Его жена (домохозяйка, а по совместительству – бабушка нашего героя) и ее невестка (мама врач педиатр) ворковали над мальчиком, готовили диетическую еду, считалось, что у Алешеньки слабый желудок. Папа – доцент кафедры – учил ребенка читать, считать, дарил книги, водил в театр и музеи.
Леша сопротивлялся давлению и опеке как мог. А потом все же сдался, стал типичным профессорским сыночком. Таким, как мы их представляем. Тонкая стройная фигурка. Большие глаза за стеклами очков. Непослушные кудри. Кисти рук музыкальные, с тонкими пальцами.
В отличие от служителей медицины: дедушки и папы, наш парень с детства любил цифры. Нырнул в математику. Но тоже ведь наука? Семья поддерживала.
Алеша обожал свои исследования и умные книжки. Шарахался от грубых студенческих развлечений. Так и жил в вузе сам по себе. Друзей не завел. Только приятелей, которым давал списывать. Ботан, отличник и зануда. Что с него взять?
Дедушка и бабушка ушли в мир иной с разницей в год. Он от инфаркта, она от инсульта. Места на хорошем кладбище. Два надгробия за оградкой. Известная в узких кругах фамилия…
Папа разбился на машине несколько лет спустя.
Все в жизни нашего героя перевернулось.
Он только-только окончил вуз и поступил в аспирантуру. Но, лишенный поддержки, самостоятельно пробиваться и работать локтями, распихивая других молодых ученых и карьеристов, не смог. Диссертация завяла – не обросла нужным количеством статей. Во весь рост встал вопрос: что делать?
Кроме цифр и классиков, Алексей любил детей. В школе страстно мечтал о братьях и сестрах. Когда узнал, что их никогда не будет (подслушал разговор родителей), ревел неделю…
Возился с соседскими малышами. С удовольствием отводил в садик и забирал из него многочисленных кареглазых Кафеджанов. Большая армянская семья жила на одной лестничной площадке с нашим героем. У них дедушка получил огромную квартиру за подвиги на ниве эпидемиологии. Дети и внуки светила становились уже стоматологами и хирургами-косметологами. Разлетались по всему миру. В квартире постоянно обитало не меньше восьми человек. Приезжали учиться в столицу племянники, дети кузенов. По армянским понятиям, ближайшая родня. Алексей дружил с этой семьей. И возился с малышней как постоянная нянька.
Когда вылетел из аспирантуры – неожиданно для многих, но по собственной логике абсолютно правильно поступил: устроился на работу в школу учителем математики. Пять минут пешком от дома. Мама страдала из-за потери любимого мужа и что проморгала гибель карьеры сынулика. А когда пришла в себя – загнать Алешу обратно в вуз, к диссертации и борьбе за рост просто не смогла. Он уперся.
Алексей в школе нашел себя. Обрел второе дыхание. Отчего-то на уроках того, кого ровесники и коллеги считали тюфяком и маменькиным сыночком, дети вели себя нормально. Хотя никакой харизмы и в помине.
Считается, что педагогам нужна сила воли, чтобы энергичные звереныши не сожрали с потрохами, а слушали и слушались. Алексей даже не понимал, как странно выглядит. Все такой же высокий и тонкий. С ореолом начинающих редеть кудрей. В ярких очках. С толстым портфелем. В нем кроме ноутбука всегда пачки тетрадок… Негромкий голос. Привычка извиняться по поводу и без. Обращение на «вы» даже к десятилеткам…
Почти мгновенно оказался самым любимым учителем. Его питомцы стали набирать баллы. Побеждать на городских олимпиадах. Директор пробил создание математического класса.
Алексей был почти счастлив.
«Почти» – гадкое словечко, но именно почти, потому что не создал собственной семьи. Он даже во сне слышал детский смех и топот босых ножек по паркету в коридоре.
