Текст книги "Цветок эмигранта. Роза ветров. Антология"

Есть

 
Есть звери, живущие в диких лесах,
Есть птицы в промытых дождем небесах,
Есть кони, летящие ветра быстрей,
Есть рыбы – в глубинах зеленых морей.
 
 
На этой планете, живущей века,
Есть степи, холмы, заливные луга,
Озера и реки, и горы в снегу,
И желтый песок на речном берегу.
 
 
Ну, что ж поживем и подышим Землей,
Ее черноземом, сосновой смолой,
Полынною гарью и пылью дорог,
И пряным шафраном ритмических строк.
 

«Немного наивная ясность…»

 
Немного наивная ясность
И ритма упругая плоть
Есть только причастность – причастность
К твоим озареньям, Господь,
 
 
К твоим нестареющим звездам
В моей двуязычной судьбе,
Которые разно и розно
Вещают собой о себе.
 
 
Я часть твоего проявленья,
И отзвук пространств и времен,
И дар, что мне дан от рожденья,
Бесспорно, тобой окрылен.
 
 
И там, где родятся светила,
Где тайны твоей глубины,
Моя зарождается сила —
Метафоры, звуки и сны…
 

В америке…

Что за идея – рисовать яблоко…

Жак Превер

 
Надуваюсь, наливаюсь,
Впечатлений набираюсь,
Просвещаюсь в праздных чатах,
Упираюсь рогом в блогах,
Балагурю о девчатах,
Засыпаю на дорогах,
Улыбаюсь лицам новым,
«Копам» вешаю лапшу,
Дымом легким и вишневым
С должной дерзостью дышу.
 
 
Не готовлю, не стираю,
Письма в Yahoo не стираю,
Не гоняюсь за вещами,
Понапрасну не рискую,
И за суточными щами
Не скучаю, не тоскую,
Не кривляюсь: «Рад стараться…»,
Не готов очки втирать,
Не умею расставаться,
Не желаю умирать.
 
 
День весенний на излете,
Стих упругий, как из плоти,
Дом просторен и уютен,
Кофе сваренный вгустую,
Жизнь безоблачна, по сути,
Твердо верится в такую;
За окном деревья сада,
Птичий гомон, детский крик,
Все устроено, как надо,
Поживем еще, старик.
 

Лия Богомольная / 1939–2016 /

Родилась в Киеве. Большую часть жизни посвятила кулинарному искусству, разработав систему преподавания кулинарии по опорным сигналам; многократный председатель конкурса поваров и кондитеров в Харькове. Стихи начала писать в ранней юности и после большого перерыва – с конца 1970-х гг. Основные темы поэтического творчества: лирика, философские размышления, посвящения. Последние годы жизни провела в городе Эссен (Германия). Стихи публикуются впервые.

Цветок поэзии

 
Когда во мне мелодия звучит,
Приходят сами нужные слова,
И сердце в такт мелодии стучит,
И кружится от рифмы голова.
 
 
Сливаются два тонких ручейка,
Один стремится вырваться вперёд,
И вот уже негромкая река
Меня по строкам бережно несёт.
 
 
И слово набегает, как волна,
На золото прибрежного песка,
И музыки речная глубина
На звуки разбивается у скал.
 
 
Крепчает шум и ширится поток,
Охватывая голову, как боль,
Несутся камешки рождающихся строк,
Смешав и до-диез, и ля-бемоль.
 
 
Но тут плотину воздвигаю я,
Пытаясь весь поток остановить
И вырваться из бездны бытия,
Чтоб ноты и слова объединить.
 
 
Из всей реки беру один глоток,
Прозрачный и холодный – это мысль,
И вот стиха божественный цветок
Из капель музыкальных рвётся ввысь.
 
 
Аккордов светлых плещется струя —
Вот так мои стихи слагаю я.
 

Дочери

 
Когда смотрю я на тебя,
То мне порой не верится:
Так быстро, время торопя,
Ты поднялась, как деревце.
 
