Текст книги "Академик Владимир Евгеньевич Соколов. Жизнь и научная деятельность в очерках и воспоминаниях"

В одежде и еде был неприхотлив. Любил застолье без излишеств, предпочитая качество напитков их количеству. Ценил дружескую компанию, любил слушать музыку, пение и сам охотно пел. В его репертуаре были народные песни, городской и экспедиционный фольклор. Из жанров изобразительного искусства Владимир Евгеньевич очень любил живопись и графику, особенно анималистической тематики. Он был знаком со многими анималистами, пытался заниматься резьбой, хотел освоить поливную керамику.

Семейная жизнь Владимира Евгеньевича прошла под счастливым знаком почти полувекового союза со Светланой Михайловной. Их дочь, Наташа, дополнила профессии отца и матери, присоединив к объектам из царства животных и растений царство микроорганизмов, став микробиологом. Очень любил Владимир Евгеньевич своего внука Женю, которого даже брал с собой в некоторые экспедиции.

Человек большого обаяния и высокой культуры, Владимир Евгеньевич обладал выдающейся волей и подлинным мужеством, стоически перенося тяжелую болезнь, приведшую к безвременной кончине выдающегося ученого. Он до последних дней не верил в печальный исход, не хотел подчиняться роковому недугу.

Но продолжают выходить его книги, продолжают разрабатывать избранные им направления зоологии и экологии его ученики и соратники, продолжают свои исследования научные коллективы, которыми в течение долгих лет руководил академик Соколов.

При участии Академии наук создан Благотворительный фонд поддержки науки имени академика В. Е. Соколова, проведены первые «соколовские» чтения. Фонд учредил специальные премии имени академика В. Е. Соколова, которые впервые были вручены в 1999 г. выдающимся ученым Академии, а также молодым биологам, экологам, специалистам других академических дисциплин. Память Владимира Евгеньевича почтили его коллеги и ученики на VI съезде основанного им Териологического общества. Международную конференцию по биоразнообразию фауны, флоры и экосистем Евразии (Москва, апрель 1999) организаторы и участники специально посвятили светлой памяти академика В. Е. Соколова.

В кратком очерке жизни и научной деятельности Владимира Евгеньевича Соколова можно лишь в общей форме обрисовать черты этой многогранной личности, выдающегося биолога, эколога, подлинного созидателя отечественной науки. Воспоминания коллег, друзей и учеников Владимира Евгеньевича, вошедшие в эту книгу, дополнят его биографию, осветят многие детали его научного творчества, организационной работы. Будем надеяться, что со временем увидит свет академическое биографическое исследование, посвященное В. Е. Соколову, включающее обширную библиографию его научных трудов.

Настоящий сборник воспоминаний, как нам кажется, даст возможность новым поколениям отечественных биологов познакомиться с выдающимся ученым, оставившим яркий след в науке XX в., великим созидателем новых научных форм и методов работы, неутомимым исследователем живой природы, настоящим университетским профессором, академиком Российской академии наук В. Е. Соколовым.

С. М. Соколова. О самом близком человеке

Писать о человеке, с которым счастливо прожил около полувека и которого уже нет, тяжело и трудно.

Попытки написать воспоминание о человеке после смерти имеют свои недостатки, так как в памяти всегда возникают фрагменты образа человека, не всегда связанные со всей многогранностью личности. В связи с этим хочется вспомнить стихи С. Есенина:

 
Лицом к лицу – лица не увидать,
Большое видится на расстоянии…
 

Мне хочется рассказать о Владимире Евгеньевиче, о его чертах характера, о которых лучше всего знают члены его семьи.

Мы познакомились с Владимиром Евгеньевичем в Московском государственном университете им. Ломоносова, на спортивной площадке. Он тренировал женскую волейбольную команду Биофака (я училась на первом курсе, а Владимир Евгеньевич – на третьем). Он был превосходным спортсменом и обладал удивительными педагогическими способностями – умел организовать коллектив, сплотить его и воодушевить – обучал нас правильно пасовать, подавать мяч и т. д. Тренировки проходили в мягкой, интеллигентной форме. В этот период волейбольная команда Биофака занимала первые места.

Летом, в период ботанической практики, которая проходила в Подмосковье, он часто сопровождал нашу группу. Через два года мы поженились.

Во время учебы в университете он каждый год летом ездил в экспедиции на Дальний Восток и Южное Приморье – с сотрудниками Медицинской академии наук под руководством Е. Н. Павловского, потом на Черное море, Курильские острова по изучению биологии и промысла дельфинов, на Западный Тянь-Шань – изучал фауну и охотничий промысел.