Для него и мамы роскошная квартира была слишком огромной. Соседи предлагали купить. Разменять. Рядом, в тоже хорошем доме, показывали просторную двушку, в которую обещали помочь переехать с солидной (очень) доплатой. Анна Анатольевна была категорически против. Считала территорию семейным гнездом. Здесь она много лет, до того, как прошла череда смертей – была по-настоящему счастлива.
Когда Анна Анатольевна собрала себя по кусочкам и поняла, что может жить дальше без успокоительных, снотворного и прочих поддерживающих средств, то обнаружила, что пространство квартиры пустое и гулкое, что в коридоре эхо, что тишина гнетет. И? Правильно. Начала искать сыну супругу. Достойную их академической фамилии. То, что карьера не удалась в полной мере уже ее мужу, а сын был простым школьным учителем, Анна Анатольевна считала временным явлением. И надеялась, что Алешенька возьмется за ум, вернется в большую науку. А уж внуки… Внуки и вовсе будут гениями. Каждый выйдет в академики как минимум.
Анна Анатольевна достала записные книжки. Дочки и внучки ее знакомых из той же хорошей научной среды регулярно приглашались в дом на чай.
Алексей бледнел, краснел и замуровывался в бывшем дедушкином, а теперь его кабинете. Не выламывать же дверь. Настоящий дуб, между прочим. И косяки надежные.
Не то чтобы он никогда не влюблялся. Даже крутил четыре года роман с завучем (постарше его, но подтянутая тетка, классно выглядела), которая была замужем. Оба получали от процесса удовольствие. Он дарил ей конфеты, водил в кино. Она составляла удобное расписание занятий для любовника. А еще наводила порядок в его всегда запутанной отчетности. Что было просто суперудобно.
Замученные Минобром (не к ночи будь упомянута эта организация) учителя, пониженные в статусе до не имеющих никаких прав чтецов лекций и составителей огромного количества отписок, бумаг… Не обладающие возможностью даже выставить хулигана за дверь, поднять, чтобы постоял, подумал о своем поведении и не мешал – теряли авторитет.
Волевой директор как-то лавировал между пожилыми кадрами, которые болели за дело и хотели не только учить, но и иметь возможность воспитывать, и молодыми учителями, которые не знали и сотой части того, что вышеупомянутые зубры, а воспитывать не могли, не стремились и вообще… Предпочитали увиливать от хлопот и опасностей.
Наш Алексей по возрасту относился к молодежи. Но по багажу знаний, умению их доносить и общему подходу – тяготел к преподавателям старой школы. К тем, кому давно пора на пенсию. Но как без них – полный ахтунг…
Молодые русисты сами пишут с ошибками… И громко заявляют, что классика устарела.
Алексей в интригах школьных не участвовал. Жил наособицу. Учил, зажигал, увлекал, подтягивал отстающих и натаскивал жаждущих побед и поступлений на бюджеты в приличные ВУЗы.
Школа была его землей обетованной. А каждый класс – любимыми зайчиками. Он видел во многих глазах ум, любопытство. И разжигал его. Интересные загадки, сложные задачки. Решали сообща. Оставались на дополнительные занятия. Словом, наш Алексей был энтузиаст-новатор по мнению одних, и идиот по мнению других.
А истина, как водится, была где-то посередине.
Не заметив как (время пролетело мгновенно), Алексей дожил до тридцати. Роман с завучем увял потому, что у нее родились внучки-двойняшки. И времени на романтические приключения, даже урывками, не оставалось категорически. Полное отсутствие личной жизни Алексея не слишком угнетало. Не юнец двадцатилетний. Маньяком никогда не был. Но… все же сказывалось. Сдвинул брови. Немного ссутулился. Поругался с мамой, которая продолжала приводить домой кандидаток на роль невестки.
Алексея они раздражали. Хотя случались и симпатичные стройные экземпляры. Но…
Оказалось (наш герой понял это позже), что он однолюб. Вымирающий экземпляр. Как и его дедушка с отцом. И до поры до времени просто не встретил единственную.
Но роковая или, наоборот, фантастически счастливая минута (смотря по чьей версии) приближалась.