 
Такое близкое душе,
С прозрачной, хрупкой кроною,
Ветрам открытое уже,
От бурь незащищённое.
 
 
Мне до́рог здесь любой листок,
Любой побег – кровинка.
Незрим, пульсирует исток —
Родная сердцевинка.
 
 
Смотрю, и будто невдомёк,
И снова мне не верится:
Когда успела ты, дружок,
Подняться, словно деревце?
 
 
Оно – твои 16 лет —
Теплом земным согретое.
Оно – весны твоей рассвет —
В сияние одетое.
 
 
Я истово судьбу молю
Сберечь сиянье это.
Храни, Всевышний, дочь мою
В благословеньи света.
 

15 октября 1991

Мелодия любви

 
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
 

Б.Окуджава

 
Мой самый верный друг,
                мы встретились случайно:
В театре на Сумской
                был вечер городской.
В фойе играл оркестр.
                Волшебных звуков тайну
Разгадывали мы
                средь суеты мирской.
Ты танцевал со мной.
                Мелодия звучала
И песенка о ландышах,
                что в мае хороши.
И за собою нас
                та музыка позвала,
Дотронулась она
                до тонких струн души.
Ты с той поры всегда,
                как символ нашей встречи,
Мне даришь в мае дивных
                ландышей букет.
Я, как сегодня, вижу
                тот зал, и этот вечер…
И сколько за плечами
                тех вёсен, этих лет!
Как хочется мне, чтобы
                и летом, и зимою,
В душе не умолкая,
                началом всех начал,
Наш маленький оркестрик
                с надеждой и любовью
Свои настроив скрипки,
                для нас всегда звучал.
 

22.05.1997 – Эссен

Дима Кандид / Франкфурт-на-Майне /

Дима Кандид (Дмитрий Кандидов) – фото-художник, родился в 1963 в Москве. Окончил театрально-техническое училище (ТХТУ) по специальности «театральный свет». Там же, в училище, детское увлечение фотографией (тогда еще аналоговой) получило серьезную теоретическую и практическую основу. С 2010 года увлекся дигитальной фотографией, однако остался верен убеждению, что фотография должна получаться сразу, без компиляции. Основные направления: ландшафт и портрет. С 1991 года живет во Франкфуртена-Майне, член немецкого Союза Художников (BBK Frankfurt), принимает участие в выставках и арт-событиях. В 2014–2016 годах путешествовал по Индии.

Рыбацкая деревня. Пури, Индия, 2014

Юрий Бобров / Мюнхен /

Родился в 1958 г. в Москве. Окончил Московский Государственный Университет им. Ломоносова, экономический факультет, специальность экономист – математик. C 1999 г. живет в Мюнхене. Здесь начал рисовать, писать стихи. Участвовал в многочисленных художественных выставках в Мюнхене, Нюрнберге. В 2006 г. была первая персональная выставка в городском Музее Мюнхена. В 2008 г. персональная выставка в Нюрнберге. Картины находятся в частных собраниях России, Германии, Чехии. Член русско-немецкого Союза художников. В Москве в Издательском Доме «Грааль» вышли два сборника стихов с собственными иллюстрациями: «Замерзший дождь» 2003 г., «Паутина счастья» 2005 г. Печатался в четырех Антологиях «Русские поэты Германии», издательство «Алетея» Санкт-Петербург: «Гул былого» 2004 г., «Ступени» 2005 г., «Голоса» 2006 г., «Четвертое измерение» 2008 г., а также в Антологии «Поэты русского зарубежья» – «Январский дождь» 2008 г. Лауреат Литературного марафона поэтов Германии 2006 г. Член Международной Федерации русских писателей.

«Этот апрель…»

 
Этот апрель
Чем-то напоминает
Ноябрь.
Только цветёт
Дерево во дворе.
Дерево как будто замёрзло
На воздухе.
 