Владимир Евгеньевич очень любил природу, хорошо знал биологию. У него была прекрасная школа, – еще мальчиком он ходил на экскурсии в лес и на охоту с профессорами Петром Александровичем Мантейфелем и Борисом Александровичем Кузнецовым, которые обучали его отыскивать следы животных, узнавать их повадки, различать птичьи голоса и т. д.

В становлении Владимира Евгеньевича как ученого, безусловно, сыграла роль его семья. Отец – Евгений Алексеевич, профессор Пушно-мехового института, мягкий, интеллигентный, чрезвычайно эрудированный биолог, прекрасно знающий историю России и искусство. Он привил Владимиру Евгеньевичу трудолюбие. С большой теплотой и любовью относился Владимир Евгеньевич к своей матери – Марии Ивановне, которая сумела развить в нем целеустремленность.

Владимир Евгеньевич очень любил университет, нашу Alma mater. Он начал работу в МГУ с должности ассистента и прошел путь до профессора, заведующего кафедрой.

Понимая, что развитие отечественной науки невозможно без воспитания научной смены, Владимир Евгеньевич уделял этому большое внимание. В течение многих лет вел практикум по зоологии, был достаточно строгим преподавателем – требовал знания материала, тщательного выполнения рисунков по заданной теме. К лекциям относился очень ответственно, – на лекциях демонстрировал фотографии, хорошо иллюстрированные отечественные и иностранные книги по специальности. Искренне радовался, если лекции проходили удачно. Умел заинтересовать студентов, поэтому все годы был большой конкурс, чтобы поступить на кафедру зоологии позвоночных животных.

Многие из его учеников стали кандидатами, докторами наук и превратились в ведущих ученых в области биологии и экологии.

Владимир Евгеньевич очень любил Институт эволюционной морфологии и экологии животных, который создал в его современном виде и в котором проработал более тридцати лет. Нам фактически звонили сотрудники до глубокой ночи, он никогда никому не отказывал ни в совете, ни в помощи. Очень многим людям пожилого возраста помогал устроиться на работу.

Владимир Евгеньевич собирал материал в многочисленных экспедициях. К ним он тщательно готовился, – был составлен список необходимых вещей для работы и путешествий, – вплоть до мелочей. В экспедиции всегда брались тяжелые рюкзаки и вьючные мешки. Очень любил оружие, особенно охотничье, хорошо в нем разбирался и аккуратно за ним ухаживал. Экспедиции проводились по всей нашей стране (Дальний Восток, Средняя Азия, Кавказ, Сибирь, остров Врангеля и т. д.).

Владимир Евгеньевич был организатором и постоянным участником Монгольской экспедиции (объездил всю Монголию). Экспедиционные маршруты пересекали Эфиопию, Вьетнам, Перу, Боливию, Мексику и т. д.

Целеустремленность и самоотдача в работе сочетались у Владимира Евгеньевича с отзывчивостью и мягкостью характера.

У него было развито чувство ответственности, научной интуиции, способность впитывать все новое. Владимира Евгеньевича отличала необычайная широта научных интересов. Он вникал во множество самых разнообразных проблем – его интересовали водные млекопитающие, особенности строения кожи и желез животных, вопросы хемокоммуникации, экологии и охраны окружающей среды, рационального использования природных ресурсов, сохранения и расширения сети биосферных заповедников, поведение животных, влияние радиации на растительный и животный мир после Челябинской и Чернобыльской катастроф, охрана животных мира и т. п. Во всех этих проблемах он принимал непосредственное активное участие.

Владимир Евгеньевич очень любил детей и находил с ними общий язык, был прекрасным отцом и дедушкой. Он учил их играть в волейбол, кататься на лыжах, заниматься гимнастикой. Часами занимался с внуком – рассматривали марки, монеты, книги о животных. Научил внука стрелять. Когда Женечка подрос, стал брать его в экспедиции и требовал от него работы и подчинения режиму, принятому в экспедиции.