Алексей впервые в жизни поехал отдыхать самостоятельно. Без мамы, которая была чем-то сильно загружена на работе и отпустила сынулика одного в Анапу. На десять дней в совсем нежарком июне. Он не был на море несколько лет.
И опрокинулся в холодную воду, полную солнца, с невероятным удовольствием и странным предвкушением чуда.
Знала бы мама – уволилась бы из поликлиники и поскакала вместе с мальчиком. Но увы.
На пляж пришла шумная компания. Семья с двумя детьми. Вожди краснокожих как минимум. И подруга жены. Впрочем, в тот момент не наблюдательный по отношениям к людям Алексей не разобрался, ху из ху. Курортники болтали. Шутили.
Алексей подплыл, притянулся на один чистый и вкусный голос, который выбивался из общей какофонии. Пришел, как гамельнский крысенок, на зов флейты.
Она, а это была именно ОНА, сидела у самой воды, бросала в море маленькие камушки, отвечала на подколки, заливисто смеялась, откинув голову назад. Ее босую загорелую ступню снова и снова целовали наползающие волны.
Алексей понял, что едва может дышать, сгоряча решил, что мужик в уродских плавках – ее муж. А двое безобразно орущих и бегающих по пляжу детей – ее чадушки. Все это не имело значения. В голове билось в ритм с прибоем. Уведу. Уведу. Она будет моей. Дети будут моими. И своих родим.
Его единственная, понятия не имеющая о таких далеко идущих планах, повернулась на прожигающий взгляд.
Некрасивое, несколько плосковатое лицо с маленькими глазками? Слишком широкие для девушки плечи? Солидные бицепсы и трицепсы? Ничего не имело значения. Ведь это была она.
То, что другие назовут недостатком, ему казалось достоинством. В скулах избранницы Алексей видел черты татаро-монгольской принцессы крови чингисовой как минимум. В ее сильных руках и ногах – величие и мощь. Как у Родины-матери. Эта статуя всегда вызывала в нем трепет.
Словом, любовался и сокращал дистанцию. Ошеломленная таким вниманием, девушка нахмурилась. Алексей был точно пьяный. Не сразу расслышал и понял, что его спрашивают грубовато. Мол, чего уставился? Дырочки во мне просверлишь.
Алексей согласился. Что да, смотрит. А как иначе? Это само получается. Вышел из воды. Сел рядом. Шмыгнул носом. Очки запотели, было ничего не видно. Он их снял.
– Чего надо?
– Познакомиться, – честно ответил математик. Про полный план – жениться и увезти с собой он сначала благоразумно промолчал. Чтобы не спугнуть добычу.
– И?
– Алексей.
– Алена.
Она протянула руку для крепкого, почти мужского рукопожатия. Он сказал растерявшись:
– Отлично! Чудесно!
– Почему?
– У нас в семье все на А. Мой дед, отец, мама. И я тоже. Так складывается само.
Алена фыркнула. Становиться в этот ряд явно не спешила. Встала и отошла в сторону. Алексей поплелся следом.
Прицепился к семейству. Выяснил, кто они друг другу. Не мог упустить Алену и с пляжа чуть не ушел без своих вещей, брошенных на топчане неподалеку. Полицейские, а это была семья капитана, веселились. Подшучивали беззлобно. И над Аленой, и над ее неожиданным Ромео.
Утром Алексей с цветами и фруктами стучался в ворота дома, где сняла жилье его (именно его) Алена с друзьями. Дети висли на нем, как котята на заборе. Жена капитана готовила на всю ораву и советовала Алене не терять свое счастье. А что? Девке под тридцатку. Одна как перст. Женатый любовник взять замуж не спешит. Просто развлекается. И дура она будет, если шанс и нормального пацана упустит. Тут Лена держала за спиной пальцы крестиком. Ибо сама в свои слова не верила. Ну какой еще нормальный? Лохмы кудрявые до плеч и глаза как у теленка.
Алена от советов Лены отбивалась практически ногами. А бедра у нее были, как и положено хорошему самбисту, – железные, с мощной четырехглавой мышцей. И живот с вертикальной полосой крепкого пресса.