«Все несчастия мира…»

 
Все несчастия мира
От злобы и болтовни.
 

«Осень Юры…»

 
Осень Юры.
Старость мамы.
Движется напиток в рот.
Ты подвинь к себе газету.
У варенья вкус лесов.
Выпей чая,
Что не к спеху.
 

«В поле катится карета…»

 
В поле катится карета.
В ней дама с веером сидит.
Жук ползёт по вееру,
Гитарист играет гамму.
 

«Птица падает в пике́…»

 
Птица падает в пике́
И выходит белым лебедем
Во сне.
 

«Как сказать то…»

 
Как сказать то,
Что сказал.
 

«Расколота ваза…»

 
Расколота ваза.
Вода минеральная.
Женщина в шортах.
Беспорядок в желаниях.
 

«Платоническая любовь хороша…»

 
Платоническая любовь хороша
Под платанами
С платиновыми кольцами.
 

«Глупость и наглость…»

 
Глупость и наглость
Не воспринимают
Страдания.
 

«Американка в автобусе…»

 
Американка в автобусе
С аппетитными ногами
И с немецким яблоком в руках.
 

«Я не обязан…»

 
Я не обязан
Скакать по квартире,
Как сломанный танцор.
 

«Поэзия – заплыв в прекрасное…»

 
Поэзия – заплыв в прекрасное,
А не сатира на другие рифмы.
 

«Мой диагноз…»

 
Мой диагноз —
Модернистское барокко.
Мой стиль – модернистское барокко.
Я поэт.
 

«Белый шум лингвистики…»

 
Белый шум лингвистики.
Это сленг техно
Или сумасшествие?
 

«Люди живут в пространстве…»

 
Люди живут в пространстве
Вещей и денег.
 

Виталий Амурский / Париж /

История и человек – не раздельно, но связанные незримо и имеющие общие болевые точки – такова центральная тема этой подборки, открывающейся стихами о тех событиях, которые произошли в Европе 80 лет назад. То есть, и так давно, и так недавно… Здесь же, в привычном для него русле размышлений, автор пытается понять минувшее и настоящее, обращаясь к опыту собственной жизни, прежде всего, увы, измеряемой невосполнимыми утратами. Однако доминирующим началом для него остаётся не пессимизм, а спокойный, взвешенный реализм.

«Небо над Европой цвета олова…»

 
Небо над Европой цвета олова.
Над Уралом и над Руром дым,
Риббентропу пожимает руку Молотов,
Чтобы в Польше пожинать плоды.
 
 
Скоро звезды красные и свастики
Коршунами взвеются над ней.
Дипломаты, право, не схоластики,
Всё, что дальше – маршалам видней.
 
 
А в Варшаве кофе пьют со сливками,
Жизнь течёт без видимых тревог,
Розы схожи с золотыми слитками
Возле храмов и у синагог.
 
 
Будоражат Лодзь звонки трамваев,
В краковских харчевнях пир горой,
Но уже Вторая Мировая
Наплывает тучей грозовой.
 
 
По штабным приказам (скорбь Кассандры
В эти дни, должно быть, глубока)
Скоро прозвучит «подъём» в казармах
Вермахта, – пока не в РККА33
  В то время как вторжение гитлеровского вермахта в Польшу состоялось 1 сентября 1939года, «Польский поход» РККК (Рабоче-крестьянской Красной армии) начался на две с половиной недели позднее – 17 сентября.


[Закрыть].
 
 
Комсоставу там ещё положено
Отдыхать, и не важна цена,
Чтобы угощать подруг мороженым,
«Рио-Риту» в парках танцевать.
 
 
Служба же – не шахматная партия,
Чтобы в ней обдумывать ходы:
Ждёт ли тебя Польша, ждёт ли Балтия,
Буковине надобен ли ты?..
 

