Текст книги "Книга памяти. Сборник, посвященный 75-летию Победы в Великой Отечественной войне"

 
Ты сидишь одиноко и смотришь с тоской,
Как с деревьев листы облетают…
Представляешь себе, что твой сын дорогой
За свободу в бою умирает.
Он был нежен к тебе и ко всем, молодой
И душевный, как майская ночь.
И тоскует с тобой с золотой головой,
Сидя рядом, соседская дочь.
А на фронте в бою чернокудрый боец
Бьет врага в упоенье святом.
Бьет и верит, что любящих верных сердец
Не разбить ни штыком, ни огнем.
И когда пробегут боевые года,
Возвратится твой милый домой.
Мир настанет везде, и уже никогда
Не покинет он дом свой родной.
Много смелых бойцов знает наша страна.
Каждый немца проклятого бьет.
И у каждого мать, и у многих жена
С нетерпеньем любимого ждет.
 

г. Горький, госпиталь. Май 1942 г. (мать была расстреляна 21 сентября 1941 г.)

 
Весна! И в сердце поневоле
Стучится радость летних снов.
И тянет на реку и в поле,
Под сень деревьев, в тишь лесов.
О, ночи летние! Как скоро
Промчитесь вы для молодых.
Умолкнут птичьи разговоры,
А мы не слышим даже их.
Мы или с девушкою нежной
Сидим, забывши обо всем –
И о работе, и о прежней
Любви, о личном, о своем…
Или с компанией лихою
Кутим мы, пьем, гуляем ночь.
И водкой, влагой огневою,
Мы мысли отгоняем прочь.
Или, собравшись на балконе,
Фокстротом будим ночи тишь,
Попарно топая, как кони,
Взлетает хохот выше крыш.
Но разве это провожденье
Часов для смелых, молодых,
Когда кипят еще сраженья
Там, в битвах страшных, огневых?
Нет! Мы должны быть там, где нужно,
В сраженьях забывая страх,
Идти в атаку крепко, дружно,
Захватчиков развеять прах.
 

Ташкент. Отпуск после ранения. Май 1942 г.

 
Смерть… Темнота и вечный холод…
В могиле страх и ужас ждут…
Но долгий непрерывный голод
И есть ужаснейший недуг.
Готов завидовать я тем, кто утром
В рассвете солнечном погиб в бою.
Все ж лучше, чем холодным синим трупом
Пугать детей и всю семью свою.
Я был в боях, но пули и снаряды
Не для меня, и я от них ушел.
Товарищ мой упал со мною рядом –
Стране далекой мертвых мой посол.
А я тогда был ранен и на юге
Живу теперь, не зная, для чего…
В душе моей всегда бушует вьюга,
Хоть на дворе и ясно, и тепло.
И в ненависть душа моя одета.
И рвусь я в бой, но не гожусь туда…
Теки скорее, медленная Лета.
Нет больше сил для мысли и труда.
 

Ташкент. После выписки из госпиталя и получения инвалидности. 1945 г.

 
Я еду. Куда и откуда?
Нарушив душевный покой,
Исполнить шальную причуду,
Увидеть свой город родной.
Увидеть родные поляны,
Где милые сердцу лежат
И полными муки глазами
В холодное небо глядят…
И лечь самому с ними рядом,
Обнять мать родную свою,
Собою дополнить мне надо
Погибшую нашу семью.
 

Ташкент – Киев. Август 1945 г.

Галина Зайцева

Галина Зайцева родилась в Республике Беларусь.

Учась в школе, являлась внештатным корреспондентом газет «Зорька», «Пионерская правда». С отличием окончила колледж культуры в городе Гродно, затем Высшую профсоюзную школу культуры в городе Ленинграде.

Основная трудовая деятельность прошла в должности директора Дома культуры железнодорожников г. Барановичи Брестской области. Входила в состав совета директоров учреждений культуры Белоруссии. Вела большую общественную деятельность.

Печаталась в районных и региональных газетах. Автор и организатор постоянно действующего республиканского фестиваля поэзии «Свитязи ясной изящные крылья». Издала три сборника поэзии. Подборка стихов вошла в седьмой том антологии стихов и прозы «Литературная Евразия». Пишет на русском и белорусском языках. Имеет многочисленные дипломы и благодарности. В 2018 году номинирована на премию мира. Кандидат в члены Интернационального Союза писателей. Награждена памятной статуэткой «За вклад в российскую словесность». Кавалер юбилейной медали ИСП.