Владимир Евгеньевич любил домашних животных. В течение последних тридцати лет у нас жили западносибирские лайки. Первая лайка Майн прожил в нашей семье 19 лет. С ним Владимир Евгеньевич неоднократно ходил на охоту. Я помню эпизод, когда мы осенью поехали на Глубокое озеро, и наш пес потерялся. Его искали пять часов, а затем мы вынуждены были уехать. Вся семья не находила себе покоя – потеряли члена семьи, Владимир Евгеньевич каждый день ездил искать пса. И наконец нам позвонили из Москвы, чтобы мы немедленно забрали найденную собаку, так как она всех кусает. Оказывается, Майн нашел в лесу лосей, погнал их и ушел за 10 км. Через неделю он пришел к дачному поселку, худой и голодный. Его пригрели, накормили, решили оставить себе и привезли в Москву. Но пес проявил характер, никого не признавал; позвонили в общество охотников, что найдена лайка. Так мы вернули свою собаку. Уже будучи больным, Владимир Евгеньевич поехал за много километров от Москвы в деревню, чтобы взять щенка – лайку.

Владимир Евгеньевич был увлекающимся, эмоциональным человеком. Очень любил петь русские, цыганские и студенческие песни. Любил остроумных людей. С удовольствием слушал, работая, хорошую музыку, романсы. Любил смотреть по телевизору спортивные передачи: соревнования по лыжам, волейболу, бокс, хоккей. Любил застолье (особенно дома); в течение многих лет мы собирались университетской компанией, пели, танцевали, делились впечатлениями об экспедициях.

У него была удивительная особенность характера – осваивать все новое. В молодости увлекался фотографией, прекрасно фотографировал (природу, животных), проявлял и даже вирировал (создавал разные оттенки фото). С появлением киноаппаратов – научился снимать кино; а затем овладел видеотехникой. В экспедиции, в поездки – всюду брал с собой видеоаппаратуру.

У Владимира Евгеньевича были золотые руки – он все умел. С удовольствием делал какую-нибудь бытовую работу как отдых от умственного труда, мастерил рамки для картин, работал в саду. За свою жизнь мы с Владимиром Евгеньевичем посадили много деревьев. Любил он и мастерить всякие поделки из древесины – вырезать стамесками, выжигать и т. д.

Владимир Евгеньевич много читал. Литература была разнообразной: научная, классическая (очень любил А. П. Чехова, А. С. Пушкина и т. д.); для отдыха – детективы английские, отечественные, военно-приключенческие, фантастика. Увлекался книгами выдающихся русских путешественников: П. П. Семенова-Тян-Шанского, Н. М. Пржевальского, Г. Е. Грум-Гржимайло, В. А. Обручева и т. д.

Владимир Евгеньевич любил свою страну и этой любовью руководствовался в интернациональной деятельности. В течение многих лет он был вице-президентом международной программы «Человек и биосфера», членом комиссии ООН по вопросам окружающей среды и развития, вице-президентом Международного союза биологов.

У Владимира Евгеньевича было множество друзей за рубежом. Его отличала способность располагать к себе людей, легко находить общий язык с людьми разных специальностей. За рубежом много выступал с лекциями – по биологии, охране окружающей среды, результатам исследований по влиянию радиации и т. д. После смерти пришло много писем-соболезнований в адрес РАН.

Последний год жизни был трудным: борьба с болезнью и стремление сделать как можно больше. Дома и в больнице Владимир Евгеньевич много работал, заканчивал книги «Кожный покров млекопитающих», «Тушканчики Монголии» и т. д. Болезнь не сломила его, до последних дней он не склонил головы перед ней. Его мужество достойно восхищения. И только очень волновался, если я заболевала или опаздывала к нему в больницу…

Все годы, прожитые вместе, я постоянно ощущала дружеское плечо, на которое можно опереться. Мы прожили долгую, полную ярких впечатлений жизнь. Я благодарю судьбу за то, что долгие годы прожила с ярким, талантливым человеком. Я счастлива, когда вижу черты его характера в дочери и внуке.

Н. В. Лебедева. Памяти моего папы

Мои воспоминания о детстве, о моей семье, той радостной и беззаботной жизни, защищённой папой и мамой, до сих пор всегда вызывают ощущения невероятного уюта и покоя. Это чувство каждый раз греет меня, и я понимаю, насколько счастливым и благополучным было моё существование. Мой папа – умный, сильный, большой – всегда был на страже семьи. Много хотелось бы рассказать о том, каким был папа, но это просто невозможно из-за многогранности и масштабности его натуры. Но для меня, в первую очередь, это был мой папа, заботливый, любящий, беспокоящийся обо мне.