«Был ворошиловский стрелок…»

 
Был ворошиловский стрелок,
Член МОПРа44
  Ворошиловский стрелок – человек, имеющий нагрудный знак Осоавиахима и Политуправления Красной Армии, в 30-е годы прошлого века поощрявших стрельбу как вид спорта для укрепления боеспособности страны. Международная организация помощи революционерам, созданная по решению Коминтерна в 1922г. В СССР просуществовала до 1947 г., была особо активна до Второй мировой войны.


[Закрыть].
О том напомнил лишь брелок
На поле мокром.
 
 
Сентябрьский дождик моросил
Безмолвно,
И дым чуть смазал неба синь
Близ Львова.
 

Урок памяти

Осенью 1939 года в Германии отмечалось 190-летие со дня рождения Гёте, а в СССР 125-летие Лермонтова. В Бресте же (тогда Брест-Литовске) 22 сентября состоялся советско-германский военный парад

 
Ржавчина каски дырявой
Да потемневший крест…
Танки Гудериана
Помнятся ли тебе, Брест?
 
 
Я не о сорок первом,
С ним никаких морок —
Там всё просто и верно.
Я про другой урок.
 
 
Тот, где без Гёте и Лермонтова,
Под барабанный бой,
Наши флаги и Вермахта
Реяли над тобой.
 

Hommage а la pologne

1

 
Тихий шорох леса,
Как молитв латынь.
Неподъёмность веса
С именем Катынь.
 
 
В траурном базальте
Лиц пропавших блеск.
Губы и глаза те
Помнишь ли, Смоленск?
 
 
Помнишь ли под ветками
Блики меж теней —
Пуговицы светлые
С польских кителей?
 

2

 
Подкованный, как верный конь, латынью
Знакомый дух со вкусом иноземства
Пронзает безнадёжностью Катыни
И безотрадной памятью Козельска…
 
 
Чту неизменно силу воли шляхты —
Не той, что в прошлом титулы носила,
Но той, что сквозь гулаговские шахты
Могла дойти до стен Монте-Кассино.
 
 
О звонкий горн у губ Эмиля Чеха55
  Эмиль Чех – капрал армии генерала Андерса 18 мая 1944 года протрубивший хейнал в честь победы над гитлеровским гарнизоном в Италии на Монте-Кассино.


[Закрыть]
И маки те на склонах каменистых,
Тревожащие душу мою чем-то —
Тем, без чего достоинства не мыслю.
 

«О, лет военных измождённый лик…»

 
О, лет военных измождённый лик,
Седая быль змеящихся окопов
И тех солдат, что смерть встречали в них,
Отечество прикрыв от новых готов…
 
 
Когда ж сжимала боль слова у губ
И для кого-то замирало время, —
Живые (фотографии не лгут)
Хранили свет, в его победу веря.
 
 
Но опускали головы, когда,
Преодолев невиданные беды,
Как очереди к тюрьмам шли года,
Украшенные флагами Победы.
 
 
Забыть ли это, вглядываясь в даль,
Где желтизна исчезнувшего солнца
Напоминает старую медаль
С надменно-гордым силуэтом горца!..
 
 
В уроки прошлого, где смерть приходит вмиг,
В свидетельства, что человек – не падаль,
Хотел не раз я вникнуть, но не вник.
Не получилось, и не знаю: было надо ль?
 

«Найти б вокзал мне и перрон…»

 
Найти б вокзал мне и перрон,
Вагон и место,
Чтоб в путь, где с фабрикой «Рот Фронт»
Чуть слаще детство.
 
 
Где после дождика в четверг,
Вне всех законов,
Возможно полетать поверх
Дворов знакомых.
 
 
А там вовсю сирень цветёт —
Цветы набухли,
Что, кажется, сбегут вот-вот,
Как молоко на кухне.
 

«Увидеть город свой я был бы рад…»

 
Увидеть город свой я был бы рад,
Но не таким, как в нынешние лета,
Когда он превратился в Москвабад,
Как горько шутят в строчках интернета.
 