С 2008 года проживает по месту работы мужа – в Москве.

 
В лесах фронтовых есть березки и ели –
Свидетели горьких потерь и побед.
Как цепи бойцов, их ряды поредели
От прожитых огненных лет.
 
 
В лесах фронтовых есть следы от окопов,
Как шрамы на теле бойцов.
На почве, пропитанной кровью и потом, –
Ковры из чудесных цветов…
 
 
Не смоют года, и дожди, и метели
Пласты легендарных страниц.
Живет в нашей памяти подвиг героев
И в песнях порхающих птиц.
 

 
От Сталинграда до Трептова парка
Кровью пропитана каждая пядь…
Майна и Одера водные глади
Цветом рубина и нынче горят…
 
 
Тысячи тысяч мальчишек безусых,
Девушек юных, не знавших любви…
Жизни отдали в надежде, что в Мире
Больше не будет кровавой войны.
 
 
Матери горя наплакали – реки,
Поясом слез – шар земной обойми…
Красными звездами, красными маками
Смотрят на Мир жертвы прошлой войны.
 
 
Души безвинные заживо сгинули
В черных провалах горящих печей.
Без вести павшие скорбью сгорели
В ждавших до смерти сердцах матерей…
 
 
Сколько ж вам надо уроков Истории,
Всем, кто «кровавым джихадом» живет?..
Сгинет бесследно на всех территориях
Тот, кто с мечом к нам однажды придет…
 
 
Сила Земли даст отвагу, терпение,
Мужества горстку плеснет из глубин…
Воинам, держащим знамя Спасения
Выше Тибетских горных вершин.
 
 
Матери Мира, от вас обращаюсь
К небу – с молитвою, не наугад…
Чтобы «кровавый джихад» превратился
Только в «большой» или «малый» джихад.
 
 
Деток рожайте, растите и пестуйте,
Дав с молоком им добро и любовь.
В мыслях о Мире и жизненном счастье
Пусть закипает горячая кровь…
 

 
Снова время листает
Немеркнущей Славы страницы…
Первый взрыв, первый выстрел
И крепость на Брестской границе.
Первый крик, первый стон
Под летящей, ползущей косою –
И умылась земля
Той кровавой июньской росою…
 
 
Горит роса слезами матерей,
Глазами всех потерянных детей.
Блестит роса слезами всех невест,
Спят женихи в земле из разных мест.
 
 
Проползла, протоптала
Свинцовым огнем и пожарами,
Черным пеплом и плачем,
Оскверненными храмами.
Но не знала рука,
Посылая орду вероломную,
Что рождает беда
Справедливую месть всенародную.
 
 
Горит роса слезами матерей,
Что мстят за всех погибших сыновей.
Блестит роса слезами всех невест,
Связных и партизанок разных мест.
 
 
Вечной памятью павшим
Стоят на земле обелиски.
На гранитной плите
Полыхают бессмертные списки.
Расцветает наш край,
Хорошеет, дождями умытый…
Память в сердце стучит:
Здесь никто и ничто не забыто.
 
 
Горит роса победных звезд огнем,
Мы в их сиянье счастливо живем.
Блестит в росе малиновый рассвет,
Благословляя мир на сотни лет…
 

 
Так много в мае вылилось дождей,
Как будто бы скорбящая природа
Льет слезы за погибших сыновей,
За горе белорусского народа.
 
 
За семь десятков славных зим и лет
Лечила раны, смело восставала,
Росла из пепла, силы набирала
И воссияла залпами побед!..
 

Дмитрий Зорин

Дмитрий Зорин родился в Красноярске 1 января 1937 года. Его отец, кадровый офицер РККА, 25 июня 1941 года отбыл на фронт в составе 166-й стрелковой дивизии. Пропал без вести в сентябре 1941 года в боях под Ельней (Смоленская область). Его мать, медицинский работник, в период войны работала в эвакогоспитале, награждена медалью «За победу над Германией». Работать начал в 1954 году. Военную службу проходил на Тихоокеанском флоте. В 1961 году окончил Красноярский политехнический техникум по специальности «техник-механик», а в 1977 году – Сибирский технологический институт по специальности «инженер-экономист». Трудовая деятельность автора была многогранной: его труд был связан с производственной, преподавательской, общественно-политической деятельностью на профессиональной основе, а согласно записям в трудовой книжке, стаж работы составил 56 лет. Женился в 1960 году, имеет троих сыновей.