Сколько себя помню, папа всегда очень много работал. Вечно окружён рукописями, бумагами, книгами. Даже в те редкие свободные выходные, когда летом мы ездили на Николину гору, купаться в Москве-реке, у папы всегда с собой был огромный потертый кожаный портфель, плотно набитый нужными для работы на пляже бумагами. Папа, конечно, обладал невероятной работоспособностью, при этом он очень любил то, чем он занимался, свою работу, дело своей жизни, любил экспедиции, любил просто трудиться. Не проходило ни одного дня, чтобы он, придя поздно вечером с работы, поужинав, не шёл и не писал, писал, писал, не важно как – сидя за столом или просто на коленях, подложив папку. Потом, перед сном, ещё обязательно читал книги. Ложился спать всегда очень поздно. А рано утром начинался следующий, очередной рабочий день с невероятным количеством разных обязанностей и дел.

Мне, вероятно, было лет 5, папа готовился к защите докторской диссертации. Моя кроватка стояла в комнате, где трудился папа, и поэтому я вечерами имела возможность наблюдать, как он работал над диссертацией, думал, ходил, писал. Везде: на большущем овальном столе, на диване, на стульях и даже на полу – лежали бумаги, они буквально летали и кружились в воздухе, так мне виделось это. Работал папа до поздней, поздней ночи, зачастую до утра. При этом у него всегда хватало времени на семью, на свою дочь. Вспоминается, когда была совсем крохой, если не могла заснуть вечерами (а это, как мне помнится, случалось довольно часто), папа носил меня на руках. Если болела, особенно если температурила, папа читал мне книги. Как-то болела корью, уже в достаточно взрослом возрасте, с большущей температурой, пребывая в каком-то полубреду, полусне, а тем не менее, помню, папа читал мне Гомера, «Илиаду» и «Одиссею». Книги вообще занимали значительную часть в жизни папы. Был он разносторонне образованным и эрудированным человеком, очень много читал, хорошо знал историю, разбирался в искусстве, интересно и увлекательно умел рассказывать. Как же я любила слушать его. Мне думается, что глубина и тонкость его натуры, строгость к себе, непритязательность, скромность, глубокое уважение и любовь к своим родителям, уважение и почитание своих учителей и преподавателей, воспитанность, все эти и многие другие личностные качества были привиты в той интеллигентной среде, семьёй, в которой вырос мой папа.

В нашем доме было заведено по воскресеньям приезжать на обед к бабушке и дедушке, папиным родителям. Как же я любила эти путешествия с мамой и папой, когда можно было висеть между ними на руках, в крохотную двухкомнатную квартирку, расположенную в большой коммунальной квартире в Лялином переулке. Мне так всё это чётко рисуется в памяти, как будто и не прошло стольких лет. Как прыгала там с папиных коленок на старый диван с круглыми подлокотниками, как слушали большое радио с зелёным огоньком. Потом был обед, после которого меня укладывали для послеобеденного сна, а вечером мы ехали домой, и это почему-то всегда было грустно. Жили мы тогда – мама, папа, дедушка (мамин папа) и я – на улице Горького, напротив Моссовета, сразу над книжным магазином, но за книгами мы с папой ходили в букинистические, на Кузнецкий мост и в проезд Художественного театра. Я всегда ждала этих походов, да и папа любил ходить туда и смотреть книги. А ещё мы с папой часто бывали на Неглинке, там располагался большой охотничий магазин, около Пассажа, где подолгу рассматривали ножи и ружья. Кроме того, папа собирал марки, но не все подряд, а тематические, связанные с биологией. Папа с молодости увлекался фотографией, и как же было интересно наблюдать, находясь в кромешной тьме, лишь при тусклом красном свете, как на белой бумаге в ванночке с проявителем вдруг начинали вырисовываться очертания, и потом появлялось изображение. Много что интересовало моего папу, и это всегда были не поверхностные знания, если он чем начинал заниматься, то, поверьте, в этом он добивался совершенства. Его ум, любознательность, трудолюбие легко позволяли ему достичь заданной цели. В молодости сам начал изучать английский, и потом мог легко изъясняться без помощи переводчиков. Потом, спустя много, много лет, будучи уже далеко не молодым человеком, абсолютно занятым наукой и разными многочисленными административными должностями, решил учить испанский язык. И тоже успешно.