 
Что мне до фруктов из Махачкалы,
До шашлыков с чеченскою приправой —
В душе остались старые дворы,
А не торговцев бойких дух и нравы.
 
 
Восточный быт, конечно, создал Бог,
Чтоб было в нём и сладко, и не тесно,
Я ж из тишинской печки колобок,
Из серого, как жизнь былая, теста.
 

Улица красина

 
Улицы знакомое названье,
Что к кольцу Садовому вела,
Не забуду и, признаюсь вам я,
Дорога мне так же, как была.
 
 
Рассуждать о нынешней – не дело,
Голубятен прежних больше нет…
Сколько ж птиц оттуда улетело,
Выпорхнуло в небо сколько лет!
 
 
Впрочем, пусть она не стала краше,
Но подчас, подобная сестре
Ледокола памятного «Красин»,
Движется, как к Нобиле, ко мне.
 

Мысленный разговор с Никитой Сарниковым

 
Наверное, в соседстве с Араратом,
Ваш воздух ныне звонче, чем хрусталь,
А здесь всё тот же – просто сыроватый,
И остальное, в сущности, как встарь.
 
 
Дни иногда пусты или нелепы, —
Жаль лишь, что не пришлось увидеть вам
Париж, одетый в жёлтые жилеты,
Но (к счастью) и горящий Нотр-Дам.
 
 
Я горечи такой давно не помню,
И до сих пор как фильм non-stop во мне
Великий храм, построенный с любовью,
Корёжащийся в бешеном огне.
 
 
Сейчас же серость за оконной рамой,
Да дождика бессмысленная дробь,
Как будто небо и земля на равных
Погружены в одну и ту же скорбь.
 
 
Вообще, опять капризничает климат —
Впрок усомниться, что весна уже,
А хорошо, конечно, было б скинуть
Груз зимних дней, дав отдохнуть душе.
 

Апрель, 2019

Плач по Парижскому Побору Нотр-Дам

 
холодный как без дров камин
где стены в саже
сказать бы надобно аминь
но кто же скажет
 
 
сквозь брешь меж небом и стеной
смотрю в него я
его печалью неземной
себя неволя
 
 
так в прошлое как в лес нырнув
где густ орешник
осознаёшь что не вернуть
времён сгоревших
 

Алексей Глуховский / Баден-Баден /

Алексей Глуховский родился в Москве апреля 1955 года. Окончил факультет журналистики МГУ. Работал на радио. С 2001 года живет в Германии, в Баден-Бадене. Стихи пишет с юности, много лет занимался художественным переводом с немецкого, французского, сербского языков. Поэтические переводы печатались в сборниках издательства «Художественная литература», в «Литературной газете» и др. Автор сборника стихотворных переводов «Слова» (Москва 2013), а также поэтических книг «Лирика» (Нью-Йорк, 2015), «Вид из окна» (Москва, 2017), «Знаки времени» (Москва, 2018). Лауреат Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира – 2018» в Льеже (Бельгия). Лауреат международной поэтической премии «Образ» за 2018 год.

Картина

 
Висит картина на стене —
сквозная дверь в чудесный мир,
где в обрамлении теней
стволов торжественный ампир.
Где тот, кто их возвёл на трон,
своей отеческой рукой
венчал подобием корон —
вечнозеленою листвой.
И среди этих райских кущ,
владычествуя надо всем,
как ветер вольный вездесущ,
здесь поселился насовсем.
Висит картина на стене…
Иль это дверь от входа в рай?
Она не поддаётся мне,
как к ней ключа ни подбирай.
 

«Погоди, постой…»

 
Погоди, постой,
не суетись,
не пытайся всё начать сначала.
Из бокала
под названьем жизнь
на сегодня выпито
не мало.
Обещай же всё
допить до дна,
всё – до капли,
чтоб не расплескалось.
Чтоб от полнотелого вина
послевкусье терпкое осталось.
 