Документы:

17 мая 1945 года мама получила извещение следующего содержания:

«Ваш муж, мл. лейтенант, ком. взвода связи Зорин Константин Дмитриевич в боях за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, пропал без вести в сентябре 1941 года». Подпись военкома Ачинского райвоенкомата.

Отец и мать, фотография накануне отправки на фронт

 
Откуда взялось это горькое слово,
Что бьет наотмашь, выбивая слезу?
В нем жалость и боль, и что-то от злого,
Что есть в человеке на самом низу.
 
 
Я помню, как часто в мой адрес звучало,
Оттенками разными раня меня:
«Эй, безотцовщина!», и будто сжимала
Сердце тисками обиды броня.
 
 
Дяди и тети охали, ахали,
Гладили жалостливо по голове,
Иные от «щедрости легкими взмахами»
Внушение делали сироте.
 
 
Все обижало: и злость, и жалость,
Грудь распирала протеста волна.
И дяди чужого «невинная шалость»
Взрывала, но все заглушала война.
 
 
В памяти детской остались навечно
Образы воинов в белых бинтах,
Их по-отцовски улыбки сердечные,
С грустью замешанные в глазах.
 
 
Глядя на нас, раненый каждый
Мыслью своею к груди прижимал
Тех малышей, что оставил однажды,
Милую, сердце которой отдал.
 
 
Врезались в память салюта раскаты,
В каждой семье ожиданья накал.
Домой возвращались с Победой солдаты,
А я все ходил на вокзал и все ждал.
 
 
Не верил, что делаю это напрасно,
Завидовал тем, кто любимых встречал.
Я и сейчас представляю прекрасно
Те грезы, в которых отца обнимал.
 
 
Да, безотцовщина – горькое слово,
Я ее выстрадал в жизни своей,
Поэтому голос свой снова и снова
Я отдаю в защиту детей.
 
 
Чтоб солнце светило им радостно всюду,
Чтоб не было личиков в горьких слезах,
Пусть мамы и папы всегда с ними будут,
Пусть счастье сверкает в их милых глазах
 

 
Смотрю сейчас на детвору
И вспоминаю наше детство,
Ту предвоенную пору,
Отца пилотку по соседству
С моими детскими вещами.
Его приезд был редкий дар
Меж приграничными боями.
Я помню радостный угар
 
 
Тех встреч и горечь расставаний.
И под улыбкой скрытую тревогу
В глазах у матери, и муки ожиданий,
И сборы в новую дорогу.
Я не забуду голос Левитана
И горя всенародного волну,
Когда он сообщил, что утром рано
Фашисты начали войну.
И детство наше завершилось
По воле рока. Не судьба
Была, видать, чтобы случилась
В свой срок природная пора.
Так неужели повториться
Должно все с этими детьми?
Такое черту не приснится,
А что же мы между людьми
Не можем навсегда решить,
Чтоб люди в мире созидали,
Чтоб не боялась мать родить,
Чтоб дети нас не проклинали?
 

 
Мы подражали много взрослым,
Не зная то, что иногда
Хитер бывает дядя рослый,
Что верить надо не всегда,
 
 
Не всем, кто хочет показаться
Добрей самою доброты,
Кто в душу лезет покопаться,
Ища в ней слабые черты.
 
 
Да, много разных шалопаев
Нас окружало в ту пору,
В подельщиков нас превращая
И растлевая детвору.
 
 
Они легко и бурно жили.
Из ран войны сосали кровь.
Их, правда, как клопов, давили,
От скверны очищая новь.
 
 
А новью были мы, подростки,
Растила улица нас всех.
Колючие и липкие отростки,
Готовые на подвиг и на грех.
 
 
По-своему счастливы были,
Вдыхая жизни аромат,
И всякое тогда творили
Без невернувшихся солдат,
 
 
Без отчего строгого взгляда,
Заветного в наших сердцах,
И мама бывала так рада
Той схожести в наших глазах.
 