Надо отметить, что папа никогда не повышал на меня голоса, не ругал. Просто достаточно было его взгляда и/или беседы, и все вставало на свои места. Вспоминается мне случай: будучи ещё маленькой, я ходила гулять с тетей Пашей (сестрой маминого папы) в сквер на Советской площади, около Института марксизма-ленинизма, за памятником Юрию Долгорукому. Так вот, я не хотела после прогулки идти домой и взяла себе за манеру садиться в серой беличьей шубке в лужу (вероятно, дело шло к весне). Это повторялось из раза в раз, пока информация о моем поведении не дошла до папы. Никакого наказания не было, но я больше так не делала. Тем не менее, я помню, что папа говорил мне: что неприлично рассматривать человека, если у него какой-то физический изъян; что в метро надо придерживать двери для людей, идущих за тобой; что мужчины, входя в помещение, обязаны снимать головной убор; что, входя в здание, сначала нужно дать возможность людям выйти; что всегда надо помнить и почитать своих учителей; и ещё много чего, о чем, боюсь, многие теперь и не знают, и не задумываются. Если разбилась, ударилась, если больно, не плакать, не жаловаться, перетерпеть. Таков был мой мир, мир моей семьи.

Очень хорошо помню наши походы в зоопарк. Это были не просто походы, они всегда сопровождались увлекательнейшими рассказами о животных. Ещё помню, как ранней, ранней весной на даче в Перхушково, папа поднимал меня рано, рано утром, с рассветом, и мы шли в лес, слушать птичек. Было интересно и ужасно холодно, но, как вы понимаете, как папа умел рассказать о своём деле, кто поёт и как! Летом и осенью он любил ходить за грибами, научил и меня этой тихой, но такой азартной и увлекательной охоте. А эти незабываемые поездки на газике по бездорожью на Глубокое озеро! Мне вообще очень нравилось ездить на машине по кочкам, грязи, лужам, чем больше приключений, тем интереснее! Когда я стала старше, учил меня водить машину, стрелять из ружья.

Папа очень любил и понимал природу, любил животных, недаром он столько сделал для сбережения этого нашего богатства, которое зачастую так безрассудно уничтожается. Дома у нас всегда жили разные животные: хомячки, тушканчики, соня. Но моя мечта была связана с собакой, мама с дедушкой были против, папа отмалчивался. И вот однажды мы с дедушкой и мамой вернулись с дачи, папа был в очередной командировке, и лифтерша сообщила, что к нам приехал мужчина с какой-то большой коробкой, и он зайдёт попозже. И вот, когда вечером он пришёл и открыл коробку, оттуда вылез огненно-рыжий маленький комочек и сразу залаял. С тех пор порода западно-сибирских лаек навсегда поселилась в нашей семье.

Это мой папа привил мне любовь к путешествиям. Осенью, когда природа необыкновенно хороша своими красками и какими-то неповторимыми осенними запахами, папа часто возил меня по разным историческим местам и старинным усадьбам. И это я очень хорошо помню. А каждое лето он обязательно ездил в научно-исследовательские экспедиции. И, конечно, по возможности, папа брал меня, а потом, многим позже, моего сына, с собой в поездки. Воронежский заповедник, Приокско-террасный заповедник, Челябинская область, Костромская, Карелия, Карадаг, Утриш – это лишь немногие места, куда мне повезло съездить. Папа очень любил экспедиции. Там он имел возможность познавать новые места, получать новые знания в сочетании с любимым исследовательским делом, наукой. Он мне всегда говорил, что наука – это творчество, где человек предоставлен сам себе, где он свободен, он сам задаёт себе задачу и сам её решает. Все зависит только от самого человека. За всю свою жизнь он ни разу не был в отпуске. Не любил дома отдыха, там ему было скучно. Любил романтику экспедиционных поездок, несмотря на то, что эти поездки были и сложными, и требующими постоянного труда, и даже иногда опасными. Вьетнам, Монголия, Эфиопия, Перу, Мексика, Кения, и т. д., и т. п., почти весь СССР: от и до, Челябинск, Чернобыль…. В поездках с ним всегда были люди, на которых он мог положиться, его соратники, друзья. Как тепло вспоминают о моем папе люди, с которыми он работал. Хотя прошло 20 лет после смерти папы, я до сих пор с трудом сдерживаю слезы, когда на традиционных ежегодных встречах в институте люди, с которыми он делал одно общее дело, с кем работал и дружил, вспоминают о нем.

Тогда, 1 февраля 1998 г., ему исполнилось 70 лет, а спустя два месяца, 19 апреля, на Пасху, его не стало. Сейчас ему бы было 90 лет. Его нет физически с нами, но он продолжает жить в памяти людей, в его учениках, в научных трудах. Недаром он был отмечен высокими Государственными наградами! Моя мама, мой сын, Евгений, и, конечно, я помним, любим, гордимся! Это был очень талантливый, умный человек, настоящий мужчина, отец и дед!