Тем временем, сужая круги по хорошо просчитанной спирали, вокруг кружился Алексей. Все ближе. Ближе.
– Отвянь.
Тогда он садился рядом. Как обиженный щенок. Голова набок, очки сползают на кончик носа. Глаза большие и печальные. Алена переставала злиться почти мгновенно. Алексей минута за минутой придвигался, сокращая дистанцию. Молча ел девушку глазами.
Вел себя как полный псих. Понятно почему друзья Алены вместе с самим предметом грез нашего Ромео решили, что он немного того… Вроде Форреста Гампа. Не гнали прочь потому, что, похоже, безобидный… И даже польза от него есть. На пляже за вещами следит, пока все в море плещутся.
Но тут, на четвертый или пятый день знакомства и общения, когда казалось, все точки над i давно расставлены, у Леши запел телефон – дозвонился доцент с кафедры, стал задавать вопросы.
И наш герой ответил. Забормотал на своем математическом языке что-то абсолютно непостижимое обычным людям – Лена, подруга Алены, уронила в казан поварешку.
Настала тишина, в которой все, открыв рты, смотрели на смешного ухажера.
– Что это было? – флегматично поинтересовался капитан, муж Лены, отрываясь от бутерброда и пива, когда разговор Алексея закончился. А все остальные наблюдатели еще не обрели дара речи.
– Где?
– Ну вот сейчас. Гаус, шмаус, апофема, шримохема, конфоида, матрица шматрица… Это все о чем?
– А… Это приятель попросил помочь. Подсказать ему тезисы для доклада. Мое мнение про…
Последовало второе извержение математического Везувия.
Может быть, в этот момент Алену и толкнуло в сердце. Пылающие глаза Леши, который говорил о любимой науке, казались двумя огромными безднами, куда затягивает. Крутых профессионалов она с детства уважала.
Изменение отношения к себе Леша осознал, когда Алена села рядом и ткнула кулаком в плечо.
– Рассказывай.
– Что? – Он нервно сглотнул.
– Фамилия, профессия, образование, интересы.
Это походило на допрос. Но Леша радовался и взахлеб, торопливо отвечал. Алена слушала внимательно.
А когда наконец остались во дворе одни, перешли на шепот, – чернильное небо интимно склонилось над кудрявой темной макушкой Алексея и светлой короткостриженой Алены, обняло и математика, и его обретенное чувство… Завернуло в свои волшебные крылья.
Казалось, что они вдыхают южную ночь. И трезвые головы кружились сильнее, чем от алкоголя, под стрекот цикад, которые, надрываясь, голосили из каждого куста.
– Леша. Ты вот это все всерьез?
– Алена?
– Про замуж, жить вместе. У вас в Москве что – невест нет?
Он молчал. Сцепил зубы. Злился? Подбирал слова?
Она сняла с крупного носа своего забавного курортного друга очки. И потянулась поцеловать. Леша мешал. Тыкался губами в ухо, макушку, прижимал к себе. И шептал, что на фига ему какие то чужие невесты. Он свою искал.
– Тебя!
Обзывал Алену аксиомой, глобальной идеей и какими-то другими терминами.
Расписались через месяц.
И еще полгода тянулась морока с переводом молодой жены на новое место службы. Маме Алексей признался в самую последнюю очередь. Хотя она и так чувствовала перемены. Угадывала по ярким веселым глазам сына. По его бесшабашности. По расправленным плечам и сильным движениям счастливого тела. По тому, что куда-то исчезал на выходные (мотался то поездом, то самолетом в Саранск и обратно). Но надеялась, что причина перемен – «хорошая девочка». Как же.
– Здравствуйте.
В дверях высилась широкоплечая, как сержант в кино про спецназ, девушка с очень короткой стрижкой. Грубые ботинки, джинсы, серая майка. Цепкий взгляд. Немного приплюснутый нос.
– Меня зовут Алена.