 
«Ну вылитый батя», – проронит,
И губы слегка задрожат,
И сердцем беззвучно застонет,
Обняв нас, своих чертенят.
 
 
Спасибо тебе, дорогая!
Ты в жизни нам все отдала,
Оставшись вдовой, молодая,
Ты крест свой достойно несла!
 
 
Была и отцом нам, и другом,
Ты нами лишь только жила,
Совета не зная с супругом,
Решала все наши дела.
 
 
Нет доли труднее и выше,
Чем мать-одиночка несла.
Спасибо, любимая, слышишь?
За все, что нам в жизни дала!
 

 
В который уж раз я смотрю
На этот портрет на стене
И мысленно с ним говорю
О жизни нелегкой стерне.
 
 
На этом портрете вы оба
Такими еще молодыми
Снимались, наверное, чтобы
Навечно остаться такими.
 
 
Печалью отмечены строгой
Войной озаренные лица,
Как будто пред дальней дорогой
Присели вы, чтобы проститься.
 
 
Проститься, быть может, навечно,
Война ведь – не просто прощанье,
На лицах тревога, сердечность
И скрытая скорбь расставанья.
 
 
Смотрю на отца, вспоминаю
Зачитанных писем строки.
Я в жизни его не знаю,
Но этой войны уроки
 
 
Дают им священное право
Спросить с нас сегодня строго,
Куда мы ведем державу
И той ли идем дорогой.
 
 
Какой же ответ готовы
Держать пред отцами дети?
О том, что достигли новых
Высот и что дальше метим?
 
 
О том, что и мы допускали
Ошибки, по жизни шагая,
На ощупь дорогу искали,
Проторенных троп не зная?
 
 
Что время пришло, назрела
Пора в жизнь вносить перемены,
Что нам до всего есть дело,
Что мы вам достойная смена,
 
 
Что та, кто с тобой на портрете
Такая сидит молодая,
Всю жизнь посвятила детям,
Минуты покоя не зная.
 
 
Ее трудовые дороги,
И годы тебя ожиданья,
И ночи над нами в тревоге,
И тихое вдовье страданье
 
 
Дают ей законное право
Быть рядом с тобой на портрете.
Вы – наша гордость и слава,
А мы – ваши верные дети.
 
 
Вы смотрите оба с приветом,
И я на себе ощущаю,
Какого вы ждете ответа,
А что вам ответить – не знаю.
 

 
Звезда рубинами пылает
Над Спасской башнею Кремля,
Куранты бьют, и в мире знают,
Что это Родина моя.
 
 
Ее бескрайние просторы,
Мечтой овеянный полет,
Ее леса, поля и горы
Красой чарующей влечет,
 
 
Зовет в неведанные дали
Дерзать и слышать: «Молодцы!».
За это молча отдавали
Жизнь наши славные отцы.
 
 
И никогда мы не забудем
Их подвигов бессмертный дар.
Клянемся! Вечно помнить будем
И Бухенвальд, и Бабий Яр!
 
 
Мы дети Родины единой,
Вскормила нас земля одна,
Идем дорогой мы целинной,
И ненавистна нам война.
 
 
Живем мечтою мы о счастье.
Хотим любимыми мы быть,
Но если вдруг придет ненастье,
Врагов, как вы, мы будем бить.
 
 
Мы будем помнить, не забудем
Ваш молчаливый нам наказ.
Достойны вас, клянемся, будем,
Ведь ваш огонь горит и в нас.
 

40-летию прорыва блокады Ленинграда посвящается

 
Сегодня, накануне юбилея,
Я вспоминаю этот день.
Весенние цветущие аллеи
И монументов славы тень.
 
 
Расцветье на груди у ветеранов
Колодок доблести и ран.
Со всех широт, со всех меридианов,
Из многих благодарных стран.
 
 
Здесь собрались на встречу люди,
И я был этой встрече рад.
В моих воспоминаньях вечно будут
Тот день и город Ленинград.
 
 
Сегодня я опять хочу быть с вами
В очередной ваш юбилей!
Девятьюстами памятными днями
Ваш подвиг ощутить сильней.
 
 
Бросает тень огонь у обелиска –
Напоминанье боли старых ран.
Сурово замер на посту мальчишка,
Сурово смотрит ветеран.
 