Беда

 
Беда приходит по утрам,
стучится в двери беспардонно —
с лицом унылым почтальона,
в печальных строках телеграмм.
 
 
Когда ленивые мозги
как будто судорогой сводит
и чёрт-те что в них происходит…
А за окном ещё ни зги.
 
 
Беда приходит невпопад:
в разгар любви, в момент веселья.
Как средь весеннего цветенья
нежданный с неба снегопад.
 
 
Навалится, как снежный ком,
как с гор сошедшая лавина,
и оставляя без помину,
нас погребает целиком.
 

«Есть запах арбуза…»

 
есть запах арбуза
у нового снега
который хрустит у меня
на зубах
есть привкус тревожности
в оттиске следа
что кем-то оставлен
возможно в бегах
есть белая мертвенность
голой берёзы
и зимнего солнца
горящий янтарь
когда зарождаются
метаморфозы
в себе растворяя
осеннюю хмарь
 

Ночь тиха

 
Ночь тиха, а мне не спится.
Справа дышит мой сосед.
За окном луна томится,
источая бледный свет.
 
 
Спят больничные палаты.
Легковесна и быстра,
добрым ангелом крылатым
облетает их сестра.
 
 
Посчастливится кому-то,
кто очнётся ото сна:
каша манная наутро,
и за окнами – весна.
 
 
И надежда на поправку,
и сомнений – никаких…
Лишь сосед на койке справа
подозрительно затих.
 

Зимняя зарисовка

 
Убеленный снежной негой,
скрыт шарфом до самых глаз —
что-то я отвык от снега,
от его холодных ласк.
 
 
От его прикосновенья,
от дыхания зимы…
Снега чудное свеченье
покоряет силы тьмы.
 
 
Ноги стынут до озноба,
им в тепло бы поскорей.
Кособокие сугробы
тают в свете фонарей.
 

«Крик затаён внутри отчаянья…»

 
Крик затаён внутри отчаянья,
в него, как в клетку заключён.
А в чём тогда исток молчанья,
какие тайны прячет он?
 
 
Молчанье – редкое уменье,
которым трудно овладеть:
как не презреть чужого мненья,
его выслушивать уметь.
 
 
Оно из тех искусств, которым
всю жизнь учиться – не позор.
…Что смотришь на меня с укором
сквозь глаз прищуренных зазор?
 
 
Ты тоже учишься молчанью
иль просто нечего сказать?
Иль это так кричит отчаянье
от невозможности молчать?
 

«Я знаю, что когда-нибудь умру…»

 
Я знаю, что когда-нибудь умру —
не от болезни или ностальгии,
однажды не проснувшись поутру
под саваном заснеженной России.
 
 
Меня церковный хор не отпоёт,
друзья не соберутся на поминки.
Январский ветер снегом занесёт,
с трудом ко мне пробитые тропинки.
 
 
Пускай за всё ответит снегопад,
что громоздит высокие сугробы.
Под белой простынёй укрывшей сад,
земли отогревается утроба.
 

«Давайте жить, пока живётся…»

 
Давайте жить, пока живётся,
плясать,
пока – о двух ногах,
а если помирать придётся,
чтоб не испытывали страх.
Не верьте предсказаньям лживым
и хиромантам всех мастей:
пока желания в нас живы,
мы остаёмся всех живей.
Не поддавайтесь зовам ложным,
свой путь единственный верша.
 
 
Не всё ещё так безнадёжно,
пока в нас теплится
душа.
Но если вдруг сломалось что-то,
зашло в тупик
нарушив ход,
она возьмётся за работу
и чудо вновь произойдёт.
 

«Писать стихи…»

 
Писать стихи —
что за охота?
Дела бывают поважней.
Но недосказанное
что-то
рукою ведает моей.
Как солнце зрея на востоке,
свою покинув колыбель,
стихов предутренние строки
в дверную просочатся щель.
Разбудят, сон мой растревожив,
погладят солнечным лучом…
Они приходят осторожно,
как будто вовсе
ни при чём.
И в наступившем озаренье,
как в утре после темноты,
легчайший плод стихотворенья
нарушит тайну немоты.
 