Протянула руку. На пальце ярко сверкнуло кольцо. Анна Анатольевна трагически взялась сначала за лоб, потом за сердце.
Алена хмыкнула.
Алексей обнял маму и сказал громко:
– Я вас обеих очень люблю. Вы обязательно подружитесь.
Ничего подобного.
Пять первых лет совместной жизни напоминали поле боя. При этом зачинщиком выступала именно мама. Критиковала вслух. Или смотрела неодобрительно. Алена вспыхивала чрезвычайно редко. Когда совсем доведут.
В роду у нее отметились буряты и эвенки. Алена умела смотреть отстраненно, как каменное изваяние в степи со сглаженными чертами, которое и не такие бури видело за свою тысячелетнюю историю. Но порой сдвигала брови. А мышцы на руках вздувались. В такое мгновение в руках взрывались, разлетаясь как шрапнель, чашки и пиалы. Могла треснуть столешница под лежащей на ней ладонью.
Молодую жену выпихивали из жизни сынулика. Она не знала, как сопротивляться. Но не сдавалась. А любовь к Алеше из маленького робкого росточка, наоборот, набирала силу. Вытянулась до небес.
Ночью, когда муж давно видел десятый сон, Алена приподнималась на локте и любовалась крутыми густыми бровями. Иногда осторожно прикасалась к ним, очерчивала. Наматывала на палец прядку волос.
Алексей по-прежнему ходил как растрепа, кудри почти до плеч… Алене это нравилось.
Она оценила ум и таланты мужа. Увидела, с каким уважением здороваются с ее Алексеем подростки. Не в состоянии понять и сотой, тысячной части того, что было для него важным, она обожала слушать его беседы с коллегами.
Втрескалась по самые ушки. В собственного мужа.
Алена была готова налаживать мосты со свекровью. Драила квартиру. Она обожала чистоту, думала, что Анна Анатольевна оценит усилия. Ванная и унитаз теперь сверкали, как улыбки голливудских звезд.
Нет. Вдова профессора поджимала губы и, хотя ростом была капитану полиции по плечо, ухитрялась смотреть на монументальную Алену сверху вниз!
Алексей уговаривал Алену потерпеть. Анна Анатольевна нерастраченный в жизни пыл направляла на моральное изничтожение снохи. Счастье, что закалка в большой многодетной семье, а потом работа в полиции помогли девушке нарастить броню. Особа с более тонкой душевной организацией точно не выдержала бы. Но и терпению Алены приходил конец. Она была готова взять мужа под мышку и вывезти отсюда.
Утащить прочь с территории войны драгоценный трофей. Хоть куда-нибудь. В комнату на другом конце столицы. Лишь бы сбежать от мамы.
А в длинном списке воображаемых и реальных недостатков снохи один стоял на первом месте. Бездетна.
Анна Анатольевна говорила подружкам так. Мол, казалось бы, кровь с молоком, деревенская деваха, рожать и рожать. Увы. Пустоцвет в тридцать с хвостиком лет. Теперь точно внуков не дождусь. Подруги, кто искренне, кто лицемерно, жалели страдалицу.
Напитавшись поддержкой, Анна Анатольевна еще больнее кусала сноху. Старалась делать так, чтобы Алексей не слышал.
Алена, кстати, жаловалась мужу редко. Просто просила съехать.
В один из вечеров в отделение привезли замурзанного ребенка. Схваченного с поличным рыночного воришку. Явно дошкольник. На вопросы не отвечает. Одет не по погоде. Забрать его могут утром… И что? Не в обезьяннике же держать.
Алена вызвалась отмыть, покормить и вернуть в срок. То ли несостоявшееся материнство в ней проснулось, то ли просто жалость. Мальчик на контакт не шел. Шипел и корчил рожи. Дома Алена сунула его в ванную. Он затих. Зажмурился.
А Алена, разглядывая синяки на тощем тельце, сильно грызла костяшки кулака, чтобы не реветь белугой.