 
Он будто эстафету поколений
Потомкам хочет передать.
Не бойся, ветеран, своих сомнений,
Они, как вы, готовы встать
 
 
На те же рубежи, где вы стояли,
И не отступят ни на шаг.
Они от вас все лучшее приняли,
Они – ваш гимн, они – ваш флаг!
 

Светлой памяти воина-красноярца, капитана Бабенко, его боевым товарищам, живым и мертвым, сражавшимся на Курской дуге, ПОСВЯЩАЕТСЯ

 
В задумчивом торжественном молчании
Все замерло, и лишь гранит-боец
Ведет свое безмолвное сказание
Про битву у села Березовец.
 
 
Я, ощущая прошлого дыханье,
Хочу представить и тот летний день,
Тот батальон, застывший в ожидании,
И наплывающую танковую тень.
 
 
Как в беспощадном яростном сраженье
У станции под Курском, Поныри,
Дрались и умирали без сомненья
Бабенко и его Богатыри!
 
 
Сегодня средь июньского расцветья
Собрались здесь со всех концов страны
Бойцы минувшего сорокалетья
И нынешние Родины сыны.
 
 
Объединенные одним стремленьем,
Воспитанные все в стране одной,
Сердечно обнялись два поколенья
У обелиска Славы боевой!
 
 
Вдруг взгляд мой обратился к пионеру,
Что галстук свой навесил на гранит.
И понял я, что, от волненья серый,
Он клятву молчаливую творит!
 
 
Быть верным памяти дедов клянется,
Наверное, взволнованный малец.
И верю я, что, если вдруг придется,
В бой вступит пламенный боец!
 
 
В задумчивом торжественном молчанье
Все замерло, и лишь гранит-боец
Ведет свое безмолвное сказанье
Про битву у села Березовец…
 

Альберт Кайков

Альберт Кайков родился в 1932 г. в г. Аше Челябинской области, в семье служащих.

Перед войной семья проживала в Анапе. Началась война, отец ушел на фронт, мать с троими детьми и бабушкой оказались на оккупированной территории.

Во время войны семье жилось очень трудно. Охотой и рыбалкой приходилось добывать средства к существованию. Впоследствии они остались увлечением на всю жизнь…

После школы поступил в Высшее военно-морское училище им. С. О. Макарова, служил на кораблях Камчатской флотилии.

После сокращения в 1958 г. и увольнения в запас получил второе высшее образование в Новосибирском инженерно-строительном институте. Работал на стройках Новосибирска и Игарки.

После Заполярья двадцать шесть лет проработал в администрации Новосибирской области начальником инспекции государственного архитектурно-строительного надзора.

Литературным творчеством занялся, выйдя на пенсию. Издал шесть стихотворных сборников. Первая книга прозы «Потерянное детство» издана в 2010 г. Затем одна за другой вышли в свет: «На заполярной широте», «Встреча через полвека», «Флотские будни», «В Туруханской тайге», «По жизни с друзьями», «Под северным небом», «Черная пурга».

 
Впервые черный крест под вражеским крылом
Увидел в ясном небе я над головой.
В тот теплый летний день я шел с пустым ведром
По улице родной к колодцу за водой.
 
 
Моторов шум и бомбы вой привлек мой взор.
Казалось, «фоккевульф» застыл на фоне голубом.
В испуге прыгнул я в крапиву под забор,
Задев колючки животом и потным лбом.
 
 
Я долго головы и глаз поднять не смел.
Земля тряслась, дрожала и порой качала.
Казалось, что меня бомбить он прилетел.
Так встретил я войны суровое начало.
 
 
С тех пор минуло семь десятков с лишним лет.
Событий много мне пришлось преодолеть,
Но на крыле креста фашистов черный цвет
Из памяти своей ничем не смог стереть.
 

 
Налеты были в темноте.
Чтоб не погибнуть в суете,
Мы очень часто под кровать
Ложились все в одежде спать.
 
 
Когда час ночи подходил,
Нас голос диктора будил.
Никто не охал, не стонал,
Команды ждал бежать в подвал.
 
 
Мать пробегала по избе
(Она главой была в семье),
Давала в руки по узлу,
Костром лежавшему в углу.
 
 
Под непрерывный вой сирен
Бежали мы от теплых стен.
Тот звук нам душу надрывал
И гнал скорее всех в подвал.
 