«Ах, вы ночки, мои ночки…»

 
Ах, вы ночки, мои ночки!
В полусне, в полубреду
доведу себя до точки,
до предела доведу.
 
 
Как в тюремной одиночке —
ни присесть и ни прилечь…
В голове сплошные строчки…
Эту голову б да с плеч!
 
 
Ах, вы ночки, мои ночки!
Как бы мне вас пережить…
Вот уже и ангелочки
рядом начали кружить…
 

Лицемерие

 
на земле слишком мало
свободного места
словно в шлюпке
во время кораблекрушенья
кто-то сгинул
и имя его неизвестно
а кто выплыл
продолжил по мукам хожденье
перемешано всё
как в домашнем салате
как в помойном ведре
как в еде некошерной
кто-то слёзы прольёт
о безвестном солдате
ну а после возьмёт
автомат лицемерно
между злом и добром
не такая уж пропасть
между правдой и ложью
всё меньше различье
уступает нахальству
невинная робость
и бесстыдство
напялило маску приличья
 

«Лети, душа, за тридевять земель…»

 
Лети, душа, за тридевять земель,
как лепесток из доброй детской сказки.
Туда, где звезд густая нонпарель
и Млечный путь залит молочной краской.
 
 
Беги душа от суеты сует,
от лжи и от людского равнодушья.
Лети туда, где ярок божий свет,
покуда как свеча он не потушен.
 
 
Ты засиделась, милая душа,
и я с тобой присяду на крылечко…
Уже пора, наверно, не спеша
нам теплое подыскивать местечко.
 

«Засыпают последние розы…»

 
Засыпают последние розы
в умирающем нашем саду.
Под холодным осенним наркозом,
у озябших берез на виду.
Не согреют еловые ветки
их своим ароматным теплом,
лишь старанием доброй соседки
по весне они вспыхнут кустом.
 

Мои стихи

 
мои стихи совсем как дети
и непослушны и смешны
не спят при выключенном свете
боятся в доме тишины
словами с радостью играют
и не ложатся допоздна
всё то что сложно упрощают
из мухи делают слона
на них порою нет управы
как захотят себя ведут
по-детски ищут легкой
славы
и плачут если не найдут.
 

Гея Коган / Бремен /

Родилась, жила, училась и работала до 1995 года в Риге. Инженер-химик технолог. Посещала Студию молодых литераторов при СП. (когда была молодая). Публикации в Латвии, Германии, России, Украине, Израиле, США. 5 сборников с 2000г. по 2016 г.

Тёмное время

 
Свет желтовато-мутный
сеет окно сквозь шторы.
Тёмное время суток.
Спешные разговоры.
 
 
На лаконичность мода.
Короток день, как прочерк.
Тёмное время года
полдень сближает с ночью.
 
 
Год – он всего лишь веха,
меньшая из отметин.
Тёмные годы века
были во всех столетьях.
 
 
В каждое, будто внове,
двери срывая с петель,
входит средневековье,
как Ежи Лец заметил.
 

«Я впадаю в тебя, как впадает река…»

 
Я впадаю в тебя, как впадает река
в океан, от заката подсвеченный алым,
на неблизком пути разбивая бока
о своих берегов сиротливые скалы.
Косяки моих рыб у тебя в глубине,
беспредельность почуя, резвятся беспечно,
но седая волна, прокатив на спине,
их назад возвращает течением встречным.
Я с собой приношу столько лишних даров —
их уже собралось, что на сердце отметин:
почерневшие брёвна разбитых плотов
и прибрежных ракит отсыревшие плети.
Так спокойно лицо уходящего дня:
света сизый опал, тихий шелест прибоя…
Теплой солью его ты впадаешь в меня
и по венам течёшь, наполняя собою.