Заглянула недовольная бесчинством снохи (притащила кого-то без спроса) свекровь. Увидела черные и синие пятна на плечах, на спине пацана. Мгновенно выдворила Алену жестами из ванной. Прошипела, закрывая дверь, мол, не пугай ребенка!
И вдруг внутри, закрывшись с мальчиком, заворковала, нежнейшим голосом, которого Алена за пять лет жизни в семье ни разу не слышала.
– А кто это у меня дома? Что за гость?
Нет. Не случилось немедленного счастья. Хотя Димку начали брать на выходные. Он писался, врал, воровал. Включил все, что только может выплеснуть из себя несчастный озлобленный малыш.
Однако в светлые периоды, которые проявлялись все чаще и становились длинней – лез под руки Анны. Ласкался. Расспрашивал о ее работе. Живо интересовался делами. Любимыми игрушками у него стали фонендоскоп и тонометр.
Неудивительно, что вдохновленная тем, что внук, возможно, станет врачом, а значит, она все же воспитает светило медицины (!) (Господь услышал ее молитвы!), однажды Анна Анатольевна завела речь про полноценную опеку.
К этому моменту они со снохой установили перемирие. Раз Лешина жена приволокла домой такую полезную находку, как будущий профессор, продолжатель династии, она заслуживала какого-то снисхождения.
Анна Анатольевна проводила с Димкой время за такими увлекательными играми, как измерение давления и подсчет пульса. Рассказывала про интересные случаи на своей работе. Малыш с лету запоминал термины и их значение, повторял названия диагнозов и рисовал жутчайшие каракули в блокнотах – простите, господин профессор выписывал игрушечным медведю и бегемоту рецепты.
Анна делилась профессиональными знаниями. Алена учила Димку складывать кулак, ставить ноги и дышать. Кувыркаться и бегать. Обещала позже научить стрелять из пистолета и водить машину.
Алексей млел от счастья, глядя на любимых, которые не ссорятся, а возятся с пацаном. И послушно кивал, что будет ходить в школу приемных родителей. Чего не сделаешь ради мира в семье?
Случалось всякое. За те год-полтора, что прошли до усыновления. Соседям Кафеджанам тоже досталось. И у них Димка что-то спер, что-то потерял, а что-то разбил.
Но… Анна Анатольевна при всех ее недостатках слово давала железное. Так что держалась. Утешала сына и саму себя. Пару раз подбодрила сноху (отчего Алена долго не могла опомниться).
И продолжала вести воспитательную работу.
Гром грянул, когда все узнали, что Алена беременна. Димку как раз взяли домой на выходные. И тут Алена упала в обморок. Когда все прояснилось, пацан решил, что больше не нужен, и сбежал. Искали по всей Москве. Анна чуть не поседела второй раз.
Сноха в больничке. А они с Алешей обшаривают вокзалы и отделения полиции. Нашли. Разыскали свое мелкое сокровище. В электричке чуть ли не под Тверью.
Алексей сгреб мальчика в охапку. Повторял, что они его заберут. Что давно решили и не передумают. Просто бумажки, справки. Вся тянется. Но вот-вот. И ему надо учиться у родителей и бабушку слушаться. И мелкому или мелкой, не ясно же пока, кто у Алены родится, пример подавать.
– Какой пример?
– Жалеть бабушку! У нее нервы не железные.
Димка внимал, морщился. Потом уточнил:
– Бабушку жалеть?
– Да. Обязательно. И…
– И?
– Алене помогать.
– Хорошо.
P. S. Алена родила двойню. Квартира перестала быть огромной. По коридору катаются на трехколесных велосипедах, по углам играют в прятки, из кухни в прихожую бегают наперегонки.
Помещаются! И на этом огромное спасибо замечательному прадеду Алексею Алексеевичу.
Димка настоял, чтобы портрет академика повесили над его кроватью. Он на него поглядывает, когда делает уроки.
Анне Анатольевне все чаще кажется, что суровое лицо покойного мужа на пафосной официальной фотографии странным образом смягчилось. Что он вот-вот улыбнется или запоет любимую казачью песню.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?