 
Разрывы вражьих бомб вдали
Ознобом наш подвал трясли,
И комья мелкие земли
По спинам нашим поползли.
 
 
Просила мать разинуть рты,
Чтоб избежать нам глухоты.
Крестилась бабушка в углу,
Прижавшись к мягкому узлу.
 
 
Домой брели мы поутру.
Встречали трепет на ветру
Бумажек, клеенных к окну,
И в небе бледную луну.
 
 
С тех пор минуло много лет,
Но памяти забвенья нет.
Всем существом своей души
Хочу, чтоб жили мы в тиши,
Тревог не знали малыши.
 

 
Среди развалин от бомбежки
Листовку мальчики нашли.
Округа вся видна в окошки –
Читать в укрытие пошли.
 
 
Румынский текст на ней узнали,
Советский шепотом прочли:
За это дело – они знали –
Грозил расстрел родной семьи.
 
 
Листовка пропуском являлась
Для тех, кто в плен попасть не прочь,
Но адресатам не досталась:
Был сильный ветер в эту ночь.
 
 
Нельзя же здесь ее оставить,
Среди разрушенных печей.
По назначению доставить
Решили без пустых речей.
 
 
Идут по улице ребята,
От роду им по десять лет.
К груди за пазухой прижата
Листовка, будто пистолет.
 
 
Холодный ветер листья носит.
Вот дом. Румыны в нем живут.
Листовку б им во двор подбросить –
Порывы ветра унесут.
 
 
За поворотом штаб находят.
На часового курс берут.
Они к нему вдвоем подходят,
Рывком листовку подают.
 
 
Солдат сначала испугался,
Но, посмотрев по сторонам,
Листовку взял он, словно сдался.
Пошел, рукой махнувши нам.
 
 
Идут по улице ребята.
О всем они молчать должны,
Но пули этого солдата
Войскам советским не страшны.
 

 
Очередной подходит день рожденья –
Восьмого мая отмечаю я,
И в этот день, без всякого сомненья,
Меня придут поздравить сыновья.
 
 
Мы первый тост поднимем за Победу,
Затем за тех, кто не пришел с войны,
Честь отдадим всем ветеранам, деду –
Мы память сохранить о них должны.
 
 
Военное свое я вспомню детство.
По сути, вовсе не было его,
Осталось в памяти моей наследство:
Тревоги, голод – больше ничего.
 

 
– Скажи, мой друг, какая сила
Тебя влечет под Сталинград?
– Война немало там скосила
Бойцов, погибших без наград.
 
 
Там на Мамаевом кургане
Лежат Отечества сыны,
Они все наши, россияне
Давно распавшейся страны.
 
 
Как мусульманин едет в Мекку,
Поеду в славный Сталинград,
Как подобает человеку,
Там скорбно совершу обряд.
 
 
К могиле братской со слезами
Я возложу цветов букет,
Затем дрожащими руками
Свечу приткну на парапет.
 
 
Когда фашистов окружали,
Я был у извергов в тылу.
Мы все надеялись и ждали,
Когда с нас снимут кабалу.
 
 
И вот сегодня День Победы –
Главнейший праздник для меня.
обязательно поеду,
Дождавшись праздничного дня.
 

 
Наступили тревожные дни:
Проводились все чаще облавы.
Вечерами гасили огни,
Днем скрывались в траншеи, подвалы.
 
 
Оккупации дни сочтены.
Как ни трудно, но выжить нам надо.
Отступая, фашисты страшны.
Доносилась уже канонада.
 
 
Эти звуки победно неслись.
О них долго мы жили мечтами.
В них свобода и счастье слились
И надежды на встречи с отцами.
 

 
Улица нас воспитала
В годы суровой войны.
Улица нам рассказала
Все, что мы знать не должны.
 
 
Рано мы все повзрослели,
Горе пришлось нам узнать.
Драться с врагами хотели:
Возраст не дал воевать.
 
 
Игры, забавы забыли.
Ждали все с фронта вестей.
В доме отцов заменили
И берегли матерей.
 
 
Сердце порой замирало,
Если в дом шел почтальон.
Слишком уж часто, бывало,
Вестником горя был он.
 
 
Ныне мы все постарели,
Дети прошедшей войны.
Внуки давно повзрослели,
Жить они в мире должны.